Весна в этом году никак не хотела наступать: весь лаалинн и половину мэолинна то и дело выпадал снег. Гуляя в заснеженном саду, Джим с тоской смотрел на небо, затянутое серыми тучами: не проглянет ли сквозь ватный полог хоть клочок весенней синевы? Пасмурная снежная погода угнетала его и наводила тоску, на него накатывала лень и апатия. Приехавший по вызову лорда Дитмара врач из натального центра, обследовав Джима, сказал, что оба плода развиваются нормально, и что они разнояйцовые — то есть, они будут похожи друг на друга не как близнецы, а просто как братья. Увидев их личики на экране, Джим чуть не расплакался от умиления.
Только в начале плейнелинна наконец по-весеннему пригрело солнце, и снежный покров начал таять. У Йорна было много работы по удалению с дорожек ледяной корочки; гулять можно было только по главным дорожкам, а остальные были залиты талой водой. И всё равно Джим радовался: небо сияло праздничной синевой, а солнце было непобедимо. В середине месяца лорду Дитмару позвонил издатель и попросил приехать: нужно было срочно решить некоторые вопросы касательно его книги.
— Как некстати, — сетовал лорд Дитмар. — И это как раз в тот момент, когда на свет вот-вот должны появиться наши малыши! Я так хотел быть рядом в этот момент! Впрочем, постараюсь освободиться поскорее — может быть, и успею.
На случай, если всё-таки не успеет, лорд Дитмар дал Эгмемону подробные указания, как действовать, если у Джима начнутся роды.
Весна шла победной поступью, как будто стараясь наверстать упущенное и успеть завершить свои дела в положенный срок. Йорн в непромокаемых сапогах только и занимался тем, что отводил талую воду с дорожек и соскребал водно-снежную кашицу. Днём было до 35,7 градусов (+15 по Цельсию), и снег таял рекордными темпами, а на деревьях уже лопались почки. У Йорна было много хлопот с цветочными клумбами, с обработкой деревьев от вредителей, и как-то раз, обедая на кухне, он заметил повару Кемало:
— Было бы неплохо иметь помощника, а то я совсем зашиваюсь. Работаю чуть ли не круглыми сутками и всё равно не успеваю всего. У меня даже нет времени гулять с Серино.
— Вряд ли ты его в ближайшее время получишь, приятель, — усмехнулся Кемало. — Милорд не любит увеличивать штат персонала и делает это лишь в случае крайней необходимости. А поскольку к нам со дня на день должен приехать новый парень, о помощнике можешь и не мечтать.
— А что за парень? — нахмурился Йорн.
— Кажется, он будет помогать господину Джиму ухаживать за детишками, — ответил Кемало. — Это и вправду нужно, а то господину Джиму одному не справиться сразу с четырьмя ребятами. Милорд-то вряд ли станет ему помогать, ему эта суета не по нутру. Он всё больше в своём кабинете, книжки пишет. Для этого дела ему нужен покой да тишина, а от малышей, как известно, ни покоя, ни тишины не жди.
Первыми зацвели яннаны (1), и сад наполнился чудесным сладким ароматом. Но это было очень коварное время, и Йорн приготовил всё необходимое для спасения сада на случай заморозков: баллоны со специальной жидкостью для повышения температуры воздуха и капсулы с плёнкой. Он каждый день слушал прогноз погоды, и его опасения подтвердились: служба погоды передала, что три ночи подряд будут заморозки до — 28,5 (–12 С), а днём воздух будет прогреваться не больше, чем до +7,1 градусов (+3 С). С вечера, когда температура только начала понижаться, Йорн приступил к принятию защитных мер. Для орошения сада жидкостью для повышения температуры ему пришлось взобраться на крышу дома и оттуда несколько раз выстрелить баллонами в разные стороны, чтобы равномерно распылить жидкость над всей площадью сада. Сад окутал белёсый туман, и Йорн, не теряя времени, принялся укрывать деревья плёнкой. Чтобы подняться над кроной дерева, у него был передвижной подъёмный механизм, на котором он подъезжал к каждому дереву и окутывал его самовыстреливающейся плёнкой из капсул. Взвешенная в воздухе в виде тумана жидкость должна была держать внутри такого кокона температуру, достаточную для защиты дерева от губительного заморозка. Йорн уже успел укрыть все деревья и приступил к укрытию цветочных клумб, когда в доме раздался душераздирающий крик.
Джим принимал душ перед сном, когда у него начались схватки. От страшной боли в низу живота у него подкосились колени, и он ухватился за вешалку для полотенец. Снаружи душевой кабинки послышался встревоженный голос Эннкетина:
— Что с вами, ваша светлость?
— Кажется, началось, — простонал Джим.
Когда испуганный Эннкетин принёс на руках из ванной завёрнутого в махровый халат стонущего Джима, Эгмемон сразу понял, что им предстояла беспокойная ночь. Он расстелил на кровати пластиковую плёнку, поверх неё — кусок мягкого впитывающего материала размером с матрас и велел Эннкетину уложить Джима. Они вдвоём одели Джима в ночную рубашку, и Эгмемон сразу вызвал доктора.
Все деревья и кусты стояли, окутанные прозрачной тонкой плёнкой, клумбы тоже были укрыты. Йорн взглянул на термометр: было уже –14. Но можно было уже не волноваться: внутри коконов держалась плюсовая температура, которая предохраняла распустившиеся деревья от мороза, цветы тоже были под защитой. Зайдя на кухню, Йорн спросил у повара:
— Ну, что там? Как господин Джим?
— Рожает, — ответил Кемало. — Приехал доктор, а этого нового парня пока не видать.
— Что-то криков не слышно, — заметил Йорн, прислушавшись.
— Так ему, видно, обезболивание сделали, — предположил Кемало.
— Разве можно сделать так, чтобы не было больно? — удивился Йорн.
— Известное дело, можно, — усмехнулся повар. — А ты что, не знал, чудак?
— Нет, — сказал Йорн. — Когда мой Серино появлялся на свет, мне не делали никакого обезболивания.
— Так то ты, а то господин Джим, — сказал Кемало. — Ты такой здоровяк, что родишь и не заметишь, а господин Джим хрупкий да маленький, и к тому же, у него ещё и двойня.
— Ничего подобного, мне тоже было больно, — сказал Йорн. — Всё дело в том, что я клон, поэтому на меня даже не стали тратить лекарство.
— Может, и так, — проговорил Кемало со вздохом. — Как там наш сад — не прихватит его заморозками?
— Нет, не должно, — ответил Йорн. — Я распылил жидкость для повышения температуры и укутал все деревья, кусты и клумбы плёнкой.
— Огромную ты работу проделал, парень, — оценил Кемало. — Закусить не хочешь? Устал, наверно.
— Да, не мешало бы, — сказал Йорн, садясь за стол.
Выпускник № 36987.01989 мантубианского центра по подготовке персонала, молодой стройный клон с большими, лучистыми и светлыми синими глазами, холодным утром 18-го плейнелинна вошёл на территорию особняка лорда Дитмара, куда его направили на работу в качестве специалиста по уходу за детьми. Идя по дорожке к крыльцу, он с удивлением оглядывался по сторонам. Все деревья и кусты в огромном саду были заключены в коконы из прозрачной плёнки, а трава поседела от инея. Было очень холодно, дыхание изо рта выходило белым паром, у клона зябли руки и мёрз стриженый под машинку затылок. Стуча каблуками сапог по ступенькам, он поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка. Ему открыл лысый тип в чёрном костюме и белых перчатках. Окинув взглядом клона с головы до ног, он спросил:
— Ты кто?
— Выпускник № 36987.01989 мантубианского центра по подготовке персонала, — отчеканил клон, выпрямившись и поставив пятки вместе. — Направлен к вам в качестве специалиста по уходу за детьми.
— А, наконец-то, — сказал лысый тип. — Заходи.
Клон вошёл в огромную комнату с великолепной мебелью и настоящим большим камином, в котором трещал настоящий огонь. Поставив на пол свой чемоданчик и сняв со стриженой головы синюю шапку с козырьком, он проговорил, озираясь:
— Какой большой дом!
Лысый тип спросил:
— Как тебя зовут, приятель?
— Фалдор, — ответил клон.
— А меня зовут Эгмемон, я здесь дворецкий, — сказал лысый тип. — Я руковожу всем персоналом, и ты поступаешь под моё начало. Что этот дом принадлежит милорду Дитмару, ты знаешь?
— Так точно, — ответил Фалдор.
— Спутника милорда Дитмара зовут господин Джим, — сказал Эгмемон. — Именно за его детьми ты будешь присматривать. Их четверо. Старшеньких зовут Илидор и Серино, Илидору скоро будет три годика, Серино — два с половиной. Младшие родились только этой ночью, их пока ещё никак не назвали. Так, прежде чем идти в детскую, вымой сапоги.
Он провёл Фалдора в небольшое помещение на первом этаже, где размещались три душевые кабинки и три туалетные, а также одна раковина с зеркалом.
— Это служебный санузел, для персонала. Снимай сапоги и мой их хорошенько с мылом, чтобы не наследить в детской. В детской должно быть чисто, там ковёр.
Пока Фалдор тёр намыленной щёткой подмётки сапог, дворецкий продолжал давать инструктаж:
— Питаться будешь на кухне, я покажу, где она. Повара зовут Кемало. Он добрый малый, но всё же не проси у него еду слишком часто. Трёх раз в день достаточно. Где ты будешь жить, решит господин Джим. За новорожденными нужен круглосуточный присмотр, поэтому вполне возможно, что тебе отведут угол прямо в детской.
Джима охватил кровавый кошмар. Из него хлестали потоки крови и выходили окровавленные куски мяса, среди которых он увидел ручку и головку. Он кричал и рыдал, раздираемый горем, а врач монотонным успокаивающим голосом бубнил: «Всё хорошо, всё просто отлично». Джиму хотелось крикнуть: что же здесь отличного?! Что здесь хорошего?! Дети погибли; то, что из него выходило, даже нельзя было назвать детьми — это было какое-то кровавое месиво. Двенадцать месяцев ожидания, вторая детская, новая двойная кроватка и куча детских вещей — всё это было залито кровью, разодрано и загублено.
Джим с криком сел в постели. Его живот был плоский, перетянут эластичным бандажом; крови уже нигде не было, постель была чистая, во всём доме стояла звенящая тишина. В спальню влетел Эгмемон и бросился к нему:
— Что такое, ваша светлость? Что, мой миленький?
— Где мои дети? — со слезами спросил Джим, цепляясь за него.
— Известно где — в детской, — ответил Эгмемон.
— Они… не умерли? Они живы? — спрашивал Джим, еле шевеля трясущимися губами.
— Конечно, живы, ваша светлость, — успокаивал дворецкий. — Вы про двойняшек спрашиваете? Живёхоньки, наелись и только что уснули.
— Нет, ты меня обманываешь, — всхлипывал Джим. — Они умерли… Я видел кровь… Ручка… и головка…
— Да полно вам, ваша светлость! — воскликнул Эгмемон. — Это вам, наверно, приснилось. Живы и здоровы ваши детки, Фалдор их уже искупал, покормил и уложил. Толковый оказался парень, знает к деткам подход.
— Фалдор? Кто это? — пробормотал Джим, кусая пальцы.
— Этот самый специалист по детям, которого милорд выписал с Мантубы, — объяснил Эгмемон. — Он сегодня утром приехал и сразу взялся за дело. Я даже не ожидал, что он окажется таким толковым! Двойняшки у него даже не пискнули, когда он их купал, а Илидор к нему сразу прилип. Серино, правда, ещё немножко дичится, но и его он скоро приручит, я уверен.
— Я хочу их видеть, — сказал Джим. — Я пойду к ним!
— Нет, ваша светлость, доктор не велел вам вставать! — возразил Эгмемон. — Нельзя, мой хороший. Надо делать, как доктор говорит.
— Но я хочу увидеть моих детей! — воскликнул Джим. — Если они живы, я должен в этом убедиться!
— Ну ладно, ваша светлость, мы с Фалдором их вам принесём, — согласился Эгмемон. — Только не вставайте!
Дворецкий вышел из спальни, а Джим в мучительном ожидании кусал пальцы. Через минуту Эгмемон вернулся с умилённым выражением на лице, неся на руках светло-голубой атласный свёрток с белым кружевным верхом.
— Ты мой сладенький, мой ангелочек, — сказал он свёртку. Подходя к Джиму, он прошептал: — Только тихонько, не разбудите его, ваша светлость.
Из кипени кружев на Джима смотрело нечто круглое, розовощёкое, с пушистыми ресницами и приоткрытым румяным ротиком. Джим смотрел и не верил своим глазам. Это был самый настоящий живой малыш, тёплый, сладко спящий. Сердце Джима сжалось от нахлынувшей нежности и невыразимого, необъятного счастья, и он расплакался. Вытирая ему слёзы белой перчаткой, Эгмемон прошептал:
— Ну вот, видите… Живые мы, ещё как живые. Какие мы хорошие, сладенькие, просто чудо. Только от большой любви, скажу я вам, ваша светлость, рождаются такие красивые детки.
— А второй? — встрепенулся Джим. — Где второй?
— Сейчас, — сказал Эгмемон. — Его несёт Фалдор.
Портьера приоткрылась, и Джим увидел… ФАЛКОНА.
Это был не призрак, а живой Фалкон, но не в белом лётном костюме и с длинными волосами, каким Джим видел его в последний раз, а с короткой армейской стрижкой: на макушке его волосы торчали ёжиком, а виски и затылок были покрыты едва проступающей щетиной. Он был одет в синие облегающие брюки и чёрные сапоги на застёжках-липучках, а рукава его белой рубашки были закатаны до локтей, и он бережно прижимал к груди точно такой же светло-голубой свёрток с белыми кружевами. Подняв взгляд на Джима, он замер, как будто тоже узнал его.
— А вот и наш братик, — сказал Эгмемон. — Фалдор, ну, что ты встал столбом? Ваша светлость… Миленький мой, что с вами?
Эгмемон едва успел подхватить ребёнка из ослабевших рук Джима, который повалился на подушки без чувств. Сунув второго ребёнка Фалдору, Эгмемон зашептал:
— Неси их обратно в детскую и уложи!
Фалдор ещё стоял, не сводя потрясённого взгляда с бесчувственного Джима, лежавшего с размётанными по подушкам волосами. Эгмемон засуетился возле него, пытаясь привести его в чувство, потом увидел, что Фалдор ещё не ушёл, и шикнул на него:
— Ну, что стоишь? В детскую, я сам разберусь!
Фалдор опомнился и унёс детей, а Эгмемон, поняв, что самому ему не разобраться, позвонил врачу. Тот, приехав весьма скоро, привёл Джима в чувство и поставил успокоительный укол. Когда Джим заснул, врач оставил Эгмемону два флакона с капсулами зелёного и красного цвета и проинструктировал:
— Зелёные капсулы давать вечером, перед сном, а красные — утром, после пробуждения. Неделю ему нужно соблюдать полный покой. Роды — большой стресс, ему нужно как следует оправиться после него. У вас есть кому ухаживать за детьми?
— Да, сударь, сегодня как раз приехал специалист, — ответил Эгмемон.
— Тогда пусть господин Джим неделю отдыхает, — сказал врач. — Оградите его от всех забот и волнений и не забывайте давать эти капсулы.
______________
1 альтерианское дерево с раскидистой кроной и свисающими до земли ветками