— Думаю, он окопался на даче, — заявляю, едва пятая точка касается кожаной обивки сиденья в машине Туманова. Захлопываю дверцу и немного заискиваю: — Доедем?
— Доедем, — слабо улыбается и берет меня за руку, глядя в глаза. — Ты умница.
— Ого, — брякаю, опуская взгляд. — Красивая еще ладно, но умная — это уже перебор и больше похоже на издевку.
— Не издевка. Зотов слышал ваш разговор, — улыбается. — Мы оба были уверены, что ты скажешь, что он тебя динамит, а ты света белого без него не видишь. Но ты вышла из ситуации, не выставив меня идиотом. Благодарен, — подносит мою руку к лицу и целует. — Теперь можно смазать твою помаду?
— Можно, — бормочу, отчего-то волнуясь.
Когда в постели с мужчиной лежишь, голая уже, поцелуи воспринимаются как неотъемлемая составляющая ласк. А все эти нежности без очевидного продолжения…
Поднимаю глаза, и он тянется навстречу, запуская руку в мои волосы. Чувственно обхватывает губами сначала мою верхнюю губу, следом нижнюю. Когда рот приоткрываю, совершенно размякнув, проникает в него языком. И это — самый настоящий взрыв. По телу ток мчит, в груди огненный водоворот из эмоций. И так сладко ноет живот, что рвется неуместный стон.
Если бы он предложил прямо там переместиться на заднее сиденье, я бы отбросила все свои принципы и наплевала на приличия. Но он отстраняется, глядя на меня мутным от желания взглядом, проводит большим пальцем по щеке, снова коротко и импульсивно целует и возвращается в нормальное положение, откидывая зеркало и стирая мою помаду.
Сглатываю и моргаю, пытаясь прийти в себя, и следую его примеру.
— Это все твоя рубашка, — хмыкает и трогается с места. — Заедем заправиться. Насколько я помню, пилить туда часа полтора.
— Ты был у него на даче? — поддерживаю разговор, приводя себя в порядок хотя бы внешне.
— Там неплохая баня.
— Не видела…
— Неудивительно.
На этом разговоры заканчиваются, я обиженно отворачиваюсь к окну, а спустя минут пятнадцать и вовсе начинаю дремать.
Когда останавливаемся у ворот, сонно тру глаза, забыв о косметике, тихо ругаюсь и достаю пудреницу из сумочки, слыша, как Туманов хмыкает, прежде чем выйти. Становится еще обиднее, потому что явная насмешка. Но пусть лучше он считает, что я прихорашиваюсь перед встречей с Даней, чем знает реальную причину моих стараний. Не хочу выглядеть жалкой, пусть лучше буду похотливой.
Минут пятнадцать сижу в машине, пока не становится душно: он заглушил мотор и забрал ключи. Прежде чем выйти, смотрю по всем окнам, но на прямой как стрела дороге никого, только соседские заборы возвышаются. Размышляю еще с пару минут и в итоге не выдерживаю и выхожу, сразу следуя к калитке, за которой скрылись мужчины.
Вижу их, выходящих из-за дома, и иду навстречу.
— Его нет, — коротко сообщает Туманов.
— А как вы зашли?
— Калитка незаперта. Возможно, он был тут, но, когда — не ясно, — рубит сдержанно и обходит меня, следуя обратно к машине.
— Ясно, — мямлю дрожащими губами и ловлю на себе взгляд Зотова.
— Ты б определилась, а, — морщится, равняясь со мной. — Смотреть на все это тошно.
— И кого же мне выбрать? — кривляюсь в попытке скрыть эмоции. — Тебя?
— Я никогда не женюсь. А с тобой по-другому не вариант.
— Какой вздор, — раздраженно закатываю глаза.
— Я достаточно хорошо читаю людей, Сашуля, — нагло подмигивает и оставляет меня стоять на чужом газоне.
Окидываю взглядом дом, вспоминая свой последний раз, когда была тут, и вновь чувствую, как меня с головой погружают в отходы. День, когда меня впервые назвали шалавой. На этом две взбешенные дамочки не остановились, рассыпаясь в красноречивых и местами витиеватых оскорблениях, но особенно запомнилось почему-то брошенное первым. Наверное потому, что в тот момент я себя именно таковой и ощущала.
— Есть еще одно место, — говорю глухо, когда выезжаем из поселка. — Тут недалеко.
— Веди, — скупо отвечает Туманов и немного сбавляет скорость.
Зотов быстро ориентируется и следует за нами, а я показываю знакомую дорогу до речки. Погода хорошая, тут и там расположились отдыхающие, но нам нужно особенное место, у самой плотины. Там заход возможен только по бетонным плитам, они довольно скользкие и с детьми туда не ходят. Да и берега по реке в основном пологие, можно найти места гораздо комфортнее, от того нам с Даней это и приглянулось: ни души.
Его зализанный седан видим, едва выезжаем из-за поворота, объехав деревню. Его самого не сразу, только когда выходим из машин.
— О! — горланит Даня из воды и брызгает в нашу сторону. — Какая честь!
— Вылезай, — недовольно бросает Зотов. — Разговор есть.
— Не могу, — злорадно ухмыляется Борисов.
Разводит руками и перестает шевелить ногами, погружаясь в воду. Когда его макушка скрывается из вида, я начинаю откровенно психовать. Стискиваю кулаки от напряжения и начинаю дышать только когда он выныривает, отплевываясь и смахивая с лица воду.
— Хорош спектакль устраивать, — рычит Туманов. — Вылезай, пока я сам тебя не вытащил.
— Не могу, друг, — кривляется Даниил. — Батя дал задание. Про-тре-зветь! — провозглашает, подняв указательный палец повыше и в этом положении снова уходит под воду.
— Клоун, — цедит Туманов сквозь зубы и начинает расстегивать рубашку.
— Нырнешь, я тоже! — зло орет Борисов, увидев его манипуляции. — И хуй ты меня найдешь потом! Водичка-то зацвела-а-а… — потешается пьяно. — Прямо как мое солнышко. Да, Сашуль? Красивая какая! Помнишь, как мы этот прикид тебе выбирали? Ты еще сомневалась, фу, брюки, — мило передразнивает меня, а мои губы дрожат то ли от попытки улыбнуться, то ли от боли воспоминаний. — Вот, пригодились! Коленочки содранные прикрыть!
— Я его сейчас грохну, — нервно посмеиваясь, выдает Зотов. Чешет голову и добавляет зло: — Я серьезно.
— Он пьяный, — бросаюсь к нему, удерживая правую руку. — Пьяные все дурные, Дим. Не надо. Остынь, прошу.
— Может, охладиться? — ухмыляется и идет к крутому берегу сбоку от плит, намереваясь сигануть в чем есть.
— Зотов! Даже не думай! Мне уже так похуй, я готов выкинуть что-нибудь эдакое, — паясничает, качая ладонью над водой. — Интересненькое!
— Да хватит уже! — визжу, не выдержав.
Топаю ногой и проваливаюсь каблуком в землю, неловко взмахивая руками. Зотов ловит меня, а Даня громко смеется.
— Сашка! Давай ко мне! Как раньше, а?
— Хрен тебе, — ворчу тихо и показываю ему фигу.
— Спускайся или уезжайте, — говорит серьезно. — Я не вылезу и проверять, окончательно ли я спятил, вы не будете.
Оборачиваюсь на Туманова и сразу же отвожу взгляд, потому что видеть его разъяренным откровенно страшно. Аж вена на шее надулась, так его захлестнуло.
— Че делать будет с этим дятлом? — вздыхает Зотов, тоже заметив перемены в Туманове и резко сменив гнев на милость. — Привязался я к нему уже. И Сашка права, он в дерьмище. Как до сих пор не захлебнулся неясно.
— Предложения? — «мило» улыбается Родион.
— На меня только не надо агриться, — осаживает его Зотов. — Вполне способен оценить ситуацию. Сашка белая уже от страха, отпусти.
— Пусть идет куда хочет, я ей не хозяин, — чеканит зло.
Разворачивается и идет в машину, громко хлопая дверцей.
— Ты слышала, — пожимает плечами Зотов и садится на берег, выдергивая палочку канареечника и засовывая ее в рот. — Тебе решать.
Стоит ли лезть в реку, где глубина метра три сразу от берега? Где поджидает пьяный и явно неадекватный мужчина, который совершенно точно начнет приставать? Однозначное «нет!» по всем пунктам. Но он снова ныряет и так долго не выныривает, что я начинаю расстегивать пуговицы на блузке.