— Я тут кое-что вспомнила, — с трудом разжимаю челюсти уже в машине.
— Что пьешь противозачаточные? — уточняет невинно.
— Не пью, — выговариваю с трудом, старательно разглядывая свои пальцы и ковыряя кутикул.
— Тогда виноват, — басит коротко, а я прикрываю глаза, пытаясь справиться с сумасшедшим вихрем эмоций внутри.
Чего там только нет… тупая радость, негодование, волнение, страх. Последнее преобладает и боюсь я разом за все. На много лет одинокого материнства вперед.
Останавливаю бурный поток не на шутку разыгравшегося воображения и заставляю себя переключиться.
— Детектив, — выпаливаю, чтобы снова не потерять мысль. — Есть идея, как его найти. Он наверняка мертв, но… Кристину нашли… бесчеловечно при любом раскладе.
— Согласен. Что за идея? — рассказываю о своем звонке сокурснику и он берет с подставки телефон, бросая между делом: — Умница. Возьми у этого деятеля данные по сокурсникам Саши, — говорит уже в динамик. — И ничего не планируй на эту ночь.
— Да вашу мать! — раздраженно орет Зотов, а Туманов морщится, отставив телефон от уха, так что дальнейшие гневные тирады я слышу все до одной, испытывая настоящее изумление касаемо витиеватости чужой мысли.
— Однако, — брякаю, когда Зотов затыкается.
— Никакой личной жизни! — орет Дмитрий напоследок и только после этого сбрасывает вызов.
— А у кого-то слишком много… — бормочу пространно, продолжая измываться над своим маникюром, который и без того следовало бы освежить.
— Так, — Туманов волевым движением перестраивается в правый ряд, сбавляет скорость и съезжает на обочину, останавливаясь на аварийных сигналах. Очень символично, внутри меня так и мерцает предупреждающий сигнал. Ослепляет настолько, что я чуть не поддаюсь порыву выскочить из машины и податься в бега.
— Я не хочу это обсуждать, — закрываюсь от него, пряча лицо в ладони.
— А придется, — сообщает строго.
— Так глупо, Родь, — жалуюсь из своего укрытия.
— По максимуму, — вздыхает и вдруг начинает тихо смеяться.
Ошарашено опускаю руки и поворачиваюсь к нему с удивлением во взгляде.
— Смешно, по-твоему? — таращусь на него не моргая.
— А по-твоему — нет? — все также смеется.
— Не, ну с твоей стороны может и смешно, — презрительно фыркаю и отворачиваюсь от него, жалея, что не удрала.
— Саш, — снова вздыхает и берет меня за руку. — Чего психуешь? Вариантов — тьма. Не в средневековье.
— Не для меня, — роняю тихо и чувствую, как слабо дергается его рука вместе с моей.
— Поясни, — требует.
Выдуваю, пытаясь сформулировать попроще, но из-за полнейшей неразберихи в голове вываливаю, как есть:
— Я не буду пить таблетки экстренной контрацепции.
— Поясни, — снова давит.
— Слушай, — бормочу и пытаюсь вытащить свою руку из его, но он сжимает сильнее, не позволяя. — Я тебя ни к чему не обязываю. Считай, ставлю перед фактом. Мое тело — мое дело и все такое.
— Во-первых, твоя тупая логика меня бесит. Во-вторых, я все еще хочу ее услышать.
— Себя-то слышишь? — прыскаю, не к месту улыбаясь.
— Жги, — подначивает, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем.
— Слишком любопытна, чтобы гадать потом, «а что, если».
— Я тоже, — отвечает просто, а у меня от неожиданности и счастья душа в пятки опускается. Туманов выключает аварийные огни, включает поворотник и, не отпуская моей руки, выруливает на полосу. — Вот и проверим.
— А если… — лопочу тоненьким голоском.
— Там и решим. Не собираюсь ломать голову над тем, что еще даже не случилось. И это будет ахеренная история, — ржет, бросая на меня веселый взгляд.
— Придурок, — закатываю глаза и вырываю свою руку из его, но ответную улыбку сдержать не могу, от того снова отворачиваюсь.
— Один только момент, Саш, — говорит без улыбки и стеба минут через десять пути.
— Какой? — сглатываю, ожидая услышать что-то в высшей степени неприятное.
— Если да, к Борисову я тебя уже не отпущу. Так что подумай как следует, время есть.
— Дважды вынужденный брак? — хмыкаю, ощущая, как душа покидает тело. — Романтика…
— Реальность, — берет последний аккорд по моим мечтам.
«Не о таком финале я фантазировала, — размышляю горестно. — Вынудить мужика жениться по залету… мощно, Колосова. Далеко пойдешь, девочка. Тупая, но хитрая».
— Останови у аптеки, — прошу тихо уже в городе. Туманов резко дергает рулем, сворачивая в переулок. Разгоняется и бьет по тормозам у аптеки. Врезаюсь в ремень, но говорю спокойно: — Подожди тут, пожалуйста.
Таблетку покупаю. И воду. Расплачиваюсь картой, чек убираю в кошелек. Вдруг взбредет в голову проверить? Черт его знает… за себя точно знаю — не буду жить с мужчиной, для которого лишь мимолетное увлечение. Вот не буду и все тут, ни при каких обстоятельствах. Я тоже хочу быть счастливой. Хочу, чтобы меня любили, а не терпели. Хочу иметь хотя бы шанс. Если придется, перееду в другой город. Увезу папу, какая ему разница, где за воротник закладывать? У Васьки своя семья, мы и так видимся нечасто, а будем еще реже, когда Иришка родит. Справлюсь. Успею подкопить, нормально все будет. Надо только на полную смену выйти, за пять часов много не заплатят.
Выхожу и у двери аптеки вскрываю пачку. Достаю блистер, делаю вид, что выдавливаю и кладу в рот таблетку. Запиваю, глотаю. Все лишнее выбрасываю. Возвращаюсь в машину.
— А что, если, — кривляется Туманов и дергает машиной. — Пристегнись, — приказывает грубо.
У меня первой иду в душ. Беззвучно плачу под струями воды, но о своем решении не жалею. Даню как любила! Думала, сдохну, когда о жене его узнала. Все, конец, пропасть, шаг, верная смерть. Но ничего, встретила другого, снова влюбилась, жизнь продолжается. И после Туманова встречу, обязательно. Да, думаю только о себе. А о ком мне думать? О чем? О его чувстве долга? О его ответственности? Он даже не узнает, а значит, и заботить ничего не будет. А я буду счастлива, когда-нибудь, обязательно.
— До твоей смены — сон, — ставит перед фактом, возвращаясь из ванной. — Ночка будет долгой.
— Я не хочу, — перечу негромко.
— Считай, посоветовались, — ухмыляется едко. — Легла. И учти, попытаешься удрать, о работе забудь. Будешь торчать на седьмом этаже, пристегнутой к батарее.
Смотрю на его перекошенное гневом лицо и понять не могу, какая эмоция им движет. Все еще любопытство? Вряд ли, слишком уж бесится. Ущемила самолюбие? Скорее всего, причем, дважды. Не захотела от него ребенка и оставила себе лазейку к другому. Хочу другого, а сплю с ним. Что ж, пусть так. В разы лучше, чем жалость и нужда.
Ложусь в одежде, накрываюсь простыней и долго таращусь в потолок, прислушиваясь к его размеренному дыханию.
— Я просто хочу любить и быть любимой, — всхлипываю чуть слышно, не выдержав.
Родион неожиданно поворачивает голову, а я закрываю лицо руками, не в состоянии удержать слезы.
— Виноват, — хрипит и пододвигается ближе, обнимая.