Папочкина зависимость

Глава 1

Томми

Голова раскалывается, виски пульсируют, тело ужасно ноет.

Господи, что, черт возьми, я натворил прошлой ночью?

С трудом переворачиваюсь на другой бок и вдыхаю что-то пушистое. В панике задыхаюсь и сажусь, попутно кашляя и отплевываясь. Да что за черт? С отвращением вытаскиваю изо рта клочья волос, осознавая, что одна из шлюх, с которыми я был прошлой ночью, потеряла кучу волос во время нашего безудержного секса.

Я, наверное, слишком жестко трахнул ее.

Комната кружится перед глазами, я качаю головой из стороны в сторону, пытаясь сфокусироваться. Зажмурившись, глубоко вдыхаю, чтобы собраться с мыслями, и снова открываю глаза.

Прищурившись, я наконец могу увидеть разрушения моей спальни. Да, тут явно было весело. Повсюду валяются бутылки, разбросана одежда, использованные презервативы раскиданы по всем поверхностям. Большое зеркало лежит на полу, покрытое белым порошком.

Дерьмо.

Я провожу рукой по непослушным волосам. Я такой неудачник.

Осматриваю зеркало и замечаю присосавшийся к нему розовый дилдо, и тут меня накрывают воспоминания о прошлой ночи, таранящие на меня, как грузовик из ниоткуда.

Две блондинки целуются, пока я неистово трахаю одну сзади, а другая скачет на пластиковом члене, прикрепленном к зеркалу. Их стоны наполняют комнату, пока я пытаюсь достичь оргазма, и как всегда, безуспешно.

Какими бы грязными и развратными ни были проститутки, мне почему-то всегда трудно кончить.

Снюхиваю кокаин с их грудей и заставляю их вылизывать друг друга дочиста. Желудок сжимается от разочарования в себе. Какой же я жалкий неудачник.

Что-то движется рядом со мной, и я возвращаюсь к реальности. Это «что-то» тянется к моему члену, и я снова падаю на матрас, позволяя ей взять его в рот. Другая девушка нависает надо мной, ее надутые сиськи касаются моего лица, и она тянется ко мне губами.

— Я же сказал, никаких поцелуев, — отчитываю я, сдавливая ее сосок, заставляя ее стонать так громко, что ее притворство становится очевидным. — Грязная шлюха, — бросаю я с наигранной усмешкой. Она хихикает, но ее радость не трогает меня, как и звуки, издаваемые Дженной, секретаршей моего отца, которая пытается засунуть мой член себе в глотку, но терпит неудачу, оставляя на моем животе мокрый след, который едва ли можно назвать эротичным.

Почему я не могу почувствовать хоть что-то?

Раздражающий звонок заставляет меня сжать челюсти, пока я изо всех сил стараюсь оставаться твердым в ее рту. Шум не утихает, и я хватаю телефон, кладу его рядом с собой на матрас и намеренно включаю громкую связь, зная, кто звонит.

— Томми?

Я зажмуриваюсь от раздражения, услышав требовательный голос отца. Его тон всегда полон гнева.

— Томми? — повторяет он, когда я не отвечаю.

Блондинка, которая не занята моим членом, целует мою шею, и мне кажется, что по мне ползают насекомые, пытаясь забраться под кожу. Вместо того чтобы расслабиться и достигнуть оргазма, я хочу, чтобы они обе прекратили. Боже, мне нужен еще один укол. Что-нибудь, чтобы заглушить чувства.

— Томми! — рявкает он, заставляя обеих девушек взглянуть в сторону телефона.

Скриплю зубами. Как он смеет лишать меня последнего удовольствия? Снова пытается испортить мою жизнь.

— Что? — сквозь зубы выплевываю я.

— Я хочу видеть тебя в своем кабинете. У тебя час, — грудь вздымается от злости на то, что он вторгся в мою жизнь. — И избавься от шлюх, — добавляет он, обрывая вызов, как бы напоминая, как мало я значу для него.

Да и вообще для кого бы то ни было.

С глухим стоном падаю обратно на подушку.

Конечно, он следит за каждым моим движением. Мне тридцать один год, а отец все еще следит за мной, как за ребенком. Интересно, понимает ли он, что шлюха, о которой он говорил — его любимая секретарша? Я ухмыляюсь от удовольствия при мысли о том, что могу вывести его из себя. Может, стоит сказать? Посмотрим, как ему понравится, если у него отнимут что-то столь важное.

— Поторопитесь, блядь, доведите меня до оргазма, у меня дела, — рявкаю я на женщин, как последний подонок. Закрыв глаза, представляю, что это она отсасывает мне, единственная женщина, которую я когда-либо любил, та, с которой мечтал провести всю жизнь. Единственная, кого я целовал, и единственная, которой отдал бы свое сердце. Ту, которую у меня отняли.

Я облокотился на спинку офисного дивана, раздражение нарастает при мысли о том, что я здесь, в то время как мог бы быть дома в постели с двумя женщинами, которые обслуживали мой член. Мое тело жаждет кайфа, который иногда приносит секс. Он снимает напряжение и ослабляет желание полностью уйти в наркотики.

Отец с презрением смотрит на меня, словно его глаза видят все грязные подробности прошлой ночи. Я ерзаю под его взглядом, дергая воротник рубашки, и чувствую, как жар охватывает меня, а пот собирается на лбу, несмотря на то, что во рту сухо, как в пустыне.

— Опять ломка? — он вздыхает с нотками осуждения в голосе.

Наши взгляды встречаются.

— Нет. Я же сказал, теперь только по выходным.

— Ммм, — он качает головой, словно не верит ни одному моему слову. Он долго изучает меня, затем проводит пальцем по губам.

В глазах отца я никогда не буду достаточно хорош. Даже после того, как я женился на Зене, чтобы помочь с его бизнесом, я все равно не оправдал его ожиданий.

— Мне нужно уехать по делам, — снова вздыхает он.

Я не понимаю, зачем он мне это говорит — обычно его дела меня не касаются. Вместо того чтобы обращать на него внимание, я отвожу взгляд, показывая свое безразличие. Весь смысл моего брака с Зеней заключался в том, чтобы они оставили меня в покое с моим наследством, но они захотели большего. Они приняли меня за дурака. Я должен был тогда понять, что будут дополнительные условия для получения наследства. Ублюдки ожидали, что я подарю им наследника, не меньше. Я фыркаю при воспоминании.

— Дочь Зени собирается погостить у меня, — добавляет он, и я смотрю на него в недоумении. — Она вернулась из школы-интерната на каникулы, — его тон звучит почти грустно из-за того, что он не сможет увидеть ее.

Я закатываю глаза. У моего отца больше сочувствия к чужим детям, чем к своим собственным.

— И какое это имеет отношение ко мне? — спрашиваю, как бессердечный ублюдок, коим и являюсь.

Почему я должен заботиться о ее ребенке? Особенно учитывая, что они даже не сообщили мне о ее существовании. Где мои братья получили невинных невест, я получил вдову с прицепом. Она испорченный товар. Как и я, наверное.

— Она будет жить у тебя, — он смотрит на меня.

Моя спина выпрямляется, я подаюсь вперед, едва сдерживая ярость.

— Только через мой труп! — с ядом выплевываю я.

Он поднимает руку, как бы останавливая меня, как дрессированного пса.

Я знаю, что лучше не спорить с ним. Видел, на что он способен в гневе и на что может пойти, чтобы добиться своего. Если не насилием, то манипуляциями. Мои кулаки сжимаются, тело вибрирует от гнева из-за очередного вторжения в мою жизнь.

— Она будет жить у тебя, — его взгляд пронизывает меня, такие же темные, мертвые глаза, как у меня.

Мои губы непроизвольно раздвигаются для возражений.

— А как же остальные? Разве она не может остаться с кем-то из них?

Отец широко открывает рот и поднимает брови в удивлении.

— Твои братья работают, Томми. У них свои обязанности, а у тебя свои, — его взгляд не отрывается от моего.

— Она не моя гребаная ответственность, — рявкаю я в ответ. — Я узнал о ней только после смерти Зени. Я даже не знаю этого ребенка и не хочу знать, — сжимаю губы, пытаясь удержаться от дальнейших комментариев.

Он тяжело вздыхает, не скрывая разочарования.

— Джейд. Ее зовут Джейд. И ты будешь заботиться о ней, как о своей собственной, — он поднимает бровь, и в его тоне нет места для обсуждения.

Я ошарашено издаю странный звук, словно захлебываюсь. Единственная женщина, с которой я хотел бы иметь ребенка, давно ушла, и я точно не хочу возиться с чужим ребенком. То, что у него есть слабость к маленькой сироте, не значит, что она есть и у меня.

С тех пор как Зеня умерла шесть лет назад, отец стал для этой девочки лучшим родителем, чем когда-либо был для нас. Я избегал ее при любом удобном случае, поэтому легко было не пересекаться с ребенком, который по закону является моей ответственностью. Еще одна вещь, которую они мне подсунули. Скриплю зубами от несправедливости.

До сих пор отец не просил меня ни о чем, касающемся девочки, поэтому я никогда о ней и не спрашивал. Зачем мне? Я живу своей жизнью, она живет своей.

— Как долго тебя не будет?

— Шесть недель.

— Шесть? — я в ярости. — Шесть чертовых недель?

— Томми, если ты хочешь продолжать свой образ жизни, как прежде, тебе придется сделать перерыв на шесть недель. Всего шесть недель, — он разглаживает ладонями рубашку, показывая, что разговор закончен.

Я откинулся на спинку кресла. Он снова наказывает меня. Единственная его власть надо мной — деньги. Без него у меня ничего нет, и он это знает. И я, черт возьми, это знаю.

Проведя рукой по волосам, я пытаюсь придумать план. Может, нанять ей няню? Или сиделку? Поручить это домработнице?

Да, да, так и сделаю. Я могу продолжать жить своей жизнью, пока за ребенком присматривают. Шесть недель. Я справлюсь. Моя жизнь не изменится.

— Она должна быть в безопасной обстановке, — добавляет он, словно читая мои мысли.

Он не имеет в виду ее проживание со мной как форму защиты, потому что это само собой разумеется. В нашей мафиозной семье мы все защищены. Нет, он имеет в виду мой образ жизни: наркотики, алкоголь и секс.

— Я серьезно, Томми. Никаких наркотиков. Шесть чертовых недель, — он смотрит мне в глаза.

Ха, как будто это так просто.

— Ладно, — выдыхаю я. — Когда она приедет? — встаю и направляюсь к двери, заканчивая разговор.

— В субботу, — произносит он, когда я выхожу, но я слышу нотки надежды в его голосе, и меня от этого тошнит. — Присмотри за ней, — произнес он едва уловимо.