Партион [СИ]

ГЛАВА 4

Рена меня уже ждала на площади перед центральным фонтаном. Она сидела на лавочке по-детски болтала ногами и грызла орехи, которые держала в бумажном кульке. Невысокая, черноволосая, на вид ей было около тридцати. Длинная юбка коричневого цвета, вязанная серая кофта, потому что уже начало холодать, на голове короткая косынка, которая лишь прикрывала собранные волосы. Когда я подошла к ней, Рена посмотрела на меня.

— Что с глазами? — спросила она.

— Болят с непривычки, — ответила я, невольно поправляя очки с тёмными стёклами.

— Ну-ну, — она хмыкнула, всем своим видом показывая, что мне не поверила.

— И что это значит? — спросила я, подсаживаясь к ней.

— То и значит, — последовал ответ. — Доверие за доверие или так и будем сидеть здесь, да смотреть на то как девчонки с парнями хихикают.

Напротив стояла компания из двух девушек и трёх ребят, которые о чём-то болтали. От них так и веяло молодостью и желанием жить. Первая любовь, первые отношения, улыбки, прикосновения, которые порой говорят намного больше, чем слова. Я смотрела на них и чувствовала себя старухой. У меня уже было такое с Денисом. Я вспомнила, как краснела, когда наши руки случайно столкнулись на лабораторной или терялась, когда мы вмести оставались после лекции убирать аудиторию. Тогда я чувствовала себя такой косноязычной. Несла какую-то чушь, а он от меня не отставал. Любовь тогда была чистой, искренней. Мы гуляли по вечерам, готовились к экзаменам в библиотеке и не думали о том, как друг друга подставить, чтоб устроиться на более престижное место.

— Вот, — я сняла очки. Рена довольно хмыкнула.

— А я так и думала.

— Что это значит? — вновь пряча глаза за тёмными стёклами, спросила я.

— Сама знаешь. Или узнаешь, — ответила она. — У меня все в роду проклятые. Кто сильно, кто не так. У меня редко это проклятье появляется.

— Почему проклятье?

— Потому что люди боятся того, что не понимают. Нас гоняли сильно. Всё уничтожить пытались. Глупые, — она усмехнулась. — Как будто можно уничтожить себя. У меня бабку с тремя детьми уничтожили из-за того, что они слишком умные были. Боялись их. Да ты и сама всё это знаешь. Или узнаешь, если захочешь. Научишься.

— Не хочу я ничему учиться, — пробормотала я.

— Ну, это не нам решать чего мы хотим, а чего не хотим. Но ничего не бывает просто так. Сама ведь знаешь, так что не капризничай. Пойдём покажу тебе как местный люд живёт, — ответила она, вставая с лавочки.

Мы пошли в клуб. Это можно было бы назвать питейным заведением, если бы местные жители пили. Но они даже в рот не брали забродившие напитки. Клуб был квадратным зданием, которое было условно разделено на сектора. В одном углу сидели женщины с маленькими детьми. Те ползали по ковру, играли в игрушки, кто-то кормил малыша грудью. В центре танцевали пары. Молодёжь веселилась. Те, кто не танцевал, стояли в стороне, сбившись группками и стреляли друг в друга глазами и улыбками. Война войной, а молодость брала своё.

В другом углу сидели пары в возрасте. Сплетничали, играли в настольные игры. Женщины могли сидеть за вязанием. Здесь была стойка, за которой две девушки и молодой человек готовили напитки, которые разносили бойкие и деловые подростки. Рена повела меня в последний угол, где сидели на диванах и пуфах люди среднего возраста. Наверно нашего с ней. Там о чём-то шёл оживлённый спор. Землян в клубе не было. Я была одна. На меня косились, но молчали. Рена же вела себя так, как будто ничего странного не происходило.

Когда мы подошли, то разговоры стихли. Ей стоило только посмотреть на двух сидящих мужчин, как один тут же уступил ей место, а второй мне, но сделал это неохотно. Рена оглядела присутствующих с довольной усмешкой на полных губах. Холодные лица, каменные, которые ничего не выражали были вокруг. Трудно было поверить, что ещё минуту назад здесь шёл оживлённый спор.

Патрионцы хорошо владели мимикой. Они умели скрывать свои чувства, закрываться от чужаков. Чувствовала ли я себя не в своей тарелки? Нет. Я их понимала. Они меня всегда будут бояться. Человек всегда боится того, что не понимает.

— Здесь чужих нет, — сказала Рена, доставая кулёк с орехами, что спрятала в кармане юбки. Простая фраза, но она произвела странный эффект. Всё как будто расслабились. Один из мужчин присел на подлокотник дивана со стороны Рены. По-хозяйски положил руку на спинку дивана. Рена молча грызла орехи, как маленький зверёк. Разговор шёл о войне, про которую я толком ничего не знала. Я слышала лишь, что она есть. Видела раненых солдат, а сейчас слушала пострадавшую сторону. В город приехала семья, которая была вынуждена покинуть родной дом, чтоб их не убили. Они рассказывали, что пока идёт бой, где мужчины пытаются отстоять город, Мясники заходят со спины. Они поджигают дома, в которых прятались женщины и дети. Крики оглушают города. Защитники слышат их и теряют «силу». Из-за этого их легко убить.

Рена на минуту остановилась, прекратив жевать, потом продолжила всё с той же скоростью щёлкать орехи. Было высказано желание мужчин поехать на помощь. Оставить семьи, здесь в тылу, где им ничего не грозит, и поехать воевать, как это уже сделали многие.

— И получится, как сегодня? — взяла слово Рена. Она говорила спокойно, но каждое слово ложилось камнем. — У меня нет рядом мужа. Он оставил меня, зная, что мне ничего не грозит. Но сегодня я лишалась рабочего места и всего товара. Никто не пришёл мне на помощь. Они готовы были меня запинать, а всё знают, что я жду ребёнка. Где все смельчаки, которые так рвутся в бой? Хотите, чтоб ваши матери и жёны оказались на моем месте? Ваши сёстры были поруганы чужаками? У нас много одиноких семей, которые остались одни, потому что мужья ушли воевать. Это хорошо, что чужаки не обращают на нас внимания. Иначе давно бы мы хоронили наших сестёр и матерей. Что молчите? У нас полных семей одна из трёх. Хотите нас оставить одних? Мы справимся без вашей защиты. Но какой ценой? Не слишком ли будет она большой?

Рена коснулась рукой своего живота. Мужчины опустили глаза. Несколько женщин спрятали лица в ладонью. Тишина. Рядом веселилась молодёжь. У нас же не было веселья. Лишь боль. Я ощущала её. Непривычную боль и тоску, которая пронизывала всё тело. Она щемила душу, вызывала слёзы на пустом месте.

— Рена права. Мы должны сохранить, что имеем, — сказала какая-то женщина.

Многие согласились с её словами. Может кто-то и был против, но промолчал. Разговор шёл о том, куда стоит ехать дальше, когда «ветер позовёт за собой». Они рассматривали возможности эвакуации. Уже сейчас было решено отправлять детей и женщин подальше отсюда в другой город. Так как чужаки запрещали покидать город, они решили уезжать ночью. Многим это предложение не нравилось, но его всё равно приняли, как правильное в данном случае.

Рена долго сидела и слушала их. Когда они сказали, что она должна будет уехать одной из первых, Рена покачала головой, сказав, что не будет занимать чужое место. Потом она предложила мне пойти чего-нибудь выпить. Я поняла, что здесь нам больше делать нечего.

— Смотри как они ко мне прислушиваются, — хмыкнула она, когда мы сели за столик около стойки, за которой ребята готовили напитки. Два сока в наших стаканах и тарелка с орешками по середине стола. — А всё потому что они напуганы. Сразу вспомнили, кто может их спины прикрыть. Проклятые. Надеются на нас. Только зря.

— Почему?

— Потому что был бы выход, то мы его нашли. Вот ты слышала о чём шла речь. Скажи, теперь, что можешь посоветовать?

— Не знаю. Я…

— Да, ты здесь недавно. Но ты ЗНАЕШЬ. Ты знаешь ответ. Должна знать. Но его нет. Так и другие голубоглазые. Я к матери ездила, когда вы высадились. Если наши дураки камни и воду потащили, то я тогда поняла, что всё это хорошим не закончится. Мы ведь уже сталкивались раньше с захватом планеты. Сколько тогда нас осталось? Горстка, которая еле выжила. А сейчас ещё хуже. У меня мать всегда с голубыми глазами была. Умная очень. Она не смогла ничего придумать. Никто из нас не может. А это значит конец истории.

— Вы думаете слишком широко. Ответ простой. Смотри сама, — я высыпала орехи на стол. — Это проблема. Она кажется большой. Но если мы уберём всё лишнее, то найдётся ответ, — накрыв тарелкой гору орешков, сказала я. По краям тарелки остались три орешка. — Вот и будет ответ. Только не могу понять, что это за слова и почему я тебе говорю их.

— Сложно управлять знаниями. Они обычно сами появляются, когда приходит время. Ты задаёшь вопрос и получаешь ответ. Я так не могу. У меня происходит всё спонтанно. А мама может. Ты тоже сможешь, — ответила Рена. — Надо бы ей передать твои слова. Жаль, что у меня не получится.

Мне показалось, что в её словах прозвучала нотка грусти, но при этом лицо оставалось спокойным. Круглое лицо с широкими глазами и широким носом, полные губы — типичная форма для патрионцев. Хотя иногда встречались и узколицые, но таких было мало. В основном патрионцы были плотные, крепкие и спокойные. Правда спокойствие пропадало, если начинался флирт. Тут уже были и шутки и смех. Они менялись, становились раскованными и игривыми.

За соседнем столиком был довольно раскованный разговор на грани приличия. Я покосилась в ту сторону. Мужчина и женщина сидели рядом. Он положил ей руку на плечи и чего-то шептал на ухо, она смеялась и чуть не в открытую посылала его, а он продолжал дальше её уговаривать.

— Не обращай внимания. Она вдова с двумя детьми, а он ветром принесённый для неё судьбой. Больно долго он за ней ухлёстывает, а она боится отношения начинать, потому что война. Боится опять одной остаться. Это когда мы молодые и глупые, то у нас есть время на смущение и улыбочки, а когда побываешь уже с мужчиной, хлебнёшь семейной жизни, то какие тут ужимки? Да и мужики это чувствуют. Там другая игра идёт. Более раскованная. Мой тебе совет, когда ветер тебе «подарок» принесёт, сразу границы ставь. Не пускай за них.

— Не собираюсь…

— Ой. Да ладно тебе. Не собирается она. Найдёшь и себе по сердцу друга. Куда ты денешься. Не всё плюётся при виде голубых глаз. А кто будет плеваться, значит с тобой не по пути. Зачем тебе такой, кто не примет тебя?

— Мне никакой сейчас не нужен. Я уже поиграла в любовь.

— Может ты и поиграла, но она с тобой не наигралась. Ты ведь себе такого проблемного найдёшь. От него всё отвернуться, а ты подберёшь ещё и счастье найдёшь, — ответила она. Рена говорила уверенно, так что сложно было сомневаться в её словах.

— Откуда ты знаешь?

— А я много чего знаю. Чаще молчу, но иногда и говорю, — усмехнулась она. Посмотрела в сторону парочки. — Вот, например, она решится сегодня его к себе привести. Так он у неё и останется. Мужик-то неплохой. Ну и пусть, что малесь робкий.

— Что-то не заметила, что он робкий.

— Так это он сейчас с ней расцвёл. А так, с ним разговариваешь, а он глазки в пол опустил, кофту теребит. Я когда с ним болтала, так чуть не рассмеялась. Смотри, а я права оказалась, — довольно ответила Рена. Женщина задумчиво покрутила в руках подсолнух. Небольшой цветок, а потом укоротила стебель и прикрепила его к поясу юбки. Мужчина тут же поцеловал её в губы. — Вот и ещё одна семья образовалась.

— Так просто?

— Ну, она же приняла цветок. Всем показала, что согласна с ним остаться. В глазах других они семья.

— Быстро у вас отношения оформляются.

— Чего их оформлять, если пара готова быть вместе?

— А если люди разойтись хотят?

— Ну, такое редко бывает. Обычно решение если принимается, то принимается окончательно, — ответила Рена. — Хотя, в жизни всё бывает. Например, муж допустил, чтоб жена так волновалась, что закаменела. Тогда она может сказать, что жить с ним не будет. И никто не осудит.

— Это что?

— Закаменеть? А вот. Я сегодня напугалась, так вот чего произошло, — она протянула руку, закатав рукав. — Потрогай, не бойся.

— Твёрдые мышцы.

— Меня сейчас хоть ножом режь. Нож сломается, — ответила Рена. — Или накосячил сильно. Преступление совершил, с другой смеялся. Тогда вещи за порог и всё.

— А дети?

— Дети с матерью остаются. А ему придётся заново её завоёвывать. Что так смотришь на меня удивлённо? Всегда есть шанс, что пара опять вместе будет. Тут химия большая. Если люди нравятся друг другу, то это не спроста. Солнце и ветер просто так людей не сводит и не разводит. Всё мы встречаемся для чего-то, — она зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Нам нужно где-то ночь переспать. Солнце придёт и всё решит.

— У меня есть квартира.

— Ты не поняла. Мстить будет. Молочник этой ночью. Он с друзьями придёт. Меня искать будет. Тебя.

— Можно в больнице переночевать.

— Его друг, который хочет тебя на место поставить, там работает. Тебе там не спастись. Днём солнце защитит, а ночью его нет. Лишь ветер. Но он такой бродяга. На него нельзя положиться. Сегодня ветер здесь, а завтра его нет, — побаранив пальцами по столу, ответила Рена.

— Откуда тебе это известно?

— Я тебе уже говорила, что много чего знаю, только не всегда говорю. Нужен друг, который не обидит и защитит. Например… — она помахала кому-то. — Ниг, иди сюда!

— Чего хочешь, красивая? — к нам подошёл мужчина с лохматыми волосами и густыми бровями. Он даже не посмотрел в мою сторону. Наклонился к ней, одной рукой обпераясь об стол, а другую положив на спинку стула.

— В кровать к тебе хочу, — ответила Рена, игриво проводя пальцами по его расстёгнутому вороту рубашки.

— Да ну, ты решила на меня обратить внимание? Да я польщен.

— Да вот своячке хочу показать мягкие у наших мужиков кровати или нет. А то не верит она мне. Говорит, что у чужаков кровати как пух, а у наших одна доска, — ответила Рена. Я подавилась после её слов. Сразу спряталась за стаканом сока.

— Своячке говоришь? — он бросил на меня быстрый взгляд. — Красивая у тебя своячка. Как солнышко.

— Ещё и удачу приносит. Так как? Тряхнём стариной?

— А твой муж?

— Мой муж — мои проблемы. А тебе дружить со мной выгодно, — ответила Рена. Ниг взял ещё один стул и сел между нами.

— Что предложите? — весело спросил он переводя взгляд с меня на Рену.

— А первое, я матери словечко шепну, что ты Ранике подходишь. Так что даст тебе за ней разрешение ухаживать. Раника девка стала покраше меня.

— С чего так гнев на милость? То я вашему дому не подхожу, а то вдруг сама зовёшь?

— Так я тебе сестрицу сватаю, а не себя, — усмехнулась Рена. — Ты же упрямо хотел жениться на проклятой. Так вот тебе шанс.

— Допустим. Что ещё?

— Какой жадный. Талисман тебе сделаю. Точно удачу принесёт. Солнечный луч будет у тебя. Ну и скучно одному ночью не будет. Так чего ещё хочешь?

— Её целовать сегодня хочу. На удачу, — ответил он, косясь в мою сторону.

— Хорошо, — спокойно согласилась Рена.

— Я против! — подала голос я.

— Да ничего с тобой не будет. Это лучше, чем в поле ночевать, — устало сказала Рена. — Так что мы согласны.

— Я всё равно против.

— Согласиться, — уверенно ответила за меня Рена.

— Если ты поручишься, то пошли, — согласился Ниг. Рена тут же поднялась. Взяла его под руку. Ниг же в наглую вцепился в мою руку. Так как за нами наблюдало полгорода, ругаться я не стала, хотя очень хотелось. Так мы и вышли из клуба втроём.

На улице мне стало страшно. Солнце уже село. Темно. Но я слышала, что по округе гуляет много солдат. И чего они повылазили сегодня. Обычно по ночам все спят.

— Плохая сегодня ночь, — словно озвучила мои мысли Рена.

— Кто умный, тот выживет, — ответил Ниг.

— Как будто умных у нас много, — прошептала Рена.

Мы свернули в какой-то переулок. Ниг открыл дверь. Пропустил нас. Когда мы вошли в квартиру, то он закрыл дверь на засов. Деревянные щиты закрывали окна на такие же деревянные засовы, защищая окна как с внутренней стороны так и снаружи. Стекло же было посерёдке.

— Думаешь окна будут бить? — спросила его Рена, включая свет.

— Возможно. Не хочу повтора девятого месяца. Я потом всё окна менял, — ответил Ниг. Мы были в такой же квартире, как и у меня. Он поставил чайник.

— Сегодня многие в клубе будут ночевать, — сказала Рена, открывая холодильник. — У тебя хоть что-то из еды есть? Да у старика Парта и то больше продуктов, чем у тебя?

— Так один живу. Мне много не надо. Хочешь тебе праздничную рульку достану?

— Хочу, — нагло посмотрев на него, ответила Рена.

— А я думал, что откажешься, — честно ответил Ниг.

— Я? Ты же меня знаешь, — усмехнулась Рена. — Я всегда была жадной, поэтому не буду отказываться. Возьму всё, что у тебя есть.

— Коварная ты, — улыбнулся Ниг. Заглянул в коладовку и принёс оттуда копчёную ногу. Рена при виде неё хищно улыбнулась. — Арин, ты есть будешь? Нас тут на халяву кормят.

— Не хочу, — ответила я. — Что происходит?

— Погромы сегодня будут, — ответила Рена. — Мы сегодня сунули палку в гнездо злых пчёл. Они теперь будут кусаться. Им надо доказать, что в их руках сила, что мы никто. Они проигрывают. Поэтому будут отыгрываться на нас.

— Ты чего? — спросил меня Ниг. Меня же всю трясло от несправедливости и бессилия.

— Арина, да они всё равно нашли бы повод. Не мы так другие. Главное, чтоб в клуб не ворвались. Девчонок хоть в подпол спрячут с молодняком, но всё равно жалко, — жуя мясо, ответила Рена.

— Это ведь неправильно.

— Неправильно, — согласилась она. — У тебя есть идея, как всё это остановить?

— Есть, — неожиданно ответила я. Она с интересом посмотрела на меня. — Нужна только бумага и чем писать.

— Ниг, слышал чего нужно?

— У меня нет бумаги. Я тебе не писарь.

— Ага, так дай хоть обёртку какую.

Через минуту у меня в руках оказался мелок и обёртка от кулька с семечками. А я сидела за столом и быстро чертила. Я не понимала что рисую. Походило на карту. Какие-то цифры, буквы. Это было странно. Я наблюдала за собой как бы со стороны. Вроде я и в то же время не я. Когда рисунок был закончен, я отдала его Рене. Она свернула его в трубку, начертила короткую записку на другой стороне и протянула Нигу.

— Завтра с утра, поедешь к моей матери и отдашь ей это письмо. Она должна понять, что делать.

— Я не собирался никуда ехать, — возмутился Ниг. — У меня другие были планы.

— Они и без тебя повоюют. А ты жениться собрался. Вот и езжай. Выполняй давнюю мечту.

— Любишь ты командовать, красава, — покачал головой Ниг.

— У меня в семье всё такие. Сам ведь знаешь на что подписываешься, — хмыкнула она.

— Ладно, отвезу я тебе письмо. А пока я хочу свою плату, — смотря в мою сторону, ответил он.

— Какую плату? — спросила я, снимая очки.

— Ещё и голубоглазая. Красота! — восхищено сказал Ниг.

— А ты как хотел? — довольно усмехнулась Рена. — Не больше трёх.

— Да что за манера решать за меня? — не выдержала я смотря то на веселящуюся Рену, то на Нига, что подходил ко мне с маниакальным блеском в глазах. Он даже не подходил. Подкрадывался.

— Потому что я знаю больше, чем говорю, — сказала свою коронную фразу Рена.

— Да ладно тебе ворчать. Я же только поцелую рыжее солнце. Будет потом что вспомнить, — прошептал Ниг.

— Только поцелуй? — переспросила я.

— Три поцелуя, — ответил он довольно скалясь. Ниг поставил стул рядом со мной. Я насторожённо смотрела на него. Не нравился мне блеск в его глазах. Поцелуй. Чужие губы касаются твоих. Сминают их, пробуют, заставляют отвечать на требования. Его пальцы забрались в мои волосы, вытаскивая заколки. Заставляя их распушиться и упасть на плечи. Он оторвался от моих губ и посмотрел на меня. — Красивое голубоглазое солнце. И не обжигаешь. Лишь греешь.

Опять его губы на моих губах. Поцелуй был дольше предыдущего, наглее. Я почувствовала слабость. Схватилась за его плечи. Мягкая ткань совсем не гармонировала с мышцами из стали. Он тяжело дышал. Тёмные глаза стали почти чёрными. Я сама начинала задыхаться от близости. Тут не нужны были слова. Мы уже были с ним на одной волне. Я забыла о том, что рядом ещё кто-то есть. Страсть. Она забурлила в крови огнём врываясь в сердце, отключая голову.

— Ребята, я всё понимаю, но на большее мы не договаривались, — сказала Рена, заставляя упасть в реальность. Мы сидели с Нигом, прислонившись лоб ко лбу и улыбались как два идиота.

— А может мне и ехать никуда не надо? У меня и так есть рыжее умное солнце, — сказал Ниг.

— Но оно не твоё. Ты для неё слишком умный, — с какой-то горечью ответила Рена. — Ей другого ветер принесёт. Не такого умного.

— Хочешь сказать, что дурака мне сватаешь? — спросила я Рену.

— Не дурака. Скорее глупого, — Рена налила травяной чай. — Пойми, тебе умный не нужен. Вы будете спорить кто из вас главный. Лучше. А тот глупый, он без тебя пропадёт. Будет дальше ошибки совершать. Это неправильно.

— Странное у тебя понятие о счастье, — отстраняясь от Нига, ответила я. Он рассеянно провёл ладонью по моим волосам.

— Счастье оно личное. У каждого своё. Ты ведь уже общалась с умным. Тебе принесло это счастье?

— Откуда ты знаешь про Дениса? Хотя, я уже знаю, что ты скажешь.

— Нет, не угадала. Ты не поехала бы сюда добровольно. Это место не для тебя. Я много видела чужаков, которые прилетали. Ты другая. И проклятье выбрало тебя не просто так. Скорее всего, ты общалась с человеком, который тебя обманул. Значит, он был умнее тебя, раз переиграл. Так ведь?

— Так, — согласилась я.

— Значит тебе нужен другой человек, который не подумает тебя обмануть. У него даже мысли такой не возникнет. А Ниг обманет. У него много дурных мыслей.

— Не так уж и много, — обиделся Ниг.

— Твои мысли совпадают с мыслями моей сестры. Именно этой. Поэтому вы хорошо будете ладить, — сказала Рена. — Всё, хватит разговоров. Пора спать. Завтра будет сложный день. Пойдём Арин. Проверим, какая у Нига кровать мягкая. — Она подошла ко мне и ножом отрезала прядь волос. — Это на талисман.

— Так нельзя делать, — сказала я ей, когда мы поднялись в комнату.

— Что именно?

— Ты решаешь за меня.

— Мне казалось, что ты жить хочешь, — ответила Рена. — Сегодня плохая ночь будет, поэтому её лучше переждать, спрятавшись за чью-то спину. Ты ему понравилась, я когда-то нравилась. Если сюда кто вломиться, то у Нига будет стимул нас защитить. Они очень боятся ваших. Не понимают, что вы такие же, только ростом выше. Наши мужчины защищать будут лишь свои семьи. Зачем им страх перебарывать ради чужих женщин? Будет молодёжь биться, ради невест, иначе останутся без пар. Но опять же они будут драться не за всех, а за конкретную женщину. За конкретную улыбку, которая чего-то обещает. Так заложено природой. Мы живём вместе, но в то же время личные интересы преобладают. Несколько месяцев назад мы не смогли остановить погромы, потому что каждый защищал свой очаг. Мужчины вышли с оружием, а потом разбежались, боясь, что в их дом придёт беда, когда они на улице будут воевать. Мы легко срываемся с места. Когда молодые, то много путешествуем, пока не находимся человека себе по душе. Тогда обзаводимся семьёй. И словно что ломается. Семья становится на первом месте. Поэтому никто и не встал на защиту в сегодняшнем конфликте. Но они забывают, что сегодня обдели меня, потому что у меня уехал муж, а завтра обидят другую.

— А где твой муж? — спросила я, садясь на кровать.

— Воюет. Он организовал партизанский отряд. Нападает на чужаков из-за спины. Воевать в открытую нам сложно. Мы с ним ещё раньше поняли, что ничем хорошим для нас это не закончится. Пусть я жду ребёнка. Меня было опасно оставлять. Но мы осознанно пошли на риск, потому что ребёнок должен родиться в мире, а не в страхе, — она плела косичку, которую повесила на шнурок, который достал из кармана. — Я мужу плела такой талисман, чтоб его защитить. Пока живой. Недавно мне весточку прислал. Говорит, что ещё немного осталось.

— Скучаешь по нему?

— Скучаю. Это ведь как наваждение. Живёшь соей жизнью. Никого не трогаешь, а потом раз, и резко твоя жизнь тебе уже не принадлежит, а ты готова разделить её с кем-то другим. И без этого человека уже не представляешь как жить, — ответила Рена. — Мы ведь меньше года женаты. Больше всего сейчас хочу его увидеть и попрощаться. Но не судьба.

— Ещё увидишь, — ответила я.

— Ты не поймёшь, — устало ответила Рена. — Давай спать. Тебе завтра ещё своих лечить. Наши хоть и плохо дерутся, но потрепать вашего брата смогу.

Я думала, что не усну. Всё время прислушивалась к звукам за окном. Было тихо. Рена спала в другом углу кровати. Мы так и легли поперёк покрывала. Я пыталась думать, пыталась понять, осознать, но ничего не получалось. Мысли путались. Это были обрывки пазла, который никак не хотел складываться целой картинкой. Так я и уснула, пытаясь его собрать и упорядочить.