Следующие полчаса глаз не спускаю с того самого столика. Розы невероятно шикарные… Кажется, у спецназовца есть вкус.
Он, кстати, и одет сегодня по-другому: в классические светлые брюки и черное вязанное поло с короткими рукавами, плотно облегающими рельефные мышцы. Никаких джинсов и уже привычных мне футболок. Волосы зачесаны назад; лица я, слава богу, не вижу.
Зато его яркую спутницу без конца разглядываю. У нее длинные темные волосы, хотя я с недавних пор остаюсь при своем мнении: женщинам в возрасте «капельку» за янг-эдалт или сорок плюс гораздо больше идут модельные стрижки. Они придают изысканности, элегантности и лоска.
Тянусь к своему каре и мягко поправляю.
Платье с открытыми плечами, или это кофточка такая? Увы. Рассмотреть не могу. В любом случае подобный фасон в моем гардеробе тоже относится к «ред флагам».
Как и яркий макияж. Каждому возрасту свои погремушки.
И вообще, зачем я ее рассматриваю?..
Отвернувшись, пытаюсь вникнуть в тему разговора за столом.
Андрей с Колей обсуждают поездку моего бывшего мужа в Новосибирск, орудуют ножами и вилками над своими стейками, а я наслаждаюсь розовым вином со странным, почти болезненным ощущением разочарования внутри.
Даже изысканные морские гребешки сегодня кажутся резиновыми и безвкусными.
Всему виной моя неудовлетворенность.
Как женщины.
Никогда не гналась за успехом у сильного пола, я вообще в этом плане неправильная. В молодости отец как-то обязывал: никаких свиданий, интрижек или скандалов. От этого зависела его дипломатическая карьера.
Потом муж…
Стыдно признаться. Девственности я лишилась в двадцать три. С Побединским. Как говорится, им в моей жизни секс начался, им же и закончился. Горько усмехаюсь, ничего не чувствуя. В душе пустота.
Я даже вибратор купила. Кира уговорила, сама бы ни за что не решилась, да и воспользоваться им вечно некогда. То работа, то дети, то критические дни нагрянут…
Чего уж говорить о живых джентльменах без батареек… По пути из дома на работу и обратно из мужчин только автозаправщик, дэпээсник да памятник Пушкину попадаются. В офисе никаких половых контактов быть не может, мои сотрудники и рабочие-то не тянут. Дома?.. Соседи все давным-давно глубоко женатые люди, тут тоже глухо.
Остается Бурак. Так Кира прозвала вибратор. Во-первых, это мой любимый турецкий актер, во-вторых, он черный.
В общем, с Бураком у нас пока конфетно-букетный период. Я иногда протираю его спиртовыми салфетками, он – приветливо смотрит каждый раз, как я открываю техническую дверцу в своей уборной.
С тремя детьми лучше места в доме не найти.
– Рика, у тебя все хорошо? – спрашивает предатель Андрей.
– Нормально у меня. – Благодарно киваю официанту, подливающему вино в мой быстро опустевший бокал, и делаю несколько жадных глотков.
Мм…
После трудного рабочего дня – то что надо. Прохладное, сладкое, в меру терпкое. Становится жарко.
– Ты почти не ешь. Давай заменим блюдо, если не нравится.
– Нет, спасибо. Гребешки не виноваты, у меня аппетит испортился, – смотрю в упор на бывшего мужа.
Переложив салфетку с брюк молочного цвета на стол, поднимаюсь и снимаю пиджак. Поправляю лямки бежевого шелкового топа. Парочка из центра зала тем временем перемещается на пустой танцпол – оркестр заиграл медленную композицию.
Все же платье… Его длина мой внутренний строгий фейсконтроль тоже не проходит. Слишком уж короткое. Или я сильно заморачиваюсь?
– Попов, потанцуй со мной, – требовательно прошу.
Андрей и Побединский переглядываются.
– Так может… Коля потанцует?
– Коля не танцор. Коля – музыкант. – Взглядом останавливаю подпрыгивающего Побединского.
Он зло усмехается.
– Ну пойдем, конечно, подруга. Вспомним молодость.
Обхватив плечи одноклассника, медленно передвигаю ногами. Тело максимально расслаблено от алкоголя, но момент, когда Влад меня узнает, почему-то чувствую позвоночником и… кожей.
Поворачиваюсь – Отец оказывается спиной ко мне, а на его шее красуется замок из женских рук.
И так несколько раз.
Не судьба…
Попов пыхтит мне в висок и наступает на ногу. Чертыхается.
– Поговори с ним, Побединская, – смотрит в сторону Коли. – Детей ваших жалко.
– Не хочу об этом. – Чувствую жжение на пояснице. В том месте, где покоится ладонь Андрея. – Я лучше с тобой поговорю. Завтра же.
– Начальницу опять включаешь, – вздыхает с укором. – Неужели тебе самой семьи похеренной не жалко?
– Забываешься, Попов. Я ведь советов не просила.
– Да, ты у нас самостоятельная, умная, взрослая. Мы все в курсе.
– Видимо, недостаточно, раз ты решил такое провернуть, – смягчаюсь.
В конце концов… действительно плохого не желает. Мы сто лет дружим, маму его недавно похоронили, хорошая она была, добрая. У Андрея ведь личные триггеры срабатывают: жена ушла и слушать ничего не стала. Только он не изменял, Ирину его эмоциональная холодность достала.
Задумавшись, не сразу замечаю, что оказываюсь лицом к лицу с Владом. Он вопросительно приподнимает брови и взглядом целится в затылок Попову. Холодно кивнув, прячусь за плечом Андрея и больше не смотрю. Ни к чему все это. У него вон какие «семейные обстоятельства». Точно не дочь и вряд ли бывшая жена.
Почему-то кажется, что решения Владислав Алексеевич принимает сразу и навсегда. По-мужски бесповоротно.
Значит, это любовница.
Ну а ты что думала, Федерика?
Брутальный спортивный мужчина.
Что, он, как и ты, резиновую вагину за батареями прячет?..
Почему-то эти мысли загоняют меня в кратковременную депрессию.
Музыка сменяется, и Андрей галантно провожает меня к столику. Спецназовец с дамой тоже возвращаются к своему. Правда, перед тем как сесть, Влад долго смотрит на в нашу сторону. Я замечаю это через бокал, пока допиваю вино.
– Сейчас приду, – холодно киваю своим спутникам и направляюсь в туалет, где, сбрызнув лицо ледяной водой, в полной тишине долго пялюсь в зеркало.
От уныния спасает только заученный до дыр аутотренинг:
Ты успешная, Федерика.
У твоих детей все есть.
Ты… сильная.
Сильная, мать твою.
А сильные женщины, как в известной песне, плачут у окна. А еще у них есть побочный эффект: если и стонут с раздвинутыми ногами, то только на эпиляции.