Останься со мной

Глава 10

«Не тратьте чернила на девушек,

которые не замечают своей красоты.

Пишите о тех, кто знает,

но предпочитает игнорировать это.»

— Оливер Мастерс

На следующее утро я обнаружила записку под своей дверью. Там было написано: «Пропусти завтрак, встретимся в комнате № 23». По подчерку было совершенно не понятно, кто ее автор. До завтрака оставалось всего пятнадцать минут, и мне потребовалось всего полсекунды на то, чтобы принять решение, желание узнать от кого она, превзошло порыв проигнорировать послание. Я схватила одежду, состоящую из шорт, простой серой футболки с глубоким V-образным вырезом, толстовки с капюшоном и кеды Converse. Весь мой гардероб состоял из белого, серого и черного, без единого цветового акцента. Зато все со всем сочеталось.

После душа я оставила волосы распущенными, чтобы они высохли на воздухе. Они заканчивались чуть выше моей груди и уже отрасли на полдюйма с тех пор, как я появилась здесь. Они выглядели темнее, чем прежде, но опять же, я не была на солнце больше месяца. Я забыла, каково это — чувствовать солнечное тепло на своей коже, и задавалась вопросом, когда я почувствую его снова, если это место не убьет меня раньше. При любой возможности выйти на улицу, солнце либо пряталось за серыми облаками, либо шел дождь.

Комната с номером «23» находилась на втором этаже. Пока я спускалась вниз по мраморной лестнице, мои кеды не издавали никакого шума, и я молилась, чтобы это оказался не Лиам.

После резкого поворота направо по длинному коридору я замедлила шаг и заметила Олли, который ожидал меня, прислонившись к стене, с коричневым пакетом и двумя стаканчиками в руках.

Невольно мое тело остановилось, чтобы взглянуть на него и перевести дух, словно я не могла сделать это одновременно.

Когда его глаза встретились с моими, появилась сонная, но очаровательная улыбка. Солнечные лучи струились через окна, как будто солнце ждало его проклятой улыбки, и он опустил голову, чтобы скрыть свое удовлетворение. Он уложил свои густые волосы обычной волной назад, и маленькие пряди торчали над ушами. Он посмотрел на меня с ослепительной улыбкой, и я ускорила шаг, чтобы поскорее добраться до него — до парня, который вынудил меня пробить чертову цементную стену, потому что, ну, в кои-то веки, я была готова признать, что он добрался до меня. А я этого не ожидала.

— Ты опоздала, — сказал он, когда я подошла, и протянул мне напиток. — Я понимаю, что вы, американцы, предпочитаете кофе чаю. Надеюсь, что тебе он понравится. — Я немедленно сделала глоток, чтобы успокоить свои нервы и скрыть улыбку. Кофе буквально таял во рту, из горла вырвался тихий стон, и он одарил меня улыбкой. — Честно говоря, не думал, что ты придешь.

— Я тоже. — Позади него была высокая деревянная дверь, изогнутая полукругом наверху. Она выглядела нелепой, как будто она находилась не на своем месте. Все остальное было похоже на меня, такое же холодное и лишенное индивидуальности. Однако дверь казалось теплой, наполненной историей и характером.

— Что там?

Олли сделал шаг в сторону и указал на табличку с надписью «Библиотечный зал № 23».

— Пойдем, мы просто позавтракаем, но уверяю тебя, это действительно классное место. Я думаю, тебе понравится.

Дверь со скрипом открылась, и я вошла внутрь, совершенного не ожидая того, что оказалось внутри. Посреди помещения стоял небольшой письменный стол, на котором стоял компьютерный монитор начала 90-х. Столешница была завалена бумагами и книгами, и я повернулась к Олли, который был позади меня.

— По субботам здесь никого не бывает. Так что эта комната в нашем распоряжении. — Он прошел мимо меня, обогнул письменный стол, туда, где комната разделялась на несколько проходов, и сказал: — Ну давай же, пойдем.

Олли повел меня по проходу, недостаточно широкому для двоих. Каждый ряд был узким и от пола до потолка заставлен книгами. В библиотеке стоял сладкий, но мускусный запах шоколада, смешанный с запахом бумаги.

Олли резко повернул налево, и следом показалось еще несколько рядов. Каждый их них был у̀же предыдущего, но Олли двигался быстро, как будто знал, куда идти. Не отличимые друг от друга, проходы расходились во всех направлениях, переплетаясь, создавая мир грез, окруженный литературой. Книги громоздились на каждом дюйме, и мой взгляд метался по сторонам, пока Олли вел меня через лабиринт, пока мы, наконец, не достигли места назначения.

В небольшом закутке, скрытом от посторонних глаз, книги были подобраны по цвету и возвышались до самого потолка. Лучи отражались от круглых стен и падали на пол. Я посмотрела вверх, и увидела окно под потолком. Олли сел на пол и похлопал по месту рядом с собой, прежде чем открыл пакет.

— Где ты все это взял? — спросила я, когда он протянул мне круассан.

Он сделал глоток своего напитка и закрыл глаза, как будто только и ждал, чтобы добраться до этого места и насладиться чем-то настолько простым. Его глаза не открывались, пока он сделал пару глотков, а когда открыл их, то поймал меня, наблюдающую за ним в благоговейном трепете.

— Все дело в мелочах, Мия, — мы обменялись улыбками, прежде чем он, наконец, ответил на мой первоначальный вопрос. — Я не могу рассказать тебе все свои секреты. К тому же, если я расскажу, то больше буду не нужен.

Мои зубы вонзились в круассан, и это было идеальное сочетание хрустящей корочки снаружи и маслянистого крема внутри.

— Если ты будешь приносить мне круассаны каждую субботу, то я с радостью рожу тебе детей.

Олли повернул голову ко мне и тяжело сглотнул.

— Ловлю тебя на слове, — ухмыльнулся он, в попытке смягчить серьезность в своем тоне, и я быстро отвела взгляд, рассматривая окружающую обстановку.

— Комната похожа на лабиринт. Как тебе удается не заблудиться?

Он проглотил еду, прежде чем ответить:

— О, я теряюсь тут. Однажды мне потребовался час, чтобы найти выход, но как бы долго я не блуждал здесь, я всегда нахожу дорогу назад. Обычно я прихожу сюда каждое субботнее утро. Кушать в столовой каждый день с одними и теми же людьми надоедает. Иногда нужно разнообразие, чтобы сохранить рассудок. — Он подтянул колени и положил на них руки. — Опять же… мелочи.

Отправив в рот остаток круассана, я сделала глоток кофе и встала на ноги. Олли посмотрел на меня любопытным взглядом.

— И куда, по-твоему, ты убегаешь?

— Давай сыграем в игру, — сказала я, и улыбка скользнула по его губам. — Если ты найдешь меня первым, и я отвечу тебе…

— Ответишь на что?

— На любой твой вопрос, но, — я подняла палец. — Если я доберусь до тебя первой, ты должен рассказать мне, почему ты здесь.

Он отправил в рот последний кусочек пончика и, с набитым ртом, произнес:

— Хорошо, я согласен. — Затем он отряхнул руки и встал.

Я медленно попятилась от него.

— Ты останешься здесь и досчитаешь до шестидесяти, пока я попытаюсь спрятаться.

Олли сделал шаг вперед, а я — еще один шаг назад.

На его губах заиграла самоуверенная ухмылка.

— Не уходи из библиотеки, Мия. Если я проведу часы, разыскивая тебя, как дурак, а потом пойму, что ты ушла…

Я уперла руки в бока и ответила такой же улыбкой.

— То, что ты собираешься сделать?

Олли опустил взгляд в пол и слегка покачал головой, пряча улыбку. Затем он провел рукой по волосам и повернулся ко мне спиной.

— Я не считаю вслух, милая. Тебе лучше поторопиться. — Он положил ладони на круглый книжный шкаф и наклонился.

Я наблюдала за ним, восхищаясь тем, как двигаются его лопатки под рубашкой, затем мои глаза скользнули вниз по его торсу и остановились на симпатичной попке.

— Я знаю, что ты пялишься, — рассмеялся он.

Мои щеки вспыхнули, и я побежала в противоположном направлении, пытаясь затеряться в лабиринте. Примерно через минуту я замедлила шаг, чтобы повернуть в другой ряд, и мой голос эхом разнесся по проходам из многочисленных книг, когда я произнесла:

— Найди меня, Олли.

Я продолжала идти вперед, надеясь, что зайду в тупик, но этого не произошло. За каждым углом или переходом было новое ответвление, более запутанное, чем раньше, и через десять минут я оказалась в секции романтики, снимая книги с полки и просматривая их обложки.

Каждая выглядела аналогично другой. Либо мужчина и женщина держались за руки, либо обнимались и целовались, демонстрируя привязанность друг к другу, но все это было ложью. Я не видела этого в их глазах или улыбках, потому что все это было ненастоящим. Ложная реклама, если хотите знать мое мнение. На обложках книг должны быть указаны только название, автор и краткое описание. Говорят, не стоит судить о книге по обложке, однако все так и делают.

Пара ладоней коснулась моих рук, и тепло Олли за спиной заставило меня улыбнуться.

— Похоже, я должен задать тебе вопрос. — Его дыхание обжигало мою шею.

Кончики его пальцев путешествовали по всей длине моих рук, пока не нашли мои. Единственным звуком было биение пульса в ушах, и я боролась с тем, чтобы не прижаться к нему всем телом.

Олли, должно быть, почувствовал то же самое, потому что именно он сократил расстояние между нами, прижавшись своим телом к моей спине. Затем перекинул мои волосы на другое плечо.

— Один вопрос, — выдавила я из себя, когда его прерывистое дыхание коснулось моих волос.

— Это нечестно. Я так много хочу узнать. — Он переплел свои пальцы с моими и наклонил голову к уху. — Я хочу знать, какой ты любишь кофе и какая твоя любимая песня. Хочу знать, что тебя раздражает, и самое худшее, что ты совершила. Чего ты больше всего боишься больше всего, и разговариваешь ли ты во сне. Предпочитаешь ли ты шоколад или ваниль, и плакала ли ты, когда смотрела «Дневник памяти»? Видела ли ты его вообще, и нравятся ли тебе фильмы. Что приносит тебе самый большой кайф, и что может прогнать твою боль? — Олли глубоко вздохнул, от чего мое сердце подпрыгнуло в груди. — Но больше всего я бы хотел знать, так это… Готова ли ты открыться мне и рассказать мне все это?

— Это твой вопрос? — растерялась я, от сказанных им слов.

— Да, — выдохнул он. — Это мой вопрос.

Я повернулась к нему лицом, его глаза наполнились надеждой и удивлением, но судя по его отсутствующей улыбке, он ждал неизбежной правды. Мы оба знали, что внутри меня нет ничего, что можно было бы открыть, пустая оболочка. Так что мне было терять?

Именно там, в центре раздела с романтикой, похожей на лабиринт, в библиотеки Университета Долор, в Соединенном Королевстве, я решила, что готова показать ему, что я не более чем пустая душа.

— Я только разочарую тебя.

— Сомневаюсь в этом.

— И со мной трудно, — предупредила я.

— Хорошо, — ухмыльнулся Олли. — Меньшего я и не ожидал, Мия. Я всего лишь прошу тебя снести свои стены. Даже не стены, блядь, просто вырежи мне дверь. Я хочу узнать тебя, — он взял меня за руку, и меня укутало спокойствие.

У меня не было сил, чтобы разрушить стены, не говоря уже о том, чтобы вырезать дверь. Барьеры существовали уже десять лет. Жесткие и крепкие, окружающие меня не просто так. У каждой из них была своя цель, и, хотя я уже забыла, почему они там вообще появились, мне было страшно, что произойдет, если я начну вырезать в них отверстия. Стены стали моими друзьями — они давали безопасность. Однако я кивнула в ответ, потому что слабый проблеск надежды в его глазах передался и мне, как инфекция.

— И чтобы прояснить, я никогда не смотрела «Дневник памяти», и не планирую.

Олли откинул голову назад, и хриплый смех эхом разнесся по нашему лабиринту.

Смех, который я так быстро полюбила.

Мы потеряли счет времени, лежа на полу, склонив головы и глядя на башню из книг, как будто они были звездами. Разноцветные переплеты были разбросаны в случайном порядке.

И если хорошо сконцентрироваться, то можно было различить разные фигуры. Если я смотрела достаточно долго, не моргая, казалось, что цвета медленно перемещаются. Все, что мне нужно было сделать, это закрыть глаза на три секунды, а открыв их снова, моя палитра опять наполнялась новыми красками.

— О чем ты думаешь? — спросил Олли, закидывая руку за голову.

Я улыбнулась.

— В этой комнате витает столько слов. Это безумие — только вдумайся, мы лежим здесь, в библиотеке, в окружении все этих историй, которые придуманы людьми. Только этот ряд полностью состоит из персонажей и миров, которые сначала были выдуманы, а теперь существуют на бумаге, — я подняла руку над нашими головами и в изумлении обвела вокруг нас. — Все это — моменты смерти, трагедии, первые и последние поцелуи, мгновения слабости, близости и слез…, и я не могу не думать, что никогда не смогу узнать или, возможно, понять ни одно из этих чувств.

— Ты никогда не плакала?

— Я уверена, что плакала, когда была маленькой девочкой, но я ничего об этом не помню, — я повернулась на бок, чтобы встретиться с ним взглядом, но он смотрел в потолок. — А что насчет тебя?

— Ты спрашиваешь, плакал ли я? Что это за вопрос? — спросил он с весельем в голосе. Его взгляд скользнули к моему, и я кивнула со всей серьезностью. — Я, как известно, плачу, но только по понедельникам и средам.

Я игриво толкнула его в плечо.

— Олли, серьезно. Расскажи мне об этом. Каково это?

— Ладно, ладно. Не нужно применять физическую силу. — Олли повернулся на бок, лицом ко мне, и подпер голову ладонью. — Есть два типа слез, — сказал он, затем сделал паузу. Затем выдавил из себя смешок и поднес пальцы к глазам.

— Вау, мы это сейчас серьёзно, да?

Он взял себя в руки и снова посмотрел на меня.

— Хорошо. Итак, есть два вида боли, и она не обязательно должна быть физической и, хотя многие говорят, что они одинаковы, это не так. Я перейду к самой худшей, а именно к эмоциональной боли. Она начинается прямо здесь, — он указал на мои легкие. — Внезапно ты не можешь дышать, будто тебя ударили в живот, и весь воздух покинул твое тело. Затем начинается паника…

Его пальцы медленно двигались от моих легких к груди, и мне стало интересно, чувствует ли он биение моего сердца под своими пальцами.

— В твоем сердце возникает такая сильная боль, что ты скорее предпочтешь умереть сотню раз, чем вынести еще секунду агонии. Твое сердце колотится, и ты чувствуешь, как оно разрывается, потому что частички, которые когда-то принадлежали тебе, теперь исчезли.

Олли убрал мои волосы за ухо, прежде чем нежно прикоснуться пальцами к моему виску.

— И когда ты думаешь, что хуже уже не будет, твоя голова раскалывается от нехватки кислорода и нужного количества крови. В разуме одновременно борется пустота и огромный поток мыслей. И как раз в тот момент, когда в твоей голове гремит гром, молния сверкает у тебя перед глазами. Электричество, жалящее и умоляющее освободиться, и лучшее, что можно сделать, это перестать бороться с ним. Если ты сдерживаешь слезы, Мия, боль накапливается в твоем сердце, а оно не сможет выдержать такого давления.

Олли прикоснулся к моему лицу. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести ни слова. Мне хотелось спросить его, испытывал ли он когда-нибудь подобное раньше, но это был глупый вопрос, если он помнил все это так живо. Настолько ярко, будто он уже не раз испытывал эмоциональную боль. Сколько же раз этот высокий и сильный мужчина был сломлен, пытаясь собрать себя воедино, чтобы вновь пройти через те же мучения? И настолько меня это волновало, раз я захотела узнать?

— Самое прекрасное — это когда ты даже не осознаешь, что это происходит, — продолжал говорить он. — Ты не борешься с этим, потому что твоя душа наконец-то смирилась с тем, что происходит, и вот тогда ты понимаешь…

— Понимаешь что? — выпалила я, ловя каждое его красивое слово.

Олли ухмыльнулся.

— Ты чувствуешь что-то настолько сильное, что больше не можешь без этого.

Остаток утра мы провели в библиотеке, разговаривая и дурачась, охваченные чувством восторга. Мы пробежались по разделу истории, каждый шаг пересекал десятилетия сражений, войн и свободы, за которую боролись люди. В разделе детской литературы Олли подхватил меня на руки и понес на плече через «Преступления и триллеры». Я ускользнула из его объятий в разделе «Мистики», но затем он поймал меня в «Романтике», и наши улыбки постепенно исчезли. Настроение между нами менялось вместе с жанром, он сделал шаг ближе — наши ноги ступали по предательским водам, а сердца играли с огнем. Я оттолкнула его и побежала, а когда оглянулась, Олли улыбнулся, прежде чем снова погнаться за мной.

И до самого обеда я не вспоминала, где мы находимся.

— Ты придешь сегодня вечером? — спросил Олли, прежде чем мы вошли в столовую

Я подняла свой гипс в воздух.

— Даже если бы я хотела, я не смогла бы подняться по вентиляции со сломанной рукой.

— Точно. Расскажи мне… почему ты ударила кулаком в стену?

— Потому что ты поцеловал меня, — сказала я, пожав плечами.

Он потянулся к переносице, из его горла вырвался смешок.

— Извини, ты… — он сделал паузу и остановился, чтобы согнуться пополам и снова рассмеяться, а когда выпрямился, сделал глубокий вздох, а затем продолжил: — Ты ударила кулаком стену, потому что я поцеловал тебя?

— Это не смешно, сукин ты сын, было больно.

Олли откинул голову назад и хлопнул в ладоши.

— Я смеюсь не потому, что тебе было больно, просто ты произнесла это так равнодушно… Черт… — выдохнул он, и его улыбка исчезла, он обнял меня, притягивая ближе к себе. Его зеленые глаза преобразились, как будто в голове загорелась лампочка, и он замер.

— Ты ведь понимаешь, что это значит, да?

— Что?

Уголки губ Олли приподнялись.

— Увидишь.