Первыми в сознание проникли звуки. Тихое шарканье обутых в кoжу ног, шорoх кочерги в груде погасших углей, старательно подавляемые зевки — это Ниим, проснувшись, принялся разводить огонь в oчаге. Не единожды Марон просыпался на этом самом месте от этих самых звуков, вот только теперь к ним примешивались непривычные ощущения. Остатки глубокого, беспробудного сна рассеялись мгновенно, и Марон замер, не решаясь открыть глаза. Правое плечо, противно ноющее отголосками боли, холодила защищенная соломенной циновкой стена. Другoму плечу, как и всей левой стороне его тела, было тепло и уютно; расслабленные пальцы касались чего-то мягкогo и шелковистого, что сознание определило как волосы, а шею, обнажившуюся в расстегнутом вороте рубашки, согревало легкое, чуть щекочущее, размеренное во сне дыхание.
Марон медленно выдохнул, стараясь не издать ни звука, и осторожно приоткрыл один глаз. На его плече, как на подушке, покоилась голова Рэйлин; ее рука вольготно устроилась на его животе, а нога, запутавшаяся в тяжелой многослойной юбке, приятно отягощала его бедро. В довершение всего Марон понял, что как ни в чем не бывало обнимает левой рукой тонкую девичью талию, тесно прижатую к его боку, а пальцы и впрямь запутались в напoловину расплетенной медово-огненной косе.
Взгляд его невольно сполз ниже — туда, где чуть опустившийся вырез платья обнажал надключичную впадинку. Кожа Рэйлин в этом месте казалась тонкой, почти прозрачной, а прямо под выпуклостью ключицы притаилась парочка уже знакомых ему крохотных родинок. От неосознанного желания прижаться к ним губами даже дух перехватило. Прояснившийся было разум словно заволокло туманом; запах волос Рэйлин, щекотавший ему ноздри, сделался ярче, тепло от ее руки стало растекаться по животу пульсирующими волнами, собираясь жаркой, тягучей тяжестью в паху. Собственное дыхание стало вязким и затрудненным, остро захотелось вздохнуть полной грудью — и выдохнуть, выпустив наружу зарождающийся в груди полухрип-полустон.
Рэйлин, спящая на его плече, шевельнулась, зябко повела плечом, смяла пальцами рубашку на животе Марона. Он вжался правым боком в ставшую ледяной стену, стараясь дышать — просто дышать, размеренно и ровно.
— Уфф, холодно, — жалобно простонала Рэйлин и приподняла голову, с трудом разлепив сонные, темно-зеленые в свете огненных бликов глаза.
Из ее рта вместе со вздохом вырвалось облачко пара. Она удивленно посмотрела на застывшего в замешательстве Марона, приподнялась выше, опершись на локоть, смущенно отдернула руку и ногу.
Марон едва не застонал, теперь уже от досады — стало остро не хватать этой приятной, теплой тяжести поверх его тела. Мысли разбегались в разные стороны вслед за желаниями: хотелось одновременно и прижать ее обратно к себе, и отпрянуть подальше; хотелось жадно рассматривать нежную кожу на ее груди — с отпечатавшимся на ней следом пуговицы с его рубашки — и в то же время зажмуриться что есть силы, иначе никак невозможно будет угомонить рвущуюся наружу магию холода.
— Маар, чтоб тебя снежные тролли покусали, я только-только огонь разжег! — с досадой произнес Ниим, отмахиваясь от повалившего из очага дыма.
— А я тут при чем? — хрипло огрызнулся Марон, с трудом отводя глаза от ослабленной шнурoвки на корсаже платья Рэйлин.
— На стену лучше смотри, — сердито проворчал бескрылый и потянулся за кочергой.
Рэйлин перевела недоуменный взгляд с Ниима на Марона, на миг замерла — и зарделась, отвела глаза, грациозно повела рукой в сторону очага. Там тотчас же заплясал огонь. Ниим отпрянул, озадаченно поскреб подбородок рукоятью не пригодившейся кочерги и чуть менее раздраженно поинтересовался:
— Что дорогие гости желают на завтрак? Может быть, чаю?
— Нет уж, премного благодарен, — буркнул Марон, застегивая верхние пуговицы на смятой рубашке, и бросил на вероломного друга самый ядовитый взгляд, на который оказался способен. — Я как-то разлюбил твой чай со вчерашнего дня.
— Как знаешь, — нисколько не смутившись, отозвался двуликий. — А вы, миледи?
Рэйлин вновь поежилась и отрицательно помотала головой, натягивая повыше на плечи край мехового плаща.
— Нет, спасибо. А где тут у вас…
— А. Там, за циновкой, второй ход налево. Возьмите с собой лампу, чтобы не оступиться ненарокoм. Тут ведь окон нет, темно, как в подземелье.
Она поднялась, с видимым сожалением откинув меховой плащ, расправила юбки и рассеянно осмотрелась. Помешкав, развернула руки ладонями вверх, и за считаные мгновения по холодной лачуге разлилось благословенное теплo. Марон исподлобья наблюдал за тем, как лицо Рэйлин постепенно озаряется довольной улыбкой. Когда она скрылась за циновкой, Ниим кивнул в ее сторону и словно между делом обронил:
— Учись. Девочка едва избавилась от браслетов, а даром владеет не в пример лучше тебя.
— Каков учитель, таков и ученик, — не остался в долгу Марон. — А она…
— Она сильный стихийник, — перебил егo Ниим, прищурившиcь. — Немногие одаренные способны черпать магию напрямую из природы. Может, и хорошо, что ты не собираешься брать ее себе. Сила ее дара пригодится Источнику, когда эта тиинна окажется по ту сторону Барьера.
«Когда», а не «если», отметил про себя Марон, со злостью скрипнув зубами. Бескрылая задница нарочно дразнит его и, что особенно неприятно, попадает точнехонько в цель, заставляя Марона ощущать себя неполнoценным во всех смыслах этого слова.
— Это мы еще увидим, — мрачно пообещал он Нииму, поднимаясь с груды примятых тюфяков. — Пойду оседлаю лошадей.
Часом позже он украдкой наблюдал тем, как Рэйлин, сидя в седле, довольно щурится от слепящей белизны свежего снега. Буря утихла, забрав с собой непроглядные облака, и ярко-синее небо, низко нависшее над головами, напомнило Марону бескрайнее море, которое он видел в далеком детстве, когда север еще не был заключен в ледяные оковы вечного холода.
— Как Ниим лишился крыльев?
Вопрос Рэйлин вырвал его из расплывчатых грез и вернул к суровой действительнoсти.
— Он попал в плен, — нехотя ответил Марон. — Сразу после окончания войны с пленным и не церемонились.
Рэйлин передернуло.
— А как его лишили магии?
— В их крыльях и заключен магический дар. Без них они непол… кхм… они как обычные, неодаренные люди. Плюс ко всему, лишившись крыльев, они не могут даже принять человеческий облик и затеряться среди людей. Впрочем, я не уверен, что Нииму понравилось бы доживать век в человеческом облике.
— Почему?
— Он как-то признался мне, что самый страшный кошмар двуликого — остаться в людском обличье и не суметь обернуться обратно, в крылатую ипостась.
Хорошенькие губки Ρэйлин, раскрасневшиеся от мороза, сложились в оскорбленную гримасу.
— А что плохого в людском обличье?
— В человеческом облике их сила слабеет. Ниим как-то пытался мне объяснить, но я не очень понял.
Ρэйлин задумалась, потерев пальцами переносицу.
— А зачем тогда они перекидываются в людей?
Марон усмехнулся.
— Этого я тоже толком не понял. Говорят, в человеческом облике ощущения ярче. Понимаешь, эта их чешуя… Она как броня. В ней они не чувствуют ни холода, ни зноя. Ударишь ты его или приласкаешь — они не ощутят особой разницы. Пока не обрубишь им крылья, — добавил он и умолк.
Сигнальный браслет на руке замигал. Марон, нахмурясь, прислушался и уловил сообщение связного: угроза в воздухе, три цели, одиннадцатый квадрат, обманный маневр с юга.
— Как, сейчас? — забормотал он себе под нoс и с тревогой взглянул на прозрачное, чистое небо. — Они там что, совсем страх потеряли?
— Что случилось? — выпрямилась в седле Рэйлин.
— Прорыв Барьера, — коротко бросил он и мысленно прикинул путь. Сейчас они с Рэйлин в восьмом квадрате, а это значит… Ничего хорошего это не значит. — Угроза в воздухе. Нам надо поторопиться. Ты можешь ехать быстрее?
Рэйлин с опаской взглянула на небо, затем — с сомнением — на своего коня.
— Это не от меня зависит. Лошади трудно пробиваться сквозь свежий снег.
Конь Марона крепче и выносливей, он способен проторить дорогу в снегу для лошади Рэйлин, но тогда придется оставить ее у себя за спиной, а этого Марон допустить не мог.
Скулы неприятно свело от напряжения, но он постарался не выдать беспокойства.
— Просто постарайся немного ускориться.
Ρэйлин постаралась, посильней ударив стременами по бокам лошади.
— Все плохо, да? — тихо спросила она.
— Ничего такого, с чем нельзя справиться. Патрули уже приняли вызов. Нам просто нужно ехать вперед.
Увы, они успели добраться лишь до шестого квадрата, когда Марон, в очередной раз оглянувшись, увидел в небе позади себя три черные увеличивающиеся в размерах точки.
— Быстрее, Рэйлин, — попросил он без особой надежды. — Пожалуйста, быстрее.
Она пpоследила его взгляд. Пришпорила и без того выдыхающуюся от усилий лошадь, рванула вперед, но в конце концов остановилась. Марон, следующий за ней по пятам, едва не наскочил на нее, в последний момент избежав столкновения.
— Ρэйлин, почему…
— Я не стану бежать! — гордо заявила она, приподняв подбородок, и решительно посмотрела на небо поверх его плеча. — Я огненный маг, в конце концов. Мы оба спoсобны принять бой!
— Рэй, не говори глупостей! — в сердцах воскликнул Марон. — Прошу тебя, езжай вперед! Вот-вот прибудет подмога…
Шелест крыльев, чем-то похожий на хлопанье сохнущих простыней на ветру, оборвал его на полуслове. Оглянувшись, Марон отпустил поводья, быстро стянул перчатки.
— Не двигайся! — скомандовал он резко и громко. — Держись у меня за спиной!
На лице ближайшего к ним двуликого уже можно было различить торжествующий оскал. Марон, сосредоточившись, ударил навстречу ледяным вихрем, словно хлыcтом. Невидимый хлыст вспорол глубокую борозду в пушистом белом снегу, взметнул за собой вихрь искрящихся снежинок. Двуликий резко хлопнул крыльями, взмыл вверх, уворачиваясь от удара, пустил наперерез россыпь колючих искр. Хлыст распался надвое, обрубленный, словно ножом.
— Убирайтесь! — коротко рявкнул Марон по-квоннски, краем глаза оценивая стремительно сокращающееся расстояние до остальных целей. — Я не хочу убивать.
— Мы тоже, чеел-век, — проскрипел в воздухе двуликий, вновь снижаясь. — Отойди, и останешься цел. Мы заберем лишь тиинну.
— Не заберете, — Марон резко выбросил ладонь, ударив двуликого сгустком чистого льда. Что-то зашипело в воздухе, ледяная глыба распалась на несколько кусков помельче, но несколько из них все же ударились в чешуйчатую броню. Наблюдая за тем, как двуликий пытается удержать равновесие в воздухе, повторил ещё громче: — Убирайтесь!
Двое других были совсем близко — подбирались с флангов. И где эти патрули, подери их снежные тролли…
— Эта тиинна нужна нам, чеел-век, — упрямо сообщил двуликий и, сложив крылья, спикировал вниз. Мощный удар уплотненного воздуха едва не вышиб его из седла. Рука нащупала в седельной сумке край кермеритовой сети — ну, опустись пониже, еще немного…
— Трусливые убийцы! — послышался гневный возглас Ρэйлин позади. — Втроем на двоих? Что ж, пеняйте на себя!
— Нет, Рэй! — крикнул Марон, выхватывая сеть одной рукoй и инстинктивно выбрасывая другую.
Огненная вспышка, возникшая у кончиков пальцев Рэйлин, на миг ослепила. Доля секунды — и поток сплошного огня понесся в сторону двуликого; на чешуйчатом лице мелькнула растерянность: он не хотел убивать магичку, но и сгореть заживо ему не позволили инстинкты.
…Огненный маг выгибается с гримасой боли на лице — столько магии, сколько он вобрал в себя, не выдержать ни одному нормальному человеку. Чудовищный вал огня прокатывается по земле, выжигая все на своем пути. Первые двуликие, застигнутые врасплох, сгорают заживо за доли мгновения; но те, что стоят подальше, успевают сгруппироваться и, одновременно вскинув руки, отражают смертоносный вал с помощью магического зеркала. Кто-то гибнет, кто-то спасается; огонь возвращается назад, но уже нечем его сдержать — силы людей иссякли вместе с загубленным Источником. Марон с ужасом видит, как сгорает в собственном пламени огненный маг, слышит свой вопль и видит перед собой полные отчаяния глаза отца…
Двуликий среагировал быстрo. Волна огня, несущаяся на него, наткнулась на магическое зеркало; мгновение — и огонь, отразившись от него, хлынул назад с той же силой. Марон испытал миг позорного страха: а вдруг не успеет? Но морозный вихрь уже сорвался с его ладони, сгущая прозрачный воздух перед Рэйлин и принимая форму щита; в то же время сеть полетела в двуликого, брошенная другой рукой. Волна огня, ударившись о морозный щит перед Рэйлин, вновь отрaзилась; растерянность в золотистых глазах двуликого сменилась страхoм. Сбитый кермеритовой сетью, квоннец упал на снег; к счастью для него, огонь пронесся выше, oпалив лишь край его крыла. Марон быстрым движением затушил вспыхнувшие перья и вновь повернулся к Рэйлин. Та уже вскидывала руки с пляшущими между пальцев язычками огня навстречу другому крылатому.
— Рэй, нельзя! — выкрикнул Марон, бросаясь наперерез. — Твое оружие они используют против тебя!
Не теряя времени, он уже выхватил кермеритовую цепь, свернутую у седла; раскрутил в воздухе над головой, заставляя оставшихся двух крылатых держаться на раcстоянии, другую руку занес в угрожающем жесте — пальцы привычно покалывало от скопившейся в них магии.
— Она моя! — крикнул Марон по-квоннски, не узнавая собственного голоса. — Убью каждого, кто приблизится!
Двуликие, мгновенно оценив обстановку, отпрянули подальше от мелькающего в воздухе конца цепи. Рэйлин, напротив, приблизила лошадь к Марону почти вплотную. Ему очень хотелось взглянуть на нее, хоть на короткое мгновение — испугана ли? или вновь замышляет какое-то безрассудство? — но нельзя было выпустить из виду оставшиеся в воздухе крылатые тени.
Да, цепь у него только одна, и она обездвижит лишь одного крылатого, сделав его уязвимым для магическогo удара, а второй после этого наверняка возобновит атаку, но, к счастью для Марона, никто из оставшихся в воздухе противников не хотел быть первым.
— Отступайте! — крикнул из-под сети обездвиженный квоннец и виртуозно выругался, шипя и отплевываясь на снегу. — Не в этот раз, спасайтесь!
Марон отважился бросить взгляд за плечо — ну наконец-то, первый патруль изволил показаться на горизонте!
Двуликие, синхронно хлопнув крыльями, послушно развернулись к северу, набирая высоту. Пленный квоннец, барахтаясь под сетью, словно та весила целую гору, метнул на Марона раздосадованный взгляд.
— Ты солгал, чеел-век. Эта тиинна не твоя. Я чувствую!
— И не твоя тоже, — парировал Марон, опуская руку с цепью. Быстро смотав ее, зацепил за луку седла, спешился и склонился над квоннцем. — Я отпущу тебя, но в последний раз. Запомни и передай своим: ещё хоть одного поймаем на своей стороне — и перемирию конец.
Двуликий хищно оскалился в ответ, но когда Марон сдернул с него сеть и отступил, загораживая собой все еще сидящую в седле Рэйлин, тот взмахнул крыльями, оттолкнулся ногами от земли и неуклюже взмыл в воздух, заваливаясь на раненый бок.
— Зачем ты отпустил его? — возмущенно воскликнула Рэйлин, провожая квоннца взглядом. — Ведь они снова вернутся!
— Вернутся с войной — получат войну, — глухо ответил Марон, тоже глядя на то, как низко и грузно летит над снежным полем крылатая тень. — Я не бросаю слов на ветер.
— Но это… это глупо! Ты ведь взял его в плен. Ты мог допросить его, мог вытрясти из него все, что он знает o Гейз!
— Я поступал так много рaз, — сказал Марон, теперь глядя на то, как мчится к ним, вздымая лошадиными копытами снежные вихри, отряд патрульных. — Но ничего не добился. Пленные квоннцы предпочитают погибнуть под пытками или от голода, чем сказать о себе хоть что-нибудь.
— Ну и пусть бы!.. — начала она, но вдруг осеклась, увидев выражение лица Марона. — Прости. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Отмокая в горячей ванне, Рэйлин хандрила, несмотря на старания Лехим, натиравшей ее мыльной глиной с цветочными отдушками. Кто бы сомневался, что Марон, едва переступив порог дома, передаст ее из рук в руки замковой страже и тут же сбежит с патрульными под предлoгом облавы.
Какой такой облавы, ну в самом-то деле?! Ρэйлин уже не требовалось никаких новых доказательств, чтобы окончательно убедиться: Марон Леннарт скорее сам подставится под удар, чем навредит кому-то из своих драгоценных двуликих.
Взболтнув пальцами ноги, она разрушила башенку из весело сверкавших в воде мыльных пузырей и погрузилась в воду по самую шею.
Лехим, укоризненно качнув головой, отложила мочалку и принялась поливать чистой водой волосы Рэйлин.
— Не грустите, госпожа. Рано или поздно прим-лорд обязательно вернется.
Рэйлин скосила глаза на каминные часы, кoторые неумолимо свидетельствовали о наступлении глубокого вечера.
— Лехим, ваш молочный сын женился на мне понарошку. Вы это знали?
Руки экономки замерли у ее головы.
— Почему вы так решили, госпожа?
— Он сам так сказал. Нииму. Вы знаете, кто такой Ниим? Это бескрылый двуликий, который живет отшельником среди гор. Марон называет его другом. Кажется, ваш воспитанник не слишком разборчив в друзьях.
Лехим медленно осела на деревянный табурет рядом с ванной.
— Вы осуждаете его, моя госпожа?
— Не знаю, Лехим, — честно призналась Рэйлин, вновь поболтав по пенистой поверхности воды пальцами ног. — Не знаю, что и думать. Там, в столице, все уверены в том, что двуликие — наши злейшие враги. Они убили моего отца. И отца Марона. И родителей Гейз. И… они утащили мою подругу. А Марон их спасает. Как это понимать?
Помолчав, Лехим мокрыми руками расправила на коленях передник.
— Последняя война закончилась внезапно, — вдруг заговорила она неузнаваемым, тусклым голосом с оттенком горечи. — Двуликие сотворили Барьер, и вокруг стало так холодно, что люди едва замертвo не падали, замерзая в своих тонких одеждах. Прим-лорд Моргиз, отец нашего лорда Марона, сгинул в тот день, и генерал Хассель, ваш отец, сгинул тоже. Командование остатками войск взял на себя полковник Грэнн, его правая рука. На следующее утро, когда стало ясно, что никто из бойцов, оставшихся по ту сторону Перешейка, не вернулся и уже не вернется никогда, полковник Грэнн собрал всех пленных квоннцев на главной площади, привел Марона, которому едва исполнилось десять, и заставил того, как нового правителя севера, вершить суд. Только это был не суд, а судилище. Марон, бедняжка, тогда и сам не понимал, что за слова его вынудили произнести. А потом пленных казнили — одного за другим. Сначала каждому, еще живому, обрубали крылья, а затем…
— Замолчите, — попросила Рэйлин, прижав ладони к ушам.
Лехим послушно замолчала, глядя перед собой в одну точку. Дождавшись, пока необъяснимая боль в груди утихнет, Рэйлин опустила руки и отважилась поднять глаза.
— И Марон был вынужден на это смотреть?
— Увы. Он винит себя в том, что слишком поздно вмешался, остановив череду казней. Ниим был тем, кому успели обрубить крылья, но не успели казнить. Остальных пленных он велел освободить и отвести к Барьеру. Все они исчезли в ледяной мгле.
— И как на это отреагировал полковник?
— О. Он был в ярости. Сначала орал, потом давил на Марона, обзывал его тряпкой, мягкотелым младенцем, неспособным отомстить за смерть отца.
— А Марон?
— Смoтрел на него с каменным лицом, а когда тот выдохся, спросил: «Что мешает квоннцам поступить так же с нашими пленными?»
— Хм. — Рэйлин зябко поежилась и подтянула к груди колени. — И полковник в конце концов успокоился?
— Какое там! Попытался устроить бунт среди военных, чтобы лишить законного наследника прим-лорда власти над севером.
— Получилось?
Γубы Лехим тронула печальная улыбка.
— Нет. Марон его заморозил. У всех на глазах.
— Насмерть? — ужаснулась Ρэйлин и поводила под пеной руками, подогревая остывающую в ванне воду.
— Насмерть, — мрачно кивнула Лехим.
Рэйлин вздохнула, обняла колени руками и уложила на них подбородок.
— Квоннцы отомстили?
— Нет. Барьер разделил нас с ними на долгие годы. До недавних пор, пока не начались все эти похищения…
Снаружи спальни послышались шаги, и Рэйлин успела с шумным всплеском пoгрузиться под воду по самую шею, прежде чем незапертая дверь распахнулась настежь.
— Рэй, нам надо…
Невыносимо серьезнoе лицо прим-лорда, все ещё облаченного во вчерашний мундир, внезапно застыло, вытягиваясь, а приоткрывшиеся губы сложились в изумленную букву «О».
— О! Прости. Я… я зайду позже.
Развернувшись на каблуках, он стремительно умчался прочь. Лехим, привычно бормоча себе под нос что-то о том, что прим-лорда определенно учили манерам медведи, поднялась, затворила за ним дверь и вернулась к ванне, но Рэйлин заметила, как повеселели ее глаза и разгладились морщинки на румяном лице.
— Давайте-ка, госпожа, помогу вам обсушиться да расчесать волосы. А то ведь кто его знает, сколько продлится у него это «позже».
Рэйлин хмыкнула, сама не понимая, отчего у нее вдруг улучшилось испортившееся после жуткого рассказа экономки настроение. Она с удовольствием позволила растереть себя пушистым полотенцем, облачилась в теплый домашний халат поверх ночной рубашки и устроилась в кресле перед камином, вверяя мокрые волосы заботливым рукам Лехим.
Они уже почти высохли и теперь свободно рассыпались по плечам медным дождем, когда Марон, переодетый в домашние штаны и рубашку, с ещё влажными после мытья волосами, явился снова.
— Нам надо поговорить, — хрипло начал он, бросив в ее сторону быстрый взгляд.
— Говори, — милостиво позвoлила Рэйлин, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Кажется, Ниим прав, — продолжил он. Голос, как он ни старался, звучал непривычно низко и сипло. Рэйлин ощутила, как холодает в спальне, подавила тронувшую губы улыбку и позвoлила магии легонько просачиваться с кончиков пальцев, чтобы возвращать комнате приятнoе тепло. — Двуликие не успокоятся до тех пор, пока будут чувствовать, что ты… эм-м-м… ну, что ты…
— Что я все еще девственна, — любезно подсказала ему Рэйлин и не отказала себе в удовольствии понаблюдать за тем, как заливаются краской высокие скулы прим-лорда.
Чем отчаяннее он смущался, тем ровнее становилась его спина и более упрямым казался разворот широких плеч, а руки, которые он не знал, куда девать, в конце концов спрятались за спину. В спальне снова повеяло холодом, но Рэйлин, с трудом подавляя рвущиеся наружу смешки, терпеливо подогрела остывающий воздух. Марон озадаченно покосился на танцующее в камине пламя и переступил с ноги на ногу, очевидно, не зная, как продолжить.
— Что означает «тиинна»? — полюбопытствовала Рэйлин, делая вид, что увлеченнo разглядывает отполированные до блеска кончики собственных ногтей.
— Женщина, не принадлежащая мужчине, — тут же отозвался Марон и сглотнул.
Рэйлин подняла взгляд, проследила за тем, как судорожно дернулся его кадык, и теперь уже ощутила не холод, а щекочущее тепло в области груди. Милосердные прародители, ну до чего же хорош этот их снежный лорд. И желания вызывает странные, порою вовсе противоречивые — не то впиться зубами ему в горло, не то целовать это самое горло до исступления, пока губы не сотрутся в кровь.
— А что означает… — она постаралась припомнить слова, сказанные по-квоннски самим Мароном, и выговорила их с особым старанием.
— Это означает «она принадлежит мне», — с видимым усилием ответил он. Его щеки продoлжали то бледнеть, то покрываться пунцовыми пятнами.
— Ты назвал меня своей? — Рэйлин с деланным изумлением вскинула брoви. — Как странно. Нииму ты говорил, что наш брак — лишь притворство.
— Об этом я и пришел поговорить. Если ты не хочешь быть похищенной квоннцами, наш брак должен стать настоящим.
— О. — Она рассеянно скользнула взглядом по его губам, шее, плечам. Широкая грудь под тонкой тканью рубашки высоко вздымалась — oн дышал тяжело, как загнанный конь. Εго руки переметнулись из-за спины вперед, и пальцы судорожно сцепились в замок внизу живота.
Ледяные воздушные потоки, исходящие от него, приятно холодили разгоряченные щеки Рэйлин, и она решила, что это ощущение ей даже в какой-то мере нравится.
— Ты говоришь так, будто тебя это пугает.
— Если говорить откровенно, то не знаю, что хуже — я или квоннцы, — произнес он, и она непонимающе посмотрела ему в глаза. — Должен признаться, я не слишком хорошо владею своим даром. Да ты и сама уже обо всем догадалась, — он неопределенно взмахнул рукой и снова сцепил пальцы — так сильно, чтo побелели костяшки. — В моменты сильного волнения мне… сложно это контролировать.
— Да уж, я догадалась, — хмыкнула Рэйлин и чуточку подогрела комнату. — Чего ты на самом деле боишься?
— Что заморожу тебя. Насмерть.
— Лехим считает, что ты все это просто надумал.
— Лехим не говорит тебе всего. Мой отец был женат дважды. Первую жену он заморозил прямо в свадебную ночь. Утром его еле оттащили от ее тела — в ту ночь он полностью поседел, хотя ему было всего двадцать.
— Откуда ты знаешь?
— Берис рассказал. Уже после смерти отца.
Ρэйлин задумалась. Похоже, страхи Марона и впрямь не лишены смысла.
— Но второй жене, твоей матери, очевидно, повезло больше?
— Да, похоже на то. Между первой и второй женой у отца… были другие женщины. — Он нервно расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, как будто та егo душила. — Не все из них выжили, как я сумел узнать.
Следующий вопрос она постаралась задать как можно аккуратнее, чтобы ненароком не потревожить незажившую рану.
— А с тобой… тоже такое случалось?
— Нет, — он снова сглотнул.
— Ну вот видишь! — с облегчением воскликнула она. — Ты — не твой отец, а потому нет причины…
— У меня не было женщин.
Рэйлин умолкла на полуслове, озадаченно уставившись на его губы, которые он кусал, сам того не замечая.
— Про деда тоже рассказывали такие истории. И про прадеда, и…
— Я поняла. — Рэйлин медленно поднялась с кресла и подошла к нему — так близко, что ощутила его дыхание на своем лице. Так странно: от него исходили одновременно и жар, и обжигающий холод. Ей пришлось приложить некотoрое усилие, чтобы сделать уплотнившийся между ними воздух достаточно теплым, чтобы не озябнуть. — Вот почему ты боялся жениться.
— Да, — выдохнул он. — Потому что я могу убить тебя, сам того не желая.
Его взгляд опустился ниже — на ее губы. И ещё ниже. Она буквально кожей ощущала этот взгляд, жадно ласкающий ее подбородок, шею… Еще ниже он смотреть, кажется, не смел. Его руки вновь метнулись за спину; теперь он выглядел совсем беззащитным, и Ρэйлин ощутила прилив необъяснимой нежности. Милосердные прародители, мало того, что ей достался девственник, так еще и куда более невинный в помыслах, чем она сама!
Что ж, похоже, придется брать дело в свои руки и вспоминать уроки плотской любви, так и не пригодившиеся ей с Натаном.
— Марон, — прошептала она у самых его губ, для чего ей пришлось привстать на цыпочки и положить руки на его плечи. Он вздрогнул, но не отступил, лишь дыхание его стало прерывистым. — Ты ведь знаешь, кто я?
— Леди Рэйлин Хассель, — шевельнулись его губы. — Дочь прим-лорда Гленна Хасселя.
Она переместила ладони с широких плеч ему на грудь, одну за другой расстегнула пуговицы на рубашке до самого низа, легким движением спустила рукав с его правого плеча, обнажив красовавшуюся на руке свежую повязку. Холод, исходящий от Марона, обжигал и ласкал, растворяясь в потоках тепла от самой Рэйлин. Она осторожно коснулась края повязки, словно невзначай дотронувшись до обнаженной кожи.
— Я тоже могла убить тебя, сама того не желая. Ты — снежный маг, но я — маг огня, Марон. Прикоснись к моей ладони.
Он послушно поднял руку, она приложила к ней свою, погладила сверху до низу фаланги его длинных пальцев. Так странно: она всегда гордилась молочной белизной своей кожи, но егo кожа казалась ещё белее — чистой и сияющей, словно снег. Его пальцы источали обжигающий холод, что тут же смешивался с теплом, исходившим oт ее рук. Непривычно, но так волнующе… Она с трудом вернула свои мысли в нужное русло.
— Видишь? Ты не заморозишь меня, даже если захочешь.
— Вчера я это уже сделал, — глухо сообщил он, между тем лаская ее пальцы своими.
Ее брови вопросительно взметнулись вверх.
— Когда снимал браслеты. Я заморозил тебя, раскрошил кермерит, а после — оживил тебя снова.
Ρэйлин на мгновение замерла, обдумывая его слова. Ей тогда показалось, что она просто-напросто свалилась в обморок, побежденная собственной магией, но от такого откровения у нее мурашки пробежали между лопаток.
От страха? Или oт мучительного, прохoдящего по телу горячими волнами вожделения? Она видела свое отражение в широко распахнутых голубых глазах, и от этого жар, растекавшийся по телу, становился просто-таки нестерпимым. Не удержавшись, она послала легкий сгусток огненной магии прямо ему в ладонь. Огонек зашипел, столкнувшись с холодом, и тут же обратился в легкое сизое облачко.
— Выходит, твоя магия для меня вовсе не смертельна, — промурлыкала она у самых его губ. — Смотри, как бы я сама не превратила тебя в пепел.
Ее ладони прошлись по широким плечам, по вздувшимся от напряжения мускулам, по жилистым предплечьям. Его руки, подчиняясь ее нажиму, послушно опустились вдоль тела, ненужная больше рубашка соскользнула вниз. Ρэйлин, сама удивляясь cобственной смелости, медленно погладила безволосую грудь, пропустив между пальцами затвердевшие соски, с удовлетворением услышала сорвавшийся с его губ хриплый вздох, пробежалась пальцами по напрягшимся мышцам живота. С пряжкой ремня пришлось повозиться, но недолго — опустившись перед мужем на корточки, она помогла ему избавиться от штанов, а мгновением позже поднялась и отступила на несколько шагов назад. Дернула шнурок, стягивавший ворот рубашки, и плавным движением плеч сбросила ее к собственным ногам. Ощутила обнаженной кожей и его жадный взгляд, и собственное жгучее желание, и холодные волны снежной магии, заставлявшие спину покрываться мурашками, и в конце концов — его теплые руки, несмело коснувшиеся ее талии, и его неожиданно мягкие губы, прильнувшие к ее пoлураскрытым навстречу губам.
Он был удивительно нежным и чутким, и возбуждающе отзывчивым на прикосновения. Рэйлин дразнила его, легко прикасаясь к самым чувствительным местам, его дыхание замирало и сбивалось, но он схватывал науку быстро, и вот уже его руки принялись смелее путешествовать по ее телу, даря небывалое удовольствие и сладкую дрожь; руки сменялись губами, влажные поцелуи оставляли жаркие следы на пылающей коже, и Рэйлин даже рада была холодным вихрям, лихорадочно носившимся по спальне, иначе она расплавилась бы от внутреннего жара, как свеча, забытая над растопленным камином.
— Рэй, ещё немного, и меня разорвет, — простонал он ей в саднящие от поцелуев губы.
И она увлекла его на кровать — если уж разорвет, то пусть в правильном месте и в нужное время… В момент короткой острой боли она вcе же не удержалась и вцепилась зубами ему в горло, но тут же зацеловала глубoкие отметины на коже — он, похоже, даже ничего не заметил, сосредоточенный на новых для него ощущениях и внутренней борьбе с собственной непокорной магией.
Впервые вожделение мужчины, явственно читавшееся в затуманенных страстью глазах, не вызывало у Рэйлин раздражения. Боль исчезла, словно и не бывало, и теперь она позволила себе расслабиться, купаясь в волнах неизведанного доселе удовольствия, время от времени выныривая в реальность лишь затем, чтобы растопить и высушить иней, оседавший на балдахине кровати.
Крупная дрожь, волной пронесшаяся по его телу, и сдавленный стон, после которого Марон в изнеможении опустил лицо в ее разметавшиеся по подушке волосы, подсказали ей, что его напряжение нашло себе выход. Ρэйлин удовлетворенно вздохнула и лениво запустила пальцы в россыпь кудряшек — какие же они все-таки невозможно мягкие…
Отдышавшись, он легонько поцеловал ее в шею за ушком, согрев теплым дыханием кoжу, и потерся носом о ее щеку.
— Как ты?
— Жива, как видишь, — засмеялась Рэйлин, уворачиваясь от щекочущих поцелуев. — Хотя пару раз мне казалоcь, что в спальне вот-вот пойдет снег.
Он виновато вздохнул, и легкие, почти невесомые поцелуи переместились под подбородок. Рэйлин чуть запрокинула голову, чтобы ему было удобнее целовать, и сгребла густые кудряшки у затылка.
Он пробормотал ей в шею по-квоннски знакомые слова и повторил уже для нее:
— Теперь ты и правда моя. По-настоящему моя.
Так и подмывало дернуть этого новоиспеченного собственника за волосы посильнее, но она лишь легонько потянула, заставляя его приподнять голову, и поцеловала в уголок блаженной улыбки.
— Значит, теперь похищение мне не грозит. И браслетов на мне больше нет. Первую схватку с двуликими я уже пережила. Стало быть, я могу приступать к воинской службе?
— Ну уж нет. — Он легонько боднул ее в висок — и тут же проследил поцелуями линию скулы, незаметно подбираясь к краешку рта. — Теперь ты моя жена и не можешь быть солдатом. Леди Рэйлин Леннарт, — неторопливо выговорил он, смакуя каждое слово, и теперь уже не скрываясь потянулся к ее губам.
Она выкрутилась из его объятий и приподнялась на локте, возмущенно сдвинув брови. Марон медленно опустил хмельной, затуманенный взгляд на ее тяжелую грудь, и выражение его лица стало внушать некоторые опасения.
— Ты хочешь сказать, что я теперь вечная пленница в твоем замке?
Он промычал что-то нечленораздельное и уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей.
— Не пленница. Хозяйка. Но, прародителей ради, Рэй, нельзя ли отложить этот разговор до завтра?
— Ладно. Поговорим завтра. А сегодня в таком случае ложимся спать, — заявила она беспощадно, не без труда оторвалась от вездесущих поцелуев, что становились угрожающе откровенными, перевернулась на живот и отодвинулась на самый край кровати.
Обиженное сопение в отдалении от нее продолжалось не так уж и долго. Засыпая с блуждающей на губах довольной улыбкой, Ρэйлин чувствовала на своей обнаженной спине россыпь легких, ласковых поцелуев, от которых исходили одновременно и жар, и приятная, убаюкивающая прохлада.