– Слушай, а ты неплохо смотришься, я уже хотел тебя подснять на вечер, думал, какая девчушка пропадает одна!
Оскар был неисправим в своих сочных выражениях, но теперь они ласкали слух Мэг. Как она могла забыть про него! Оскар, ее единственный проверенный друг, сын Грега, давнего приятеля и партнера по бизнесу ее мужа.
Оскар был всегда рядом и абсолютно незаменим. Кроме того, их связывали узы взаимоукрывательства. Когда Мэг заводила флирт на стороне, он помогал ей устраивать свидания и сочинял правдоподобные истории для Майкла. Она, в свою очередь, частенько давала ему денег «в долг», когда он просаживал крупные суммы в казино, и никогда больше к этим вопросам не возвращалась. Но главное – он был единственной особью мужского пола, к которой Майкл ее не ревновал.
– Да ты что! – заорал на всю улицу Оскар, когда она вкратце поведала ему о своих проблемах. – Париж! У меня тут куча друзей и должников! Я тут каждое лето провожу, ты что, забыла?
– Забыла. Ты у меня вообще вылетел из памяти.
– У меня тут много женщин, – таинственно добавил он, – впрочем, тебе это не надо.
– Что, в Вашингтоне уже ничего свеженького не осталось? – съязвила Мэг, вспомнив, как часто менял он подружек. – Тогда тебе действительно надо расширять кругозор, и Париж для этого – самое подходящее место.
– Безусловно! – снова заорал он. – Тут я тебе могу доверять, ты же мне сестренка, хотя, – он смерил ее взглядом, – возможность инцеста я не исключаю.
– Этого нам еще не хватало!
– Я шучу, сестренка!
Его улыбка и весь облик не оставляли сомнений в том, что их обладатель – ловелас, прожига и любитель всех жизненных благ. Внешне он был очень похож на своего отца. Та же белозубая голливудская улыбка, черные густые волосы, распутный взгляд темно-карих глаз, необыкновенная подвижность во всей коренастой фигуре и безграничное обаяние. Пожалуй, в нем отсутствовала лишь некая порочность, которая была в лице Грега.
Двадцатидвухлетний Оскар был студентом колледжа. Учился он с большой неохотой, и его уже выставили из двух виргинских университетов за дебоши и непосещение (не помогли даже папины деньги и связи), и теперь он с трудом волочил экономику, наотрез отказавшись поступать в третий университет. Ему нравились Европа и публицистика. По этой причине он по полгода проводил в Париже или Лондоне, а его статьи действительно имели успех и были изданы уже в нескольких журналах. Но Грег ничего и слышать не хотел о том, чтобы его единственный сын занялся какой-то «бессмысленной писаниной». Он просто обязан был пойти по стопам отца и стать однажды владельцем сети супермаркетов Вашингтона. Правда, увлечение Оскара имело фамильные корни: его покойный дедушка, отец Грега, был человеком совершенно далеким от бизнеса и всю недолгую жизнь занимался литературной критикой. Но в глазах Грега, рано осиротевшего и выросшего в мире дельцов, подобное занятие было недостойным мужчины. Противостояние отца и сына длилось уже четыре года, с тех пор, как в восемнадцать лет Оскар закончил престижную школу в Вашингтоне.
Удивляло то, что в своих статьях он представал очень тонким, глубоким и прихотливым исследователем современной публицистики, с прекрасным языком и потрясающим чувством слова. Но, когда Мэг его видела воочию, это был совсем другой человек: грубовато-напористый, простодушный и недалекий. Со временем Мэг поняла, что он по каким-то причинам выбрал именно эту манеру общения и нарочно придерживается ее. Значит, так ему легче не поранить свою душу, думала Мэг, но, похоже, была одинока в разгадке Оскара. И как только он находил время на все: написание статей, разудалые гулянки с друзьями, общение с женщинами? При этом он почти каждую ночь посещал казино.
Они пешком шли вдоль набережной к дому Мэг. О том, чтобы она продолжала жить у шпионки мадам Брус, не могло быть и речи. Она так и заявила своему другу:
– Оскар, мне все равно, что ты думаешь по этому поводу, но завтра утром я переезжаю к тебе.
– А что медлить-то? Пойдем сейчас. Раскрутим твою старушку на кольцо, заберем вещи и – только нас и видели!
– Что значит «раскрутим на кольцо»?
– Заберем обратно, ты ж говорила, что она мало за него дала.
– Ну и что! Она так мне помогла, пусть оставит себе.
– Мэг, ты дурочка!
– Оскар! – Она повысила голос. – Я не желаю ничего слышать о кольце. И видеть его тоже.
– А, понятно. Сволочную шутку сыграл с тобой Майкл, это я тебе как специалист говорю.
– Специалист по каким вопросам? – устало спросила она.
– По банковскому делу.
Она внимательно посмотрела на него:
– Оскар! Ты что, опять?
– Да, этой весной папаша засунул меня в крутой европейский универ. Какой-то город на О. – Строить из себя невежду почему-то особенно нравилось Оскару. – Правда, в Англии намного приятней, там хоть я буду подальше от него и репетиторов.
– Ну да, в Оксфорде тебе самое место. С твоим-то «английским» темпераментом. Интересно, Оскар, ты хотя бы неделю там проучишься?
– Да там, понимаешь, – смущенно заговорил он, – очень много серьезных издательств находятся в партнерстве с университетом, мне бы только до них добраться. Я сказал отцу, что согласен на что угодно, только в Европу. Вот он и выбрал. Хотя Сорбонна меня бы устроила больше.
– Молодец. Но что станет с банковским делом?
– Станет. Мне придется – кровь из носу – доучиться до третьего курса, тогда мне дадут кучу привилегий в этих издательствах… Ладно, Мэг, я не хочу о грустном. Осень еще не скоро.
Такого Оскара Мэг видела впервые, похоже, он и вправду был готов на все, лишь бы заниматься любимым делом. И она с нежностью старшей сестры смотрела на него. А он, наоборот, разозлился за эту слабость, которую никогда и ни с кем себе не позволял, и с утроенной силой стал сыпать глупыми плоскими шутками.
– Ты не представляешь крошка, как мы здорово заживем в моем скромном особнячке! Я буду водить девчонок и говорить им, что ты – моя жена, а кто будет ревновать – того сразу за порог. Я не люблю капризных. А ты можешь в свои комнаты поселить с полдюжины породистых французов, я знаю, где их взять.
– Эскорт-услуги, что ли?
– Перестань хамить, киска! У меня куча друзей и почти все они – свободные молодые мужчины, неутомимые в любви. Хоть сегодня вызовем!
Мадам Брус недовольно выставила свою мордашку в коридор, когда Мэг и Оскар позвонили ей в дверь. Был уже одиннадцатый час, и на улицы мягко опускались сумерки.
– Ах, молодые люди, неужели нельзя было подождать до завтра?
Она бесцеремонно оглядела Оскара и прошла за ними в квартиру Мэг, наблюдать, как та собирает вещи. Когда Оскар, чертыхаясь, выпутался из пышной шторы и вышел на балкон перекурить, она подскочила к Мэг и, отбросив все церемонии, спросила:
– Мадемуазель, но мне казалось, вы говорили, что ваш муж старше вас? Или это не муж?
– Не муж.
– А-ах, вот как!
Мэг вышла в ванную за косметикой, а когда вернулась, застала Оскара и мадам стоящими друг напротив друга во взвинченном состоянии.
– Но, Мэг, я ведь говорила вам, – тут же начала жаловаться ей старушка, – кольцо теперь уже не удастся выручить, я продала его.
– Оскар, я же тебя просила!.. Простите его, мадам, мне совершенно не нужно кольцо. Я вам очень благодарна за вашу доброту, всего хорошего!
Она почти вытащила Оскара на улицу, хотя тот театрально кричал что-то в своей манере. Но, когда зрителей не осталось (а Мэг никогда не входила в их число), он успокоился и устало произнес:
– Зря, ведь она его прикарманила.
– Слушай, глядя на твои переживания, можно подумать, что это ты расстался с Майклом!
– Да я же не из-за Майкла переживаю, а из-за кольца! Это же действительно ценность…
«Скромный» особнячок Оскара, покупку которого папа, скрепя сердце, оплатил в прошлом году на Рождество, состоял из двух этажей и не меньше пяти гектаров площади. Мэг присвистнула, увидев такое великолепие.
– Прошлый век! – отрекомендовал Оскар. – Небось, какой-нибудь виконт проводил тут выходные с фрейлинами.
– Бедное дитя! Виконты вымерли как мамонты, когда прошлый век только начинался. А фрейлины жили в Германии.
– Да и бог с ними! Значит, я отдаю тебе левое крыло на втором этаже, во-он, смотри, какие башенки. Там спальня. – И он захихикал.
Расположившись в гостиной и выставив на массивный дубовый стол четыре бутылки разного вина, Оскар широким сценическим жестом пригласил ее к столу. Стул, на который он усадил свою подругу, напоминал трон.
– И правда виконты с фрейлинами, – пробормотала она, поглаживая резные подлокотники.
– А я тебе что говорил! Ладно, выкладывай про своего Алекса. – Взгляд его стал серьезным и участливым.
– Что я могу сказать, – начала Мэг, – обычный такой Алекс.
– Он хоть симпатичный?
– Вполне. Я бы даже сказала, красавец.
– Но ему все равно далеко до меня, верно?
– Разумеется, Оскар, с тобой вообще нельзя никого сравнивать, кроме одного парня по имени Адам, но он давно умер. А если серьезно – Алекс не в моем вкусе, и это его спасло.
– От страстной ночи?
– Да!!!
– Да ладно, все у вас будет. А кто же в твоем вкусе? Может, папа?
Оскар увернулся от салфетки, которую Мэг в него запустила, и примирительно сказал:
– Все-все, я молчу! Но ведь даже глупый Майкл, мне кажется, сразу начал что-то подозревать, видя, как мой папочка пожирает тебя глазами на свадьбе.
– Как он?
– Нормально, но, если честно, они с маман достали меня своей свободой нравов. На них можно делать ставки: у кого больше новых любовников за месяц. А потом еще хотят, чтобы я был скромнее!
Оскар попал в точку. О его семье ходили легенды. С пяти лет единственный сын Грега был оставлен на попечение няньке, а молодая мать посвятила себя бизнесу и любовным связям на стороне. И в том, и в другом она стремилась обогнать своего супруга, хотя он и стартовал раньше. Примерно в восемнадцать лет Грег Стейлинг занялся торговлей, в двадцать один женился, а через год после рождения сына, наигравшись в счастливого отца, нашел развлечение получше: романы с женщинами. Надо отдать ему должное: в своих предпочтениях он был крайне демократичен, за исключением, разве что, расовых факторов. В его постели перебывали практически все дамы из их окружения, но общество, как и подобает в таких случаях, делало вид, что ничего не происходит.
Когда его лучший друг Майкл задумал жениться на Мэг, он хохотал, как сумасшедший:
– В твои-то годы! И снова молодая жена. Майкл, ты видел себя в зеркало? Ты лысый, обрюзгший старикан и выглядишь на все пятьдесят, не чета мне!
Но со второй супругой Майкла он познакомился только на свадьбе и совершенно потерял голову. Еще не одна женщина на свете не была ему так желанна. Тысячи особ разного возраста, темперамента и общественного положения стали для него прочитанной книгой. И вот, в свои сорок один, вдоволь насмеявшись над Майклом, он понял, что пропал и сам. Эта остренькая девочка со щуплой фигуркой подростка и манящими синими глазами, как у стрекозы, запала ему в душу и пробила кору цинизма в зачерствелом сердце. Она сладко-больно уколола его просто фактом своего существования, ничего для этого не сделав, и Грегу хотелось выть по ночам, когда он вспоминал ее. А поскольку вспоминал он ее практически всегда, жизнь превратилась в сплошное наваждение.
Даже романы с дамами пошли на убыль, и публика недоумевала, не находя тому причины. Мелани, его жена и конкурентка (два оптовых гипермаркета с мировыми именами), тоже недоумевала, но склонна была приписывать спад его темперамента эффекту от двух пластических операций, которые она перенесла не так давно. Ей казалось, что Грег нарочно перестал гулять и стал чаще проводить время у семейного очага, чтобы ей что-то доказать. Он даже начал исполнять супружеские обязанности раз в неделю, чего уже пятнадцать лет между ними не было.
Объяснялось все это просто и банально: Грег сиднем сидел у камина с бокалом виски в руке, надеясь, что Майкл с молодой женой зайдут к ним на вечерок. У Мэг погибли родители, и все знали, как тяжело пережила она это событие, едва не попав в клинику с нервным истощением. Майкл из кожи вон лез, чтобы утешить любимую женщину, но она упорно отказывалась от помощи окружающих, только грустно улыбалась и почти всегда молчала, сидя за общим ужином. Но такой она нравилась ему еще больше. Ему хотелось обнимать ее, ласкать, говорить с ней сутки напролет, а еще лучше – не вылезать из постели. Но об этом опасно думать: каждый раз его захлестывала такая волна страсти, что взять себя в руки потом бывало очень трудно. Он, правда, быстро нашел выход: заниматься любовью с женой, чтобы как-то разрядиться.
А тут еще его непутевый сынок, который водил дружбу с Мэг и, кажется, был единственным, кому она приоткрыла маленький кусочек своей души. Это досадное обстоятельство поначалу сильно бесило Грега, но, поразмыслив, он сумел обратить все в свою пользу: пригвоздил сына к дому репетитором, который приходил к ним по вечерам. Таким образом, два раза в неделю у него появлялась надежда увидеть Мэг хотя бы из-за Оскара.
Вся эта стратегия вскоре возымела результат, но совсем не тот, что ожидал Грег. Общество наконец смекнуло, в чем дело, и, оправившись от шока, принялось нежно заботиться о Майкле, чутко оберегая его от лишней информации. Все их друзья по молчаливому сговору решили, что Майкла нужно щадить, ибо такого удара он не вынесет. Люди зашли намного дальше в своих предположениях, чем оно было на самом деле – Грегу еще ни разу не удалось даже поговорить со своей возлюбленной наедине, а про них уже болтали бог весть что.
Больше всех веселился Оскар, который тоже был в курсе событий, и часто описывал Мэг, как отец переживает. Она ругала его за черствость души и с ядовитым сарказмом советовала вытащить отца на исповедь, чтобы тот облегчил душу. Оскар хохотал и обещал сделать это только под запись диктофона, чтобы потом легко и непринужденно решать свои проблемы с казино.
– Заодно счета Майкла перестанут опустошаться с такой скоростью, правда, Мэг? Ты ведь не спрашиваешь у мужа, можно ли дать мне денег в долг?… Но поверь, когда-нибудь придет время и я сполна заплачу тебе за твою доброту. И не только деньгами.
Прошло полгода, потом год, чуть-чуть освежила голову работа, но Грег понял, что заболел еще сильней. Весной он потерял голову окончательно и перестал управлять делами, временно передав свой бизнес жене, что она восприняла как полную капитуляцию. Мелани в глубине души все еще любила мужа и сначала заводила романы только для того, чтобы ему досадить, пока не вошла во вкус. Но он все равно оставался ее главной целью, и теперь она с большим трудом сохраняла терпение в присутствии Мэг, ненавидя, ревнуя и завидуя.
Примерно в это время, через год после свадьбы, Майкл, которому все-таки «открыли глаза» на «адюльтер», перестал общаться со своим лучшим другом. У него был неприятный разговор сначала с виновницей драмы, потом с другими действующими лицами. Грегу он сказал заветные, еще со времен их детства, слова: «Ты – предатель», и тот, немного очнувшись, испытал сильные угрызения совести. Правда, муть в его душе быстро улеглась, и он сделал выбор в пользу Мэг.
Бедная Мэг, в свою очередь, устала доказывать мужу, что все эти разговоры – лишь вымысел сплетников, а между ней и Грегом ничего не было, и не может быть. Майкл не верил ей.
И тогда Мэг махнула на все рукой и нарочно стала проводить вечера у Оскара, преимущественно в присутствии его отца. Она стойко перенесла небольшую стычку с Мелани, которая целый месяц наблюдала эту беспардонную наглость, а потом не выдержала и устроила сопернице откровенный допрос, который та выдержала с честью.
Со временем Мэг подружилась с Грегом, хотя дальше дружбы их отношения не продвинулись ни на йоту. У него, такого искусного покорителя сердец, в душе росло что-то похожее на чувство возмущения: как же так, ведь в его послужном списке значились такие особы, чьи имена вся Америка произносит с придыханием, а тут он споткнулся на молоденькой француженке. Однако общались они всегда тепло.
Все это было тяжелым испытанием для Майкла, но через некоторое время он смирился, стал мягче с Мэг, и между ними появилась некая душевность, но Грега он так и не простил.
И вот теперь, прихлебывая красное вино в парижском доме Оскара, Мэг подумала, что даже за океаном прежняя жизнь со старыми проблемами настигает ее, и, чтобы все изменить, нужно будет сильно постараться.
– Да, я забыл сказать, папа прилетает сюда на днях, – заговорил Оскар.
– Ну вот!
– Что «ну вот»?
– Это я о своем, – вздохнула она, – думаешь, мне стоит с ним увидеться?
– А думаешь, у тебя получится этого избежать?…
– Вряд ли. Что ему здесь надо?
– Он решил, видите ли, проверить, как у меня дела, и лично присутствовать при вручении премии. Мэг, я забыл сказать, мне же дают литературную премию в одном журнале! «Пять лучших авторов года»!
– Вот это здорово.
– Да! Меня уже пригласили на церемонию, как считаешь, эта маечка пойдет? – Он вытянулся за столом и показал ей майку – чистый продукт из Голландии!
Мэг расхохоталась. На черном фоне красовался лист марихуаны, а вокруг него – надпись на латыни.
– Что там написано?
– Что-то типа «жизнь прекрасна, а полиция отдыхает».
– Тогда, я думаю, ты сорвешь все лавры.
– Да, и девчонки в очках все будут мои, они же понимают по латыни. Представляешь, я вдруг осознал, что у меня не было ни одной девчонки в очках!
– Это большой минус твоей коллекции.
– Да… Ну так вот, о папе. Ты не подскажешь мне, любезная сестренка, что это моему отцу вдруг полюбился Париж… вскоре после твоего отъезда во Францию?
Мэг исподлобья глянула на Оскара.
– Что, он еще не переболел?
– Представь себе, нет. Да! На днях приходил Майкл, и это после двухлетнего бойкота, и они с отцом чуть не подрались. Майкл орал, что его бросила жена, а все из-за него.
– Это ты откуда знаешь?
– Маман рассказала. Она теперь будет жить в Чикаго, где у нее второй магазин и очередная любовь.
– Ты думаешь, Грег, то есть твой отец, хочет прилететь из-за меня?
– Нет, из-за меня! Мэг, не будь дурочкой, он же презирает мои успехи в журналах, даже стыдится рассказывать об этом родственникам.
– Но он же не знает, что мы с тобой встретились.
Оскар тяжело вздохнул.
– Да как тебе сказать… Я ему кое-что обещал…
– Оскар, неужели ты меня предашь? – злобно прищурилась она.
– А что такого! Он попросил разыскать тебя в Марселе и взять адрес…
– Ну?
– А твой адрес – здесь. Слушай, Мэг, ты собираешься жить с ним в одном доме и не попадаться ему на глаза?
– Я уеду.
– Не дури. Ладно, я не буду ему звонить, ничего ему не скажу. А перед его прибытием ты сама решишь, что тебе делать, денег на отель я тебе дам. Хочешь в «Риц»?
– Я туда и собиралась.
– Но не попала из-за Майкла.
– Но не попала из-за Алекса. Я была грязная и мокрая с утра.
– Господи! Что же он с тобой делал?
Она вздохнула и опустила глаза, но Оскар успел заметить искорку счастья, мелькнувшую в ее взгляде. Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:
– О-о-о, мадемуазель, как все серьезно! Вот это да! Еще тело мужа не остыло от ревности к соседу, а вы уже влюбились!
– Не надо так. Про тело – шутка плохая.
– Да Майкл еще нас с тобой переживет! Мэгги, ты влюбилась! И, похоже, серьезно.
– Да ладно, пройдет.
– У тебя такое лицо последний раз было на вашей свадьбе. И у моего отца – тоже. – Оскар покачал головой, – Да, сестренка, ты не оставила никаких шансов бедному папочке.
– Оскар, я давно хотела спросить, почему ты так жестоко шутишь про своих родителей?
Он равнодушно пожал плечами и, как показалось Мэг, даже не обиделся на вопрос.
– Может, потому что у меня никогда не было родителей. Своей настоящей мамой я всегда считал Роуз, а когда ее уволили за ненадобностью, я понял, что совершенно не знаю, что такое дом и семья. Мама постоянно уезжала куда-нибудь по делам, или у нее не было на меня времени из-за личной жизни, а отец старался ее перещеголять. И если когда-нибудь сложится так, что ты станешь женой моего отца…
– Ты с ума сошел!
– Нет, подожди, чисто гипотетически. Мне будет приятно. Во всяком случае, на твоем месте могла оказаться какая-нибудь совсем незнакомая дамочка.
– Оскар, что ты несешь! Это – не мое место. Это место – твоей матери, и какая бы она ни была, ты должен ее любить.
Оскар примирительно заулыбался:
– Это бессмысленный спор. – Он взял ее за руку через стол и улыбнулся теплой улыбкой. – Мэг, скажи, что ты хочешь?
– Спать.
– Это понятно. А еще? Представь себе, что я Санта-Клаус.
– Какое сегодня число?
Оскар посмотрел на часы:
– Пять минут как десятое. Апреля.
– А когда прилетает Грег?
– Шестнадцатого вечером.
– Вот накануне я и съеду. А еще мне, пожалуйста, три пирожных и гранатовый сок в спальню! Сможешь, Санта-Клаус?
– Быстрее, чем ты туда дойдешь!
Мэг умылась и, выйдя из своей ванной, действительно увидела на ночном столике стакан красного сока и три разных пирожных. Управившись со всем этим, она блаженно растянулась на широкой кровати с пологом и деревянными столбиками по углам и впервые за две парижские недели сладко заснула.