Джейд
Я на цыпочках спускаюсь по лестнице, крепко сжимая сумочку, направляюсь к входной двери, надеясь уйти так, чтобы он не заметил. Не то чтобы его это волновало. Да и с чего бы?
Томми отдалился. Все, что я знаю, это то, что прошла почти неделя с нашей последней встречи, и с тех пор он заперся в своей спальне, и я его не видела.
Без сомнения, он снова напивается до беспамятства, и, как обычно, поздно вылезает из постели с похмельем, прячась в огромном особняке и избегая меня, так же как он сделал после вечеринки у бассейна, когда выгнал всех гостей и отдалился от меня.
Ревность прокрадывается в меня, когда я думаю, что он удовлетворяет свои потребности с женщинами, которым платит. Они тоже называют его папочкой? Эта мысль, как камень оседает в моем желудке, угрожая вывернуть наружу скудное содержимое.
Неужели я так мало для него значу? Неужели я для него просто игрушка?
Я уже почти две недели в его особняке и до сих пор не видела, чтобы Томми работал. В голове крутятся мысли, работает ли он вообще. Я знаю, что его семья связана с мафией. Но не знаю, что Томми делает для них, если вообще что-то делает.
Его отец, должно быть, обеспечивает его, потому что невозможно, чтобы мужчина мог позволить себе такой особняк, машины и образ жизни без финансовой поддержки. Не говоря уже о женщинах, которым он платит.
Я не могу не задаться вопросом, почему у него нет девушки или почему он снова не женился. Согласно законам мафии, он должен быть женат и иметь собственных детей. Меня расстраивают эти мысли.
Кроме того, этот мужчина потрясающе красив и очень богат. Все его братья состоят в отношениях. Я знаю, потому что встречала их на семейных мероприятиях, на которых Томми всегда отсутствовал, как бы отстраняясь от всех.
Моя рука тянется к дверной ручке, но ее резко дергают в сторону, заставляя меня ослабить хватку. Наши глаза встречаются: мои полны шока, его — ярости.
— Куда ты собралась? — его грубый, властный тон вызывает во мне волну возбуждения. Словно почувствовав это, его губы изгибаются в понимающей ухмылке. Боже, как же мне хочется стереть эту усмешку и поцеловать его.
Я качаю головой, пытаясь прийти в себя. Подняв голову и выпятив подбородок, я отвечаю.
— На улицу.
Его брови хмурятся, когда он внимательно меня осматривает. Не на что и смотреть, я в удобной одежде, а именно в леггинсах и мешковатой толстовке.
— Куда?
Раздражение обжигает кожу. Он отсутствовал всю неделю, а теперь ему вдруг стало не все равно?
Мне никогда раньше не приходилось ни перед кем отчитываться, потому что это никого не волновало. Почему я должна отчитываться теперь?
— Если тебе так нужно знать, в магазин.
Его взгляд сверлит меня, давая понять, что допрос не прекратится.
— Какой магазин?
Мои плечи расслабляются.
— В аптеку.
Он выпрямляется, глаза расширяются, тьма в них поглощает зрачки, и легкий трепет проплывает у меня в животе от его странной реакции.
— Зачем? Ты больна? — в его голосе звучит беспокойство, и у меня комок подступает к горлу.
Когда он кладет ладонь мне на лоб, я почти таю в его руках, как жалкая маленькая девочка, нуждающаяся в утешении. Слезы жгут глаза при этой мысли, и я стряхиваю его руку, отказываясь быть такой. Быть зависимой от кого-то.
— Я не больна, — резко отвечаю я, отводя взгляд.
Но я чувствую его пристальный взгляд на себе и краем глаза замечаю, как Томми внимательно меня изучает, медленно проводя пальцем по губам, словно что-то обдумывая. Он понижает тон, явно пытаясь действовать иначе.
— Скажи мне, что случилось, малышка.
С моих губ срывается стон, и мои щеки заливаются краской, когда я, смутившись своей реакцией, плотно сжимаю рот.
— Джейд? — его снова строгий голос прорывается сквозь мое замешательство.
Я тяжело вздыхаю и поворачиваюсь к нему лицом.
— У меня месячные, если хочешь знать, и мне нужны тампоны. Они закончились, — я смущенно отвожу глаза, когда меня охватывает жар, и мое разгоряченное лицо краснеет.
— У тебя месячные? — его глаза неторопливо скользят по моему телу, заставляя меня ерзать под его пристальным взглядом, а когда он облизывает свои проклятые губы, как голодное животное, мое тело реагирует, и мои трусики становятся влажными от возбуждения.
Он прочищает горло.
— Пойдем, малышка. Давай отвезем тебя в аптеку.
Он достает ключи из кармана и открывает входную дверь, а я почему-то следую за ним к его черному джипу, желая умереть от смущения и оседлать его одновременно.
Иисус.
Я просто буду винить свои гормоны в том, как сильно я хочу трахнуть своего отчима.
Томми
Она идет в сторону женских товаров, а я следую за ней, как хорошо выдрессированная собака. Никогда в жизни я не ходил по магазинам с женщиной. Даже с Жюстин. А месячных я избегаю. Ни за что не хочу быть втянутым в этот ходячий кошмар.
И все же рядом с ней я чувствую себя защитником. Может быть, это чувство вины за то, что меня не было рядом? Или то, что у нее больше никого нет.
Не подумав, я громко выругался, и головы повернулись в мою сторону. Я лгу себе и, черт возьми, знаю это. Потому что каждая часть меня хочет Джейд, и не в плане отношений отца и дочери.
Увидев ее ярко-красный румянец, я задался вопросом, как далеко он опускается, когда она кончает. Доходит ли он до ее киски?
Мне не терпится прикоснуться к ней, я провел всю неделю, представляя это.
Мой член раздражен от того, как сильно я трахал свой кулак по нескольку раз в день. Но ничто не сравнится с ощущением ее кожи на моей и выражением невинности на ее лице, пока я развращаю ее.
Когда она останавливается у тампонов, во мне вспыхивает гнев. Неужели она пользуется ими? Засовывает ли она их в свою маленькую киску? Она берет с полки упаковку, и я выхватываю ее из рук, швыряя на пол.
Ее ошеломленный взгляд встречается с моим.
— Ты пользуешься ими? — мой голос мрачный, и она вздрагивает, заставляя меня зажмуриться от удовольствия. — Ты засовываешь их в свою киску, малышка? — господи, я просто не могу сдержаться рядом с ней.
Ее рот открывается и закрывается. Затем она громко сглатывает, заставляя мой член подпрыгивать от удовольствия.
— Тампон сейчас в твоей пизде?
Она медленно качает головой, но это нисколько не смягчает мой гнев.
— Отвечай мне, — кричу я, потому что злюсь, что она может засовывать что-то в свою пизду. Но еще больше меня бесит, что меня нет рядом, чтобы наблюдать за этим. Блять, держу пари, она тугая. Не то что шлюхи, к которым я привык.
Ее голос — нежный шепот.
— Нет.
Мои плечи расслабляются.
— Хорошая девочка. А теперь возьми то, что тебе нужно, и пойдем. Мне нужно позаботиться о тебе.
Ее глаза на мгновение закрываются, и, не раздумывая, я подхожу и приближаю свои губы к ее губам. Я нежно чмокаю ее в губы и наслаждаюсь стоном, который вырывается из ее уст, и тем, как ее тело прижимается к моему.
— Хорошая девочка, — шепчу ей на ухо, наслаждаясь дрожью, охватывающей ее тело от моих слов и близости. — Такая хорошая девочка для папочки, — воркую я, нежно перебирая ее волосы.
Она издает тихий стон, и я чувствую его до самых яиц. Будет ли она издавать такие же звуки, когда я войду в нее?
Я делаю шаг назад, давая ей возможность принять правильное решение и одновременно закрывая ей вид на запрещенные тампоны. Она берет пачку прокладок, и я улыбаюсь ей в знак одобрения, в то время как она опускает голову и насмешливо качает ею.
— Ты сумасшедший, Томми, — выдыхает она, поворачивается и идет к кассе. Я догоняю ее через несколько шагов, забираю у нее прокладки и крепко сжимаю ее задницу.
— Это тебе от папочки, малышка, — подмигиваю я ей, проходя мимо и направляясь к кассе.
Я готов сделать все, что потребуется, чтобы позаботиться о ней. Она моя. Моя малышка.