Отец на час. Работает спецназ

Глава 7. Федерика

– Думаешь, Коля не будет ходатайствовать об определении места жительства наших детей? – нервно интересуюсь, выходя из здания суда.

Закидываю лакированную сумочку на плечо и судорожно тереблю рукав приталенного пиджака. Побединский со своим адвокатом направляются к стоянке.

– Думаю, нет, Рика, – рассматривая моего бывшего мужа, словно таракана под микроскопом, брезгливо отвечает Кира. – Не нужны они ему. Так, просто тебя кошмарит, урод.

Словно сладким обезболивающим темные страхи баюкает. Легче как-то становится.

Дети – мое самое слабое место. Правда, сейчас оно будет прикрыто надежным щитом – бывшим сотрудником подразделения специального назначения. А это уже лучше, чем те хлюпики, которых присылали знакомые Андрея.

С Кирой Осиповой мы дружим со школьной скамьи. Она после одиннадцатого махнула в МГУ на юридический, я – в Высшую школу экономики, а затем «взамуж». И пусть для замужней жизни подруга не создана и всячески ее презирает, связь мы поддерживаем.

Адвокатов «Агата» подключать к судебному процессу по разделу имущества я не захотела, побоялась провокаций со стороны бывшего мужа, а Кира не отказала.

– Судья у нас Третьякова. Это плохо.

– Почему? – удивляюсь. – Мне показалось, наоборот, хорошо. Она тоже женщина, должна меня понять.

– Моя дорогая, женщина женщине – враг, злая собака и худшая свекровь. Запомни раз и навсегда!

– Это еще почему? Я вот, например, никому зла не желаю. Пусть все будут счастливы, богаты и реализованы, – сжимаю ремень сумки.

– Это ты не желаешь… А как ты думаешь, что видит эта Третьякова, глядя на тебя?

– Не знаю. То же, что и все, – задумываюсь на секунду и рассматриваю свой деловой костюм и туфли с узким носом, – женщину… мать… бизнесвумен. Не скажу, что я красавица. Все-таки сорок лет, девочкам молодым уже конкуренцию не составлю, но… я стараюсь за собой следить. Насколько время позволяет, – добавляю.

– Рика, ты золото!.. Но я тебя расстрою. Третьякова видит перед собой выскочку, которая посмела в сорок лет родить трех детей, иметь сороковой размер и банковский счет с восемью нолями заработать…

– Постой-постой, – усмехаюсь. – А ничего, что половина этих денег – активы? Ты же знаешь: я живу обычной жизнью. Да у меня из брендовой ювелирки только гвоздь, – вытягиваю руку с браслетом. – И то потому, что Эльза в отпуске застыдила. Я полгода носила стекляшки, которые мне Маша сделала. И все устраивало!..

– По-бе-дин-ска-я, ей все равно. А вот Паганини твоего жалко будет.

– А чего его жалеть? – возмущенно топаю ногой. – Он всю жизнь ездил по стране с концертами и, как оказалось, не один. На мои деньги… – замолкаю.

Снова падаю в пропасть обиды, которую сама создала. Копнула глубже и без того рыхлую из-за постоянных ссор почву нашего брака и получила – нате, распишитесь! – предательство.

– Поверь моему опыту, мужиков обычно такие, как Третьякова, одинокие и за сорок, жалеют, – продолжает Кира. – Глазками похлопают, ножками потопают. Поулыбаются, прибедняться вздумают. Ты ведь рассказывать причину развода не согласишься?

– Нет. Только в крайнем случае. Леон и Эльза… Они ведь все понимают, не хочу этой грязи.

– Ну вот. Причину не называешь – значит, сама виновата. Сама виновата – пилите, Шура, ваш бизнес.

– Да ну нет… – замолкаю, прикрывая глаза.

Кира вдруг обнимает.

– Ну все, подруга. Я тебе самый худший расклад дала, чтобы в случае чего ты не удивлялась. Сумку свою, – кивает на новенькую «Фурлу», – больше в зал суда не бери. И каблуки… – косится на ноги, – пониже надень, а юбку – подлиннее. Ладно б ноги были кривые, а то вырядилась. И доктору моему по поводу сисек пока не звони. Отсудимся, там выпьешь наркозу с устатку за упокой раба Божьего…

– Сплюнь, дурочка, – смеюсь.

– В общем, я тебя предупредила! – Кира становится серьезной. – Заседание отложили, все необходимые уточнения я подала. Будем верить в лучшее!

– Спасибо еще раз, Кир.

Чмокаемся на прощание.

На стоянке вокруг моей машины коршуном кружит Побединский. Костюм помят, обувь не начищена – выглядит не очень, еще в зале суда заметила. И дело не в том, что бывший на семь лет меня старше, нет. После нашего расставания Коля как-то обрюзг и постарел.

Или мне так приятно думать?..

– Федерика! – сразу кидается в наступление. – Давай поговорим. Как близкие люди.

– Говорили уже, – открываю водительскую дверь и забрасываю сумку подальше. – Близкие люди не ходят в суд, а если ходят – значит, и не были близкими.

Разгладив юбку, сажусь в кожаное кресло, но дверь закрыть не могу. Коля ее удерживает и театрально падает на колени.

Прямо на асфальт.

Маэстро чертов.

Разглядываю темные волосы не первой свежести и умоляющее лицо. Из всех наших детей на него особенно походит Эльза-Виктория. Как через копировальный аппарат пропустили. Нос, глаза, губы. С последними не повезло: вырастет – подправит.

– Ну, прости дурака, – лбом таранит мое бедро. – За что ты со мной так? Ошибся разок, бывает. Но ведь это я… Ты все забыла, Цветочек?..

– Не смей так меня называть…

Отталкиваю его.

Коля замечает кольцо. В хитрых карих глазах вижу, как бурный поток выносит его творческий разум на мысль, что меня можно добивать.

Тут же жалею, что не сняла.

Сглупила.

– Коль, давай не будем… – стягиваю обручалку и небрежно кидаю в подлокотник.

– Это ведь ты все разрушила, – бывший тут же меняет риторику. Сердится. – Ты сама виновата!

– Пусть так.

– С голой жопой решила оставить? Обманули вы меня с твоей подругой, подсунули какие-то бумаги, я подписал. Теперь понимаю, что заранее все было спланировано!

Господи, помоги.

Качели какие-то.

Кира еще на заре моего бизнеса предложила подписать с мужем брачным контракт. Я тогда брала большой кредит под залог родительской квартиры, поэтому Побединский был не против. Он ведь в то время даже не предполагал, что делить придется не долги, а миллионы и десятки тысяч квадратных метров складских помещений.

– Тварь, – цедит Коля напоследок и смачно плюет на юбку.

– Ну хватит, – отталкиваю его и закрываю дверь.

– За все ответишь.

– Ничего нового, – дергаю ключ и жму на педаль.

– Ты за все ответишь! Машу я забираю.

Пока еду домой, пытаюсь успокоиться и вытираюсь влажной салфеткой.

Я бы могла вручить ему половину и забыть, но ведь Коля продаст все, сам заниматься не будет. Реальных денег в таком объеме никто не найдет, значит, сольет в минус, лишь бы заплатили. А этого я не потерплю.

В конце концов, у меня работают люди. У них семьи, дети, ипотеки…

Надо выстоять!

На территорию заезжаем одновременно с новым сотрудником. Вид его автомобиля вызывает невольную улыбку. Черный крузак, двухсотый, тонированный. Уже немолодой, но очень ухоженный. В общем, такой же, как его хозяин.

– Добрый день, – выбираюсь из своего «Рендж Ровера» винного цвета.

Владислав мне кивает и точечно осматривает территорию.

Будто через прицел.

Ворота, дверь в дом, окна, задний двор, уродливое пятно на моей юбке.

Затем снова смотрит в глаза.

Нравится в нем это. Профессионализм, что ли, чувствуется.

– Мам, пливет, – выходит Маша из дома, натягивая шапку. Детей полчаса назад должен был привезти водитель. – Я пока погульяю…

Зависает, глядя на Отца.

– Владь, – улыбается и тут же прячет лицо в ладошках. – Владь, – раскрывает их, словно ставни, и снова захлопывает.

Мило.

Закатываю глаза, пока наш нянь грозно хмурится. Маша, так и не дождавшись реакции, убегает в сад.

– Вы ведь с вещами? Пойдемте, покажу вашу комнату.

– Да, – Влад неопределенно смотрит на свою машину. – Только…

Вспоминаю.

– Точно. У вас ведь собачка… Подождите, я пойду уберу нашу Джес, – устало сообщаю – скорей бы туфли снять! – Она у меня агрессивная, потому что ревнивая. С йорками такое бывает. Может и напасть на вашу…

– Эм…

Владислав выразительно приподнимает брови и потирает шею сзади.

– Тогда лучше действительно убрать, – соглашается, глядя на свой «Ленд Крузер».

Да что он там высматривает?..

Обернувшись, натыкаюсь на огромную мохнатую морду, гипнотизирующую меня через лобовое стекло.

– Это… что? – нервно спрашиваю.

– Моя соба…чка. Эм-м. Пушистый…

Медленно поворачиваюсь…

– Которая чуть побольше нашей? – на всякий случай уточняю.

Владислав цокает, раскрывает полы ветровки в стороны и упирает руки в пояс джинсов. Тех же самых.

– Думала, мужчины обычно преувеличивают размер, – недовольно ворчу под нос.

– Эй, это вы про что? – оскорбляется.

Я тут же краснею.

Субординация, Федерика.

– Боюсь, ваш Пушистый сделает из моей Джес мягкий ошейник.

– Ну… Он… неревнивый, – как бы невзначай замечает.

– Ах вот как? Это не смешно. На время работы вам придется подыскать приют.

– Исключено!

– Владислав Алексеевич.

– Мм… Тореодоровна.

Нашу перепалку обрывает крик, за которым слышится звук работающего двигателя автомобиля.

– Ма-ма-а! – визжит Маша, и мы с Владом быстро переглядываемся.

Не сговариваясь, оба срываемся к саду, но на полпути нас обгоняет огромная неревнивая собака…