Лив опустила руки. Теперь они были свободны, но она знала, что ее тело никогда не освободится от рабской страсти к Мартину. Она отказывалась называть это любовью. Когда Мартин наконец откатился от нее, Лив долго лежала, глядя в темноту, терзаясь стыдом из-за того, с какой легкостью он заставил ее снова осознать чувственные порывы тела.
— Ты что-то уж очень притихла, Лив, — нарушил молчание приглушенный голос Мартина. Он повернулся на бок и навис над ней, в глазах его светилось чисто мужское удовлетворение. — Ты удивила меня своим пылом. Не знай я тебя так хорошо, мог бы решить, что прошло довольно много времени с тех пор, как ты в последний раз занималась сексом.
Возвращенная на грешную землю из сладких грез экстаза, Лив могла сделать лишь одно — спрятать свои расстроенные чувства под маской невозмутимости.
— Что тебе сказать? Ты прекрасный любовник, но ведь тебе об этом говорили сотни женщин, да и практика у тебя богатая, — саркастическим тоном отозвалась она. — Жаль только, что ты не так хорош по части того, чтобы держать слово.
— Ты вступаешь на опасную территорию, Лив, — холодно заметил Мартин. — Я не забыл и не простил того, как ты сбежала от меня в тот, первый раз.
При этом напоминании от невозмутимости Лив не осталось и следа.
— Я тоже тебя не простила и не забыла, как ты шантажом вынудил меня выйти за тебя замуж, пообещав, что это будет платонический брак, — прошипела она. Гнев и унижение поднимались к горлу удушающей волной. — Ты лживая свинья, и я тебя ненавижу.
— Я не обещал, что наш брак будет платоническим. Ты просто слышишь только то, что хочешь услышать, — отрезал Мартин. — Что до ненависти, то в любом случае я предпочел бы ее лживым уверениям в любви. Твоя ненависть заставляет тебя таять как воск в моих руках и жаждать моих объятий. Так кто же из нас больший лжец?
Что-то в его глазах заставило Лив содрогнуться, и она с силой ударила его в грудь. Но Мартин лишь рассмеялся хриплым жестоким смехом, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди. Отыскав сосок, он осторожно лизнул его, а затем обхватил губами.
— Нет, не надо… — простонала Лив, запуская руку в его волосы и силясь оттолкнуть его.
— Это ненависть заставляет твои соски набухать при моем прикосновении? — насмешливо спросил Мартин, проводя ладонью по ее обнаженному телу.
Он поднял голову, и взгляд его сверкающих глаз впился в лицо Лив. А потом он впился в ее рот с такой всепоглощающей страстью, что она, казалось, прожгла всю душу Лив — до самого дна.
Несмотря на отчаянные усилия не поддаваться ему, Лив не сумела сдержать дрожи наслаждения, которая выдала ее с головой. Ее руки нашли открытый ворот его пижамы и жадно заскользили по гладкой мускулистой груди по направлению к плечам, где крепкие мышцы вздулись буграми под ее ласкающими ладонями. Лив было уже все равно, что ее позорная капитуляция лишний раз доказала, с какой легкостью Мартин способен возбудить ее, ибо при ее прикосновении он глухо застонал и все его тело напряглось от желания, которому он не мог противиться. Он чувствует то же, что и я, поняла Лив, спуская с его плеч пижамную куртку.
Они занялись любовью с жадной всепоглощающей страстью. Мартин опустил ее руки, заставив обхватить его тугие ягодицы, и руки Лив принялись исследовать его тело, скользя от одного бедра к другому, а потом — к его восставшей плоти.
— Боже мой, да! — простонал Мартин, когда Лив стала ласкать его, сама испытывая при этом острое наслаждение. — Лив, что ты со мной делаешь, — прохрипел он, оторвал ее руку от своего тела и, уложив на спину, вошел в нее.
Мощный ритм его крепкого тела привел Лив к новым, неизведанным вершинам экстаза, оставив ее совершенно без сил, зато полностью удовлетворенной.
Мартин крепко прижал ее к себе, отвел влажные пряди ей со лба и, легко касаясь уха, прошептал что-то неразборчивое. Лив вздохнула, прильнула к нему, спрятала голову на его широкой груди так, что могла слышать глухие удары его сердца, и заснула.
Проснувшись, Лив никак не могла сообразить, где находится. В комнате было по-прежнему темно, и мужская рука придавила своей тяжестью ее живот. Потом она все вспомнила и почувствовала стыд от сознания того, как легко снова сдалась во власть Мартина. Она сделала попытку освободиться отдавившей на нее руки.
Мартин что-то пробормотал во сне, но не проснулся, а лишь беспокойно заворочался и перекатился на спину. Лив скользнула по кровати и внезапно замерла: кто-то постучал в дверь и позвал Мартина.
Дверь отворилась, впустив поток света из коридора, а потом свет хлынул и в комнату. На пороге появился улыбающийся Мануэль, который степенно нес в руках поднос с кофе.
Лив, сообразив, что полностью обнажена, откинулась на кровати и стала лихорадочно нашаривать простыню, чтобы прикрыться. Мартин же открыл глаза и сел на постели.
— Что за черт? — рявкнул он, и Лив, подняв глаза, увидела его спину.
— Боже милостивый! — ахнула она. Ибо из-под руки Мартина, покрывая половину когда-то совершенной бронзовой спины, растекался огромный шрам. — Как это случилось? — нетвердым голосом спросила Лив. Ибо не требовалось даже медицинского образования, чтобы узнать страшный ожог, уже давно заживший. Обгоревший участок кожи пересадили, но шрам остался. При мысли о том, какую безумную боль причинил этот ожог Мартину, Лив захотелось плакать.
— Мануэль, убирайся отсюда! — Голос Мартина хлестнул как кнутом. Не давая себе труда даже посмотреть, выполнено ли его приказание, он повернулся и смерил Лив пристальным взглядом. Она понятия не имела, как она была сейчас хороша: с волной отливавших золотом белокурых волос, разметавшихся по подушке, припухшими от поцелуев нежными губами и зелеными глазами, сиявшими теплым сочувствием. Однако он не нуждался в ее сочувствии. — А чего ты ожидала от автомобильной катастрофы? Аккуратного маленького шрамчика? Ты же врач, так что должна была узнать след горящего масла.
Лив резко села в постели и, порывисто протянув руку, слегка коснулась кончиками пальцев изувеченной плоти.
— Прости, я же не знала, — мягко сказала она.
Внезапно многое встало на свои места. Его отказ присоединиться к ним в бассейне на Мадейре. И прошлая ночь… Она легла спать, не опуская штор, и комнату заливал лунный свет. Мартин, по-видимому, опустил их, прежде чем лег с ней рядом. И его пижама!
— Все ты прекрасно знала. — Презрительный взгляд Мартина так и пригвоздил Лив к месту. Стряхнув ее руку, он выпрыгнул из кровати, не заботясь о своей наготе, и снова смерил Лив тяжелым взглядом. — У тебя ангельское лицо, но лжешь ты, как сам дьявол.
Лив была совершенна потрясена этим заявлением. Уже не в первый раз Мартин называет ее лгуньей, но почему? Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами. Наверное, об аварии писали в газетах, и Мартин решил, что об этом должно быть известно всем. Будучи врачом, Лив знала, что люди, перенесшие серьезную катастрофу, зачастую на ней зацикливаются.
— Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, — резко заявил Мартин, уловив жалость в ее взгляде и сразу разозлившись. — Мне нужно только твое тело, и, как я только что успешно доказал, тебе нужно мое, так что не трудись это отрицать.
Это невероятно, но властный и дерзкий Мартин, оказывается, испытывает настоящий комплекс. Он намеренно скрывает от ее глаз свое изувеченное тело. Вспомнив, как они занимались любовью, Лив сообразила, что Мартин даже в пылу страсти ловко манипулировал ее руками, направляя их так, чтобы она не касалась его спины.
Кто же виноват в этом комплексе? Кто был настолько жесток, что оттолкнул Мартина из-за его увечья? Может быть, его покойная жена? Сердце Лив переполнилось жалостью. Именно в эту минуту она и поняла, что любит Мартина и, наверное, любила всю жизнь.
Ее рука судорожно стиснула простыню. Она обречена безответно любить этого мужчину, может быть до конца своей жизни.
— Я и не собиралась ничего отрицать, — наконец с трудом выговорила она.
Губы Мартина искривились в саркастической усмешке.
— Но смотреть на меня ты, тем не менее, не желаешь. Что ж, неважно, ночью все кошки серы.
Лив так возмутили его слова, что, забыв о наготе, она выпрыгнула из постели и встала к нему лицом.
— Ты говоришь ужасные вещи! Я… — Она изо всех сил закусила губу. Еще мгновение, и она призналась бы ему в любви. Подняв настороженные глаза к его лицу, Лив вся вспыхнула.
Ибо Мартин изучал ее обнаженное тело с откровенным одобрением. Его прямые брови слегка сдвинулись на переносице, когда он заметил синяки на нежной коже ее высоких грудей.
— Я сделал тебе больно? — глухо спросил он.
Лив хотелось крикнуть «да», так ее душила смесь любви и негодования, но лгать ему она не могла.
— Нет, — сказала она.
Испытывая при виде восхищения Мартина что-то вроде гордости за свое тело, она выпрямилась.
— Хорошо, — отозвался он, но тут же забыл, о чем спрашивал. Его взгляд уперся в холмик между ее стройных ног.
Лив в свою очередь не могла оторвать взгляд от его тела. Шрам тянулся от уха через плечо под мышку, но она его не замечала. Грудь Мартина была по-прежнему широка и мускулиста, гладкая, без волос, которые светлым венчиком кудрявились лишь между его крепких стройных бедер. Внезапно длинные ноги Мартина слегка согнулись. Все тело Лив занялось огнем при виде его чисто мужской реакции на ее пристальный взгляд. Уверенности в себе как не бывало.
— Мне надо в душ, — пробормотала Лив и, круто развернувшись, укрылась в спасительной ванной. Вслед ей раздался негромкий смех Мартина.
Приняв душ, Лив вошла в гардеробную, выудила из ящика белые кружевные трусики, натянула их и выбрала подходящий по цвету и фактуре лифчик. Почти одетая, она сразу почувствовала себя спокойнее. Открыв дверцу шкафа, извлекла из него вешалку, на которой висело зеленое хлопковое платье. В считанные секунды она надела платье через голову и разгладила на бедрах юбку. За стеной раздался шум воды. Решив, что забыла закрыть кран, Лив вернулась в ванную и застыла на пороге. Сквозь стеклянную дверь душевой кабинки она увидела фигуру Мартина. По его великолепному телу стекали струи воды, гордая голова была откинута, глаза закрыты.
Господи, ну почему она снова не может оторвать от него глаз? Лив заморгала и помчалась в спальню. Налила себе чашку кофе из принесенного Мануэлем кофейника, подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. День снова был солнечным и ясным, однако ее мысли были мрачнее тучи. Глотнув кофе, она сделала гримасу отвращения. Кофе почти остыл, но Лив просто необходим был допинг, чтобы привести в порядок растрепанные чувства. Поставив чашку, она круто развернулась. Отсюда надо уходить. Однако на полпути Лив остановилась — Мартин спокойно вышел из ванной в полотенце, небрежно обмотанном вокруг бедер.
Лив невольно сглотнула комок, застрявший в горле.
— Мало того, что ты врываешься в мою спальню, ты еще пользуешься моей ванной, — бросила она и только тут увидела в руках Мартина охапку одежды.
— Эта спальня — наша, — ответил Мартин и бросил одежду на смятую постель.
— Но ты же сам сказал, что это моя спальня.
Немного поразмыслив, Лив решила, что хоть она и любит Мартина, но их браку от этого не лучше. У него ведь есть любовница, но это не помешало ему залезть в постель к Лив, не говоря уж о том, как он нагло воспользовался ее доверчивостью восемь лет назад, хотя теперь и притворяется, что все было не так. Женился же он тогда на своей невесте! Этого вполне достаточно, чтобы доказать любой дуре, что ее просто бессовестно использовали, а Лив вовсе не дура. Пусть она любит Мартина, но подстилкой никогда не будет.
— Эта золотая комната — хозяйская спальня, Лив, — насмешливо заявил он, сбрасывая полотенце и натягивая трусы.
— Но, когда я сюда приехала, ты сказал мне, что это комната для гостей. — Глаза Лив гневно сверкали.
— Мало ли что я сказал. Мне было приятно поселить тебя здесь, потому что я уже тогда твердо знал, что женюсь на тебе.
От его ленивого протяжного выговора по спине у Лив пробежал холодок. Она подняла изумленные глаза на Мартина.
— Восемь лет назад я поклялся, что отомщу тебе и в один прекрасный день ты снова станешь моей. Тебе удалось от меня скрыться, но в ту минуту, когда ты вышла из машины у дома Анамарии, твоя судьба была решена. — Пожав плечами, Мартин закончил: — Как видишь, мне это удалось. — Он наградил Лив зловещей усмешкой, от которой у нее внутри все застыло. После его признания Лив на несколько секунд лишилась дара речи. Так, значит, Мартин женился на ней ради какой-то извращенной мести! Она не верила собственным ушам. Если уж у кого и был повод мстить, так это у нее. Ей отчаянно захотелось стереть эту наглую усмешку с его лица, однако чудовищным усилием воли Лив удалось сдержаться.
— Но почему? Что я такого тебе сделала?
— Ничего. Насколько я помню, твои последние слова восемь лет назад были: «Мне не нужен ни твой ключ, ни ты сам. Прощай». С этими словами ты и бросила…
— Только и всего? — ахнула Лив. — Ты все это устроил только потому, что я тебя бросила? ― От гнева ее голос поднялся на октаву. Он перевернул ее жизнь вверх дном только потому, что она посмела задеть его мужское самолюбие. Ну и наглость! Лив вся кипела от возмущения. ― А ты ожидал большего в обмен на платье? — выкрикнула она. Судя по всему, он считал, что одна ночь не оправдывает его затрат на дорогостоящий туалет. — Ты настолько гнусен, что у меня нет слов.
— Возможно. — Глаза Мартина сверкнули, и его лицо напряглось в усилии сохранить маску невозмутимости. — Но теперь ты здесь и ты моя жена. Старая традиция соблюдена, ибо, по сути дела, каждая новобрачная из нашей семьи проводила свою первую брачную ночь на гаремной кровати. — Он кивком указал на кровать. — Она у нас считается символом плодовитости. Хотя в твоем случае это скорее всего нереально. При том образе жизни, который ты ведешь, ты наверняка принимаешь противозачаточные средства.
Лив открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Его чудовищное заявление напомнило ей о беременности и о ее трагическом исходе. Боль волной прокатилась внутри Лив, словно кто-то повернул нож в ее внутренностях. Как она может любить этого человека? Ей ведь на мгновение показалось, что и у него есть свои слабости. Нет, просто на нее ему абсолютно наплевать. Для мужчины, так тщательно скрывавшего от нее свои шрамы в течение двадцати четырех часов, он что-то уж слишком быстро переменился, с горечью подумала Лив. В одних трусах он был еще более хорош собой, насколько такое вообще возможно. Его гибкая мускулистая фигура прямо-таки лучилась притягательностью. Он был так привлекателен, что даже тысяча шрамов не могли его изуродовать. Лив завороженно следила, как он надевал легкие бежевые брюки. Затем набросил белую рубашку с короткими рукавами, застегнул пуговицы, засунул рубашку в брюки и щелкнул пряжкой тонкого ремня.
— Ты закончила?
Лив внезапно сообразила, что смотрит на него во все глаза.
— Нет, не закончила, — заявила она, решительно вздернув подбородок и смело встречая его насмешливый взгляд. — Что касается твоих пресловутых традиций, то твоей первой жене они, похоже, не больно-то пошли на пользу, ведь детей у тебя нет. — Воспоминание о его предательстве отозвалось в сердце Лив такой болью, что ей захотелось ударить его, и побольнее. — Вернее, законных детей, — ядовито прибавила она, окончательно разозлившись при мысли о его любовницах.
В два прыжка Мартин оказался рядом. Лив хотела было отскочить, так страшен был его ледяной взгляд, вонзившийся в ее лицо, но она храбро осталась стоять на месте.
— Ты не знала мою покойную жену и не смей больше упоминать о ней. — Смуглое лицо было бесстрастно, но в голосе слышались стальные нотки. — Понятно?
Еще бы, с горечью подумала Лив. Свою жену он не просто любил, а боготворил, но это не помешало ему обманывать ее — хотя бы с ней, Лив! И тут вся ярость, боль и негодование, дремавшие в ее душе долгие годы, прорвались наружу.
— Что ты! Я все прекрасно понимаю. Так же, как и то, что восемь лет назад, затащив меня к себе в постель, ты не соизволил поставить меня в известность о том, что помолвлен. Ты не изменился; все так же гнусно манипулируешь людьми! — бросила она.
— Ошибаешься, Лив, я очень даже изменился. Меня больше не поймаешь на хорошенькое наивное личико, — рявкнул Мартин, пригвоздив ее к месту бешеным взглядом. — И, когда мы познакомились, я не был связан словом с другой женщиной. Это лишь предлог, который ты изобрела, чтобы успокоить свою нечистую совесть.
— Я не так глупа, как ты думаешь, — горячо запротестовала Лив. — Я видела фотографию на камине, и потом Сержиу…
— Не смей произносить его имя в моем присутствии, — резко оборвал ее Мартин. — Я не позволю тебе клеветать на моего лучшего друга только потому, что у тебя совесть нечиста.
— Это у меня-то совесть нечиста? — возмутилась Лив. Ее руки сами собой сжались в кулаки.
— Послушай, я ведь проявил максимум терпения. И не требовал у тебя объяснения твоих поступков в прошлом.
— Твоя наглость не знает пределов, — закричала она. — Ты помнишь лишь то, что тебе удобно помнить, черт возьми!
У Мартина как-то странно побледнели губы.
— Не испытывай моего терпения, Лив, — свирепо предостерег он. — Я старался держать себя в руках и вести себя как порядочный человек, но с меня хватит.
— Ты порядочный человек? Не смеши меня! — презрительно отрезала Лив. — Да с первого дня нашей встречи ты только и делал, что манипулировал мной!
— Довольно, — произнес Мартин, и на его лице отразилось такое презрение, что Лив похолодела. — Ругаться из-за прошлого — последнее дело. Ты моя жена. И в качестве таковой потрудись вести себя соответственно. Пора закончить препирательства. Я готов предать прошлое забвению и объявить перемирие.
К нему уже вернулась его обычная чуть отчужденная невозмутимость, и говорил он так, словно обращался к совету директоров. Лив, которой надоело, что этот наглец обращается с ней, как с последней дрянью, готова была вновь обрушиться на него с упреками, но удержалась и закусила нижнюю губу. Мартин стоял всего в нескольких сантиметрах от нее, верхняя пуговка его безупречной белой рубашки была расстегнута.
— Я не стану расспрашивать тебя о твоих прежних любовниках — Габриеле и прочих, но ты окажешь мне ту же услугу. — Его чувственные губы растянулись в иронической гримасе, которая, по-видимому, должна была изображать улыбку.
Лив невольно залилась краской стыда, но сразу подавила в себе чувство вины. Она не сделала ничего постыдного. Габриель был лишь добрым человеком и хорошим другом. Просто у них не сложилось. Он потом сказал ей: «Ты из породы однолюбов, и, к несчастью для меня, я не тот счастливец». Но как Мартин догадался? Она ведь всего один раз о нем упомянула.
Его проницательность была просто поразительна, и при одном взгляде на эти резкие черты, суровую мужественность его тонкого лица, она решила, что Мартин слишком умен, чтобы тратить время на пустые споры с ним. Почему бы не получать удовольствие от того, что он готов ей предложить, и не требовать слишком многого. Прошедшей ночью она испытала такое блаженство, о каком и не мечтала. Тот факт, что она любит его, а он ее — нет, не так уж и важен. Мне уже двадцать шесть, старовата я для детских грез о нежных вздохах, грустно подумала Лив.
— Твое молчание означает согласие, так ведь? — спросил Мартин. — Признайся, Лив, мы уже достаточно взрослые люди, чтобы понимать никчемность подобных споров. Как там говорят? Все равно что черпать воду решетом. Согласна?
— Согласна, — спокойно отозвалась она. — Но при одном условии. Я требую от тебя абсолютной верности. — Сейчас он ее не любит, но, может, со временем полюбит. Однако этого никогда не произойдет, если придется делить его с любовницей.
Мартин явно удивился. На его лице мелькнуло какое-то странное выражение, и он сделал шаг по направлению к ней.
— Разумеется, дорогая, — протянул он. — Даю тебе слово. Но ты должна понять, что и от тебя я требую того же самого. — Он протянул к ней руку, но Лив быстро отступила.
— Подожди. По-моему, ты кое о чем забыл, вернее кое о ком, — резко произнесла она и увидела, как его брови недоуменно сошлись на переносице. — Любовница, о которой ты упомянул, когда сделал мне свое столь изысканное предложение.
Мартин поморщился.
— Мне далеко за тридцать, и в течение нескольких лет у меня никого не было. Было бы глупо отрицать, что у меня прежде были любовницы. Но не теперь. Сегодня ночью я впервые за полгода, если не больше, был с женщиной. — И, прежде чем Лив успела хоть что-то сообразить, его рука обхватила ее затылок и он прильнул к ее губам долгим поцелуем.
Она запоздало попыталась отстраниться, но Мартин другой рукой обвил ее талию и привлек к себе. Когда он наконец отпустил ее, глаза Лив были полны боли и гнева.
— Ничего не выйдет, Мартин, — без обиняков заявила она. — Я не стану жить с лжецом.
— Ты это обо мне? — недоверчиво спросил Мартин. Их взгляды скрестились, и в воздухе запахло взрывом. — Еще никто никогда не ставил под сомнение мое слово. Как ты…
— Замолчи. — Лив подняла руку к его лицу. — Ужин в первый вечер в Лиссабоне и телефонный звонок. Может, освежишь свою память?
Мартин молча зашагал к двери. Лив проводила взглядом его внезапно напрягшиеся плечи. Вдруг он резко развернулся на каблуках, и от ее взгляда не ускользнул виноватый румянец, заливавший его скулы.
— Кто тебе сказал? Уж точно не дед.
— Мики очень веселился по этому поводу.
— С него станется! — холодно заметил Мартин и, подойдя к Лив, встал к ней лицом к лицу. — Однако он, очевидно, не все тебе рассказал. — Лив уже не была уверена, что ей хочется это услышать, и в отчаянной попытке скрыть смущение стала смотреть куда-то через его плечо. — Вообще-то я не привык отчитываться ни перед кем, особенно перед женщиной, — продолжал Мартин.
Но Лив решила не давать ему спуску.
— Я не какая-то там женщина, я твоя жена, — храбро выпалила она.
Его взгляд, изучавший ее лицо, был почти задумчивым.
— Да, ты права. Давай вернемся к тому вечеру, Лив. Во время ужина мне позвонили, но мой дед пришел в ярость еще до того, как я взял трубку. А зол он был потому, что означенная дама уже звонила сюда несколько раз за последние месяцы, в том числе и когда я был в Англии. А, по мнению деда, которое он не преминул мне высказать, хороша та любовница, с которой периодически встречаешься, но навязываться она не должна.
— Боже, какие допотопные взгляды! — вознегодовала Лив.
— Возможно, зато правильные. Я ответил на звонок и решил немедленно положить этому конец. В конце концов, у меня уже была ты.
От такого немыслимого нахальства Лив просто опешила.
— И что же ты сделал? — язвительно спросила она после паузы. — Откупился от нее?
— Что-то в этом роде. Достаточно сказать, что у меня с ней все кончено и дама осталась вполне довольна.
Брови Лив сдвинулись: она решила, что Мартин переспал со своей пассией в последний раз.
— В денежном отношении, разумеется, а не в сексуальном, — уточнил Мартин, от которого не укрылись ее сомнения. — Так что у тебя нет оснований сомневаться в моей честности и верности. — Его губы изогнулись в опасной улыбке, рука скользнула вдоль ее щеки, а потом он наклонился и коснулся губ Лив ласковым, странно возбуждающим поцелуем. — Решай, Лив, — тихо сказал Мартин. — Уже почти полдень, и я умираю с голоду. Вчера я так нервничал, что весь день почти ничего не ел.
После этого признания он показался ей таким простым и земным, что она невольно улыбнулась.
— Что ж, тогда идем есть.
— А ты умеешь готовить? — спросил Мартин, подходя к двери и открывая ее перед ней.
— А что будет, если я скажу «нет»? Это повод для развода? — поинтересовалась Лив, проскальзывая мимо него и лукаво наклонив голову. У нее вдруг стало легко на сердце.
Сильная мужская рука обвилась вокруг ее талии.
— Нет, Лив. Никакого развода не будет. — Глаза Мартина странно потемнели. — Никогда. Я хочу, чтобы ты стала матерью моих детей.
Сердце Лив на мгновение перестало биться. Неужели он догадался, что она была беременна, когда ему звонила? Как он мог быть таким жестоким? Ее глаза широко распахнулись, и она стала вглядываться в его лицо, ища подтверждения своим подозрениям. Однако ничего прочесть не смогла.
— Подумай об этом. — Мартин осторожно отвел ей за ухо выбившуюся прядь и улыбнулся. — Что касается готовки, то с этим я справлюсь сам. Мануэль по воскресеньям всегда ходит к одиннадцатичасовой мессе, а потом у него выходной.
— Теперь понятно, ты хочешь, чтобы я стала рабой плиты, — пошутила Лив. На секунду мелькнула мысль, что это, наверное, был бы не самый худший выход из положения. Как бы она ни любила Мартина, между ними всегда будет стена…