Партион [СИ]

ГЛАВА 8

Просыпаться не хотелось от слова совсем. После ночи всё тело ныло. Сквозь окно пробивался рассвет. Гарт лежал на моей груди, положив на неё свою голову, как на подушку. И зачем я с ним связалась? Вздохнула. Не было печали… Я попыталась выбраться из его объятий, но это было сложно. Он только крепче меня обнял.

— Ты куда?

— Пора вставать, — ответила я.

— Вставать. Ты права. Нужно. День начинается. Отпускать тебя не хочу. С тобой вкусно. Хоть и горько. Хотя, я сам несладкий.

— Давай вставать солёно-перченный, — усмехнулась я.

Вещи на полу разбросаны как попало. Это я даже одеваться не стала! Сильно меня выключило. Гарт о чём-то думал. Или проснуться пытался. Посмотрел на меня.

— Ты красивая.

— Ты тоже ничего, — хмыкнула я. Голова же уже была занята тем, как себя в порядок привести. Надо волосы заплести… — Я тебя толком не знаю, но мы уже с тобой оказались вместе.

— И?

— Так не должно быть.

— Бывает по-всякому. Это жизнь. Тут нельзя ничего предугадать.

— А тебя это не смущает?

— Что?

— Такое быстрое развитие событий.

— Нет. Оно меня устраивает. Арина, сними сегодня с меня «сапог».

— Думаешь зажило?

— После сегодняшней ночи точно уверен, — ответил Гарт.

— Не буду спрашивать как это взаимосвязано, — подумав, сказала я. Он улыбнулся. Взял со стола кобуру. Это меня вернуло в реальность.

Мне начало казаться, что я понимаю патрионцев, но стоило мне только начать так думать, как всё мои мысли ломались отсутствием логики в их отношение друг к другу. Например Теран. Он не любил проклятых. Можно сказать, что их ненавидел, но при этом ко мне относился хорошо. Это при том что я была ещё и чужачка. Значит меня нужно было не любить вдвойне. Но мы с ним хорошо общались. Шутили. Я это не могла понять. Или отношения Гарта и других раненных. Они действительно готовы были ему вцепиться в глотку. Порой они ругались друг с другом. Но стоило зайти разговору на бытовые вещи, семейные, то начинались подколки. В этом плане я видела, что они его уважали. Для меня всё это оставалось загадкой.

Было ещё два боя. В итоге вся больница была загружена раненными, которые после выздоровления не стремились возвращаться на линию обороны, а оставались здесь же. Тех, кто мог уже нормально передвигаться, а по факту мог быть выписан, я припахала ухаживать за другими или помогать нянечкам. Рук не хватало. О страсти и ночах пришлось забыть на какое-то время. Хорошо, что мне удавалось поспать пару часов, потому что работы было не то, что много, а очень много.

Самолёты пронеслись над крышами домов, всполошив всю округу. Мы выскочили из больницы, чтоб увидеть вторую цепочку. А потом раздались взрывы. Они были вдали, но были слышны и здесь.

— У колонистов не было самолётов, — прошептала я.

— Это наши, — ответил какой-то мужик с неожиданно поголубевшими глазами. Наши самолёты. В душе появилась какая-то пьянящая радость. Не всё потеряно. Захотелось вдохнуть полной грудью. Мы ещё сможем сдержать агрессора. Когда я возвращалась назад в больницу, то столкнулась с Гартом, который стоял на ступеньках у входа и задумчиво смотрел на меня с улыбкой на губах. Только в глазах была тревога?

— Ты когда-нибудь видел самолёты? Я их видела лишь на картинках.

— Не видел, — ответил он.

— Старые машины, но мощные. Наверное, самые мощные на этой планете.

— У вас мехи сильные. Хорошо что их всего две штуки на всю планету, — ответил Гарт.

— Значит есть шанс…

— Шанс есть всегда. Может небольшой, но есть, — он посмотрел на небо. — Солнце в зените.

— Это что-то значит?

— Возможно. Потанцуем?

— Смеёшься?

— Нет. Ты всё равно сейчас лишь лекарства перебираешь. Они не сбегут, пока ты будешь со мной танцевать. Пойдём, — беря меня за руку, сказал Гарт.

— Здесь? Перед больницей? Когда народ глазеет?

— Почему бы и нет? — насмешливо спросил Гарт, как будто ничего такого в этом не было.

— Я не знаю ваших танцев. Да и юбки нет.

— Это всё мелочи. Иди за мной. Просто иди за мной.

У него всё в жизни было просто. Для него словно не существовало проблем. Он их не видел. Или считал затруднениями. Небольшими затруднениями, которые сможет решить. Просто идти. На глазах у толпы, что решила поглазеть на бесплатное приглашение.

— Зачем щипаться? — я хотела потереть руку, но Гарт перехватил её.

— Чтоб привлечь твоё внимание. Ты ведь опять не со мной, а где-то. А я хочу, чтоб ты обо мне думала сейчас.

— Это уже тиранство.

— А разве должно быть иначе? — спросил Гарт. Танцевать было непривычно, неудобно, но он вёл уверенно. Мне же пришлось подстраиваться под его неспешный шаг. Я всё время боялась отдавить ему ноги. — Ты опять думаешь о чём-то.

— О ногах.

— Зачем тебе о них думать? — рассмеялся Гарт. — Ноги пусть танцуют. А думать надо о другом.

— О чём?

— О том, что сколько лет упущено. Надо было тебя раньше встретить.

— Этого не возможно. И разве у нас нет ничего впереди?

— Есть. Только сложно всё это будет. Отвернуться от меня захочешь.

— Возможно так и сделаю.

— М, а я думал начнёшь утешать и клятвы давать. Хоть и чужачка, а ответила как своя.

— Я уже не знаю кто я. Но я не хочу, чтоб колонисты уничтожили эту планету, — ответила я.

— В тебе говорит проклятье. Или оно просто наложилось на твои мысли. Кто это знает? Да и не важно это.

— А что тогда важно? — спросила я, чувствуя, что начинаю тонуть в его глазах.

— Что тебе нужна юбка. На празднике танцевать будешь, — ответил он, останавливаясь и целуя мне руку, не отводя взгляда. Резко развернулся. Даже несколько шагов сделал, чтоб куда-то уйти.

— Только с тобой. Слышь, Гарт, делай, что хочешь, но плясать я буду только с тобой, — крикнула я ему вслед. Он рассмеялся. Пошёл в сторону города. И не вернулся.

Прошло два дня. Я не находила себе места. Всё валилось из рук. Трудом думала о работе. Гарт не возвращался. Никаких вестей. И пойти искать я его не могла. Порой казалось, что с ним что-то случилось. Тогда я начинала строить предположения, которые принимали самые дикие образы. Куда он мог деться?

— Вернётся, — сказал Теран, когда я делала ему перевязку. Рана заживал плохо, но заживала.

— Откуда знаешь? Может с ним…

— Ты тогда почувствовала бы, — ответил он. — А так, где-то задержался. Но вернётся.

— Что бы я почувствовала? Если бы самое страшное случилось?

— Что как будто сердца клок выдернули. Вокруг всё серое стало. Неприятное, — ответила нянечка, которая рядом перестилала кровать. Вот что меня поражало в их организме, что им никакие вирусы и бактерии были не страшны, если было желание жить. Стоило ему пропасть, так патрионцы могли умереть от любого чиха или пореза. Во всём должен быть смысл. — А ты ему сказала, что ждать будешь. Вот и не торопиться возвращаться. Знает, что дождёшься.

— Значит, если я не сказала ему этих слов, то он не пропал бы? — спросила я.

— Мы же не знаем, что там случилось? — заметил Теран.

Не знаем. От этого ещё не спокойнее было. Вечер. Все разбрелись по палатам. Тишина. Хотя, кто-то языки чешет. Ржут. Но в другом конце коридора. Кони молодые. А здесь коней нет. Но есть похожие животные. Что-то среднее между лошадью и коровой. И молока много даёт, и ездить верхом можно. Построить бы дом, завести такое чудо животное… Какие только мысли в голову не приходят! Я села на ступеньки чёрного хода и стала смотреть, как садиться солнце. Красивое солнце. Когда-то оно меня слепило, а сейчас привыкла. Раньше. В другой жизни. Хотелось плакать. Сегодня можно и не сдерживаться…

Моторы машин заполнили совоим звуком засыпающий город. Сердце предательски сжалось. Кто приехал? Друзья? Враги? Да и не понять было кого опасаться, а кому доверять. Я заставила себя подняться и пойти встречать незваных гостей, по дороге вытирая слёзы. Машин было много. Даже больше, чем было во время эвакуации. Какие-то останавливались около больницы. Другие проезжали мимо. Парковались около домов. Люди, какие-то крики, гудки.

— Привет! — из машины выскочила молодая женщина. — Места есть?

— Найдём.

— Да нам немного надо. Детвора в основном, — ответила она.

А с таким я не сталкивалась. Хотя оказалось, что просто был паралич от страха. Дети плохо справлялись с этими спазмами. Всё-таки окаменение было сильно замешано на психическом состоянии. Ну, снимать спазмы я уже научилась. Даже масло специальное держала на этот случай. И ведь действовало.

— Это же просто чудо! — воскликнула Нана, молодая лекарша, с которой мы ставили детей на ноги.

— Тут нужны определённые пропорции. Не знаю почему у вас эти знания утрачены. Рецепт простой.

— Так самые простые вещи проще всего забыть. Их же не принято записывать, потому что всё думают, что это и так известно. У нас многое из-за такого отношения было забыто. Это ещё с проклятых пошло. Их одно время много было. Люди сразу рождались зная, что нужно. Но был процент и тех, кто не наделен был знаниями. Постепенно их становилось больше, а тех кто знал меньше. Но они не хотели делиться информацией. Не хотели учить. Они предпочитали умереть, но унести свои секреты с собой. Думали, что мы не сможем без них прожить. Хотели быть выше простых людей. А мы доказали, что сможем.

— Ясно. И поэтому раньше убивали проклятых?

— Да. Почему мы должны были быть разделены на умных и простых? Почему одни должны быть выше других?

— Я с тобой согласна. Знаниями делиться надо и не нужно из них делать культ. Но у вас проблема в том, что вам сложно эти знания передать. Я когда разговариваю с Гартом, спрашиваю его об обычаях у вас, а он так объясняет, что проще самой представление составить, наблюдая за жизнью.

— А Гарт — это твой жених?

— Похоже, что муж.

— А я пока не замужем. Всё по ветру иду. Пока не решила, куда он меня приведёт, — легкомысленно ответила она. Ветер. Сегодня была ветреная ночь. Я распрощалась с Наной, оставив её укладывать детей, и вышла на улицу.

На душе было так тоскливо, что я готова была поверить уже во что угодна. И в ветер и в солнце. Хотелось, чтоб ветер вернул мне Гарта. Пусть и знала я его всего ничего, но я не могла без него. Физически не могла без него жить. Ветер хлестанул по лицу, срывая заколку, что удерживали волосы. Коса упала на спину. А я не обращала внимания на всё это. Около ног упала охапка цветов.

— Выбирай, — сказал Гарт. В свете фар было видно его уставшее лицо. Замученный. Чуть не серый.

— Где ты был? — тихо спросила я его.

— Выбирай, — упрямо повторил он. Так хотелось ему сказать всё, что я о нем думаю, но я промолчала. Наклонилась за цветком. Выбрала небольшой, больше похожий на ромашку и воткнула его в волосы. — Я понял.

— Вот и хорошо, что понял, — поднимая цветы, ответила я. Нужно было их поставить в вазы. Пусть в столовой радуют глаз. Он же обнял меня за талию.

— Я по тебе скучал, — сказал Гарт. Объяснять своё исчезновение он не стал. В больнице сразу ушёл к своим «ребятам», сказав, что потом меня найдёт.

Ночь. Я всё какими-то делами занималась. Нужно было кого-то определить в палату, кого-то спать уложить, показать, где у нас лекарства находятся и что от них осталось. Хотя, патрионцы не особо их жаловали, потому что толком не понимали что от чего. Хоть учебник пиши и за парты усаживай лекарей.

К себе я попала уже глубокой ночью. А Гарта всё где-то носило. Тоскливо стало. Я свернулась на кушетке, поджав ноги, обняла подушку и закрыла глаза.

— Меня обнимать лучше, а подушку стоит под голову положить, — услышала я насмешливый голос. Подушка сразу оказалась на своём месте, а Гарт на своём. — Что плачем?

— Я не хочу тебя любить. Не хочу. Мне это не нужно.

— О как всё серьёзно. Но ведь цветочек приняла. Так чего реветь?

— Это не правильно. Не могу же я тебе при всех нет сказать.

— Потому что и не хочешь его говорить, — ответил он.

— Ты не можешь мне так нравиться. Я тебя толком не знаю. Ты мне не нравишься внешне. Умом я понимаю, что мы не пара, но чуть с ума не сошла, когда ты не вернулся.

— Я знаю. Но так получилось. Нужно было дела решить, — ответил Гарт. — Иди ко мне. Целовать тебя буду. И мысли сразу плохие уйдут. Подходим, не подходим. Не так ты думаешь. Тебе хорошо со мной. Мне с тобой хорошо. А остальное — оставь. Не те мысли.

— Нужно понять почему так, — возразила я, успев сказать это до того, как он меня поцеловал.

— Все-то тебе надо объяснить. А так принять не хочешь?

— Не хочу.

— Вот меня спросили: плохо или хорошо иметь умную жену. Теперь я знаю ответ. Когда надо чувствовать, она думает, — насмешливо сказал он, расстёгивая пуговицы на кофте. Меня всегда удивляло как он так быстро с ними справляется. Я долго не могла привыкнуть к ним. Привыкла к одежде, которая на магнитах застёгивалась и сразу под фигуру подгонялась, а тут шили доисторизм на пуговицах.

— Не надо кусаться. Больно же! — прошипела я. Машинально попыталась оттолкнуть его, но Гарт поймал мои руки и прижал к своей груди.

— А ты ко мне вернись. Опять бродишь в мыслях. А я хочу, чтоб ты думала обо мне, — ответил он.

Легко сказать, не думать, когда в голове было столько мыслей. Они как будто назло активизировались. Например, почему меня возбуждает его тело. Почему мне нравится проводить по его спине ладонями? Ощущать его мышцы, которые были похожи на броню. Надо будет потом выяснить механизм…

— Хватит! — я даже подскочила. — Честно о тебе думаю.

— Не в том ключе, — усмехнулся Гарт. — Мне не нравится.

— Да как ты понимаешь, что я вообще о чём-то думаю? Да ещё и не так, как тебе нравиться? — возмутилась я.

— Понимаю. Ты рассеянной становишься, — ответил он, нависая надо мной и целуя в губы. — Плохо откликаешься. Я хочу тебя всю. Вместе с мыслями. А лучше без них. Тогда ты сияешь ярче.

— И как это понять? — спросила я. Вместо ответа был какой-то рык.

— Вот так, — сквозь зубы ответил Гарт, впиваясь в мои губы. И отвернуться нельзя так как его ладони взяли лицо в плен.

Похоже я разозлила его разговорами. Страшно, и в тоже время какое-то сумасшедшее предвкушение. И мысли ушли. Осталась дрожь от его близости. Желание ласки. Поцелуи стали мягче, нежнее. И отвечать на них стало приятнее. Оставалась насторожённость, что сейчас он опять кусаться начнёт, но нет. Всё было мягко. Его губы словно извинялись за эту вспышку. Или мне так показалось? Показалось. Это была лишь передышка. Война между двумя людьми, которая вспыхнула по непонятной причине. Я устала, что он меня всю искусал и исщипал. Ответила ему тем же. Поэтому почему-то улетели мои вещи. Я и не поняла как это случилось. В этот момент пыталась побольнее ущипнуть Гарта. Он же рассмеялась над моими попытками. Пока до меня не дошло, что он это не почувствует. Каменные люди. И причина не в мышечной ткани, а…

Додумать не удалось. Стоило почувствовать близость с ним, как думать я уже не могла. Осталась только страсть. Дикая. Горячая страсть. Сжимающаяся пружиной, которой стоило раскрыться и тело наполняло фейерверком разрядки. И уже не волновало почему так. Это ведь было больше чем физиологическая потребность. Я чувствовала болезненную необходимость быть с ним без явных причин. Может действительно ветер не будет сводить людей просто так? А на всё есть свои причины?

— Это не честно, — тяжело дыша, сказала я.

— Что именно? — спросил Гарт. Он лежал, положив голов мне на грудь, а сам неторопливо скользил пальцами по моему телу.

— Почему я должна вся ходить в синяках. Ты меня всю защипал.

— Так не надо думать, когда я рядом.

— Вот доведёшь меня до такого состояния, что я в твоём присутствие просто перестану думать. И что тогда делать будешь?

— Меня это устроит. Ну не место мыслям вот здесь. Мы с тобой так хорошо время проводим, вкусно, а ты думаешь о постороннем. То кого-то вспоминаешь, то задачки медицинские решаешь. Есть время для работы, а есть время для любви. Не надо их пересекать.

— Как ты хорошо сказал. Я даже поняла о чём речь.

— Может потому что это не очевидные вещи?

— Но всё равно. Получается, что это не мышцы каменеют, а кожа становиться прочной и одновременно мягкой, не теряет свою эластичность.

— Мышцы тоже твёрдые. А кожу пробить пуля может. Смотри сама, — он приложил мою руку к своему плечу. Там был рубец. — Вчера получил пулю. Но она отскочила от тела. Только кожу порвала. Сейчас уже всё затянулось.

— Не хочу, чтоб тебя убили.

— Не убьют. Всё хорош будет, — ответил он. — Скоро всё закончиться. Тогда надо будет подумать, где будем жить.

— Мне всё равно где, — прошептала я, зевнув.

— Ты спать собралась?

— Поздно уже.

— А я ещё хочу. Долго тебя не целовал. Скучал сильно, — сказал Гарт.

— Я по тебе сама скучала.

— Тогда надо как следует нацеловаться, потому что следующий раз может не скоро случиться.

— Почему?

— Потому. У каждого из нас своя работа, — ответил он, накрывая меня своим телом.

Рассвет. Нужно вставать. Только не хочется. Мы всю ночь с ним целовались. После третьего раза я говорить уже не могла. Меня просто выключило. И вот рассвет. Нужно вставать. Только не хочется.

Окончательно проснуться помогло понимание, что я одна. Гарта не было. Ушёл и не попрощался? Мог бы разбудить, предупредить. Я же опять волноваться за него буду. Это безответственно с его стороны. И…

В ванной раздался тихий стрекот. Я нашла бельё. Оделась. Пошла туда. Гарт сидел на полу, поджав ноги. Перед ним на табуретки стояла машинка. Что-то похожее на швейную. Коричневая ткань бежала из-под лапки машинки. Гарт крутил ручку машинки и она почти бесшумно стрекотала.

— Проснулась?

— Я думала, ты ушёл.

— Если я так сделаю, ты не простишь. Я уже понял.

— Как?

— Вчера. Ты цветок выбрала маленький. Я понял.

— Не знала. Выбрала интуитивно.

— Часто вещи сделанные спонтанно бывают правильными, — отрезая нитки, ответил он. — Держи.

— Что это?

— Юбка. А это рубашка. Теперь нормально выглядеть будешь.

— Так я выгляжу ненормально? — расчёсывая волосы, спросила я.

— Так ты выглядишь чужачкой. Не каждый поймёт, что ты другая. Да и мне приятнее тебя видеть в нормальной одежде.

— Я и не спорю. Просто пытаюсь понять…

— Не всё надо понимать. Некоторые вещи надо принимать.

— Ты хорошо шьёшь. Я так не умею, — разглядывая рубашку, ответила я. Рубашки почти не делились на женские и мужские. Единственное, что на женских не было карманов на груди. А на мужских они почему-то были. Широкая юбка на резинке, которая закрывала ноги чуть ниже колен. Короткие юбки здесь были не в моде.

— А я лечить не умею. Зато шью хорошо, — ответил Гарт. — У каждого свой талант.

— Согласна. Но я не могу её сейчас надеть. Ткань мягкая. Приятная. Я не хочу её испачкать, порвать. Такую одежду только на праздники надевать.

— На праздники из другого материала делается. А это повседневная одежда. Будет время, я ещё сделаю.

— Мы ведь у местных заказывали свою одежду, но материал отличается как небо и земля, — чувствуя, как ткань не раздражает тело, а с ним словно сливается, заметила я.

— Так кто будет для чужаков шить из хорошего? — усмехнулся Гарт, надевая новую рубашку, которую и себе сшил. — Из той ткани, что шили для вас, у нас половики делают, да одежду для заключённых.

— И никто ничего не сказал?

— Так это же ясно. Не знаю, почему вы не догадались, — усмехнулся Гарт.

— Откуда материал? Машинка?

— Ребята дали. Потом верну. Сейчас времена тяжёлые. Надо помогать друг другу, — ответил он. Я села рядом. Прямо на пол. Начала заплетать косу.

— У меня такое ощущение, что рядом с тобой я глупею. Другой становлюсь. Более мягкой. Растерянной. Часто не понимаю, что делать дальше. Как поступить. Раньше всё иначе было бы. Даже утро началось бы по-другому.

— Как?

— Я не стала бы сейчас с тобой сидеть. Пошла бы сразу работать или в столовую бы заглянула. Занялась бы делом.

— Для всего есть своё время. Разговаривать важно так же как и работать. Тем более что сейчас никому твоя помощь не нужна. Мне ты нужна больше.

— Не понимаю я этого.

— А это поймёшь? — он взял куртку, которая лежала рядом. Достал из кармана голубую ленточку. После этого прицепил ленточку к косе. Саму же косу закрепил у меня на затылке, ещё и бантик завязал. В его глазах было столько всего, что трудно было передать словами. Я смотрела в них и не верила, что такое возможно. Люди не смотрят так друг на друга.

— Поняла, — ответила я.

— Только слёзы не лей. Что-то ты рядом со мной всегда плачешь. Ясно, что я тебя вижу такой, какая ты настоящая. Но может хватит плакать?

— Думаешь поэтому я всё хнычу? Никогда раньше…

— Раньше ты была одна. А теперь нет. Ты ведёшь себя так, как сама с собой. В своих мыслях. И я так себя веду с тобой. По-настоящему. Понимаешь? Не думаешь же, что я так и с другими себя веду?

— Я не видел, чтоб ты ещё кого-то съесть пытался, — хмыкнула я. Он рассмеялся. Взял моё лицо в свои ладони и ласково, почти неуловимо коснулся моих губ.

— Ты замечательная. Скоро всё закончится. Тогда будет больше времени.

— Гарт, только предупреди, когда уехать захочешь, — попросила я.

— Хорошо, — смотря в мои глаза, пообещал он.