Падай, я ловлю (СИ)

Глава 5

На обратной дороге засыпаю на заднем сиденье. Ведет он неторопливо, размеренно, но на родных ухабах все равно просыпаюсь. Сажусь и приглаживаю волосы, с отвращением готовясь предстать перед зеркалом. После этой ночки у меня видок портовой девки, если не похлеще.

— Спасибо, — хмыкаю, хватаясь за дверную ручку, когда он останавливается у нужного подъезда. — Дальше как-нибудь сама, ты сделал достаточно.

Бросаю на него прощальный взгляд. Он хмурится, развернувшись ко мне. Как будто сказать что-то хочет, я почему-то медлю, так вдруг любопытно узнать, что именно. Но, он — молчит, я — выхожу, ступая белыми носочками на мокрый асфальт. Странное дело, во всем городе сухо, а у меня на районе лужи. Точно над домом нависла грозовая туча.

Рюкзак из моей машины мы забрали. Он даже выдал что-то, вроде как машину сам пригонит. Я только плечами пожала: вести самой сил не было, хоть и не болело особо ничего: тот мужчина начинил меня обезболивающими и антибиотиками и даже отсыпал что-то с собой, расписав схему приема.

Открываю дверь подъезда, мельком оборачиваясь и отмечая, что он до сих пор стоит. Чего ждет? Убрался бы, да подальше. И на работу я не выйду, пусть увольняют за прогулы. Нет ни малейшего желания играть в их мужские игры.

Дома первым делом иду в ванну, ненадолго застывая перед зеркалом. Светлые волосы в беспорядке, раскинуты по плечам. Взгляд с придурью, под глазами синяки, на лбу и щеке засохшая кровь.

— Маньячка, — брякаю удрученно.

Залезаю в ванну, неловко обмываясь, чтобы не намочить повязку. Голову мою отдельно от тела, раздражаясь с этого особенно. Сушусь, с остервенением расчесываясь. Выхожу абсолютно голая, топаю в спальню и замираю на пороге, не зная, куда себя деть. Неловко прикрываю руками самое сокровенное и верещу:

— Совсем ахренел?!

А я, похоже, из ума окончательно выжила: дверь-то не закрыла. Прошла, только захлопнув.

— Красавица моя, — довольно тянет Даниил, пожирая меня взглядом. — Соскучился я, солнце. Иди ко мне, — убираю руку от груди и показываю ему средний палец, вложив в жест всю оставшуюся после его вмешательства (и моего помешательства) душу. — Не так уж и злишься, — хмыкает и поднимается, медленно идя ко мне.

— Проверь, — кривлюсь и ищу взглядом, чем бы его огреть, если распустит руки.

— Брось. Хотела бы унизить меня, рассказала бы мужикам, как я таскался за тобой, умоляя выслушать. Пока ты квартиру не сменила, не поменяла номер и не устроилась в дыру, по чистой случайности оказавшуюся моей.

— Понятно, — закатываю глаза и дефилирую к шкафу. Распахиваю створки, выдвигаю ящик с бельем и чувствую его руки на своем животе.

— Сашка моя, — рычит приглушенно, несильно прикусывая плечо. — Я тебя искал. Все это время искал. И ты сама меня позвала. Давно уже не спал нормально, как ты из моей постели удрала, и твой вопль узнал сразу.

— Перестань, — хочу сказать строго, руки его с себя снять, но… кого я пытаюсь обмануть? Голос дрожит, любила ведь мерзавца. До сих пор будто не остыла, только обида все прочие чувства перекрывает.

— Дурочка ты, — вздыхает мне в шею, притягивая к себе. — Но теперь не отвертишься. И наконец-то выслушаешь. Кольцо не ношу, потому что мой брак — туфта. С Маринкой нас свели родители, это чисто бизнесовое решение. И мы нашли решение, у нас свободные отношения. Я не мешаю жить ей, она — мне.

— Только мне, — ехидничаю, пихая его локтем куда придется. — Оба.

— Недоразумение. Я не должен был ехать на дачу, тем более с женщиной. Мой косяк. Но ты так хотела поплавать, а я ни хрена тебе ни в чем отказать не мог. Кто ж знал, что она с маман припрется?

— И поэтому надо травить меня? Орать, что я шалава, что с женатыми сплю чуть ли не за барной стойкой. Я не ушла трижды, придурка ты кусок, меня трижды уволили!

— А позвонить? — рычит и разворачивает меня за плечи лицом к себе. Злюсь, пыхчу, а он настырно тянет мой подбородок вверх. — Гордость заела, а, Сашуль?

— Заела, — отвечаю дерзко. — Представь себе. Никогда шалавой не была и любовницей не буду.

— Куда ж ты денешься, — вздыхает и целует.

Вот мерзавец! Но такой нежный…

— Не надо… — мычу, но сама отстраниться не могу, тая от его прикосновений.

— Но вместо того, чтобы позвонить и рассказать, ты сменила номер, — продолжает тихо отчитывать в губы. — Переехала. Машину поменяла, на себя не переоформила. А могла бы и дальше греться на моих руках и, если уж на то пошло, на моей шее. В моей квартире, а не в этом клоповнике. В моей, Саш, на первом этаже. Той, которую я специально купил, чтобы тебе страшно не было оставаться у меня. Для нас, осознаешь?

— Ты никогда не разведешься, — стону жалобно, на мгновение теряя контроль.

Чувствует, стервец, щедро подливая сиропа на мою голову:

— Ну, почему же. Когда-нибудь папаша даст дубу и это развяжет нам с Маринкой руки. Поделим имущество по-тихой, пойдем каждый своей дорогой. Но это не мешает нам жить вместе. Надумала себе хрен пойми что, кто так делает, солнце?

— Я, — роняю тихо, обхватывая его за шею и жадно целуя, поддавшись порыву, — не надумала, — договариваю, с трудом оторвавшись от него. — Ты должен был сказать.

— И что бы это изменило? — вопрошает недовольно.

— Я никогда бы не пошла с тобой на свидание. Никогда бы не позволила себе увлечься. Никогда бы не легла с тобой. Не лишилась бы нормальной работы и не попала под подозрения человека, которому признавалась в любви. И который признавался мне, — раскладываю, глядя ему в глаза.

Даня морщится и делает шаг назад, запуская обе пятерни в золотистые волосы. Красивый он. Когда-то думала, самый красивый мужчина на планете. Сейчас… да также. Не слишком высокий, но с моими метр шестьдесят четыре полная гармония с каблуками и без. Лицо как с обложки журнала. Красивые голубые глаза смотрят нагло и требовательно. Спортивное телосложение, идеальное в моем представлении: никогда не засматривалась на качков.

— Ничего не изменилось, — выносит вердикт, обдумав мои слова. — Я все еще люблю тебя. Только теперь хочу понять, в какое дерьмо ты вляпалась, пытаясь в отместку отравить мне жизнь.

— Я сказала правду сегодня, Дань.

— Может да, а может и нет, — разводит руками, хмуро глядя мне в глаза. — Зотов вызвал Кристину на разговор, а она, представь, не приехала.

— В смысле? — бормочу, холодея и покрываясь мурашками.

— В прямом. Он ее даже не нашел. Телефон отключен, на квартире никого. Она тебя рекомендовала, это факт. Но что до остального…

— Подожди, — выставляю вперед ладонь, пытаясь думать. — Ко мне какие претензии? Я обратилась за помощью к сокурсникам, у меня даже переписка сохранилась… — замолкаю. — Точнее, я написала в чат, а она позвонила где-то через неделю.

Даня достает из кармана мой телефон и бросает его через плечо на кровать. Понимаю, что схватила рюкзак из машины и даже не проверила, в сохранности ли мое имущество. А ведь она открытая стояла, все с теми же ключами в замке зажигания.

— Пароль ты так и не сменила, так что мы уже пошарили, — сообщает, сунув руки в карманы и гипнотизируя меня взглядом. — В чате, о котором ты говоришь, ее даже нет. Она вышла из него два года назад. А в «Дублин» устроилась за неделю до тебя. Ее сменщица уволилась через три дня, а потом появилась ты. И как прикажешь тебе верить?

— Как я верила тебе год! — срываюсь и рявкаю на него, сжав кулаки.

А потом вспоминаю слова Туманова и понимаю, как выгляжу со стороны. Как мстительная сучка. Только вот чьими стараниями? Зачем это кому-то? И где, черт возьми, Крис?