Печальный Лорд

Глава 22. Испытание прошлым

Лорд Дитмар приехал в полночь, когда весь дом уже был погружён в темноту, и только над крыльцом горел дежурный свет. Войдя в гостиную, он прислушался к тишине, улыбнулся и снял плащ. Нащупав крючок вешалки, он повесил плащ на него. В коридоре служебного крыла забрезжил свет, и лорд Дитмар увидел круглоголовую фигуру дворецкого, спешившего на звуки его возвращения.

— Милорд, это вы?

— Да, Эгмемон, это я, — ответил лорд Дитмар.

— Добро пожаловать домой, ваша светлость! Сейчас я включу свет.

Лорд Дитмар остановил его:

— Не нужно, Эгмемон. Дай мне переобуться и выпить чего-нибудь горячего, а то я что-то продрог. Это не весна, а непонятно что…

— Да уж, и не говорите, милорд, — согласился Эгмемон, ловко отыскав в темноте домашнюю обувь лорда Дитмара и поднося ему. — У нас три ночи подряд стояли такие заморозки, что садовнику пришлось принимать специальные меры. Парень отлично поработал, он спас наш прекрасный сад.

Лорд Дитмар, сев на пуфик у входа, стал разуваться. Когда дворецкий подавал ему домашние матерчатые сапоги, он почувствовал подозрительный запах.

— Мне это почудилось, или от тебя опять попахивает глинетом, Эгмемон? — спросил он.

— Гм, гм, ваша светлость, я совсем не пью, вы же знаете, — ответил дворецкий честнейшим тоном, которому было трудно не поверить.

— Не лукавь, Эгмемон, — улыбнулся лорд Дитмар, вставая. — Признайся: расслабляешься по вечерам?

— Ну, как вам сказать, ваша светлость, — смутился дворецкий. — Разве только изредка употреблю рюмочку, в качестве снотворного. А так — ни-ни! Моё положение обязывает меня быть всегда трезвым и бдительным. Чего вам подать, милорд: чаю, асаля, или, может быть, чего-нибудь покрепче?

— Чашку чая, пожалуйста, — сказал лорд Дитмар. — И добавь туда немного белого маиля и несколько капель сока хеладо.

— Будет исполнено, ваша светлость, — ответил Эгмемон с поклоном.

Через десять минут он принёс чай. Лорд Дитмар, отпив глоток, пошёл наверх — в детскую. Она была приглушённо освещена маленьким ночником в виде красновато-жёлтого двадцатигранного кристалла, а двойная бело-голубая кроватка с балдахином в виде звёздного неба была уже не пуста. Эгмемон с умилённой улыбкой прошептал:

— Вот они, ваша светлость… Ваши долгожданные сокровища.

Лорд Дитмар склонился над кроваткой, и его взгляд засиял нежностью. Он долго любовался спящими малышами, потом шёпотом спросил:

— Человек с Мантубы уже прибыл?

— Да, ваша светлость, — также шёпотом ответил дворецкий.

Из-за ширмы вышел Фалдор, в рубашке и синих брюках: по-видимому, он задремал, не раздеваясь. Поклонившись лорду Дитмару, он сказал:

— Это я, милорд. Меня зовут Фалдор. Дети чувствуют себя хорошо, никаких проблем пока не возникало.

Лорд Дитмар внимательно всмотрелся в него.

— Кого-то вы мне напоминаете, — проговорил он. — Впрочем, у вас славное лицо. А со старшими детьми вы поладили?

— Смею думать, что да, милорд, — ответил Фалдор. — Мы сегодня весь день играли.

— Осмелюсь заметить, ваша светлость, с детишками этот парень отлично ладит, — вставил Эгмемон свой отзыв. — И они к нему тянутся. Это сразу стало понятно, как только он вошёл в детскую. Думаю, вам прислали с Мантубы толкового специалиста.

— У меня ещё мало опыта, — сказал Фалдор смущённо. — Но дети мне очень понравились.

— Четверо детей — не слишком большая для вас нагрузка? — спросил лорд Дитмар.

— Думаю, я справлюсь, — ответил Фалдор.

— Кроме того, мой спутник тоже будет заниматься детьми, — сказал лорд Дитмар. — Надеюсь, вам не будет слишком тяжело. Кстати, какие у вас дополнительные специальности?

— Помимо основной, у меня ещё три специальности, милорд, — ответил Фалдор. — Учитель-гувернёр, телохранитель и шофёр.

— Все они весьма полезны, — заметил лорд Дитмар. — Особенно первая. Что до телохранителя, то — уж извините — у вас телосложение как-то не очень соответствует. Хотя, не исключаю, что моё первое впечатление меня обманывает.

— Я владею семью видами боевых искусств и восемнадцатью видами оружия, — сказал Фалдор. — Телосложение в этом деле — важный, но не решающий фактор.

— Не смею с вами спорить, — улыбнулся лорд Дитмар. — Ваши слова звучат убедительно. — Он снова склонился над кроваткой, и его взгляд потеплел. — Мои крошки… Джим ещё не дал им имена?

— Пока ещё нет, ваша светлость, — ответил Эгмемон.

— Как он, кстати, себя чувствует? — спросил лорд Дитмар.

Дворецкий ответил:

— Немного нервничает, милорд. Засыпает, а когда просыпается, всё время спрашивает, где дети. Ему кажется, будто они, прошу прощения, умерли… Доктор сказал, это стресс из-за родов. Он оставил два вида пилюль, велел давать их сиятельству перед сном и утром. Ещё он прописал ему полный покой в течение недели. Пилюли господину Джиму я уже давал. Полагаю, он сейчас спит.

— Пойду, потихоньку взгляну на него, — сказал лорд Дитмар.

В спальне горел ночник. Джим не спал: он сидел в постели, и взгляд его больших настороженных глаз выражал крайнюю тревогу. Увидев лорда Дитмара, он не поприветствовал его, а сразу же спросил:

— Милорд, где дети?

Лорда Дитмара встревожило выражение его глаз и общий вид. Не подав, однако, виду, что он обеспокоен, он присел рядом с Джимом и ласково взял его руки в свои. Поцеловав обе, он сказал:

— Здравствуй, мой милый. Вот я и дома, с тобой. Волноваться тебе не о чем, наши малютки в детской, сладко спят в своей кроватке. Я только что был у них… Они просто прелесть.

Глаза Джима наполнились слезами.

— Вы обманываете меня, милорд… Их нет, они умерли!

Лорд Дитмар поцеловал его в лоб.

— С чего ты это взял, радость моя?

— Я видел, — прошептал Джим. — Они родились мёртвыми… все в крови…

Лорд Дитмар прижал его к себе, гладя по волосам.

— Сокровище моё, нет! Наши малыши живы, с ними всё в порядке. Они просто чудесные. Пойдём, ты сам на них посмотришь.

Он помог Джиму подняться с постели, подал ему халат и, бережно обнимая за плечи, повёл в детскую. Джим боязливо прижимался к нему, будто ожидал увидеть нечто ужасное, в его широко открытых глазах застыл страх. Когда лорд Дитмар подвёл его к кроватке, Джим, заглянув туда, отшатнулся.

— Это не мои дети, — прошептал он.

— Как же не твои, радость моя? — удивился лорд Дитмар.

— Кто-то подложил сюда других, — пробормотал Джим. — А мои дети умерли…

Из-за ширмы вышел Фалдор. Увидев его, Джим вскрикнул и повалился на руки лорда Дитмара. Подхватив его, лорд Дитмар отнёс его обратно в спальню и уложил.

— Эгмемон! — позвал он.

Дворецкий был уже здесь, со стаканом воды и капсулой. Вместе они стали приводить Джима в чувство, но тот только стонал, как в бреду. С его губ слетело:

— Фалкон…

Это состояние длилось всю ночь. Лорд Дитмар не сомкнул глаз, не отходя от Джима, Эгмемон тоже не ложился. К утру Джим так и не пришёл в себя, и лорд Дитмар принял решение вызвать врача. Врач, приехав, осмотрел Джима, обследовал приборами и развёл руками:

— Все показатели в норме. Полагаю, это временное явление, которое должно скоро пройти. Продолжайте приём препаратов, соблюдайте полный покой, и всё нормализуется.

Эгмемон проводил доктора, а лорд Дитмар сидел возле Джима, усталый и встревоженный, хмуря брови. Когда дворецкий вернулся, он проговорил:

— Что-то мне не нравится этот врач. Интуиция мне подсказывает, что нужно другое лечение! Скорее всего, это какое-то осложнение, но вот что его вызвало? Этот с позволения сказать доктор даже не дал направления на более тщательное обследование. — Склонившись над Джимом, лорд Дитмар нежно погладил его по волосам. — Что же с тобой, моя радость? Сейчас бы отвезти тебя в натальный центр в Кабердрайке, уж там бы тебя и обследовали, и обеспечили лечение по высшему разряду! Но туда можно попасть только по направлению из местного натального центра, а его у нас нет. Что же делать?

— Думаю, ваша светлость, нужно заплатить, — сказал Эгмемон. — И вас примут без направления.

— В самом деле. — Лорд Дитмар потёр пальцами бледный лоб и растерянно улыбнулся. — Я что-то совсем ничего не соображаю, Эгмемон. Спасибо, что подсказал.

— Вы устали, милорд, — сказал Эгмемон с участием. — Вам бы немного поспать.

Лорд Дитмар поднялся.

— Нет, нет, сейчас я совершенно не могу спать. Нужно сейчас же ехать в Кабердрайк!

Когда Джим пришёл в себя, он не понял, где находится. Сначала ему показалось, что он был в какой-то оранжерее, но потом увидел, что его окружает со всех сторон в виде короба прозрачный пластик. Над ним сияла безоблачная небесная синева, впереди был потрясающий вид на морской берег, а справа и слева, а также снизу зеленели и цвели роскошные тропические растения. Сквозь их плотную завесу с трудом можно было разглядеть справа и слева такие же прозрачные короба.

То, на чём Джим лежал, лишь отдалённо напоминало кровать. Это было нечто среднее между операционным столом и медицинской реанимационной капсулой, напичканной всевозможной аппаратурой. Под Джимом был упругий матрас и небольшая подушка из какого-то губчатого материала, а укрыт он был лёгкой простынёй. Одет он был в костюм светло-бирюзового цвета — облегающие бриджи и такую же майку без рукавов. Его волосы были заплетены в косу чьей-то заботливой рукой, а сбоку на его руках был прилеплен ряд белых овальных пластырей — начиная от запястий и заканчивая плечами. По одному пластырю было по бокам шеи, по одному над каждой бровью, также по одному красовалось под каждой ключицей. Джим откинул простынку. И ноги его все были в этих пластырях: точно так же, как и на руках, они были прилеплены на одинаковом расстоянии друг от друга по бокам его голеней, начиная от щиколоток. Всего пластырей у себя на теле Джим насчитал сорок шесть. Отодрав один со лба, он тут же услышал тревожный писк какого-то прибора, встроенного в его кровать. Пока Джим пытался определить, что пищало, прозрачная дверь его короба отъехала в сторону, и вошёл высокий незнакомец в светло-зелёном костюме, состоявшем из куртки с длинными рукавами с застёжкой на спине, с высоким облегающим шею воротом, а также брюк с большими карманами по бокам ровно посередине между коленом и бедром. На ногах у незнакомца была медицинская обувь — белые матерчатые сапоги, туго облегающие голень. Что касалось внешности незнакомца, то черты его гладкого молодого лица были приятны, особенно привлекали внимание ясные голубовато-серые глаза с длинными ресницами. Он был платиновым блондином и носил аккуратную короткую стрижку.

— Что тут у нас? — сказал он мелодичным голосом, с приветливой улыбкой. — А, так вот почему у нас на пульте был тревожный сигнал! Мы пришли в себя и отлепили главный датчик.

Незнакомец взял у Джима отлепленный им пластырь и приклеил обратно. На нагрудном значке Джим прочёл его имя: доктор Йоа.

— Ну вот, теперь всё в порядке, — сказал доктор Йоа, разгладив пальцами пластырь, оказавшийся главным датчиком. — Датчики убирать не нужно, они следят за вашим состоянием.

— Где я нахожусь? — пробормотал Джим.

— В Главном натальном центре в Кабердрайке, — ответил доктор Йоа ласково. — Ничего бояться не надо, всё самое плохое уже позади.

Джим взглянул на свой плоский живот и похолодел.

— Где мои дети? Они уже…

— Не волнуйтесь, ваши детки уже родились и находятся дома, а вы попали к нам с довольно редким послеродовым осложнением психического характера, — ответил доктор Йоа. — Но у нас есть все условия для устранения любых осложнений: самая современная техническая база и квалифицированный персонал. Вы сейчас находитесь в постнатальном отделении, иначе говоря, в послеродовом.

— Странно, я совсем не помню родов, — сказал Джим. — Они прошли… нормально?

— Исходя из результатов обследования, которое мы провели сразу же после вашего поступления сюда, физически у вас всё в полном порядке, — ответил доктор Йоа. — За исключением только небольшой деформации брюшной стенки из-за её перерастяжения. Но вам была сделана пластика, и этот дефект полностью устранён. А осложнение психического характера, которое и явилось главной проблемой, находится уже на стадии излечения. Вам осталось пройти ещё несколько процедур, и уже через несколько дней вы будете дома, с вашими детками.

— Как долго я здесь нахожусь? — спросил Джим с тревогой.

— Сегодня пошёл третий день, — сказал доктор Йоа. — Я доктор Кроуме Йоа, ваш лечащий врач. Кроме меня вас обслуживает младший сотрудник Верго Тай.

— А это всё что такое? — Джим обвёл взглядом прозрачный короб.

— Это ваша палата, — терпеливо и по-прежнему приветливо объяснил доктор Йоа. — Такая не совсем обычная конструкция создана для того, чтобы максимально снизить угнетающее действие замкнутого пространства, так называемый «синдром четырёх стен». Сквозь потолок видно небо, а впереди вид на залив Гоалуа. Если вам будет мешать солнечный свет, вы можете сделать светонепроницаемым потолок и любые три стены. Пол и одна стена остаются проницаемыми для света, так как в полной темноте тоже мало хорошего. Для управления световой проницаемостью стен и потолка у вас есть пульт, он находится рядом.

Доктор Йоа нажал большую жёлтую кнопку на левом бортике кровати, и над грудью Джима возникло голографическое изображение в форме параллелепипеда. Доктор Йоа дотронулся пальцем до верхней его грани, и потолок стал тёмным и непрозрачным. Снова дотронувшись до той же грани, он вернул потолку прежний вид.

— Примерно так, — сказал он. — Вызвать младшего сотрудника можно вот этой кнопкой внутренней связи. В вашей многофункциональной кровати также имеется встроенный туалет. Нажимая на рычажок справа, вы выдвигаете в сторону часть матраса, и под вами открывается отверстие. После того как вы сделали то, что вам нужно, нажатием того же рычажка отверстие герметично закрывается и матрас возвращается на своё место, только чтобы дать ему встать на место, нужно чуть приподнять бёдра. Это можно легко сделать, держась за бортики. Вот из этого отделения вы можете достать пропитанные очищающим лосьоном салфетки универсального гигиенического назначения. Обтирание ими вполне заменяет мытьё в душе, так как лосьон не только очищает, но и дезинфицирует кожу. Использованные салфетки можно бросать в этот мусороприёмник. Как видите, всё здесь приспособлено для вашего максимального удобства.

— А как можно отсюда выйти? — спросил Джим.

— Без крайней надобности выходить не стоит, — ответил доктор Йоа мягко. — Но, как видите, здесь есть дверь, которая открывается нажатием кнопки открывания, а за дверью есть ступеньки, которые ведут в коридор. Но в коридоре всегда дежурят младшие сотрудники. Впрочем, не расстраивайтесь. — Доктор Йоа улыбнулся, мягко положив руку Джиму на плечо. — Вам уже можно, да и нужно двигаться, так что с завтрашнего дня в ваш распорядок вводится полуторачасовая прогулка. У нас здесь очень красивый прогулочный павильон, в нём приятно проводить время.

Илидор плакал:

— Куда увезли папу? Когда он вернётся?

Фалдор успокаивал его:

— Он немножко заболел, и его увезли в больницу лечиться. Он вернётся очень скоро, всё будет хорошо.

У него было очень много хлопот с детьми. Нагрузка была большая, но он следовал данной ему ещё в центре инструкции: делать свою работу и не жаловаться. Он едва успевал пообедать, а о том, чтобы высыпаться ночью, и речи не шло, но он безропотно справлялся с трудностями. Маленький Илидор вызывал в его сердце сладкое содрогание, и когда это кудрявое большеглазое чудо обнимало Фалдора за шею, он слабел от нежности. Малыш озадачивал его, почему-то называя его ангелом и прося рассказать сказку про другие Вселенные и прекрасных Существ — богов, но Фалдор, перерыв все книги с детскими сказками, не нашёл ничего подобного.

Кроме того, его не покидали мысли о Джиме. Почему он назвал Фалдора Фалконом и смотрел на него такими огромными, застывшими глазами? То, что Джим находился в болезненном состоянии, Фалдору было ясно, и его сердце сжималось от жалости, особенно когда он вспоминал его маленькие босые ноги с розовыми пяточками. Более милого создания Фалдор не мог себе представить. Его самого хотелось взять на руки и приласкать, как Илидора. Удивительно, что у этого хрупкого существа, самого ещё почти ребёнка, было уже четверо детей, считая приёмного Серино.

Фалдор гулял с детьми по очереди. Во время тихого часа у Илидора и Серино он выводил в сад коляску с близнецами, а когда новорождённые спали, он водил гулять старших. К нему всегда присоединялся Йорн: он возился со своим сыном, играл с ним и носил его на руках, пока они гуляли. Когда Йорн попросил отпустить Серино на ночь к нему в домик, Фалдор не смог ему отказать, за что незамедлительно получил выговор от Эгмемона. Фалдору было непонятно, почему Йорну нельзя брать к себе своего собственного ребёнка, но Эгмемон строго объяснил:

— Серино — сын милорда Дитмара и господина Джима. Садовнику можно только иногда с ним гулять.

Хоть это и показалось Фалдору несправедливым, но он не посмел возражать. Гораздо больше его занимал Илидор: между ними в считанные дни возникла нежная привязанность, и уже скоро малыш, обняв Фалдора за шею, сказал:

— Ты очень, очень хороший. Я тебя очень, очень люблю.

Фалдор, заглянув внутрь себя, обнаружил, что тоже полюбил Илидора — гораздо больше других детей. У него никогда не было собственных детей, и он смутно представлял себе, что значило быть отцом, но к Илидору он привязался так, будто тот был его родным ребёнком.

С лордом Дитмаром он виделся редко: тот всего раз в день заходил в детскую. Он не высказывал Фалдору никаких нареканий, но отчего-то хмурился, глядя на него. Фалдор решился спросить его:

— Милорд, у вас ко мне какие-то претензии?

— Отчего? — опять нахмурился тот. — Нет, я ничего такого не хочу сказать. Напротив, вы хорошо справляетесь.

И всё равно Фалдору казалось, будто лорд Дитмар был чем-то недоволен.

А потом приехали два гостя. Судя по диадемам и по дружеской и нежной манере держаться друг с другом, это была супружеская чета, такая же знатная, как лорд Дитмар. Фалдор спросил у Эгмемона:

— Кто они?

Дворецкий ответил:

— Это друзья милорда, лорд Райвенн и его спутник Альмагир. Милорд Райвенн — отец господина Джима.

Альмагир произвёл на Фалдора ошеломляющее впечатление. Он был прекрасный и светлый, полный сдержанного достоинства и какой-то затаённой грусти в ясных, чистых и бесстрашных глазах. У него была прямая, гордая осанка и твёрдая поступь, как у военного, с чуть заметной хромотой, и великолепная светло-русая шевелюра, вьющаяся крупными кудрями. За чаем в гостиной лорд Дитмар рассказал, что у Джима возникли осложнения, и он находится в натальном центре в Кабердрайке. Лорд Райвенн был очень встревожен и напуган этой новостью.

— Что вы говорите, Азаро! — воскликнул он. — Что за осложнения? Насколько это серьёзно?

— Думаю, причин для опасений за его здоровье нет, — ответил лорд Дитмар. — Он находится в самом лучшем натальном центре, какой только можно у нас найти — в Главном кабердрайкском центре имени профессора Чебоддо. Там лучшие врачи и передовая техническая база.

— Мой бедный Джим, — сокрушался лорд Райвенн. — Нужно непременно туда съездить, Альмагир! Вылетаем сегодня же! До Кабердрайка всего четыре часа пути. Но сначала мы хотели бы взглянуть на детей, если можно. Как они?

— Дети здоровенькие, просто чудесные, — улыбнулся лорд Дитмар. — Прелестные двойняшки. Я думаю назвать их ДЕйкин и ДАрган.

Лорд Райвенн и его удивительный спутник прошли в детскую, а на Фалдора отчего-то нашла застенчивость, и он спрятался за ширмой. Охваченный робостью перед Альмагиром, он притаился в своём углу и лишь слушал.

— Дедуля! — раздался звонкий крик Илидора.

— Иди ко мне, моя радость, — ласково сказал Альмагир.

Он подхватил Илидора на руки, и они с лордом Райвенном склонились над кроваткой с близнецами.

— Просто чудо, — прошептал лорд Райвенн. — Не правда ли, мой дорогой?

— Да, милорд, — ответил Альмагир, и в его голосе слышалась улыбка. — А кто за ними присматривает?

— Фалдор, специалист по уходу за детьми, — ответил лорд Дитмар. — Из мантубианского центра.

— Что-то я никого здесь не вижу, — сказал Альмагир.

Илидор выдал Фалдора. Он сказал:

— Дедуля, пошли за ширму! Он там.

— Он что, прячется? — удивился Альмагир. — Как странно!

Фалдор, не видя больше смысла прятаться, вышел из своего укрытия, затрепетав под взглядом удивительных глаз Альмагира. Тот несколько секунд смотрел на него таким же взглядом, какой был у Джима, а потом спустил Илидора на пол. Лорд Райвенн тоже не сводил с Фалдора потрясённого взгляда. Фалдор поклонился. У Альмагира дрогнули губы и брови, и он шагнул к нему, протягивая руки:

— Фалкон!

— Это не Фалкон, Альмагир, это Фалдор, — сказал лорд Дитмар. — По-видимому, Фалкон сдавал свой генетический материал для мантубианского центра.

Альмагир всё равно подошёл к Фалдору и взял его за руки. От его взгляда Фалдору стало не по себе, и он потупился, а потом осмелился тихо сказать:

— Разрешите спросить, кто такой Фалкон? Меня уже второй раз называют этим именем.

Взгляд Альмагира был полон боли и нежности. Он тихонько и ласково дотронулся до щёк Фалдора, провёл рукой по его голове и подержал за плечи. Потом спросил у лорда Дитмара:

— Джим его уже видел?

Тот кивнул. Альмагир закрыл глаза и опустил голову.

— Бедняжка, — прошептал он. — Могу себе представить…

Фалдор снова решился подать голос:

— Может быть, это и не моё дело… Но если это каким-то образом касается меня, то я имею право знать, что это значит.

— Имеешь, мой друг, — сказал лорд Райвенн. — Мы все так поражены, потому что ты — копия того, кто был нам всем очень дорог, но с кем нас разлучила смерть. Для моего спутника он был сыном, а для Джима — наречённым избранником. — Помолчав и взглянув на притихшего Илидора, лорд Райвенн добавил: — Илидору он тоже был не чужой… Увы, мой друг, ты лишь внешне являешься его копией, но ты — не он. И от этого нам так горько. Тяжелее всех, конечно, Джиму… Азаро, — обратился он к лорду Дитмару, — я думаю, нам стоит поговорить с Джимом, объяснить ему всё, чтобы он был готов.

— Я сам с ним поговорю, — ответил лорд Дитмар. — Я поеду к нему завтра.

Джим проснулся утром в залитой солнечным светом палате. Над ним синело безоблачное небо, вдали пенился прибой, а справа, слева и снизу его окружала сочная зелень. Джим чувствовал себя вполне здоровым, и больше всего ему хотелось домой, к детям и лорду Дитмару.

Под наблюдением младшего сотрудника Верго Тая он принял душ, потом позавтракал, после чего отправился в процедурный зал. Это было большое и светлое помещение с одной прозрачной стеной, сквозь которую открывался вид на пляж с белым песком и стройными высокими деревьями с белыми стволами и голубовато-зелёной хвоей, похожими на кедры — по-альтериански они назывались ладруки. Процедурный зал был полон разнообразных аппаратов, на которых пациенты проходили лечебные процедуры в различных положениях: сидя, лёжа, полулёжа. Джим подошёл к своему, похожему на прозрачный гроб овальной формы, поискал взглядом сотрудника процедурного зала, который расхаживал между пациентами на аппаратах, и сделал ему знак. Тот подошёл.

— Ложитесь, — сказал он. — Сегодня увеличиваем время процедуры ещё на десять минут.

— Сколько мне ещё осталось? — спросил Джим.

— Ещё четыре.

Джим лёг в овальный «гроб» на мягкую розовую подстилку. Как обычно, ему надели браслеты на запястья и щиколотки, прикрепили ко лбу электроды, ввели в уши маленькие розовые затычки, от которых также отходили тонкие провода, прилепили на грудь датчики-пластыри, укрыли до подбородка лёгким розовым покрывалом, и прозрачная крышка закрылась. Минут пять Джим лежал, глядя сквозь крышку по сторонам, а потом, услышав в ушах знакомое жужжание, закрыл глаза и отключился.

Потом он проснулся, немного вялый и заторможенный, сжал ослабевшие кулаки: ладони были суховаты. С него снимали всё в обратном порядке: покрывало, пластыри, затычки, электроды и браслеты, помогли сесть и перебраться на парящее кресло-каталку.

В кабинете с двумя прозрачными стенами, сквозь которые была видна ладруковая роща, за прозрачным зелёным столом сидел доктор Йоа. Джима в кресле-каталке расположили сбоку у стола, лицом к доктору. На большом экране у доктора за спиной сменялись фотографии, и Джим должен был ответить, кого он видит. Сначала был лорд Дитмар, и Джим сказал:

— Мой спутник, милорд Азаро Луэллин Анаксоми Дитмар.

После на экране появился лорд Райвенн, и Джим сказал:

— Мой отец. Милорд Зелхо Медалус Алмино Райвенн.

Потом появился Илидор, и Джим улыбнулся:

— Мой сынок. Илидор.

Далее появился снимок двух спящих в кроватке малышей.

— Мои близняшки, — сказал Джим с улыбкой.

Потом ему показали Серино, и он ответил:

— Мой приёмный сын Серино.

Далее шли изображения Раданайта, Криара, Эгмемона, Йорна, Альмагира. А потом ему показали портрет Фалкона. Помолчав, Джим ответил:

— Это Фалкон… Он умер.

Доктор Йоа спросил:

— Вы больше не полагаете, что он улетел на прекрасном сверкающем звездолёте к некой далёкой звезде?

Джим устало улыбнулся уголками губ.

— Это образное выражение, доктор. Улетел, ушёл, покинул нас. Умер.

— Хорошо, — кивнул доктор Йоа. — Когда вы родились?

— Четырнадцатого эоданна три тысячи семидесятого, — ответил Джим без запинки.

— Как ваше имя? — спросил доктор Йоа.

— Джим Зелхо Лотиан Райвенн, — ответил Джим.

— А как зовут меня? — улыбнулся доктор Йоа.

— Доктор Кроуме Йоа, — также с улыбкой ответил Джим.

— Вы мне нравитесь, Джим, — сказал доктор Йоа.

— И вы мне, — сказал Джим. — Но у меня есть спутник.

— Я знаю, — сказал доктор Йоа. — Но ничего не могу с собой поделать. Вы мой самый очаровательный пациент. Позвольте проводить вас до палаты.

Опираясь на руку доктора Йоа, Джим шёл по светлому коридору с гладким голубовато-сиреневым полом. Подошвы его обуви не скользили по нему, хотя пол был похож на ледяной каток. Они вошли в главный холл с полупрозрачной сводчатой крышей, где на белых диванчиках сидели пациенты со своими родственниками. Увидев на одном из них фигуру в чёрном, Джим встрепенулся:

— Милорд!

Лорд Дитмар поднялся и пошёл к нему. Джим бросился ему навстречу, забыв о слабости; уже в двух шагах от лорда Дитмара у него вдруг начали подкашиваться колени, и он упал бы, если бы тот его не подхватил.

— Милый мой!

Он на руках отнёс Джима к диванчику и усадил к себе на колени. Доктор Йоа сказал:

— Джим только что после процедуры, ему сейчас лучше отдохнуть в палате.

— Я в порядке, — сказал Джим. — Я гораздо лучше отдохну с милордом.

— Как вам угодно, — улыбнулся доктор Йоа. — Но не дольше десяти минут. Потом в палату!

Джим сидел на коленях у лорда Дитмара и нежно гладил и ворошил ему волосы, а тот с улыбкой целовал его пальцы.

— Как там наши сокровища? — спросил Джим. — Я ужасно по ним скучаю, мне не терпится их увидеть и взять на руки!

— Они прекрасно себя чувствуют, и аппетит у них отменный, — сказал лорд Дитмар.

— А Илидор? Плачет?

— Поначалу плакал… Сейчас уже нет. Они с Фалдором очень сдружились.

Это имя отозвалось в сердце Джима странным гулким эхом другого имени. Он нахмурился. Лорд Дитмар ласково провёл пальцами по его щеке.

— Это твой помощник, дорогой мой, — сказал он. — Специалист по уходу за детьми из мантубианского центра.

— Мне почему-то помнится, что я опять видел Фалкона, — тихо сказал Джим. — Как будто он и есть этот помощник.

Лорд Дитмар помолчал, глядя в пол, посерьёзнел, сжал руку Джима.

— Милый, так получилось, что этот клон с Мантубы — копия Фалкона, — проговорил он. — Тебе это не померещилось, ты действительно его видел. Вероятно, Фалкон был в числе доноров мантубианского центра. — Ласково сжимая задрожавшие пальцы Джима, лорд Дитмар продолжал: — Мой дорогой, я думаю, это будет для тебя тяжело. Ты должен понимать, что это не Фалкон, настоящий Фалкон умер, а это лишь его физическая оболочка. Он не знает тебя и не испытывает к тебе тех чувств, что испытывал Фалкон. Ты это понимаешь?

Губы Джима дрожали, на ресницах повисли слезинки. Он опустил глаза и кивнул, потом заслонил глаза ладонью и уткнулся в плечо лорда Дитмара. Тот поглаживал его по спине.

— Ну, ну… Может быть, если для тебя это слишком тяжело, его стоит уволить и взять на его место другого?

Джим поднял лицо.

— Нет, — сказал он быстро, вытирая щёки. — Нет, милорд… Я должен через это пройти. Это то, о чём говорил Фалкон… Это оно, испытание прошлым. Я думал, что прошёл его, когда перед нашей свадьбой рассказал вам о том, что со мной было на Флокаре, но теперь я понимаю, что это было не оно, не испытание, а настоящее испытание — сейчас. Поймите правильно, милорд… Мне будет стыдно перед Фалконом, то есть, перед его памятью, если я струшу. Это было мне предначертано, и я через это пройду. Я знаю, я должен жить настоящим и смотреть в будущее.

Лорд Дитмар вздохнул и с сомнением покачал головой.

— Дружок, это может оказаться для тебя непосильным испытанием. Я боюсь, как бы это не причинило тебе новых душевных страданий, моя радость.

— Испытание — это всегда непросто, — сказал Джим. — Но я должен хотя бы попытаться. Не выгоняйте его, милорд. Я хочу увидеть его. Не волнуйтесь! — Джим поцеловал лорда Дитмара в седой висок. — Я уже ваш навсегда, вам не нужно ревновать и беспокоиться… Верность вам я сохраню, чего бы мне это ни стоило.

— В твоей верности я не сомневаюсь, мой милый, — сказал лорд Дитмар с грустной улыбкой. — Я боюсь только за твоё сердечко — как бы старые раны не начали кровоточить.