Поморщившись, пытаюсь воспринимать детские крики, доносящиеся из прихожей, как часть своей стандартной работы. Как-то с пацанами целую неделю одного коммерса на охоте пасли. Там утки примерно так же беспрестанно горланили.
Ничего – пережил.
И здесь вытяну…
– Мама!!! – кого-то там явно режут.
– Что у вас там? – обеспокоенным голосом откликается мой строгий работодатель без лифчика.
Извинившись, протискивается между мной и стеной, в плане легкого соприкосновения отдавая предпочтение последней. Не очень-то я ей приятен.
Может, и хорошо?..
Служебных романов у меня, если не считать лучшего друга Серегу, никогда не было. И начинать не стоит.
– Что у вас случилось?
В светлой прихожей стоят трое абсолютно непохожих друг на друга детей.
– Он плюнул на мою пентаграмму! – визжит черное пятно черными губами. – Я его ненавижу. Я его прокляну!
– Леон… Зачем ты…
Истерика продолжается уже с редкими всхлипами.
– Он ее… перекрестил! – хнык. – Мама! – еще один. – Перекрестил мою пентаграмму дьявола!.. Это неуважение, – хнык-хнык.
– К дьяволу? – спрашиваю хмуро.
– Ко мне!
Привалившись плечом к стене, засовываю ладони в карманы джинсов и молча изучаю объекты будущей охраны. Назову их просто: «А», «В» и «С». Чтоб не заморачиваться.
– Леон, ты правда это сделал? – растерянно произносит моя начальница.
Объект «А» – долговязый худой паренек с длинной русой челкой – хмыкает и скидывает рюкзак с курткой прямо на пол.
Владычица подольских складов тут же бросается все убирать.
– Через десять минут встречаемся на кухне. Будем ужинать, – сообщает своим отпрыскам.
– Я спать, – произносит парень, не обращая на меня никакого внимания.
– Ты не уснешь. Сатана за тобой уже выехал! – орет на него объект «В» – девчонка-подросток, которой он что-то там испортил.
– Удачи ему. Не скопытиться в пробках, – шлепает по лестнице.
– Ненавижу тебя!.. Дурак.
М-да.
Видок у Бэшки – атас.
Все черное: плотные колготки, короткая юбка, водолазка, на которой болтается блестящий сатанинский крест. Длинные окрашенные волосы. Пялюсь на лицо. Глаза, как и губы, подведены угольно-черным, а на голове кепка.
Сдерживаю смех, когда читаю надпись на ней.
«Я ГОТ».
Это, видимо, для совсем тупоголовых, кто так и не понял.
– Мама, это несправедливо!.. Я эту пентаграмму всю математику рисовала. Идеальная пятиконечная звезда. Не отрывая карандаша от бумаги сделала.
– Эльза. Мы ведь договаривались, что твои увлечения не будут влиять на учебу!
– Они и не влияют, – фыркает Бэшка, отправляя ботинки в стену. – Я что с Сатаной, что без Сатаны математику не понимаю.
Пока они продолжают препираться уже в гостиной, замечаю у порога объект «С», который завороженно на меня смотрит.
В глазах рябит от обилия розового – кружевная шапка с брошкой, стеганое пальто и лакированные ботинки. Под шапкой – светлые кудри.
– Пльивет, а ты пльинц? – спрашивает она, игриво склонив голову.
– А похож? – намеренно строго хмурюсь.
Внимательнее изучаю личико размером с мою ладонь.
По факту – полную копию матери. Будто в масштабе один к пяти уменьшили и веселую улыбку вместо вечно поджатых губ прикрутили. У них обеих узкий лоб, янтарного цвета глаза, обрамленные загнутыми ресницами, и румяные щеки. Еще носы… Кнопкой.
Цешка прикрывает рот ладошкой.
– Нет, не похож, – выносит вердикт.
– А на кого похож?.. – щурюсь.
– На папу пльинца.
Вздыхаю.
Возраст.
Что поделать?..
Семейство Побединских плавно перемещается на кухню, я следую за ними. Каждому выделяется по тарелке со странным зеленым пирогом и по стакану молока.
Останавливаюсь у окна и изучаю просторный сад. Услышав голоса, оборачиваюсь.
– Опять шпинат? – уныло тянет парень. Уличную одежду он сменил на огромные шорты и футболку. – А можно пиццу заказать?..
– Нельзя, – взяв его за плечи, улыбается итальянка.
– Давайте шпинат скормим Элькиному Сатане, чтоб ему поплохело.
Сам пошутил – сам смеется, а мелкая подхватывает, потом, правда, замолкает и, стрельнув в меня роковым четырехлетним взглядом, смущенно отводит глаза.
Типа заигрывает, коза.
«Я ГОТ» пыхтит, но ест свою порцию пирога.
– Дети, – голос матери становится похожим на дикторский. – Хочу познакомить вас с Владиславом Алексеевичем. С завтрашнего дня он будет с вами работать…
– … охранником, – киваю.
– Нянем, – она издевательски улыбается, поправляя свое ровное блондинистое каре.
– Телохранителем.
Хотя бы!
Дети переводят взгляд с меня на мать и обратно. Будто в пинг-понг играют.
– Отцом на час!.. – придумываю сам.
Есть такая услуга «водитель на час», «жена на час», «муж…», в конце концов. Пусть будет и с отцом такая же история. Звучит лучше, чем нянь.
– Нам никто не нужен, мам, – заключает старший, полностью меня игнорируя, и поднимается со стула.
– Это не тебе решать, Леон.
– И не тебе! – выходит из кухни.
– Леон!..
Взглядом провожая парня, думаю, что великая и могучая «су-бор-ди-на-ци-я» ему неведома. Хозяйка дома словно мысли мои угадывает. Облизывает пухлые губы и недовольно дышит.
Разворачивается к столу.
– Маша, тебе нужно было выпить таблетки до еды, – вспоминает о младшей. – Пойдем.
Придерживая подол пышного платья, Кнопка спрыгивает с места и сразу обращается ко мне:
– Ты завтла пльидешь?
– Приду.
– Холошо.
Что ж тут хорошего?..
– А ты льюбишь мулавьев?
– В смысле есть? – озадачиваюсь.
– Почему есть?.. Плосто.
– Не знаю…
– Ма-ша, иди сюда…
Кнопка отправляется за матерью, а я наблюдаю, как юная поклонница Сатаны хватает стакан, из которого только что пил молоко ее старший брат и, сдвинув водолазку, прячет его за пояс юбки.
– Потом на кладбище, ночью, закопаю.
Выходит, оставляя меня одного.
Снова смотрю на весенний сад.
Да уж…
Нервно потираю шею.
Чувствую, грустно точно не будет…