Мои опасения не подтвердились. Меня хорошо приняли в доме Гарта и никто не пытался убить или задеть словом. Они скорее смотрели на меня с любопытством. Оказалось, что земляне сюда не добрались. Да, они слышали о нас, но не видели. Разве только отец Гарта, Нарн общался с первыми колонистами. Только давно это было. Очень давно. Он уже больше сорока лет жил здесь, выращивая коко, шерман — это что-то похожее на наших овец, и занимался птицей. У него была крупная ферма. Одна из крупнейших в округе. Или скорее у Мэрты. Нарн, когда женился, то вошёл в её род. От его прежнего рода остались лишь былые воспоминания. Теран пытался возродить его, но получил срок за такие дела. Его не осуждали, но и не хвалили. У каждого свой путь, своя дорога. Только печалились, что умер он после заката, когда уже солнце зашло. Видимо не простило оно его.
Я никогда ещё не жила в местной семье. Это был интересный опыт, наблюдать за местным бытом. До этого я больше жила по наитию. Но одно дело включить логику и понять как на сковороде пожарить мясо, а другое научиться хлеб печь. До приезда на Партион я никогда в жизни мясо не жарила на огне. Разогревала готовые полуфабрикаты или питалась в столовой. А тут пришлось жарить самостоятельно. После войны в больнице поменялась кухарка и еда стала отвратительной. Это было хорошим стимулом научиться готовить. Но вот как хлеб испечь для меня оставалось тайной. Я обычно уже готовый покупала. Оказалось, что в поддонах для хлеба я дома варила похлёбку, используя его вместо кастрюли. Когда я это рассказала, то меня на смех подняли. Но это для них всё было просто. Партиноцы так жили много поколений веков, а я всему училась с нуля. И училась больше наблюдая за другими. Меня этот смех не обидел. Я признавала, что многого не умела. А некоторые вещи для меня были дикими. Это не повод обижаться.
Мы жили в семье Гарта уже три дня. Гарт вместе с отцом каждое утро помогал на дойке коко, потом Лала, дочь Нарна и Мэрты отвозила молоко на рынок, где продавала его до обеда. На хозяйстве оставался Парт, помогая матери по дому. Нарн и Гарт кормили птиц, выгоняли скотину на поля, вечером её загоняли назад. Чистили загоны, чинили изгороди, решили крышу перекрыть. Парт старался каждый раз улизнуть от обязанностей. То его находили спрятавшимся в машине с молоком, то вытаскивали с чердака, где он прятался. Но Мэрта не могла полноценно работать. У неё была сильная проблема с ногой, поэтому она больше командовала им и мною. Меня тоже сильно не нагружали. Запретили доить коко, потому что я ребёнка ждала.
— Мэрта, а что у тебя с ногой? — спросила я, чистя овощи для обеда. — Может помочь смогу?
— Да чего тут поможешь… — она отмахнулась.
— Но всё же.
— Упала я. Неудачно. Мы в тот день с Нарном поругались. Вроде мелочь, а так обидно стало. Хотела достать банки с верхней полки. Лестница подломилась и я упала. Нога сломалась. А потом вылечилась. Но теперь она кривая, вон как та палка, — Мэрта показала на свою палку, без которой не могла ходить. — Ещё и болит.
— Покажешь? Может смогу вылечить, — попросила я. Она сомневалась, но причину сомнений, я не видела. Не доверяла? Возможно. Всё-таки я пришлая была.
— Она кривая и страшная, — прошептала Мэрта, когда Парт выскользнул из кухни за водой.
— И?
— Что и? Страшная она.
— А я прошу показать, чтоб на неё любоваться? Это пусть Нарн на твои ножки любуется. Меня они чисто по работе интересуют, — хмыкнула я. Мэрта рассмеялась. — Так что?
— Хорошо. Пойдём в комнату, — согласилась она. — Ты только Нарну не говори…
— Ох, Мэрта. Вот увижу твою ногу и первым делом пойду с ним её обсуждать. Мне больше делать нечего?
— Но всё-таки…
Нога срослась неправильно в трёх местах. Часть мышц окаменели, другая часть была в спазме. Редкая травма. Но в теории можно было всё исправить.
— Починить можно, только одна нога будет короче другой. Так что придётся для одного ботинка каблук заказать. Тогда танцевать сможешь спокойно, — сказала я, прикидывая, что потребуется для операции.
— Какие танцы! Мне хотя бы ходить нормально.
— Ходить будешь. И боль пройдёт. Смысл ведь есть? — я посмотрела на неё.
— Есть. Давно его простила. А вот нога прощать не хочет.
— Или сердце?
— Он слишком строг к детям, — оправляя юбку, ответила Мэрта. — У меня их десять. Но никто не вернулся. Все улетели, как птицы. Кого уже и в живых нет. Я ему сказала, что скоро одни коротать век будем. А ему всё равно. Не понимает почему они не возвращаются. Это сейчас от удивления Нарн язык прикусил. Следит за ним. Но он как скажет, так хоть стой хоть падай. Не верит ни в кого. Себя вспоминает в молодости. Так куда нам до него тягаться?
— Человека уже не переделать. Он таким и останется. Так чего переживать? Кого-нибудь ветер вернёт. Он же ничего не делает просто так. Кого-то сводит, кого-то разводит. Ты права, дети, как птицы. Они улетают, чтоб свить свои гнёзда. Вывести птенцов. Но ты не одна. У тебя рядом твой милый. Сколько вы уже вместе прошли и сколько ещё предстоит!
— Давно мы вместе. Хотя я и не думала, что всё так серьёзно будет. Сошлась с ним потому что он таким красивым был и высоким. Танцевал так, что любо-дорого смотреть было, — Мэрта улыбнулась воспоминаниям. — А вот Грет, он в меня пошёл. Низкий.
— Не в росте счастья. Ты мне лучше скажи, согласна, чтоб я тебе ногу починила?
— Я хотела бы этого.
— Тогда нос по ветру. Я пойду за сумкой схожу.
— Сейчас лечить будешь?
— А чего время тянуть? Пока никого нет и никто нам мешать не будет. Да и поправишься быстрее, если раньше начнём.
— И то верно, — согласилась она.
— Сможешь опять свои ноги Нарну показывать, — привела я последний решающий аргумент. Она лишь рассмеялась.
Я смогла закончить лишь к вечеру, когда всё начали возвращаться домой. Парт приготовил обед, за что ему была честь и хвала. Как узнал, что я с Мэртой занимаюсь, так не мешал. Сам занимался делами. Видно было, что он за неё переживал. Я же чувствовала сильную усталость. Пришлось довольно долго приводить в порядок мышцы с помощью масел и лекарств. Потом уже заниматься операцией и выправлять кости. Хорошо, что я ещё знала как это сделать. Оставалось надеяться, что всё получится. Я хотела пойти чего-то перекусить, но сил не было. Оставалось только доползти до кровати и лечь в неё.
Комнату освещал ночник. Гарт сидел неподалёку на полу. На стуле стояла машинка. Он что-то строчил, склонившись над ней. Ночь, а он не спит. Всё работает, а потом опять будет днём носом клевать.
— Гарт, может спать пора? — спросила я.
— Может быть и пора, — согласился он. — Отец мне машинку отдаст, если одежды впрок на шью. Хочу её.
— М, ясно.
— Слышал ты мать лечила?
— Лечила. Не знаешь, как она?
— Спит. Отец испугался.
— Знаю. Убить меня не порывался? — я улыбнулась. Сладко потянулась.
— Нет. Но мысли у него такие были. И понимает, что помощь нужна, но принять сложно.
— Поэтому я и не стала ему говорить о лечение. Боялась, что он меня не поймёт.
— Есть такое, — ответил Гарт. Отвлёкся от шитья. Подошёл ко мне. — Ты есть будешь?
— Буду.
— Я сюда принёс. Правда остыло всё давно.
— Давай так поем. Устала сильно. Мне сейчас всё равно что есть, хоть траву, — ответила я. — Да я бы встала.
— Сама же сказала, что сил нет, — подавая мне миску, ответил Гат.
— Нет. Но всё равно… Ладно, спасибо, — не в силах спорить, я принялась за еду. — Нам придётся немного задержаться. Надо дождаться, когда у твоей мамы всё заживать начнёт.
— А я никуда не тороплюсь. Надо ещё крышу сарая починить. Через месяц поедем дальше. Но дольше задерживаться нельзя.
— Почему?
— Дорога долгая. А нам надо успеть на месте обустроиться до того момента, когда ребёнок родится.
— Всё время о нем забываю. Странно это, что скоро появиться ещё один человек.
— Тебе всё в этой жизни странно, — хмыкнул Гарт.
— Да, так и есть. Потому что это ведь как чудо. То, что не может случиться, но случается. Может для каждого восход солнца — это обыденность, которая приносит новый день, полный забот. Но для меня это каждый раз чудо. Просыпается солнце и освещает лучами всё вокруг, заставляя просыпаться. Для меня чудо-дети, которые такие маленькие, а потом становятся такими большими и умными или глупыми, непохожими друг на друга. А ведь вначале были всё маленькими комочками. Любовь — это тоже чудо. Как могут сделать два человека, непохожих, разного пола, разных взглядов, положения и цвета глаз иметь потребность друг в друге? Разве это не чудо? Не странно?
— Не знаю. Но ты красиво говоришь. Тебя слушать приятно. Как и целовать. Может я тебя порой не понимаю, но слушать тебя всё равно приятно.
— Это пока у меня голос не охрип. Вот будет хриплый, как двери несмазанные и сразу станет слушать неприятно.
— Какая ты порой глупая бываешь, — рассмеялся он, забирая у меня тарелку.
— Почему сразу глупая?
— Потому, — отпивая мой компот, а потом протягивая кружку, ответил Гарт. — Как думаешь, получится маму на ноги поставить?
— Получится. Я всё для этого сделала. Остальное только от неё зависит. Если у неё хватит смысла, так всё заживёт.
— Хватит, — уверенно ответил Гарт. — С каждым днём уверен, что правильно нас ветер свёл.
— Я тоже так думаю, — допивая компот, ответила я.
— А вот это странно, — он улыбнулся. Посмотрел на машинку, явно собираясь вернуться к шитью.
— Давай спать. Всех дел не переделаешь, — сказала я, откидывая одеяло.
— Наверное, ты права, — он вернул кружку на подоконник и выключил свет.
— Знаешь чем страсть от любви отличается?
— М?
— Даже просто с человеком лежать рядом приятно, — ответила я.
— Спи, — поцеловав в губы, усмехнулся Гарт. Точно. Надо спать. Завтра новый день. Новые дела, а я тут всё болтаю и сказки сочиняю. Но ведь правда, вот так лежать рядом с ним было так приятно, что невольно закрадывался страх, что сказка может когда-нибудь закончиться. Я хотела об этом сказать Гарту, но он уже спал крепким сном.
Я не особо заметила, чтоб Нарн был жёсток с детьми. Скорее он был с ними строг. Им это не нравилось. Хотелось больше свободы. Дочь хотела сбегать на танцы, но Нарн это всячески пресекал. Так же он не разрешил ей в этом году уехать путешествовать из-за того, что дороги были небезопасны. А я с ним была согласна. После войны вся страна напоминала растревоженный улей, который пролетал как-то мимо дома. Тогда все побросали дела и бросились на землю, боясь попасть на их пути. Ещё он был требователен ко всему, что касалось работы. Его авторитет в доме был неоспорим. Никто не мог высказать мнение, которое отличалось бы от него. Вот с этим я была не согласна, но молчала, не создавая конфликтов. Мне нужно было лишь дождаться, когда у Мэрты заживёт нога.
Конфликт произошёл спустя две недели нашего пребывания на ферме. Был уже вечер. Мы ужинали, когда около дома остановилась машина. За всё это время я не видела, чтоб кто-то приходил в гости, а тем более приезжал так поздно. В дом вошёл мужчина лет сорока. Может больше. Он посмотрел на нас, кивнул Мэрте, я удостоилась хмурого взгляда, но не больше.
— Режт девку попортил и в бега ударился, — сказал мужчина.
— Далеко не уйдёт, — сказал Нарн, быстро доедая ужин. Оставлять пустыми тарелки здесь были не принято.
— Десять человек на его поиски уже снарядились, — продолжил мужчина.
— Двенадцать, — посмотрев на Гарта, сказал Нарн.
— Что за девка была? — спросил Гарт.
— Мира, — сквозь зубы ответил мужчина.
— Одиннадцать человек, — ответил спокойно Гарт. Нарн удивлено посмотрел на сына.
— Слабак, — выплюнул он со злостью. Гарт даже не шелохнулся. Нарн поднялся из-за стола и достал пистолеты со шкафа.
— Я не дурак. Мира перед любым подол задирает. А Режт не тот человек, который будет силой брать.
— Считаешь я дурак? — спросил его Нарн.
— Ты глупый. Мать плоха, а тебе только молодость вспомнить и пистолетами помахать охота, — ответил Гарт. — У меня жена ребёнка ждёт. А ты хочешь, чтоб я пошёл по лесам бегать и искать парня, на которого наговорили? Ты ведь это тоже знаешь. Если хочешь, то бегай. Я дома останусь. Не хочу вернуться к открытым дверям. Времена неспокойные.
— Десять человек, — выпалил Нарн, закидывая пистолеты назад. Один из них выстрелил, заставив нас вздрогнуть.
— Арина, пойдём в комнату, — позвал меня Гарт. Я быстро выскользнула из-за стола. Потом слышала как уехала машина, а Нарн пошёл на улицу колоть дрова. Звук топора разносился по округе.
Гарт как ни в чём не бывало сёл за машинку. Я попыталась вязать. Как-то попросила Мэрту научить. И теперь пыталась освоить это занятие.
— Я не знала, что у вас есть такие женщины.
— Которые юбки задирают перед любым, кто позовёт? — уточнил Гарт.
— Да.
— Есть. Но об этом не говорят.
— Я думала, что у вас большое значение любви уделяют.
— Не ко всём она приходит. Не каждый встречает свой смысл, — ответил Гарт. — И не все понимаю, что главное в жизни, а что нет.
— А ты понимаешь?
— Я не хочу потерять тебя, — ответил Гарт. — Сегодня это может случиться. Отец уже нюх терять начал. Но сама посуди. Деваха, которая приглашает в свою кровать любого, заявляет, что её обидел парень. Тихий, хороший парень, который растит скот и не думает уезжать из родного края. Он пугается. Убегает. За ним в погоню уходят мужики. Оставляют свои дома. Семьи без защиты.
— Думаешь это всё специально?
— Да. А отец злится, что не понял этого. Чуть в ловушку не попал.
— Для него это удар.
— Нужно признавать ошибки. А ты сегодня не пугайся, если стрелять будут. Просто спрячься и не высовывайся.
— Думаешь нападут?
— Да.
— Но зачем?
— А зачем нападают? Неспокойные сейчас времена. А чем ближе к Гранху, тем ещё неспокойнее.
— Почему?
— Там каторга. Там тюрьмы. Из них люди бегут.
— И туда мы поедем?
— Да.
— Зачем?
— Затем.
— Говорить и объяснять не хочешь.
— Не хочу. Но скажу, — он отрезал нитки. Сложил новую рубашку и подошёл ко мне. Сел рядом на кровать. Взял меня за руку и приложил ладонь к своей щеке, на которой был нарисован рисунок в виде ножа. — Из-за этого. Ты не видишь. Они привыкли быть изгоями. Но там, в деревне, не все молоко покупают, потому что я здесь. Они считают, что я в род вернулся и тебя привёл. Мать приняла. Поэтому они отвернулись от неё. Я уйду и всё наладится. Так всегда будет. А там, в Гранхе, мы равны. От нас все отвернулись. А тут тяжело будет.
— Мне страшно. Я не готова к такой жизни.
— Для тебя ничего не измениться. А вот для меня да.
— Мне казалось, что у вас очень милая планета. Что грязи нет. А сейчас, когда я начинаю узнавать подробности, то становится страшно.
— Арина, плохие люди везде есть. Но хороших больше.
— А ты какой?
— Для тебя хороший, а для них плохой. Так получилось. Я выбрал не ту сторону. Теперь приходиться расплачиваться за этот выбор.
— Ты ведь так и не рассказал, почему пошёл на сторону колонистов. Ведь причина была не только в брате?
— Не только. Я хотел доказать, что чего-то могу. Пусть и так глупо. Я мог ими управлять. Понимаешь?
— Нет. Не понимаю.
— Зачем тебе это знать? Чтоб не спать по ночам?
— Всё так плохо?
— Тридцать человек, которые уже убивали. И я, который должен был ими командовать. Пришлось стать таким же. Или частично таким. Есть задание. Его надо выполнить или тебя убьют. Ты заставляешь их выполнять, и они выполняют, потому что ты убьёшь их. Пришлось научиться.
— Но ты ведь не такой, — не выдержала я.
— А какой я? — спросил он, мягко улыбаясь и внимательно наблюдая за мной.
— Ты хороший парень. Добрый, заботливый…
— По отношению к тебе.
— Хочешь сказать, что ты чудовище?
— Нет. Мне не доставляет удовольствие от того, что я делаю. Но, если будет стоять задача, то я её выполню. В деревне много людей, которые не смогут сделать этого. Они не смогут дать отпор. Будут смотреть, как рушат их дом, как обижают их жён, а я не смогу так. Они это знают и боятся. Так и с отцом было. И с нами, пока мы здесь жили. Братьев опасались. Меня нет.
— Почему?
— Потому. Ты смеяться будешь.
— Не собираюсь я над тобой смеяться. Понять хочу. Понять почему всё так произошло.
— Хорошо. Скажу. Но ты обещала не смеяться. Окаменение в детстве спонтанно может быть. Когда страх какой-то или нравится тебе кто-то. Мы так дурью маялись всегда. Пугали друг друга. Или за девчонками наблюдали. Да, это плохо, но интересно было. Так вот. Я не каменел никогда. Никак не реагировал. Такое бывает. Редко, но бывает. И…
— Смеялись?
— Да. И растрепали потом всем. Кто-то жалел, а кто-то смеялся. Другие за девчонку принимали. Потому что девчонки совсем могут не каменеть, даже если и пугаются. А вот у ребят такое редко бывает. Как защищать ту, которую любишь, если ты слабый?
— Ничего смешного я здесь не увидела. А в детстве дети часто злые, не понимают, что говорят и кого-то обижают.
— Они не обижали. Это правда. Пусть горькая, но правда. Поэтому и хотел доказать, что могу. Думал, если появиться хотя бы цель, чтоб выжить, то получиться. А получилось, когда тебя увидел. Думал, что сердце остановиться, когда тебя увидел. Вначале не заметил тебя. Всё думал дотянет ли брат. А потом тебя увидел и весь мир тусклый стал. Ты такая яркая, что всё меркнет.
— Я не буду судить. Ветру виднее, что и почему мы должны были пройти, чтоб встретить друг друга, — сказала я.
— Значит, понимаешь?
— Пытаюсь понять, — ответила я.
За окном Нарн перестал колоть дрова. Стало тихо. Гарт поцеловал мою руку и отнял вязку. Выключил свет.
— Иди сюда, моя хорошая, — позвал он, расстёгивая рубашку. Так было всегда. Страсть накрывала нас часто, стоило опуститься ночи, как наступало безумное время поцелуев и ласк. Порой и днём я чувствовала его горячий взгляд, но днём было много дел, поэтому мы дожидались ночи, которая всецело принадлежала нам. Я списывала на молодость и свежесть отношений такой темперамент и потребность друг в друге, потому что с Денисом у меня такого не было. Всё было намного слабее по эмоциям. С Гартом же они били через край, несмотря на тяжёлый день, усталость пропадала в объятьях друг друга.
Гарт проснулся и быстро поднялся. Это разбудило меня. Я не понимала, что происходит, но решила, что безопаснее будет на полу, рядом с кроватью, а не стоять в полный рост, когда Гарт, пригибаясь, держа пистолеты, подошёл к окну. Я ничего не слышала. Тихая ночь. Может в загоне кто-то мекал и блекал, но животные всегда мычат и блеют. Или сейчас как-то громче, чем обычно? Я так и не поняла причину, по которой проснулся Гарт. Но он считал, что опасность была. Спорить с ним было глупо. В этом у него было опыта больше, чем у меня.
Выстрелы. Они были слышны в другой части дома, но Гарт не торопился идти на подмогу. Он ждал около окна. А я бы на его месте пошла бы на помощь. Вместо этого он подошёл к двери и проверил засов. Я лежала, закрыв руками уши и зажмурившись. Хотелось, чтоб это был сон. Страшный сон. Я мечтала проснуться и больше не видеть таких кошмаров. В той части дома выстрелы прекратились. Мы продолжали ждать. А потом ожидание затянулось до такой степени, что я уснула прямо на полу.
Мне снилось что-то неприятное. Поэтому я была даже рада, когда солнце разбудило меня. Гарт сидел напротив меня, полуприкрыв глаза, но видно было, что он не спал.
— Неспокойная сегодня была ночь, — сказал он.
— Да. Ты не спал?
— Нет. Ждал вторую волну. Но её не было. Увидели, что мы кусаемся и сбежали.
— А почему ты не пошёл на помощь отцу?
— Потому что в доме две комнаты и кухня. Он защищал мать, я тебя, Парт Лалу. У каждого своя территория, которую нужно было отстоять. Зачем её покидать?
— А если кто-то не справился бы? Например, Парт?
— У каждого своя территория и своя задача, — повторил Гарт.
— Хочешь сказать, что остальное — это проблемы другого?
— Скорее это не так важно. Поэтому нам так тяжело и было воевать. Каждый готов был воевать за свой дом, но не за чужой город.
— Одиночки. Каждый защищает только то, что ему дорого, — сказала я.
— Да.
— Мне этого никогда не понять, — покачала я головой. Гарт лишь устало улыбнулся в ответ. Я взяла расчёску. Нужно было себя в порядок провести. Руки почему-то дрожали.
— Ты испугалась.
— Немного.
— Не бойся. Ничего не бойся. Всё будет хорошо. Не дам тебя в обиду.
— Ты мне это уже говорил.
— Мне не сложно повторить, — ответил Гарт. — А тебе это нужно понять. Пока не поймёшь, то не успокоишься.
На кухне за столом сидел сонный Парт. Стоило нам войти, как он начал что-то быстро рассказывать. Путал местами слова, проглатывал буквы. Речь было не разобрать больно путанная она была. Как я поняла, то враг пошёл через кухню. Его встретил Парт и отбил атаку. Больше попыток забраться в дом не было. Поэтому героем этой ночи был Парт. Стоило на кухне появиться Нарну и Мэрти, которая потихоньку уже шла сама, так Парт начал свой рассказ вновь.
— Достойная смена, — сказал Гарт отцу, кивнув в сторону брата. Тот довольно усмехнулся.
— Мэрта, смотрю, ты уже на ногах?
— Сегодня смотрю, так всё зажило. Только идти не удобно.
— Надо обувь специальную заказать. И тогда всё хорошо будет, — сказала я.
Начинался новый день. Гарт со всеми пошёл доить коко. Мы с Мэртой принялись готовить завтрак. Я пыталась понять события прошлой ночи. Получается здесь с детства каждый учиться защищать только «своё». Парт мог держать оружие в руках, значит мог защитить сестру. Но не могли же Нарн и Гарт серьёзно думать, что мальчишка мог справиться с этой задачей? Наверное, всё же подстраховывали. Об этом я спросила Гарта после обеда, который принесла ему на поле. Он не вернулся домой, потому что чинил сарай в километре от дома. Не хотел тратить время на дорогу, поэтому решил отказаться от обеда, чтоб побыстрее закончить.
— Парт хорошо обращается с оружием. Не доверять ему, значит унизить. Мне не доверяли долго. Но я доказал, что могу справиться с задачей.
— Хочешь сказать, что такое часто бывает?
— Всё в жизни бывает, — уклончиво ответил Гарт, отставляя в сторону пустой горшок, в котором я принесла ему кашу. — А теперь сладкое хочу.
— Так ничего не взяла из сладкого, — как-то растерялась я.
— Придётся тебя целовать, — заваливая меня в траву, сказал он.
— Прекрати.
— Чего это я прекратить должен? — спросил он, внимательно посмотрев на меня.
— А то и должен. Вдруг кто мимо пройдёт.
— Трава густая. Солнце высоко. А ты моя жена, которую я имею целовать вот когда захочу, — слегка прикусывая меня за губу, ответил он.
— Опять? Я думала, что ты уже избавился от этой привычки.
— Это не привычка. Ты в последнее время только обо мне думала, а не о чём-то другом. Так и не было повода о себе напоминать. А сейчас ты думаешь «о других». И это при том, что я тебя просто поцеловать хочу, а не юбку задрать.
— Пошло как-то прозвучало.
— Пошло будет когда я это сделаю, — хмыкнул он, грубовато целуя меня в губы. После этого его привлекла прядь волос, что выбилась из моей косы. — Как этот цвет у вас называется? Солнечный?
— Рыжий.
— Рыжий. Надо род так обозвать. Сразу понятно будет откуда чей.
— Чего?
— Для детей и потомков, — ответил он, заваливаясь в траву. — Вряд ли из нашего рода дети будут уходить. Он большим будет. Сильный род — это хорошо.
— Как скажешь, — ответила я.
— Арина, мы завтра дальше в путь поедем.
— Хорошо, — кладя голову ему на грудь, согласилась я. Светило солнце, жужжали пчёлы. Ветер шуршал травой. Было так спокойно и хорошо рядом с Гартом, что с трудом верилось, что такое бывает.
— Больше не боишься?
— Не знаю. Начинаю думать о том, что будет, то становиться боязно. А вот так, когда ты рядом, то мне спокойно.
— Так и должно быть, — прошептал он. Наверное, он всё-таки был умнее меня, говоря, что не всё должно быть объяснено. Зачем объяснять, когда можно почувствовать? Как чувствовать солнце и ветер, так можно чувствовать и заботу.