У Джейн больше не было времени. И она чувствовала это так же, как и знала, когда пациенту становилось хуже. Ее внутренние часы, будильник начал звенеть.
— Я не хочу отпускать его, — обратилась она к пустоте.
Ее голос не прозвучал вдалеке, и она заметила, что туман стал более плотным… таким плотным, что даже скрывал ее ноги. И тогда она поняла. Ноги не были скрыты. С холодным ужасом Джейн осознала, что если не сделает что-нибудь, то растворится и займет место в этой пустоте. Она навсегда останется в одиночестве, в тоске по любви, испытанной однажды.
Печальным, дрейфующим призраком.
Теперь она, наконец, дала волю эмоциям, и на глазах выступили слезы. Единственный способ спастись заключался в том, чтобы перестать тосковать по Вишесу и отпустить его; это и есть ключ к двери. Но если бы она это сделала, то почувствовала бы, будто бросает его, оставляет одного перед лицом холодного, безрадостного будущего. В конце концов, она представила, каково было бы ей, в случае его смерти.
Туман стал еще толще и температура упала. Она посмотрела вниз. Ее ноги исчезали… сначала лодыжки, теперь икры. Она исчезала в небытие, растворяясь.
Джейн начала плакать, найдя решение, она рыдала из-за эгоистичности того, что она должна была сделать.
Но как ей отпустить его?
Когда туман подкрался к бедрам, Джейн запаниковала. Она не знала, как сделать то, что должна была.
Ответ, который пришел к ней, был до боли простым.
О… Боже… отпустить — значило принять то, что нельзя изменить. Ты не пытаешься удержаться за надежду, чтобы изменить что-то… ты не борешься с высшими силами судьбы и не и не вынуждаешь их капитулировать по твоей воле… ты не просишь о спасении, потому что ты предполагаешь, что тебе лучше знать. Отпустить — значило ясным взором смотреть на то, что перед тобой, признавая, что безграничный выбор был исключением, а судьба — правилом.
Никаких переговоров. Никаких попыток контролировать. Ты сдаешься и видишь, что тот, кого ты любил, не твое будущее, и ты ничего не можешь с этим поделать.
Слезы капали из ее глаз, исчезая в густом тумане, когда она перестала притворяться сильной и оставила попытки бороться, продлевая жизнь ее связи с Вишесом. Как только она это сделала, не осталось ни веры, ни оптимизма, она была пуста, как туман вокруг. Атеистка по жизни, она поняла, что осталась таковой и после смерти. Ни во что не веря, теперь и она стала ничем.
И тогда произошло чудо.
Сверху полился свет, защищая ее, согревая, наполняя чем-то похожим на любовь, которую она испытывала к Вишесу: благословение.
Когда ее потянули наверх так, как тянет ромашку нежная рука, Джейн поняла, что все еще может любить того, кого любила, несмотря на то, что не была с ним. Действительно, их разошедшиеся пути нельзя разорвать, нельзя осквернить то, что она чувствовала. Ее эмоции смешивались с горько-сладкой тоской, но чувства в сердце остались прежними. Она могла любить его и ждать по ту сторону жизни. Потому что любовь, в конце концов, была вечной и не подчинялась капризам смерти.
Джейн была свободна… пока она летела вверх.
Фьюри был готов слететь с катушек.
Но ему пришлось бы встать в очередь, вздумай он сойти с ума, потому что все братья были на грани. Особенно Бутч, метавшийся по кабинету, словно заключенный одиночной камеры.
Никаких признаков Вишеса. Ни звонка. Ничего. И рассвет приближался, как товарный поезд.
Бутч остановился.
— Где бы вы проводили похороны шеллан?
Роф нахмурился.
— В Гробнице.
— Ты думаешь, он мог отвезти ее туда?
— Он никогда не был в восторге от всех этих ритуалов, и с матерью, которая отказалась от него..? — Роф покачал головой. — Он бы не пошел туда. Кроме того, он должен был бы знать, что там мы станем искать его в первую очередь, а Ви сторонник уединения. Предполагая, что он хочет ее похоронить, он бы не хотел собирать публику.
— Мда.
Бутч снова начал мерить шагами кабинет, когда напольные часы пробили четыре тридцать утра.
— Знаете что? — сказал коп. — Я просто хочу проверить, не против? Я не могу оставаться здесь больше ни секунды.
Роф пожал плечами.
— Без проблем. Нам больше нечего предложить.
Фьюри встал, также не в состоянии вынести ожидание.
— Я поеду с тобой. Тебе нужен кто-то, чтобы показать вход.
Из-за невозможности дематериализации Бутча, вдвоем они залезли в Эскалейд, и Фьюри направил внедорожник по газону в сторону леса. Скоро должно было взойти солнце, поэтому он поехал не окружным путем, а сразу к гробнице.
Они были совершенно безмолвны, пока Фьюри не притормозил возле входа в пещеру и они не вышли.
— Я чувствую кровь, — сказал Бутч. — Думаю, мы нашли их.
Да, в воздухе витал ощутимый след человеческой крови… несомненно, это Ви заносил Джейн внутрь.
Черт. Забегая в пещеру, они направились вниз, проскальзывая через замаскированный вход и спускаясь к железным воротам.
Одна часть ворот была открыта, и мокрые следы вели в зал с сосудами.
— Он здесь! — сказал Бутч, и облегчение в его словах было сильнее вздоха.
Да, вот только почему Ви, который ненавидел свою мать, решил хоронить любимую женщину согласно традициям Девы-Летописецы?
Он не стал бы этого делать.
По мере спуска вниз чувство смерти у Фьюри обострялось… особенно после того, как они дошли до конца, и он увидел пустое место на полке, где не хватало сосуда лессера. О нет… О… Боже нет. Им нужно было взять с собой больше оружия. Если Ви сделал то, чего так боялся Фьюри, они должны были вооружиться до зубов.
— Подожди! — Он остановился, вырвал факел из стены и передал его Бутчу. Взяв еще один для себя, он схватил Бутча за руку. — Будь готов к бою.
— Почему? Ви может разозлиться, когда мы придем, но он не станет применять силу.
— Джейн — вот кого следует опасаться.
— О чем, твою мать, ты гово…
— Я думаю, он мог попытаться вернуть ее…
Бриллиантовая вспышка света взорвалась впереди, озаряя окружающее ослепительной яркостью.
— Черт! — рявкнул коп после этого. — Не говори мне, что он сделал бы такое!?
— Если бы Марисса умерла, и ты мог бы ее вернуть, чтобы ты сделал?
Они сорвались с места и побежали вглубь пещеры. И застыли на месте.
— Что это? — выдохнул Бутч.
— Я… я понятия не имею.
Медленным, осторожным шагом, онемев от увиденного, они направились к алтарю. В его центре стояла скульптура… Джейн. Фигура была выполнена из темного, серого камня с такой схожестью, будто перед ними была фотография. Или, может быть, голограмма. Свет свечей мерцал на чертах лица, оживляя их. На правом конце плиты стоял разбитый керамический сосуд, священный череп Братства, и нечто напоминающее сердце, покрытое нефтью.
На дальнем краю алтаря, возле стены с именами, лежал Ви, его глаза были закрыты, а руки лежали на коленях. Его запястье было перевязано черной тканью, а один из кинжалов пропал. Пахло дымом, но воздух был чист.
— Ви? — Бутч подошел к нему и опустился на колени рядом с другом.
Фьюри оставил копа разбираться с Ви, а сам вернулся к алтарю. Скульптура была совершенным подобием Джейн, такая реальная, что могла бы казаться живой, если бы дышала. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, но в то мгновение, когда его указательный палец соприкоснулся с ее лицом, бюст рассыпался. Черт. Он был сделан не из камня, а из пепла, и теперь это была не более чем горстка останков Джейн.
Фьюри посмотрел на Бутча.
— Скажи мне, что Ви жив.
— Ну, во всяком случае, он дышит.
— Давай отвезем его домой. — Фьюри посмотрел на пепел. — Давай отвезем их обоих домой.
Ему нужно было что-то, в чем можно было унести Джейн, и он был чертовски уверен, что не станет использовать для этого сосуд лессера.
Фьюри снял футболку и растянул ее на алтаре. Это было лучшее, что он мог сделать, и у них было мало времени.
Скоро рассвет. А с ним переговоры вести бесполезно.