Останься со мной

Глава 11

“Она и монстр, и шедевр,

Достойная того,

кому под силу не только бездну усмирить,

но и того, кто будет в силах зажечь огни в ее душе.“

— Оливер Мастерс

В воскресенье утром меня разбудила громкая гроза, когда ливень начал барабанить в мое окно. Его капли в умиротворяющем ритме напевали свою песню в темном небе над Долором. Когда я посмотрела в окно на холмистую местность поверх кирпичной стены, окружающей кампус, то ничего не увидела, кроме серого неба. И ничто не указывало на то, что погода улучшится до конца дня. Солнце планировало взять выходной, позволив дождю сиять, как это обычно бывает в этом городе.

После утреннего душа, который сам по себе превратился в тренировку из-за моего гипса, я натянула удобные серые спортивные штаны и белую футболку, почистила зубы и собрала волосы в небрежный пучок на голове, потому что это был один из тех дней. Сегодня был дождливый день.

К тому времени, как я добралась до столовой, Зик уже закончил есть, а Джейк и остальная компания отсутствовали. Должно быть, они здорово повеселились прошлой ночью и решили отоспаться.

Заняв свое место напротив Зика, я натянула капюшон толстовки на голову. Каждый раз, когда шел дождь, температура в здании опускалась на десять градусов.

— Доброе утро, Зик.

Его дикие глаза смотрели в тарелку. Наш столик стоял напротив больших панорамных окон, которые занимали целую стену столовой, пока дождь продолжал лить вовсю, тарабаня по стеклам. Вилка в руке Зика дрожала.

— Все в порядке. Ты в безопасности.

Моя попытка успокоить его, похоже, не удалась, поэтому я сосредоточилась на еде.

— Я вчера съела круассан, и он был чертовски вкуснее, чем это дерьмо, — пробормотала я, ковыряясь в яйцах. Положив в рот полную ложку, я заставила себя проглотить, потому что умирала с голоду и это было лучше, чем ничего. Я начала думать, что британцы не знали о существовании приправ, потому что здешняя еда была слишком пресной, именно поэтому все в Великобритании были худыми и стройными, а в Америке страдали от избыточного веса.

— Итак, вчера мы с Олли ходили в библиотеку. Ты был там?

Зик вздрогнул от раската грома, в его карих глазах появилась паника. Если я продолжу с ним разговаривать, может, это отвлечет его от мыслей о грозе.

— Она похожа на лабиринт. И там можно легко заблудиться. Повсюду книги, сложенные стопками от пола и до самого потолка. Это было изумительно*. — Я усмехнулась своему каламбуру, прежде чем снова посмотреть на Зика. — О, да ладно. Это было забавно. (Прим. ред.: оригинал «It was a-maze-in» — игра слов, состоящее из amazing (в пер. изумительно) и maze (в пер. лабиринт)).

Неподалеку прогремел гром, а затем ударила молния, погрузив столовую в кромешную тьму. Зик вскрикнул, и я, не раздумывая, бросилась к нему. Я присела на корточки рядом с ним, не зная, что делать — должна ли я протянуть руку, чтобы прикоснуться к нему, или мне следует заговорить? Было темно, и я с трудом могла разглядеть его лицо.

— Все в порядке. Дыши, Зик, просто дыши. Это я. Мия. Я не позволю никому причинить тебе боль, — сказала я, пытаясь перекричать его.

Зик затих, пока я продолжала говорить с ним, ожидая, когда снова включится свет или сработают генераторы.

Примерно через две минуты после наступления темноты свет медленно замигал и по внутренней связи прозвучало объявление.

— Это декан Линч. Пожалуйста, возвращайтесь в свои комнаты пока шторм не утихнет. Я повторяю, возвращайтесь в свои комнаты и ждите дальнейших инструкций.

— Хорошо, Зик, я отведу тебя обратно в твою комнату, но ты должен показать мне, где она, — я помогла ему встать со стула. Судя по телосложению Зика, ему было не больше шестнадцати.

Мы шли близко друг к другу, пока он показывал путь, а люди проталкивались мимо нас в коридорах. Двери открывались и закрывались, в воздухе были слышны приглашения на вечеринку в определенные комнаты, смех и оскорбления проносились по залам. Время от времени Зик останавливался и замирал на месте.

Его комната была того же размера, что и моя, но казалась меньше из-за количества мебели, стоящей в маленьком пространстве. Тут были мягкие стены, а телевизор и DVD-плеер стояли на комоде у стены — там, где в моей комнате стоял стол. В углу был маленький столик и стул. Рядом стоял мини-холодильник.

— Ты хорошо тут устроился, Зик.

Он пошел прямо в свою кровать и свернулся калачиком, прежде чем я помахала ему на прощание и закрыла за собой дверь.

Добравшись до своей комнаты, я обнаружила еще одну записку, подсунутую под дверь. В ней было написано: «Завтрак в моей комнате, постучи дважды — О.» С каждым разом улыбаться от его имени становилось все легче и легче. Нынешняя улыбка отличалась от других. Это была не та улыбка, которую мне приходилось изображать, она была настоящей. Она не была натянутой, как если бы кто-то рассказывал ужасную шутку. Эта улыбка не была вымученной, как в те времена, когда люди говорили: «Улыбнись, Мия. Все могло быть и хуже.» Нет, это была «улыбка Олли»: привычная, характерная и непринужденная.

Я прошла четыре комнаты до Олли и постучала два раза, как было велено.

— Кто там?

— Мия.

— Какая Мия? — спросил Олли, забавляясь с другой стороны двери.

Я покачала головой, и «улыбка Олли» коснулась моих глаз.

— Мия, которая входит без разрешения?

Дверь открылась, и с другой стороны с ленивой усмешкой стоял полусонный Олли. Я не могла не задаться вопросом, была ли это «улыбка Мии», или была ли она у него вообще. Его волосы были в беспорядке, он был одет в спортивные штаны и свободную черную футболку.

— Нам придется поработать над твоими шутками «тук-тук», милая. — Его изумрудные глаза сверкнули, когда он потянулся к моей здоровой руке и притянул к себе.

Его комната выглядела чище, чем все предыдущие разы. На матрасе были подушки — настоящие подушки — и одеяла.

— Разве у тебя не было вечеринки прошлой ночью?

— Была, но я выгнал всех пораньше. Вот, я взял тебе круассан, — сказал Олли, протягивая мне пакет, — но я не смог достать кофе. Такая возможность есть только по субботам.

Не теряя времени, я полезла в пакет за выпечкой и впилась зубами в эту вкуснятину.

— О, ты невероятен, — промурлыкала я с набитым ртом.

Олли перелез через матрас и растянулся на куче подушек у стены.

— Какие у тебя планы на день? — спросил он, когда я упала на матрас рядом с ним.

— Мы в изоляции, так что, я думаю, ничего. Я сейчас должна быть в своей комнате.

— Нет, все в порядке. Стэнли не будет проверять комнаты из-за шторма.

Покончив с круассаном, я слизала глазурь с пальцев, и из меня вырвались импульсивные стоны. Глаза Олли загорелись, когда я смаковала каждый палец.

— Ты всегда стонешь, когда ешь? Потому что меня это вроде как заводит.

Я игриво толкнула его локтем в плечо, и тот упал на спину, притворяясь раненым.

— Мне говорили, что я издаю больше звуков, когда ем, чем во время секса, так что да… Пока еда вкусная, я ничего не могу с этим поделать.

— Мне это нравится, — прошептал он, и еще один раскат грома эхом отозвался в комнате, а ветер засвистел в окне. — Но я не хочу слышать о твоей сексуальной жизни.

— Ревнуешь?

Олли покачал головой.

— Я удручен.

— Я не знаю, что это значит.

— Опустошён, — он обхватил меня руками за талию и притянул к себе. — Обескуражен, — он убрал волосы с моей шеи. — Раздавлен, — он провел носом по коже под моим ухом. — Мне продолжать, Мия?

Все, о чем я могла думать, так это о его руках на мне и его дыхание на моей шее.

Да, продолжай, Олли.

— Я поняла.

Мой глупый, глупый рот.

Олли выпустил меня из своих объятий и лег на спину. Мне потребовались все силы, чтобы не забраться на него сверху.

— Итак, чем мы собираемся себя занять? — спросила я, гадая, что у него на уме, но потом вспомнила, что сказали Джейк и Алисия. Их слова повторялись снова и снова. «Олли не валяет дурака. Он не из таких».

Олли перевернулся на бок и обхватил голову рукой.

— Хорошо, прежде чем ты что-нибудь скажешь…

Я легла на бок, лицом к нему.

— Почему начало этого предложения пугает меня?

— Прежде чем ты скажешь что-нибудь еще… — Олли сунул руку под подушку. — Ты сказала, что готова открыться мне, разрушить стену…

— Вырезать дверь, — поправила я, подняв палец в воздух. — Не испытывайте свою удачу, Мастерс.

Олли рассмеялся.

— Хорошо, «вырезать дверь». — Он вытащил книгу и протянул ее мне.

Я помахала ею над головой.

— «Дневник памяти»? Фильм был основан на книге? — Из меня вырвался стон, и я вернула книгу обратно. — Нет, я не читаю.

— Во-первых, я собираюсь почитать тебе… а во-вторых, в столовой я видел у тебя в руках «Убить пересмешника». Ты притворяешься, что читаешь, чтобы привлечь таких парней, вроде меня?

— Это было задание от доктора Конвей. Я читаю не для удовольствия.

— Тогда хорошо, что читать будешь не ты. — Он откинулся на подушку и открыл книгу, затем посмотрел на меня нахмурив брови. — Чего-то не хватает, — пробормотал он и просунул руку под меня, притягивая ближе к себе. Из меня вырвался смешок, когда мое лицо уткнулось в его шею. — Ах, так намного лучше. А теперь тихо, Мия. Я начинаю читать, — Олли поцеловал меня в макушку, и часть меня растаяла рядом с ним.

Он пролистал благодарности до первой главы, под названием «Чудо».

В тот момент, когда первое предложение сорвалось с его губ, я переключила внимание с черных чернил внутри книги на него, наблюдая за тем, как двигались его губы, а глаза танцевали по странице, порхая с одного конца на другой. Его ангельский голос оставался ровным, он одной рукой легко провел пальцами по моим волосам, а в другой держал потрепанную книгу. Олли был очарователен, и я боялась, что если отвернусь, даже на долю секунды, то обязательно что-то упущу — слово из его губ или взмахи густых ресниц, когда он теряется в мире, созданном автором. Невероятное зрелище.

Мы просидели так несколько часов: он читал, а я слушала каждое его слово, каждый слог, слетающий с языка. Я была очарована словами Николаса Спаркса, но только потому, что они были произнесены с присущим Олли изяществом. История ожила не только из-за британского акцента Олли, но и из-за того, как он медленно и элегантно произносил каждое слово.

Я спрятала свои холодные ступни между его ног, страстно желая тепла, и Олли на мгновение остановился, чтобы прижаться губами к моей голове, прежде чем вернуться к странице. В какой-то момент дождь усилился, а затем медленно утих, сам по себе барабаня в окно. Мои веки отяжелели, и я боролась со сном, но в конце концов поэтический голос Олли взял надо мной верх.

Меня разбудил голос Линча по внутренней связи, и, открыв глаза, я увидела, как грудь Олли медленно поднимается и опускается, а на ней лежит раскрытая книга. Я подняла голову, чтобы увидеть его лицо, он тихо спал, слегка приоткрыв рот, и я улыбнулась.

Часть меня хотела остаться рядом с ним и притвориться, что время не властно над нами, но рациональная часть меня знала, что я не смогу удерживать вечно этот момент. Я осторожно выбралась из его объятий, стараясь не потревожить его.

Олли схватил меня за руку и притянул обратно, не открывая глаз.

Я уткнулась лицом в изгиб его шеи и захихикала.

— Позволь мне еще немного пожить в этом моменте, — прошептал он.

Вдыхая аромат его кожи, я почувствовала смесь кокоса и сандалового дерева, которые напоминали слабый морской бриз. Когда мы повернулись на бок, между нами упала открытая книга, и его руки крепче обняли меня.

— Можно с уверенностью сказать, что ты не разговариваешь во сне.

Его глаза все еще были закрыты. Вполне возможно, что если он откроет их, реальность нахлынет на нас, как ливень, который бушевал снаружи.

Но только если он откроет глаза.

— Какое облегчение.

«Будь сильным, Олли, ради нас двоих».

Олли открыл глаза, закрыл книгу и сунул ее под подушку.

— Лучший сон в моей жизни, — признался он и убрал волосы с моего лица. Его рука задержалась на моей щеке, и он провел большим пальцем по моей нижней губе. — Ты понятия не имеешь, как сильно я хочу поцеловать тебя прямо сейчас, но я пытаюсь не быть эгоистом… ради твоего благополучия и всего остального, — лёгкая улыбка тронула его губы.

Это была пытка для нас обоих. Он влюбился в меня. Мое лицо отражалось в его зеленых глазах, и на долю секунды я увидела себя такой, какой видел меня он, и я была прекрасна. Я предупреждала его. Я сказала ему перед тем, как мы поцеловались, чтобы он не влюблялся в меня, но оказалось, что сердце имеет свой собственный разум, и эти чувства нельзя контролировать.

И вот теперь я потеряла контроль.

Я приблизила свои губы к его, и Олли резко вдохнул.

— Мия… — он закрыл глаза и медленно покачал головой, как будто это было слишком.

— Я позволяю этому моменту случиться так, как этому суждено быть. Что бы ты со мной ни делал, я не могу это остановить, — сказала я и коснулась губами его мягких губ, но это не удовлетворяло мою потребность в нем. — Большую часть времени, которую я провожу с тобой, я либо борюсь с каким-то внутренним конфликтом, либо пытаюсь понять, что со мной происходит. Я даже не обсуждаю это, Олли. Зачем я вообще тебе это рассказываю? Что ты со мной сделал? — Я улыбнулась, несмотря на свое разочарование.

Он прижался своим лбом к моему, его дыхание сбилось. От освежающего мятного запаха у меня по рукам побежали мурашки.

— Я совершенно сбит с толку. У меня нет слов. Вот что ты делаешь со мной.

Мои предательские губы встретились с губами Олли, и остальная часть моего тела предала меня. Моя неверная рука была в его волосах, когда мое неверное дыхание стало его. Каждая частичка покинула меня, и я ничего не могла с этим поделать. Я принадлежала ему.

Его губы приоткрылись в отчаянном требовании, и как только его теплый язык коснулся моего, из нас вырвался стон. Я не знаю, исходило ли это от него или от меня, но мне было все равно. Вчерашнее пламя разгорелось с новой силой, когда его теплые руки коснулись моей обнаженной талии, согревая меня несколькими способами.

Олли отстранился и облизнул губы.

— Я надеюсь… нет, я молюсь, чтобы ты не играешь сейчас со мной, — сказал он, задыхаясь. — Мия, скажи мне, что ты, блядь, не издеваешься надо мной.

Качая головой, я не могла понять, о чем он говорит. И вот я здесь, уже рассказала ему что было у меня на уме несколько мгновений назад, это больше, чем кому-то еще в своей жизни.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, — я искала вопрос, написанный на его лице. — Посмотри мне в глаза и скажи: играю ли я с тобой, Олли? — Честно говоря, я не знала, что он искал. Возможно, правду?

Олли прикоснулся к моему лице и убрал волосы, чтобы посмотреть в глаза. Я затаила дыхание в предвкушении, ожидая, что из этого выйдет. Но там ничего не было. Да и не могло быть. Но как только его зеленые глаза посмотрели в мои, все его сомнения развеялись.

Его губы снова сдались, и на этот раз ни один из нас не мог сдержаться. Он притянул меня к себе, и я сняла свою толстовку между нашими поцелуями. Его вкус, запах, тепло — все это опьяняло меня.

Олли медленно целовал меня, наслаждаясь моей каждой замысловатой частичкой. Неторопливо, он оценил меня как произведение искусства. Его длинные пальцы сжали мои бедра, и я запустила руки в его волосы, нежно посасывая его шею и за ухом.

— Мия, мы не можем, — выдохнул Олли.

Мой нос задел его шею.

— Чего мы не можем?

Он перевернул меня на спину, оказавшись сверху, и устроился между моих ног. Я почувствовала, как он возбуждён, когда он произнес:

— Мы не можем идти дальше.

— Твое тело говорит об обратном…

Он на мгновение опустил голову, а когда его глаза вернулись к моим, его щеки вспыхнули, и он улыбнулся.

— Рядом с тобой мое тело, как правило, обретает собственный разум.

— Тогда в чем проблема?

Олли глубоко вдохнул, поглаживая мой лоб большим пальцем.

— Проблема в том, что я не просто парень, а ты не просто девушка, так что последнее, что мы должны делать, это относиться к этому легкомысленно.

— Я все еще не понимаю.

Он был не просто парнем. Он был тем парнем, который мог видеть меня так, как никто другой. Но я была всего лишь девушкой, и внезапно до меня дошло, что я никогда не смогу быть той или дать ему того, чего он достоен.

— Как бы сильно наши тела не хотели, мы не готовы, — Олли опустился рядом со мной, и его тепло сменилось холодом. — Меня не интересует разовый секс, Мия. Либо ты полностью со мной, либо нет, а ты не готова к этому сейчас, и ты не готова к тому, что этот университет может сделать с нами.

«Он снова отшил меня».

Оглядев комнату, я убедилась, что нигде не было скрытой камеры. Никто никогда не отказывал мне в сексе. Что Олли имел в виду под «полностью со мной»? Что он имел в виду под «этот университет может сделать с нами»? Вместо того, чтобы слушать его, я нашла свою толстовку и натянула ее через голову, ощущая, что снова теряю контроль. Что, во имя всего святого, он со мной сделал?

Олли провел рукой по лицу, прежде чем поправить штаны.

— Поговори со мной. Что не так?

— Ничего, я в порядке. — Я наклонилась над ним и прижалась губами к его лбу. И внезапно я поняла, о каком электричестве в глазах он упоминал. Пришлось отогнать эти мысли прочь.

Рядом с Олли я не чувствовала себя самой собой. Он делал меня слабой и беззащитной; он не подходил мне, и я допустила ошибку, вырезав дверь. Идиотка.

И вот я здесь, целую его в лоб, как неудачница.

Мои пальцы замерли над дверной ручкой, и, прежде чем открыть ее, я обернулась в последний раз, чтобы увидеть, как Олли прикрывает лицо руками и приглаживает волосы. Я покачала головой и ушла.

В тот вечер в столовой было больше народу, чем обычно, видимо потому, что обед пропустили не только мы с Олли. Шторм снова окружил Долор. Костяшки пальцев Зика побелели, когда он вцепился в стул и закачал головой во все стороны. Я попыталась поговорить, отвлекая от дождя, который хлестал по окнам рядом с нами. Предложение поменяться столами, казалось, разозлило его еще больше, поскольку он еще сильнее замотал головой.

— Зик, все в порядке. Ты в безопасности, — заверила я его, но тут в окно ударила ветка соседнего дерева, отчего Зик свалился со стула и бросился к соседней стене. Он издал пронзительный вопль, и я вскочила со стула и обежала вокруг стола, чтобы сесть рядом с ним.

Прижав его голову к своей груди, я погладила его вьющиеся каштановые волосы, крик прекратился, но он продолжал дрожать в моих руках. Я не была уверена, что на меня нашло, или почему я чувствовала необходимость утешить его, но Зик напомнил мне кое-кого, и была вынуждена защитить его.

Я напевала знакомую мелодию, пока мои пальцы пробегали по его потной копне. Множество глаз смотрело на нас, а единственным звуком был раскат грома. Джейк и Алисии пялились на нас с удивлением, Бриа подняла в раздражении черную бровь, а Олли уронил вилку, когда благоговение застыло в его зеленых глазах, но я проигнорировала их суждения и продолжила успокаивать бурю внутри Зика, напевая мелодию, пока он медленно расслаблялся в моих объятиях.

Пение и прикосновение моей руки к его лбу были слишком знакомы. Дверь, которая была заперта очень долго, открылась, наводняя мои мысли воспоминаниями о моей матери. Раньше она так успокаивала меня.

Моя мать будила меня посреди ночи, когда мне снился ночной кошмар. Она крепко прижимала меня к своей груди, убирая потные пряди, прилипшие к моему лицу, и шептала что-то вроде: «Это все моя вина, мне так жаль», а потом успокаивала меня своим пением. От нее пахло табачным дымом и духами, и это утешало меня, потому что это был запах моей матери.

Когда воспоминание пронеслось через меня, мои руки задрожали, и напевания больше не приносили покой. Паника поглотила меня, как будто я впитала ужас Зика. Туман ярости окутал меня, и я отстранилась от него. Опираясь на стену позади себя в качестве опоры, я, спотыкаясь, поднялась на ноги. Все взгляды были прикованы к нам с Зиком.

Мои ладони вспотели, и стиснув зубы, я в панике выбежала из столовой, не понимая, что будет дальше. Воспоминания о запахе моей матери, звуках ее голоса и прикосновении рук, вновь разодрали старую рану, делая ее все глубже и шире с каждым шагом к общественной душевой.

Я схватилась за край раковины, моя грудь вздымалась, умоляя о помощи. Девушка в зеркале рассыпалась у меня на глазах, и я презирала ее. Она была слабой и сломленной. Я заперла ее вместе с воспоминаниями о матери, и вдруг она появилась, глядя на меня с правдой в глазах, и я покачала головой, сопротивляясь увиденному в зеркале.

Мое горло обожгло, когда крик вырвался наружу, и я ударила гипсом по зеркалу, и девушка в отражении рассыпалась на мелкие осколки у меня на глазах. Корзина из-под раковины пролетела через всю ванную и ударилась о стену — бутылки рассыпались по кафелю. Я схватилась за волосы, когда дверь в ванную распахнулась.

Олли остановился на пороге с широко раскрытыми и встревоженными глазами. Прижимая гипс к груди, я мерила шагами ванную, учащенно дыша. Олли сделал шаг вперед.

— Отойди от меня! — закричала я. Мой голос надломился, но это было не единственное, что сломалось у него на глазах.

— Не отойду, — спокойно ответил он и сделал еще один шаг в моем направлении, подняв ладони вверх.

Я сорвала занавеску и швырнула в него.

Олли даже не вздрогнул.

Мои глаза заполнила ярость. Хотя раньше я никогда ничего не чувствовала, сейчас чувства переполняли меня. Мне было чертовски больно. Я хотела, чтобы это прошло. Но единственное, что я могла сделать, это навредить себе еще больше. Забрать боль из своей груди и перенести ее куда-нибудь еще. Сосредоточиться на другом виде боли. Я ударила левой рукой в другое зеркало, стекло порезало меня, но я была нечувствительна к физической боли. Это не сработало. Ничего не помогает. Воспоминания продолжали терзать меня, ночные кошмары, и…

Я не могла вспомнить детали.

Я не могла вернуться туда, в прошлое, чтобы все вспомнить.

— Мия, — прошептал Олли, напоминая мне, что он все еще здесь, наблюдает, как я самоуничтожаюсь у него на глазах.

— Отойди от меня, Олли!

Олли перешагнул через белую занавеску и осколки стекла.

— Нет, Мия.

Я набросилась на него, он обхватил меня руками и потащил в душевую, прижимая к своей груди. Во время нашей борьбы он включил душ, и нас окатило холодной водой, пока я билась в его объятиях.

— Мне больно, — закричала я, но слез уже не было. Он крепко прижал мои руки к груди, вдавливая спиной о кафель, прежде чем повалить на пол, под обжигающую холодную воду. Я умоляла об освобождении от своего прошлого, когда увядала в его крепких объятиях.

— Сделай так, чтобы это прекратилось!

Мои крики превратились в стук зубов.

Мою горячую ярость остудил холод, наши тела сильно дрожали под промокшей одеждой, пока Олли крепко держал нас обоих.