Родион садится, а я покрепче обхватываю его за шею. Когда встает вместе со мной, стискиваю его торс ногами, скрещивая за его спиной в щиколотках. Глаза держу закрытыми. Он поддерживает меня под бедра, хотя это и не требуется: я так крепко держусь за него, мог бы идти, будто меня и нет.
Когда спускаемся, решаю, что на ручках гораздо спокойнее и даже попытки не предпринимаю спуститься на землю.
— Взгляну, что от него осталось, — говорит тихо.
Мычу что-то, борясь с тошнотой. Вдыхаю его запах во весь объем легких. Так лучше, так спокойнее.
— Ты умница, — хвалит неожиданно. — Я разные варианты прокрутил, но ты выбрала оптимальную траекторию из возможных. И руку подала, молодец. Это было просто. Ударилась?
— Выжила, — вздыхаю тихо и трусь носом и щекой о его шею. — Спасибо, Родь.
— Я пока на адреналине, — сообщает, выбираясь из зарослей на тропинку, — но скоро меня сморит. И я останусь спать у тебя.
— Хорошо, — соглашаюсь, внезапно почувствовав смущение.
— На смену в бар отвезу сам. Там Зотов будет околачиваться, нет нужды пасти. Приеду вечером, — раскладывает, останавливаясь у машины и открывая дверцу.
Понимаю, что пора бы уже и честь знать. Расслабляю ноги, сползая по нему. Чувствую его руки на своих ногах, потом на ягодицах, голой из-за задравшейся футболки пояснице. Животом пересчитываю каждый кубик его пресса. Щеки пылают… сердце разгоняется… а отстраняюсь с таким трудом, точно в нас магниты вшиты, прямо под кожу. Ох, не к добру это.
— Думаешь, Зотов не при чем? — продолжаю разговор, разглядывая крошечный белый логотип на его черной футболке.
— Стопроцентной уверенности нет, но тебе ничто не угрожает.
— Почему?
— Он уже понял, что если с тобой что-то случится, я расстроюсь. Сильно. И крайним будет он. Так что присмотрит, как за своей.
— А я, типа, твоя? — прыскаю, сдерживая глупую улыбку.
— Без типа. Моя.
Отходит, позволяя мне пролезть в машину, что я тут же и делаю. Захлопывает дверцу, а я украдкой прикладываю прохладные ладони к обжигающе горячим щекам.
«Это все понарошку», — напоминаю себе, пока он обходит машину.
— Не понимаю, зачем тогда расписываться, — рассуждаю, когда он садится и пристегивается. — Показались на людях, все всё поняли. Ну, могу у тебя пожить немного, пока ты разбираешься.
— Я не съезжаюсь с женщинами и никого к себе не вожу.
— Ну, тем более. Раз привел, все серьезно. Могу в невестах походить, но придется раскошелиться на кольцо.
— Может, до свадьбы и не дойдет, — соглашается с кивком, — но только при условии, что организатор быстро проявит себя. Но съехаться придется, а значит, предложение быть должно. И все, кто знают меня, знают и то, что тянуть я не буду. Сказала «да», подали заявление, пошла выбирать платье и никаких «подождем до следующего лета» и прочей чуши. Буду тянуть, все поймут, что не отношения, а фуфло.
— Какой ты… решительный.
— Такой характер. Не повезло тебе.
— Организатор чего? — роняю невзначай.
— Завтра, Саш, — вздыхает обреченно.
— Правда расскажешь?
— Ты выставила условие, я достиг той точки, когда готов на него согласиться. Видеть, как ты летишь с высоты — не самое приятное зрелище.
— Седьмой этаж…
— Решу.
— Почему-то кажется, я знаю как, — бурчу себе под нос.
— Отличная возможность продемонстрировать Даниилу, что свою возможность он благополучно просрал, — флегматично пожимает плечами. — Что не устраивает?
— Все устраивает, — мямлю негромко.
— Так не пойдет. Я должен знать, что у тебя в голове. По голосу слышу, расстроилась.
— Я жила там с другим мужчиной. Я любила его там и думала, что он — меня. Мы там… на всех, блин, поверхностях. Тебе, якобы влюбленному, как?
Родион с такой силой сжимает руль, что набухают вены на руках. Видимо, представил.
— Об этом не думал.
— Можно второй. Терпимо.
— Терпимо — это не ко мне, — режет раздраженно. — В доме два подъезда, две квартиры на первом. Одна мимо, значит, нам нужна вторая. Буду думать, как ее получить.
— Другой дом — не вариант?
— Последний. Гораздо удобнее держать всех на виду. Можно зайти, почуяв дым. Как вчера.
— Поняла. Но там же кто-то живет, да?
— Сто процентов. Мы свои выкупали на стадии котлована, как и остальные. Мужика с первого, чью купил Борисов, грохнули весьма кстати.
— Не Даня же? — бормочу ошалело.
— Нет, конечно, он своими руками только сиськи мять умеет и, надеюсь, подтирать жопу.
— Я ничем подобным точно не занималась, — заверяю поспешно.
— Это радует, — с трудом давит улыбку. — Не знаю, как бы смог смотреть на тебя после такого.
— Дурак, — фыркаю и смеюсь, не выдержав.
— Зотов мог, точнее, его парни, — говорит вдруг. Абсолютно серьезно. По спине летит мороз, но с комментариями не лезу. — Но это не мои методы. Выясню, кто там обитает, дальше буду думать.
— Геморрой на пустом месте, — вздыхаю.
— Разве? — хмыкает. — Одна из первостепенных задач мужчины — сделать жизнь своей женщины простой и комфортной. Совместное жилище — фундамент.
— Квартира отца на втором. Жила как-то…
— Как-то — не ко мне.
— Довыделываешься, не дам тебе потом развод, — пытаюсь перевести все в шутку.
— Подвешу тебя за ногу с крыши, подпишешь что угодно, — подкалывает, а я веду плечами и бросаю взгляд на его ручищи. Может себе позволить.
Возразить нечего, от мерного рева мотора и пережитого клонит в сон, но чуть только начинаю клевать носом, он ворчит:
— Куда собралась? Развлекай меня беседой, если не хочешь, чтобы и я вырубился.
— Простой и комфортной, Родион, — бормочу сонно и пристраиваюсь поудобнее, ехидно ухмыляясь.
— Никто не идеален, — нагло похлопывает меня по бедру.
— Мог бы рассказать о том, что происходит, — замечаю пространно.
— Это — точно на свежую голову. Хочу послушать о твоей семье. О детстве.
— Ничего интересного… и ты и так знаешь. Брат — участковый, папа — алкаш. Мама умерла, когда мне три было, а Ваське шесть.
— Что случилось? Молодая еще.
— Она в круглосуточном магазине работа, продавцом. Хотели ограбить. Точнее, ограбили, она всю кассу выгребла. А потом сообразили, что опознать может, по голосу, — хмыкаю горестно, а он зачем-то берет меня за руку. — Ножом в живот и деру. Пока зашел посетитель, пока скорая…
— Мне жаль. И ее судьбу ты не повторишь, даю слово, — сжимает мои пальцы, а я прикрываю глаза. Приятно. Забота, участие, прикосновение. Он. Черт…
— Бабушка по папе тогда еще жива была, она к нам перебралась, — продолжаю говорить, чтобы не зацикливаться на собственных ощущениях. — Папа работал. Выпивал, но нечасто. А через год и ее не стало, тогда уж сорвался. Но мы мелкие, ничего не соображаем, это я уже от соседок позже наслушалась. К тому моменту, как начали понимать, папа уже так плотно пристрастился, что только рукой махнуть. Он на водке только и функционирует: вроде помногу и не пьет, но часто. Мне кажется, если его зашить, сразу все органы одним махом откажут.
— Вряд ли это именно так работает. Буйный? Ты там про шкаф что-то говорила.
— Нет, ни в коем случае! — ужасаюсь даже мысли. — Папа хороший, нас с братом никогда не обижал. Наоборот, баловал, в меру возможностей. И работал до самой пенсии, токарь он у меня. Поселок-то заводской, ну, ты знаешь, наверное. Или погоди, ты из другого города же?
— Из этого, — улыбается. — Я вырос, окончил приличный ВУЗ, и мы вернулись. Маме тут лучше, знакомых много. Да и на кладбище столько родни, считай, корнями вросли. Так что со шкафом?
— Папа один никогда не пил, — морщусь от воспоминаний. — В основном сосед с пятого приходил. Он сам-то тоже спокойный, но уж больно компанейский. Под его песни начали захаживать другие. Папе много не надо, он принял и вырубился, а этому скучно, двери нараспашку. Полезла мразь… а мне куда деваться? Когда совсем труба, к соседям сбегала, принимали. Потом другой выход нашла, шкаф свой, людям-то чужим сколько можно досаждать? У всех своя жизнь.
— Отцу говорила?
— Говорила. А толку? Он соседа отчитал, тот покивал, а потом все по-новой. Брат пытался объяснить, что им не рады, но куда ему с тремя-четырьмя мужиками тягаться? Да и работал он в ночь часто, те тоже не дебилы, когда он дома не лезли.
— Ясно. Кем работал?
— Охранником на складе. Без оформления, он в шестнадцать начал. Копейки, но… не лишние. В восемнадцать сразу пошел в полицию. Тоже копейки, но его, плюс Иришкины, наскребли на съемную, меня забрали. Три года у них прожила, после занятий в магазине консультантом работала, хоть на оплату обучения накопила. А потом отучилась, на работу легко устроилась, квартиру сама сняла, сильно проще стало. Ну и… Борисов, чтоб ему его жена что-нибудь отгрызла, — последнее злобно бубню, глядя на свои колени. — Не уснул?
— Нет, — ведет большим пальцем по моим, а у меня сердце в низ живота ухает и растекается там в сладкой истоме.
«Зараза», — вздыхаю мысленно, осторожно высвобождая свою руку.
В квартиру прохожу первая. Включаю свет, разворачиваюсь и выставляю руку ладонью вперед, не давая ему войти.
— Саш, блять, я серьезно, — устало прикрывает глаза. — С ног валюсь, пусти.
Безжалостно гашу рвущуюся улыбку, придаю своему лицу суровое выражение, разворачиваю руку ладонью вверх и выдаю строго:
— Паспорт.
Родион таращится мне в глаза секунды три, а потом начинает гоготать в голос, попутно доставая портмоне из заднего кармана джинсов.