Парижский треугольник

6

– А ведь это был знак.

– Что, Мэгги? – Грег с преувеличенной внимательностью посмотрел ей в глаза.

Они сидели за столиком вагона-ресторана, в ожидании завтрака, по пути в Ричмонд. Ехать было не долго, но перекусить они решили в дороге, чтобы не тратить на это время потом.

– Я говорю, знак. Когда я в Париже продала кольцо Майкла, которое он мне подарил на помолвку.

– Зачем же ты его продала?

– Деньги были нужны. Пока я случайно не встретила Оскара, я была в очень затруднительном положении, после этой истории со счетом.

Мэг посмотрела в окно на серое майское утро. Она подумала, что ее настроение полностью соответствует погоде. За ту неделю, что пришлось провести в хлопотах по поводу похорон, и несколько дней после, когда она сначала собирала родственников на оглашение завещания, потом провожала их по вокзалам и аэропортам, прощаясь с каждым лично, – за все это свинцовое время она ни разу не плакала. Слезы были в первый вечер, когда стало известно о смерти Майкла, а потом, по прилете в Вашингтон, ее сердце словно сковало железным обручем, и она не могла выдавить из себя ни слезинки. Она сильно осунулась, похудела, кожа на лице вместо обычного желтоватого оттенка, цвета южного загара, стала бледной, под глазами залегли темные круги.

Грегу было больно смотреть на нее. Он желал бы облегчить ей жизнь, согреть ее своим теплом, да что там – заключить в объятия навсегда и решить тем самым все ее проблемы. Бедная девочка! Сколько всего на нее свалилось, что лучше бы ей довериться ему, такому сильному, опытному и…

– Слушай, Грег, – она прервала ход его патетических мыслей, – я решила уехать отсюда.

– Наверное, это правильно, тебе надо отдохнуть, я могу…

– Насовсем.

– Как насовсем? Куда насовсем? – Грег чуть не уронил вилку с поддетым на нее куском холодной телятины.

– Во Францию, конечно.

– Мэг! Ты в своем уме? Что тебе там делать?

– У меня там больше друзей, чем здесь. Да и Оскар теперь будет в Европе. – Она вздохнула, покачав головой в ответ на его возражения. – Нет, Грегор, я все решила. Это не подлежит обсуждению. Может, хотя бы там мне удастся найти себе применение.

– Зачем же мы едем в твои магазины?

Мэг вспомнила, как скандалил Майкл, когда она решила оставить бизнес отца – два маленьких книжных магазинчика – себе. Конечно, ежегодный доход от них обоих, сосчитанный в совокупности, не превышал и сотой доли того, что они с Майклом тратили за неделю. Но она из принципа не стала расставаться с живым творением рук ее родителей, хотя ей было тяжело, очень тяжело приезжать туда всякий раз и, в конце концов, она наняла двух управляющих. Майкл быстро сориентировался и перестал взывать к ее здравому смыслу по поводу низкой доходности магазинов. Он подошел к проблеме с другой стороны: это все так трудно переживать, говорил он, ведь там, в этих магазинчиках, ее семья была так счастлива. Зачем ворошить прошлое… Она вняла его словам и перестала появляться в Ричмонде, но магазины все же оставила.

– Так что мы будем делать в Ричмонде, Мэг? – повторил Грегор.

– Продавать магазины.

– Но это же история твоей семьи.

– Только самый печальный ее отрезок.

– Мэгги, я не хочу принимать в этом участия, ты потом будешь жалеть, когда вернешься из Франции.

– Я не вернусь из Франции.

– Мэгги, – голос его наполнился такой нежностью, что ей стало не по себе, – ты очень, очень устала. Ты обязательно вернешься сюда, потому что здесь – твой дом.

– Это ты дом Майкла имеешь в виду?

– Он теперь твой.

Она в задумчивости посмотрела сквозь него и, размышляя о чем-то своем, произнесла:

– А ведь и правда, Грег. Зачем мне такой большой дом?

– Я надеюсь, ты не собираешься заодно продать и его? Это было бы сумасшествием. Это дом с историей. В нем можно сделать семейный музей!

– Грег, в любом доме, будь на то желание, можно сделать семейный музей, если, конечно, семья что-то из себя представляла. Нет, я не собираюсь продавать дом Майкла. У меня появилась другая мысль, но об этом – позже.

Она взяла сумку – в окне уже замелькали пригороды Ричмонда – и, четко ступая острыми каблучками по ковру, пошла к выходу. Грег несколько секунд пронзительно смотрел ей вслед, но потом встряхнулся, расправил плечи и пробормотал:

– Все получится. Только надо дать ей время.

Город был хмур и нелюбезен. Прямо у вокзала Мэг окатила грязью какая-то машина с пьяной орущей толпой, и настроение сразу испортилось. Она собрала управляющих и безо всяких околичностей сообщила им о своем решении. Один из них согласился тут же выкупить магазин, в котором работал, а с продажей второго обещал помочь в ближайшие дни. Они с Грегом занялись юридическими вопросами, а Мэг тем временем улизнула в город.

Она прошлась по памятным местам, где так часто гуляла с Майклом в первые дни их знакомства, и чуть не расплакалась, когда встретила хозяина из любимого ресторанчика, добродушного пожилого господина, который поинтересовался, не собираются ли они снова навестить его в ближайшее время.

Нет, ничего, совсем ничего ее здесь больше не держит. Ей снова показалось, что в Ричмонде воздух с трудом проходит в легкие, зато, когда она вспоминала Париж, дышать становилось легко. Решено! Нужно скорее заканчивать здесь все дела и – в Европу. А любопытно она все-таки придумала распорядиться своим огромным домом! Наверное, общество будет в легком шоке.

… Похороны Майкла прошли помпезно, как и все, к чему прикладывал руку Грег. Их друзья, соседи, партнеры Майкла по бизнесу – огромное количество людей, примерно тех же, что были на свадьбе, собрались отдать последний долг хозяину дома, всегда гостеприимного и радушного, который теперь лежал в гостиной в закрытом гробу. Для Мэг, испытывавшей глубокие угрызения совести, это печальное последствие авиакатастрофы, когда тело с трудом удалось идентифицировать, стало огромным облегчением. Смотреть в лицо своему покойному мужу у нее не хватило бы сил.

Лучший друг покойного уже больше недели не расставался с Мэг ни на минуту, за исключением ночного сна, хотя все были уверены, что и в это время он находился рядом. Все до одного перешептывались в адрес молодой вдовы и смотрели на нее и Грега с возрастающим интересом. А она не отпускала его от себя, это была новая прихоть, удивлявшая даже ее саму, но анализировать ситуацию сейчас не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось, она автоматически исполняла роль хозяйки дома, но при этом не замечала вокруг себя ничего. Все слилось в единый сон, кошмарный и тягучий, из которого не было сил выбраться. Три дня до похорон рядом с ними находился и Оскар, но как только траурная церемония закончилась, сел в самолет и отбыл в Париж, получать премию. Он, конечно, расстроился, что на этом столь долгожданном для него событии не будут присутствовать ни лучшая подруга, ни отец, но теперь уже об этом не могло быть и речи. Уезжая в аэропорт, он молча подошел к ним, обнял Мэг и сказал:

– Держись, осталось немного. Я тебя жду.

Ей стало теплее на душе от этих слов, она вспомнила Париж и, подавив в себе мучительное желание бросить все и убежать вместе с Оскаром, пообещала ему, что скоро приедет. Про Алекса Мэг старалась не думать, но это не всегда удавалось, и тогда она поняла, что месяц, проведенный в Париже, – единственное светлое пятно за последние три года. Она вообще очень многое теперь поняла. Она вдруг увидела себя и свою жизнь как на ладони, или как на шахматной доске, где кто-то невидимый разыгрывает партию, передвигая фигурки, как ему вздумается, иногда не по правилам.

Все стало простым и ясным. Здесь, в Вашингтоне, для нее нет места и никогда не было. Она поторопилась выйти замуж за Майкла, нарушила естественный ход событий и принесла людям много бед. Мама предостерегала ее от ошибки, но Мэг не послушала, и теперь мамы нет, а косвенной причиной трагедии стала свадьба. Потом она причиняла страдания своему мужу, делала ему больно на протяжении всей их совместной жизни и в конце концов сбежала, а он умер, и теперь ей даже не у кого попросить прощения. Прошедшие три года виделись ей каким-то театром абсурда, в котором она сама была главным режиссером и главным действующим лицом. Сюжет пьесы противоречил здравому смыслу и с самого начала вел к трагедии. Почему она этого не поняла еще тогда, в Ричмонде? Сначала она боролась за то, чтобы совершить ошибку, а потом, даже не попытавшись ее исправить, наделала новых глупостей.

Лежа в постели бессонными ночами, Мэг снова и снова прокручивала в голове каждый прожитый с Майклом день, она смотрела это немое кино и так же беззвучно плакала. Вопреки подозрениям добрых друзей, ее некому было утешить в эти минуты, и каждое утро Грег замечал, что она стала еще прозрачней и тоньше, а круги под глазами – еще глубже.

Зато они теперь по-настоящему стали друзьями. Мэг бодрило присутствие уверенного и слегка циничного Грега.

– Без моего здравого смысла, который я буквально вколачиваю тебе в голову каждый день, ты совсем замучаешь себя, – говорил он, – у тебя на лице написано: «Это я во всем виновата». И многие, между прочим, уже так и думают.

– Но это же правда.

– Правда в том, что ты ошиблась, связав свою жизнь с Майклом. Но с другой стороны, тогда бы у нас с Оскаром не было такой замечательной и любимой… – Он смутился.

– Подруги, Грег, только подруги, – закончила за него Мэг.

Бог обделил Майкла детьми, зато проявил чрезмерную щедрость по отношению к его старшему брату Джорджу, проживающему в Атланте вместе со своей большой, но небогатой семьей. Автомобильный бизнес приносил, конечно, доход ему и трем его сыновьям, но существенно преумножить капиталы, оставленные в наследство отцом, им так и не удалось.

Размышляя о том, что сделать с Вашингтонским дворцом, Мэг посчитала, что будет справедливо отдать родовое гнездо в руки законного наследника и пятерых его внуков. Она искренне полагала, что для нее слишком велик да и не нужен такой огромный дом, а поселив сюда Джоржа, она вернет все на свои места. Тот, конечно, будет в шоке – ведь Майкл отписал ему и так немалую долю своего наследства, – но вряд ли откажется.

Уладив дела в Ричмонде, она с Грегом вернулась домой и тут же позвонила в Атланту. Добрые милые люди – семья Джорджа – поначалу даже отказывались верить своему счастью и все спрашивали Мэг, хорошо ли она подумала и не будет ли жалеть о своем решении. Но она заверила, что все в порядке, ей есть, где жить, и просила их только поскорее приехать, чтобы оформить дар юридически.

Грег не одобрил ее поступка и был резок в своих высказываниях на этот счет. Он наговорил много неприятного про честь мужчины, который принимает такие подарки, а еще про ее крохотные мозги и широкую натуру. Но Мэг упрямо двигалась по намеченному пути, ее гнало желание быстрее выпутаться из оков Вашингтона и снова окунуться в парижскую жизнь, как в прохладную воду после трудного жаркого дня.

Ей самой Майкл оставил всю недвижимость и огромную сумму в трех банках, один из которых был его собственный, но бизнес отписал своему компаньону. Она понимала, что обеспечена теперь до конца жизни и полностью свободна, но радости ей это не приносило.

А общество и впрямь испытало огромное потрясение, когда узнало, кто теперь хозяин дворца. Джорджа недолюбливали в деловых кругах за то, что он не преуспел, и теперь Мэг невольно подбросила сплетникам еще одну тему для обсуждения. Сама она постоянно находилась под их неприязненными взглядами, главным образом из-за Грега, который разве что не держал ее за рукав, но буквально не отходил ни на шаг. Люди не могли понять, что ей просто необходима чья-то поддержка, и по иронии судьбы именно Грег оказался ближе всех. Какой скандал! Но Мэг понимала, что этот мужчина становится ей родным человеком, конечно, в допустимых границах. Если бы его не было рядом, думалось ей порой, я не смогла бы держаться на ногах.

Вне всяких сомнений, Грег вел себя по-джентельменски, но каких усилий ему это стоило, молодая женщина поняла, когда у них с Мелани произошел небольшой скандал.

Та прибыла на похороны в сопровождении «нового мужа» – так она представила всем своего сожителя из Чикаго, некоего Юджина Олафсона, шведа по происхождению, и всюду таскала его за собой в пику бывшему мужу.

– Послушай меня, девочка, – сказала она, как-то застав неразлучную пару в саду, – я бы хотела дать тебе несколько советов. Не при посторонних. – Мелани выразительно посмотрела на Грега.

– Я могу уйти? – спросил тот у Мэг, тронув ее за плечо.

Мелани оскорбленно поджала губы.

– Можешь, можешь. Нам с Мэг надо посплетничать.

– Мелани, – он говорил с ней, как с непонятливым ребенком, – при всем моем уважении, речь сейчас – не о тебе. Или, может быть, ты тоже нуждаешься в участии?

– Я, дорогой мой, всю жизнь нуждалась в твоем участии. Но при всем моем уважении, – она ядовито улыбнулась, – ты только сегодня удосужился у меня об этом спросить.

Мэг встала.

– Я лучше пойду.

– Нет, ты лучше останься. А Грегу пора домой. Он сегодня и так перетрудился, таскаясь за тобой, как послушная собачонка. Грегор! Один маленький вопрос напоследок: кто кому готовит кофе по утрам?

– Мелани!

– Что, «Мелани»? – В ее голосе зазвучали истеричные нотки. – Я, по крайней мере, не лицемерю, как многие окружающие, хотя все до единого, глядя на вас, мучаются тем же вопросом.

– Про кофе?

– Нет, Мэг, про постель.

Мелани картинно закинула ногу на ногу и закурила. Она еще прекрасно и молодо выглядела, несмотря на сорокапятилетний рубеж. В ее фигуре не было ни малейшего изъяна, держалась она всегда бодро и чуть вызывающе. А ее лицо в обрамлении белокурых волос, благодаря пластическим операциям претендовало на статус красивого, если бы не низкий лоб и хищное выражение глаз.

– Я подожду тебя у дома, Мэгги.

– Сколько нежности, Грег! Я тебя просто не узнаю! Мэгги, скажи, ты знаешь какой-то особый секрет, из-за которого мой муж становится таким ласковым и внимательным? Что ты научилась вытворять с ним, чего я не умела? Мне казалось, что мы перепробовали все, не так ли дорогой? – И она засмеялась низким грудным голосом.

Мэг подошла к ней вплотную.

– Зависть, – веско сказала она, – очень плохое чувство. И особенно тяжело ее перебороть, когда в зеркале и в паспорте с каждым днем прибавляется лишнее.

– Давай обойдемся без оскорблений, Мэг!

– Вы читаете мои мысли, Мелани!

Они обе посмотрели вслед Грегу, одна с сожалением, а другая с тоской.

– Вы до сих пор любите своего мужа?

Мелани заерзала в кресле, нервно размахивая тонким дорогим мундштуком.

– Собственно, за этим я и пришла, Мэг. Разумеется, я не люблю своего бывшего мужа. Разумеется, я счастлива с Юджином. Меня волнует репутация моей семьи.

– Ах, вот как?

– Да. У меня есть взрослый сын. И дело, прежде всего, в нем. Вы, я надеюсь, понимаете, что сейчас ему трудно переживать наш с Грегом развод.

– Не труднее, чем ваши с Грегом романы на стороне, если уж речь зашла о репутации семьи.

– Не надо ерничать, Мэг. Ты вообще оказалась в непонятном положении среди двух своих мужчин: отца и сына.

Мэг захохотала.

– Это Оскар-то – мой мужчина?… Мелани, я знаю все, что вы мне сейчас скажете, и вы знаете, что я вам отвечу. Вы умная женщина и понимаете, что все не так, как болтают сплетники, давайте не будем тратить время на прелюдии к основной теме. Ведь не репутация семьи вас волнует на самом деле, так?

– Допустим.

– Тогда давайте по существу. Что вам от меня нужно? Чтобы я вернула вам Грега?

– Да.

– Зачем же вы развелись?

– Я могла терпеть любые его романы, но когда появилась ты, Мэг!.. Это просто стало унизительным для меня. Впрочем, тебе этого не понять.

– Отчего же.

– Майкл привез тебя сюда, и начался переполох. Ты вообще в курсе, что еще несколько мужчин из нашего общества неровно к тебе дышат? Только и было разговоров, что француженки – это лучшие женщины на свете. А Грег… Я никогда его не видела таким, как сейчас. Он три года постепенно сходил с ума, а сейчас потерял голову окончательно, наверно от счастья, что видит тебя каждый день.

– Он искренне обо мне заботится.

– Не сомневаюсь. Но не забывай, что сейчас он просто тебя жалеет, основная его задача – стать твоим любовником, и, знаешь, Мэг, мне кажется, ты ему интересна, пока недоступна.

– А как же кофе по утрам?

– Брось, я это ляпнула в сердцах. Я-то знаю, что вы еще не спали…

– Так что же вы от меня хотите?

Мелани отвернулась. В голосе ее появились слезы:

– Сейчас он, похоже, действительно любит тебя. Когда ты вечером отправляешь его домой, мы с Юджином видим одну и ту же картину, как он часами слоняется по дому, сжимая кулаки в карманах. Или напивается виски до бесчувствия. И ему совершенно наплевать на нас, на других людей, которые приходят в дом. Тяжело ему дается роль твоего утешителя!

– Чем же я могу вам помочь, раз все так безнадежно?

– Перестань наслаждаться своим триумфом, Мэг. Когда-нибудь и ты станешь старой… Конечно, вряд ли мы с Грегом сможем что-то слепить заново, но я хочу попытаться. Пусть мы разведены, пусть мы далеко друг от друга, но я тебя прошу: не мешай мне.

Мэг готова была проникнуться сочувствием к бедной женщине, но что-то мешало ей до конца поверить Мелани.

– Я ничего не могу обещать, – сказала она, немного подумав, – вы должны понимать, что если Грег поедет за мной в Париж, удержать его будет очень трудно.

– Я сделаю так, чтобы он не увязался за тобой.

– Это уже ваши проблемы. Я привыкла к его присутствию, он стал мне близким человеком за это время. То, что он делает для меня, – дорогого стоит. Я не могу грубо оттолкнуть его, хотя и никогда не стану проявлять инициативы.

Лицо Мелани изменилось, для нее разговор был окончен. Она встала из кресла с видом победительницы и снова посмотрела на Мэг сверху вниз:

– Деточка, ты еще мало жила, и не знаешь, что такое настоящая любовь. Ты оттолкнешь его, потому что я тебя об этом попросила.

Она подхватила свою кокетливую сумочку из крокодильей кожи и бросила через плечо:

– Да, и еще: не думай, что я буду просто так сидеть и ждать. У тебя во Франции, наверное, тоже есть свои интересы. Так вот смотри, как бы они не пострадали.

Париж ворвался в жизнь Мэг, как поток свежего воздуха в открытое окно. Сначала она целыми днями одна бродила по улицам и никак не могла поверить, что свободна. Теперь, когда у нее нет больше Вашингтона, когда прошлое не тянет назад, ей хотелось вкусить все блага жизни сполна. Она любила эту страну, она была тут рождена, и никто больше не разлучит их. Конечно, как оно подобает вдове, Мэг не слишком бурно проводила время. Да этого ей и не хотелось, она просто наслаждалась тихим счастьем.

Первое время они с Оскаром жили душа в душу: он гулял с друзьями дни и ночи напролет, она открывала для себя новые улочки и магазины Парижа. Встречались молодые люди только по утрам, за завтраком – так, в мире и согласии, прошел почти месяц.

Мэг попросила его пока не сообщать о случившемся Алексу, а он сказал, что с ним и не виделся, потому что две недели отмечал свою премию, а потом Алексу стало некогда. Вручение прошло успешно, от денег в тот же вечер не осталось ничего, зато у самых модных парижских клубов появилось много хлопот с утра.

– В общем, погуляли весело, – закончил Оскар свой рассказ.

Он уже час сидел в комнате Мэг, где традиционно выслушивал восторженный утренний монолог на тему «Как я проведу остаток жизни».

– Оскар! Ты не представляешь, как я счастлива, что снова во Франции! Жаль, что это произошло из-за печальных обстоятельств, но главное – возврата к прошлому не будет.

Оскар досадливо причмокнул и покачал головой:

– Тут вот, Мэг, мы подошли к одному неприятному вопросу…

– Ты меня выгоняешь? Давай подождем, пока я не куплю себе хороший дом. У меня теперь много денег!

– Да живи ты здесь до конца жизни!

– А в чем же неприятность?

Молодой мужчина вздохнул.

– Я по поводу возврата к прошлому. Папа сегодня прилетит.

– Ах ты! Не усидел!

– Нет, не усидел. У них там что-то с маман опять происходит. В общем, он просит политического убежища.

– Ах ты!

– Мэг, что с тобой?

Она лихорадочно соображала. Если Грег приедет сюда, то свободе придет конец, да и Мелани она подала твердую надежду. А впрочем, черт с ней, с Мелани. Последние слова этой женщины заставили Мэг пожалеть о своем обещании не проявлять инициативы. Похоже, та просто считает ее за дурочку, да еще и угрожает. Пусть побесится. Мэг посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее напротив кровати, и настроение сразу поднялось. В мягких складках розового шелка сидела, поджав под себя ноги, красивая молодая женщина. Волосы ее рассыпались по плечам черным атласным водопадом. Да, Алекс был прав, надо немного постричь их, но все равно красиво. Слишком худа, пожалуй, потому что ключицы раньше так не выступали, а в остальном – плечи и руки уже снова можно выставлять напоказ и носить открытые платья или майки – это все ей так идет! Кожа снова стала золотисто-бежевой, и под глазами уже нет кругов.

– Мэгги! – Оскар разглядывал ее, чуть отойдя в сторону, как художник, которому попался любопытный натюрморт. – Да ты никак вздумала охмурить папика!

– А что мне его охмурять? – Она, не стесняясь Оскара, вертелась, сидя в кровати по-турецки.

– Действительно. Его можно брать голыми руками, причем прямо из-за океана. Ладно, я жду тебя внизу.

Отоспавшаяся за многие месяцы, отдохнувшая и счастливая Мэг чувствовала в себе потребность пошалить. К серьезным отношениям она не была готова, поэтому встречу с Алексом все откладывала на потом, хотя он уже несколько раз звонил Оскару. А вот легкий флирт – это как раз для нее. Правда, сомнительно, что с Грегом он будет легкий. Ведь если ему хотя бы намекнуть… Интересно, а что будет, если ему намекнуть? И коварно улыбаясь красавице в зеркале, она надела свой самый любимый костюм. Полуделовой, но с глубоким вырезом. Собственно, и выреза-то не было, просто жакет застегивался на одну-единственную пуговку, ниже уровня груди. Плюс узенькие брючки. В общем, получалось элегантно, и мужчины уже больше никуда не могли смотреть, только на эту пуговку.

– У-у! – оценил Оскар, когда она спустилась к завтраку. – Все при тебе, детка. Ты едешь со мной в аэропорт?

– Разумеется.

Грег размашистой походкой шел навстречу сыну и улыбался. Но когда увидел Мэг, спрятавшуюся за плечом Оскара, он изменился в лице и резко сбавил скорость. Теперь они стояли втроем посреди огромного зала и молча смотрели друг на друга, а между ними, толкаясь, проходили люди.

– Мэгги! – наконец смог произнести Грег. – Мэгги, ты такая… Ты так сегодня… Я очень рад тебя видеть. И тебя, сын.

– Да чего уж там! – Они по очереди обнялись, причем молодую женщину Грег задержал в объятиях значительно дольше.

Печальные события сблизили их, теперь отчетливо чувствовалась какая-то особая, почти семейная теплота между ними троими.

– Если когда-нибудь моя шутка сбудется, – прошептал Оскар, – и ты из статуса сестренки перейдешь в статус… в общем, ты меня поняла, то я вас с папиком благословлю, так уж и быть.

Дальнейшие события Мэг предвидела заранее, да и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как поведет себя Грег. Сначала он осторожно ходил вокруг нее, боясь поверить своему счастью. Он был похож на ребенка, который увидел в магазине желанную игрушку, и теперь стоит, заворожено глядя на нее, боясь дотронуться: а вдруг она исчезнет?

Но Мэг не исчезала, напротив, она становилась все ближе, теплее относилась к нему, и не было вечера, что они не провели бы вместе. У них стали складываться какие-то новые знакомства, иногда они гуляли вместе с Оскаром. Но это были уже не те шумные пьяные вечера, на которые слетались зрители со всей округи. Грег степенно водил сына и молодую женщину по дорогим ресторанам, где собиралась почтенная публика. Мэг и Оскар скучали.

– Мне иногда кажется, друзья мои, – назидательно говорил Грег, – что я вывожу на прогулку двух малых детей, и вы не можете дождаться, когда же папочка оставит вас одних, чтобы набедокурить.

Они шли по вечернему Парижу, в воздухе невыносимо пахло акациями, и у Мэг кружилась голова от счастья. Грег обнимал ее за талию, она как бы случайно прижималась к нему, испытывая на прочность его нервы и выдержку. Ей нравилась эта игра на грани невинного флирта и глубокой страсти. Она чувствовала себя желанной и любимой, и это придавало уверенности в себе. А то, что испытывал при этом бедный Грег, ее не волновало, лишь подстегивало к новым изощренным способам кокетства. К тому же Грег для своих сорока четырех весьма неплохо выглядел, и Мэг не без удовольствия отмечала, что на него заглядываются женщины.

– А мне иногда кажется, друзья мои, – дурашливо повторил Оскар, когда отец отошел в сторону объяснить какому-то туристу дорогу на Елисейские Поля, – что вы скоро не выдержите и наброситесь друг на друга в каком-нибудь из этих благопристойных заведений. И тогда я провозглашу еще один праздник свободы и независимости Франции.

Конечно, она все время напоминала себе, что Майкла нет в живых всего чуть больше двух месяцев, а она позволяет себе такое своеволие. Какими бы ни были их взаимоотношения в последние два года, Мэг чувствовала тяжесть на сердце, когда вспоминала, что она вдова. Да и Майкла ей было жаль. Все, что он сумел сделать в этой жизни, это преумножить капиталы своей семьи. Он не родил детей и не смог сделать счастливой ни одну из двух жен. Мэг простила ему все обиды, но все же что-то мешало ей по-настоящему горевать о нем.

Однако Грегу пришло время возвращаться домой: его вызывали по каким-то срочным делам в Вашингтон. Он шепнул Мэг, что хотел бы провести последний вечер особо, и что у него есть для нее важный разговор. Она и сама понимала, что последние события не могут закончиться просто так, Грег обязательно постарается расставить все точки над «i», потребовав близости. Оскар в тот день провозгласил безалкогольную вечеринку и привел на нее свою подругу, некую Натали, с которой, по его словам, встречался уже непростительно долго – целый месяц. Они сидели вчетвером в открытом кафе на набережной и вели неспешную светскую беседу, потягивая сок. Когда последняя тема – об испортившейся погоде – была исчерпана и Оскар пошел провожать свою продрогшую подругу домой, сожалея, что не взял машину, другая пара тоже отправилась восвояси.

– Оскар так привык к шумным пьяным вечеринкам, – начал Грег, – что скоро забудет, как выглядит руль автомобиля. Кстати! Раз уж его машина отдыхает, давай возьмем ее и прокатимся куда-нибудь?

– Куда мы можем поехать? – Она поежилась, действительно было холодно, если бы не руки Грега.

– Да хоть на залив! За час, даже меньше, мы доберемся.

– На залив?

– Ну, если повезет и не будет так ветрено, можно даже прогуляться по берегу. Я очень хотел там побывать.

А ведь она в этот раз, после приезда, еще не была на море!

– Ну… Хорошо, только потеплее одеться надо.

Всю дорогу они молчали, слушая радио. Мэг натянула на себя толстый свитер Оскара и уютно выглядывала из высокого воротника, стараясь понять, какое впечатление она производит на Грега, когда ее «прелести», как всегда выражался Оскар, скрывает балахон. Но тот упрямо отводил глаза и напряженно думал о чем-то, раскуривая одну сигарету за другой.

– Грег, можно подумать, – не выдержала она, – что ты везешь меня на безлюдный берег, чтобы совершить убийство. Только маньяки могут так долго молчать со своими жертвами.

– Скорее – самоубийство. Я уже предвижу наш разговор.

– Только давай обойдемся без драматических эффектов!

Они приехали на пляж, где вдалеке виднелись какие-то лавочки и домики. Выбрались из машины и пошли вдоль воды. Ветер стих, было сыро и холодно, только что прошел дождь. Мэг вспомнила похожий вечер, тоже дождливый – в доме Алекса. Нет, Алекса лучше выкинуть из головы, она ему не нужна.

Она повернулась к Грегу и сама взяла его за руку:

– Что ты хотел мне сказать?

– Что я тебя люблю.

Это было так неожиданно и просто, что Мэг стояла, как оглушенная. Грег действительно знал, что нужно делать в таких случаях, чтобы не тратить время на пустые разговоры! В висках у нее гулко стучало, а щеки, кажется, покраснели, хорошо, что в темноте этого не видно. Они смотрели друг на друга и снова молчали. Внезапно их качнуло вперед неуловимой горячей волной, и Мэг поняла, что на самом деле она уже давно и очень сильно этого ждала.

Грег не был похож ни на Майкла, ни на всех ее предыдущих любовников и, если уж быть до конца откровенной, то и на Алекса тоже. Это был взрослый и очень опытный мужчина, который знал, как заставить женское тело трепетать.

Грег еще только целовал ее, а она чувствовала, что сейчас потеряет сознание, что каждой клеточкой своего тела желает его, мучительно и страстно.

– Мэгги! Любимая моя! – вырвалось у него. – Девочка моя, я не могу без тебя больше… Мы должны, слышишь, мы должны быть вместе! Мэгги, я хочу тебя!!!

Их словно прожгло огнем, они набросились друг на друга, как изголодавшиеся звери, теперь уже в их движениях не было нежности, одна только страсть.

– Мэгги, – шептал он хрипло, прижимая ее к какой-то бревенчатой стене, – Мэгги, если мы сейчас, прямо здесь… Мэгги, я не хочу везти тебя домой, – сказал он, глядя ей в глаза, – я боюсь, что ты передумаешь.

Но ей уже было все равно, здравый смысл вяло протестовал, но тело жило собственной жизнью, не подчиняясь ни законам логики, ни командам мозга. Она ничего не отвечала Грегу, только продолжала извиваться под его руками и губами.

– Мэгги, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Зачем ты что-то говоришь, когда так хорошо, пронеслось в ее голове. Потом она замерла. Его слова не сразу дошли до ее сознания.

– Замуж?

– Да, девочка моя, да. Я не хочу больше отпускать тебя никуда, я просто…

– Замуж?

– Мы будем вместе всегда, я брошу к черту бизнес, брошу все. Я три года мечтал о тебе, Господи ты, боже мой! Мэгги, я люблю тебя и сделаю счастливой.

– Замуж?

– Что с тобой, Мэгги? Ты не хочешь?

– Грег, но это совсем не то, о чем я мечтала. Я не хочу больше выходить замуж.

Он нежно рассмеялся:

– Глупенькая, ты просто сейчас не в себе. Пройдет время, и ты поймешь, что это – единственное, что тебе нужно в жизни. – Он снова попытался ее поцеловать, но она увернулась.

– Грег, ты меня прости, но я действительно не хочу замуж. – Она постепенно высвобождалась из его объятий, поправляя на себе одежду. – Мы могли бы стать прекрасными любовниками, но только не брак.

Она чувствовала себя крайне раздраженной, как всегда бывает после неудовлетворенной страсти, но не отвечала на его ласки, понимая, что вечер безнадежно испорчен.

– Мэгги моя… – Он жадно прильнул губами к ее шее. – Хорошо, мы станем любовниками… Мэгги, черт бы тебя побрал! Это невыносимо! Я ведь могу силой овладеть тобой.

Она подняла глаза: Грег был похож на взбесившегося быка.

– Для этого нужно начать все с начала, – пробормотала она и отвернулась.

– Что ты сказала? – Они стояли, как дуэлянты, на расстоянии нескольких шагов.

– Ничего, Грег, оставь меня одну, пожалуйста.

Он сел в машину, оглушительно хлопнув дверцей, и тут же ледяной ветер налетел на Мэг, пробрав до костей. Серое дождливое небо. Не по-летнему промозгло и сыро. Или это оттого, что Грег ушел?

– Я тоже так не могу, – сказала она, зная, что он услышит, – страсть – еще не повод жить вместе. Тем более – у меня есть печальный опыт.

Она уселась на мокрый песок в свою любимую позу и стала смотреть на воду. Тело все еще жгло от прикосновений Грега. Сердце стучало, как бешеное, заставляя ее часто дышать. Мэг обняла себя за плечи и подтянула колени. А что, если она и вправду просто придумала, что любит Алекса? А что, если этот взрослый, страстный… она непроизвольно залилась краской, вспоминая его руки, проникшие глубоко под одежду… а что если Грег и есть – ее судьба? Как бы там ни было, почему я должна лишать себя удовольствия? – подумалось ей.

Молодая женщина почувствовала прикосновение к плечам. Грег сел сзади, вытянув ноги на песке по обе стороны от ее бедер, и обнял ее всю целиком, положив подбородок ей на плечо.

– Девочка моя сладкая. Ты замерзнешь без меня… Что ты вообще будешь делать без меня?

Вместо ответа она обернулась к нему и поцеловала. Грег схватил ее на руки и отнес в машину: сдерживаться дальше у него уже не было сил.

В Париж они вернулись только через три дня. Грег снял номер в каком-то отельчике близ Абвиля, и трое суток они предавались наслаждениям плоти.

С Мэг все это время творилось что-то невообразимое: она чувствовала себя на вершине блаженства, не только из-за физической страсти, которую ее новый любовник разжигал в ней и тут же удовлетворял, раскрывая новые возможности ее темперамента. Прежде всего, она понимала, что очень любима, и это придавало неожиданную остроту ощущениям. Время для них словно остановилось: перестало существовать прошлое, будущее, Мэг и Грегор сосредоточились друг на друге, а еще на удовольствии, к которому оба так долго стремились.

Как и обещал, он «бросил все» ради нее. Уже трое суток его дожидались в Вашингтоне, но он не торопился, боясь упустить более важные вещи в своей жизни. На четвертый день в нем проснулась отцовская забота, он вдруг, видите ли, вспомнил, что Оскар, наверное, очень волнуется, ведь они в тот вечер уехали на его машине, ничего не сказав. Мэг уговорила его вернуться в Париж, хотя можно было предупредить, что все в порядке, и задержаться еще, как требовал мужчина.

Оскар, казалось, вовсе не удивился, увидев их вместе после столь долгого отсутствия, слегка осунувшихся, но очень счастливых. Хотя оба быстро скрылись в своих комнатах, даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, чему они посвятили последние три дня. Молодой человек молча проводил их взглядом, но в его молчании Мэг прочла сотни комментариев, ироничных и острых, на которые был способен только он, и которые, без всякого сомнения, ей еще придется выслушать. Ей стало страшно встретиться с ним наедине.

Вечером они как бы невзначай собрались в гостиной, хотя в это время обычно никогда не сидели дома. Сначала все трое делали вид, что поглощены телевизором.

– Гм. С машиной все в порядке? – не выдержал Оскар.

– Да, конечно! – в один голос ответили путешественники.

– Оскар, – Грег погладил по руке любимую женщину, – мы с Мэгги решили…

– Да все понятно, отец, – он хмуро смотрел на них обоих, – я могу вас благословить.

– Мы еще ничего не решили! – отрезала Мэг.

Она ушла, и Оскар усмехнулся.

– А знаешь, папа, я раньше думал, что спокойней отнесусь к вашей… близкой дружбе. Но сейчас мне не по себе.

– Не надо, прошу тебя. Я не хочу это обсуждать. Это наше с Мэг дело, и тебя оно не касается. Просто я, как мужчина, должен был первый сказать об этом, чтобы ты не засыпал ее своими дурацкими шутками.

– Мне не до шуток. Мэг для меня – самый близкий друг. И теперь я не знаю, как к ней относиться.

– Ничего не изменилось, Оскар. Она отказалась выйти за меня.

– Слава богу!

– Перестань паясничать!

– Отец, ты меня извини, но мне казалось, что ты уже четверо суток как должен быть в Вашингтоне. Кстати, мама все это время обрывала телефон. Грозилась даже лично приехать.

– Что ей от меня нужно?

– Говорит, тебя все ждут, там какие-то проблемы с поставщиками и судебными приставами, а она не может сейчас надолго покинуть Чикаго, так что ты уж давай сам.

– Придется лететь. Жаль.

– Конечно! Такая красивая сказка прервется.

Грег потерял терпение и заорал на сына, совсем как пятнадцать лет назад, когда тот был маленьким и очень непослушным мальчишкой.

– Оскар, марш спать! И чтобы сегодня я тебя больше не видел в гостиной!

Тот грузно поднялся на второй этаж и весь вечер что-то яростно настукивал на клавиатуре своего компьютера. Грег еще долго сидел в гостиной перед выключенным телевизором.

Глубоким вечером, когда Мэг уже легла в постель, приготовившись почитать книжку, он возник на пороге ее комнаты. Подошел к кровати, сел на пол, положив скрещенные руки на край одеяла, и стал молча любоваться ею.

– Ты что-то хотел?

– Тебя.

– Грег, я серьезно. Ты ведь завтра улетаешь?

– С чего ты взяла?

– Тебя ждут уже почти неделю, или ты забыл?

Он вздохнул.

– Да, мне придется лететь. А тут еще Мелани звонила.

– Она все чувствует. – Мэг испытала отчетливый укол ревности.

– Я пришел пожелать тебе спокойной ночи. Но целовать перед сном не буду, потому что тогда не попаду на утренний самолет. А может, и вообще передумаю возвращаться.

– Очень остроумно.

– Я хотел бы, чтобы эти три дня, – он закрыл глаза и сделал длинную паузу, – эти НАШИ три дня не стали просто эпизодом в твоей жизни. Возвращайся ко мне скорее. Я тебя люблю, девочка моя. Спокойной ночи.

Он тихо вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Несколько секунд она молча смотрела на эту дверь, подавляя острое желание догнать его. Мелани звонила. И теперь он полетит к ней.

Мэг покачала головой, изумляясь своим мыслям: а ведь Грег стал совсем по-другому разговаривать с ней! Он чувствует себя хозяином положения. Неужели Мелани была права?