Первый юбилей – неделю – он отпраздновал в трактире. Съел вкусно приготовленный кус свинины в полкило весом, чашку мелко порубленных овощей в ароматном соусе и пирожное с кремом – попросил взамен пирога с яблоками. Он уже знал, что еду может выбирать, лишь бы в определенную сумму уложиться. А маленькое пирожное было дороже большого пирога. А еще он взял стакан вина – первая трата в этом мире. Вино оказалось неплохое, но не изысканное, в банке такое любить было неприлично, поэтому Дан любил его тайно. С короны ему принесли сдачи – пригоршню монеток с трилистником (сотка – одна сотая короны) и с крестом (грошик – одна десятая сотки). Дан оставил пару грошиков «на чай» – и не ошибся, хозяин враз подобрел и даже посидел с Данном, похвалил («Славно держишься для пришельца, вот еще научиться чему – и совсем свой»).
Поучиться… В тридцать лет поучиться, конечно, можно. И научиться. Но руками Дан делать ничего не умел. Только драться. Идти в стражники не хотелось. В охранники к купцу – потерять пособие. А банковских работников тут и своих хватает, кого попало с улицы не возьмут.
Идти в ученики к гончару, ткачу или кузнецу – смешно. В ученики шли подростки. Лет в тринадцать. Дана бы безропотно взяли и старательно бы учили, да только без толку ведь. Быть вечным мальчиком на побегушках? До подмастерьев лет через десять дорасти? Или получать гарантированные короны и ничего не делать…
Пособие выплачивалось только безработным. Разовые халтуры не считались. Койкой и едой он мог пользоваться при любых обстоятельствах.
Траития была королевством. Империей огромных размеров – тут мнения расходились, но получалось поболе почившего в бозе Советского Союза. Император сидел в столице, на месте теоретически правили бал наместники, они же губернаторы, практически – Гильдия магов и магистрат, знать варилась в собственном соку за стеной внутреннего города. Были еще Гильдии ремесленников, крестьян, купцов и, конечно, Гильдия бойцов. По слухам, имелась и Гильдия воров. Ах да, куда же без шоу-бизнеса – Гильдия менестрелей. Чтоб попасть в любую, можно было всю жизнь угробить зазря.
По ночам снились мать, тетка, бабуля и Тяпа. И Дана. Но если Дану он видел через день, то остальных… остальных он, похоже, никогда больше не увидит, кроме как во сне.
Интересно, а что случается с магами в его мире? Призывно распахивается дверь шестой палаты? Деградация с бомжами и знакомство с ментовской дубинкой? Или полное процветание? Типа был средний маг в Траитии – стал Рома Абрамович в России. А чем не замечательная теория?
За эту неделю он не встретил ни одного товарища по несчастью, зато пришел к неприятному выводу: они тут настолько чужие, что никто о них и не помнит. Он интересовался в трактирах (а? чего? да ходют… не, редко… давно… аль недавно? нет, давно все-таки… тебе кисель или компот?).
Кисель или компот… Дан познакомился со стражниками – обитателями казарм. Ему легко позволили ходить с ними в баню, даже мыло давали, позволили пользоваться горячей водой в прачечной – тут солдаты обстирывали себя сами, точнее, занимались этим новобранцы. Дедовщина! Юнцы попытались было припахать и Дана, но отстали, потерпев сокрушительное поражение. Грубую силу тут уважали. Негрубую – тоже.
Не выходя из режима накопления информации, он начал и переработку. А еще на чисто эмоциональном уровне жалел свою загубленную жизнь. Потому что в этом мире для тридцатилетнего мужика, не умеющего ничего полезного, будущего не было. Либо нахлебник короны, либо мальчик на побегушках. Доход первого более чем вдвое выше, чем второго. А сельское хозяйство (тут у него были некоторые преференции – он имел право получить надел) он ненавидел больше, чем боссову жену, ненавидел с тех голодных времен, когда семья сажала картошку вместе с миллионами других россиян. Дан втыкал лопату в землю, ненавидя власть, смотрел, как материны коллеги-учительницы волоком таскают мешки, и ненавидел себя, потому что порой был единственным мужиком (лет с тринадцати) на поле и помочь всем физически не мог, и заработать своим пенсионеркам на кусок колбасы тоже не мог. И сейчас – они там останутся при своих грошовых пенсиях, и мать в свои шестьдесят вернется в школу, к тетрадкам и перелицованной юбке, а тетка Даша опять начнет стричь всех подряд за пятьдесят рублей, потому что ей стыдно брать больше, а участковый Сергеич будет грозиться налоговой инспекцией, вымогая бутылку водки раз в неделю, а бабка будет тихо плакать у окна, высматривая полуслепыми глазами, не идет ли любимый и единственный внучек Данилушка… А его заначку в сказочные по их понятиям деньги они ни за что не тронут. Это же Данилкины.
От этого хотелось не винца стакан, а штоф водки, да без пауз и без закуски, чтоб крышу начисто снесло… Но Дан знал, что пьяный он плохой. Сильно плохой, потому что Лазарь забирает контроль, а рефлексы от спиртного почему-то обостряются ровно в той степени, в какой отключаются мозги. Дан хранил на лице банковский вариант приветливости и выл в голос, но про себя. Соображал он, правда, не очень, потому умудрился наступить на хвост сторожевому дракону, мирно дремавшему у входа в трактир, и почему-то страшилищу эта непочтительность крайне не понравилась. Дракон свалил Дана на мостовую и завис сверху, омерзительно шипя и скаля всю сотню зубов. Дан инстинктивно ухватил его за горло и пнул в живот, дракон цапнул его когтями по ноге, и Дан взвыл уже не внутри, а снаружи. Лазарь обрадованно выпрыгнул из подсознания и занял его место.
Когда обедавшие стражники вывалили из трактира, то увидели замечательную картинку: дракон вертелся на месте, а верхом на нем сидел светловолосый пришелец, стискивая драконье горло и ловко уклоняясь от беспорядочных ударов хвоста… Стражники замерли в ряду других зевак, а дракон потоптался еще, но все-таки рухнул, причем на пузо, растопырив лапы. Вот тут Дан пришел в себя.
– Сторожевого дракона – голыми руками придушил! – восторженно сообщил солидный дядя в вышитом жилете. Богатенький дядя.
– Я его не придушил, – начал оправдываться Дан, – он дышит, слышите?
Дракон и правда сопел. Стражник наконец обрел дар речи, но из многочисленных «тудыть» и «твою» Дан ничего не понял, хотя о сути высказываний догадывался.
– Я случайно, – совсем уж жалко сказал он, – случайно на хвост наступил, а он мне ногу…
Дан опустил глаза, увидел обильно залитую кровью штанину с впечатляющей дырой и сел на мостовую рядом с драконом. Стражники подхватили его под белы рученьки и повлекли. Для начала, как оказалось, к лекарю, который долго истязал привыкшего к другой медицине Дана, и ведь даже без намека на анестезию. Дан изо всех сил старался не орать, и ему почти удалось.
За то время, что лекарь промывал, зашивал и бинтовал обширный разрез, кто-то застирал Дановы штаны, так что далее его влекли уже не окровавленного, но мокрого. Сколько, интересно, дают за попытку удушения сторожевого дракона?
Удивительно, но и стражники, и два свидетеля говорили чистую правду. Дан взял с них пример. Чувствовал он себя ужасно, и дело было не в ноге. Дан Лазарцев не срывался никогда, и если когда попадал в неприятности, то вполне сознательно или уж по воле обстоятельств. И стоял сейчас перед каким-то чином, ощущая себя бомжом перед участковым: помилуют? посадят? дубинкой по почкам пройдутся? И липкий страх, жалкий, мелкий, первобытный, поднимался откуда-то снизу, заставляя голос дрожать, а язык запинаться. Чин скучно слушал.
– Обедали? – уточнил он у стражников. – Что ели?
– Суп фасолевый и кашу с котлетой, – пряча глаза, отрапортовал стражник. А зачем глаза прятать, ежели чин на тебя и не смотрит? Он, чин, кольцо на пальце разглядывает да полирует.
– Суп на пиве был или в кашу вместо молока налили?
– Дык… по кружечке всего.
– И на дракона намордник не надели?
– Дык… смирный он. Обученный. Ни в жисть бы не укусил.
– И прямо у входа привязали… или даже не привязали?
– Дык обученный!
– А что там у нас в уставе караульной службы про драконов написано? И про пиво?
Стражники заметно погрустнели.
– Дракона – сдать. Сами – на общественные работы. Сроком… ну, скажем, две недели. Потом – разжалование в пешие алебардисты сроком… ну, скажем на полгода. Хорошо себя проявите, верну в драконьи патрули. Нет – значит нет. Пошли вон. Свидетелей благодарю. Свободны.
Комната опустела. Дан спрятал руки за спину, потому что они неприлично тряслись. Взгляд, переведенный с кольца на Дана, был черный. То есть совсем. У начальника не было не только зрачков, но и белков. Дан икнул.
– Сторожевика, значит, оседлал? Голыми руками придушил?
– Я с испугу, – промямлил Дан.
– С испугу? Хороший у тебя испуг. Перемещенный, я смотрю. Давно?
– Девять дней.
– Нога болит?
– Болит.
– Ну так сядь. Ничего, драконьи когти чистые, на них заразы не бывает. Заживет. Зовут как?
– Дан. Дан Лазарцев.
– А, приятель Муна. Слыхал о тебе. В Гильдии хвалили. Сказали, можешь и выжить. Наказания ждешь?
Дан кивнул и сглотнул. Получилось громко.
– Боишься?
– Боюсь.
– Драконов седлать он не боится, – сообщил в пространство «участковый», – а что десяток плетей дадут – боится.
Плетей Дан как раз не боялся. Плети – это не бывает. Это «Очерки бурсы» или горьковское «Детство». Впрочем, там были розги. Не могут же живого взрослого человека плетями бить. Боялся он неизвестности.
– Я здесь чужой, – сказал он севшим голосом, – и если бы не Мун и Дана, уже сгинул бы тут.
– Почему сгинул-то? – спросил начальник, доставая из стола штоф и два стаканчика. Как Витька Олигарх. Поначалу он так извлекал водку, потом переключился исключительно на виски, которое закусывал бородинским хлебом и малосольными огурчиками. – Водку пьешь?
– Редко, – машинально ответил Дан, следя за его руками, – чуть не спился по молодости.
– Остановился? Молодец. Но по соточке можно. Так почему сгинул бы?
– А кому я здесь нужен?
– А кому ты там нужен?
– Ну знаете, – обиделся Дан, – сюда, что, только никчемушники бесхозные попадают?
– В основном, – усмехнулся собеседник. – Эквивалентный обмен. Толковый маг не попрется в другой мир, где, может, и магия не действует. Вот и валят к нам самоуверенные пустышки. Кому ты там так уж остро необходим?
Соточка, эквивалентный обмен… Какие термины, однако.
– Ну, банк без меня не рухнет, – самокритично признал Дан, – хотя я и неплохой работник. Но у меня семья есть. – Он махнул предложенный стаканчик и сунул в рот огурчик. Малосольный. Водка была хороша. Смирноффу следует пойти и застрелиться.
– Семья? Нет у тебя семьи.
– Жены нет. Но есть мама, бабушка, тетка Даша. Они без меня…
– Ну чего замолчал? Понял, что не пропадут? Погорюют, поплачут – и жить станут.
– Там мой мир! – выпалил Дан. Над непроглядно-черным глазом поднялась черная же бровь.
– И ты всерьез считаешь, что мир заметил твое исчезновение? Еще будешь? Ну тогда огурцы ешь. Дочка солила. До весны такими остаются, представляешь?
Дан опустил руку с огурцом.
– Не заметит.
– Миру на нас вообще наплевать, – согласился черноглазый. Как зараженный инопланетной дрянью персонаж «Секретных материалов».
– Почему у вас глаза… такие?
– Глаза? А, это! – Он моргнул, и глаза стали обычными. Серо-селеными. – Это магия. Мне врать бесполезно – насквозь вижу.
– Вы маг?
– Не похож? Да, дружок, я маг. Занимаюсь всякими… странностями. Рот закрой. Предварительно огурец откуси. Что ж, думаешь, сторожевых драконов каждый день голыми руками душат?
– Я его…
– Знаю, что не задушил. Какого наказания ждешь?
– Не знаю, – произнес Дан упавшим голосом. – Я почти ничего не знаю о вашем мире. Понял только, что ни на что путное не гожусь.
– А тебе и не надо. Пособие платят щедрое, ты столько не заработаешь. Живи да радуйся.
– В тридцать лет? Веселая перспектива.
– Тогда бери пример с остальных – ходи по городу и ной, рассказывай про свою разбитую жизнь, проклинай магов.
Дан не ответил. Стало невыносимо тоскливо.
– Я никогда не вернусь домой?
– Никто не знает. Все может быть. Гут маг умелый вообще-то, может, вернется. Если захочет. Так что не стану тебя обнадеживать. И перестань бояться, наказывать тебя не за что. Не предусмотрено кары за оседлывание сторожевика. Водка понравилась?
– Водка отличная, – уныло кивнул Дан. – Даже нога меньше болеть стала.
– Знаешь гостиницу «Под луной»? Ну да найдешь. Позади нее такой красный дом стоит, вроде твоей казармы. Послезавтра загляни… когда ворота уже закроют. Третья дверь. Фин Глас. Это я. Может, поищем тебе дело. В худшем случае выпьем водки. И стражников не опасайся, мстить не будут. Я их наказал – мягче некуда. Иди, Дан Лазарцев, и не вешай нос.
Дан поднялся и, сильно припадая на внезапно потяжелевшую ногу, побрел к выходу.
– А откуда я понимаю ваш язык?
– Эквивалентный обмен, – повторил маг Фин Глас. – Ты получил то, без чего выжить трудно. Скажи вот, ты умел в своем мире справляться с драконами.
– У нас они не водятся, – буркнул Дан и аккуратно закрыл за собой дверь. И сынки у нас не водятся. Только мажоры. И вампиров нет. Отморозки вместо них.
Уже стемнело, а до казармы еще тащиться и тащиться…
Дан плелся по сумрачным улицам, жалея себя, как подросток, а не как взрослый человек, втайне от других играющий в боевики. Обидели несчастного, в фэнтези засунули, совершенно незнакомый жанр, что в нем делать, непонятно. А в боевике лучше было бы? Убивать – было бы лучше? Дан умел убивать – учили. Он знал с полсотни способов лишить человека жизни, даже и голыми руками, да что проку: убивал придуманный Лазарь, а Дана только учили. Его даже Чечня миновала. Он вовсе не был уверен, что убить по-настоящему, а не в придуманном мире, у него духа хватило бы. Скорей всего, не хватило. Так радовался бы, что в сказочку попал, где пособие платят, кормят задарма, да водкой угощают. С огурчиками. Малосольными. С хреном.
Он оглянулся. Сзади тенью скользила неизвестная личность.
– Отвали, – мрачно посоветовал Дан. – Обижу. Как сторожевого дракона.
Тень послушно исчезла, и Дан потащился дальше. Да, дома бы ему и в голову бы не пришло ходить со свежезашитой раной. А ничего, притерпелся. Больно, конечно, и даже очень-очень, но идти, как выяснилось, можно. Только что медленно.
Мимо промаршировал драконий патруль. Тварь топорщила крылья и с шипением рвалась с поводка, совершенно не реагируя на Дана. Сколько еще? Два квартала прямо и один налево. И можно лечь. А в тумбочке, вызывавшей ностальгические армейские воспоминания, имеется вчерашний пирог с яблоками. Если, конечно, никто не сожрал.
– Я просил отвалить? – поинтересовался Дан, разворачиваясь с одновременным выбрасыванием правой руки. Тень бы снова исчезла, если б Дан при этом подсечку не сделал, с трудом удержав вопль. В итоге оказалось, что он сидит верхом на хрупком юноше и держит его за горло. Как дракона. Добрая традиция.
– Отпусти, – жалобно попросил юноша, – пожалуйста. Иначе меня к столбу выставят, у меня уже два привода.
– Надо было отвалить, – буркнул Дан, соображая, что делать.
– Думаешь, легко? Запах с ума сводит.
– Запах? – Дан с трудом преодолел желание себя обнюхать. Мылся он утром, рубашка и трусы модели «СССР пятидесятых» были свежие, вчера выстиранные и высохшие на свежем воздухе. Одеколона у него не было. Дезодоранта тоже.
Юноша вздохнул, и тут Дан увидел, что у него светятся глаза. Как у кошки, но красным. Дан сжал ему челюсти, вынуждая открыть рот, и обнаружил приличных размеров клыки.
– Ты вампир, что ли?
– Вампир, – признался юноша. – А от тебя кровью пахнет за квартал. Отпусти, а? У меня солнечные ожоги так плохо заживают…
– И что я буду за это иметь?
– Мою благодарность. И еще две короны. Больше с собой нет, а домой ко мне ты не пойдешь.
– Почему ты так уверен?
– Потому что это семейное. А я с родителями живу.
Дан действительно не хотел знакомиться с вампирской семьей, поэтому кое-как поднялся на ноги. Юноша словно взлетел.
– Спасибо тебе, человек, – торжественно произнес он, – знай, что Гай Лит – твой должник.
Он полез в карман за деньгами, но Дан оттолкнул его руку, повернулся и поковылял дальше. Приключений на сегодня было многовато. Дан устал. На вторую подсечку его уже не хватило бы, и вампир вполне мог от души пообедать, но до казарм удалось добраться без осложнений.
Пирога в тумбочке оставалось вдвое меньше, чем Дан туда положил вчера. Честно. Солдат кормили хорошо, но сладкими пирогами не баловали, и Дан не обиделся. Аппетита не было, но он съел пирог, запил холодной водой, разделся и лег. Где-то через час нога успокоилась настолько, что он смог заснуть и, конечно, увидел во сне, как старушки плакали над его фотографией. Они всегда были старушками. И десять лет назад мать, еще не пенсионерка, была старушкой, потому что так решила. И даже не в отсутствии денег было дело. Мать умела шить и вполне могла бы состряпать себе кофточку не по фасону шестидесятых годов и не накручивать на затылке «фигу», вечно щетинившуюся шпильками, а задарма подстричься у тетки Даши. Только ей не надо было. Зачем? Она уже не считала себя женщиной (да считала ли хоть когда-то?), потому и не была ей.
А с отцом Дан знаком не был. Он ушел так давно, что и мать о нем забыла. И правильно. Встреться Дан с родителем, морду бы набил. Уходя, отец забрал подаренный на свадьбу сервиз, оба обручальных кольца и мешок сахара. И велел спасибо сказать, что размена квартиры не требует. Квартиры матери и тетки Даши, в которую он, козел, примаком пришел. И три года прожил, ни потолка не побелив, ни гвоздя не забив. И ни копейки алиментов. Мать об этом рассказывала спокойно и даже как-то с удивлением, как некую сказку, которая вообще-то была явью.
Во сне было отчаянно жалко несчастных старушек, горло давило. Дан проснулся рано и долго таращил глаза в потолок. Надо что-то делать с этой жизнью. Если продолжать жалеть себя и оплакивать горькую судьбу старушек, долго человеком не останешься. Что нужно от него человеку по имени Фин Гласс? Знакомое словосочетание, кстати. Что хочет этот детектор лжи? Проникся сочувствием? Ага, и бескорыстно жаждет помочь. Так Дан, дитя перестройки, реформ и шоковой терапии, и поверил в бескорыстие сильного. Но сходить надо. Если нога позволит.
Весь день он провалялся на кровати. Зашел покаяться слопавший полпирога стражник, увидел перевязанную ногу с пятнами крови и притащил полкового лекаря и миску горячей каши с огромным куском масла. Лекарь рану осмотрел, перевязал, получил сотку на стакан хорошей водки, заметно подобрел, обещал и назавтра заглянуть. Каша была вкусная. Вечером он дотащился до ближайшего трактира, отказался от супа в пользу двойной дозы пирога, чтоб и на сластену хватило, и тот стал дановым другом по гроб жизни.
К назначенной встрече Дан почувствовал себя вполне сносно. Жалко было штаны. Он, конечно, дыру зашил, аккуратно, и шов в глаза не лез, да здесь и заплаты редкостью не были. Одежда была дорога, носили ее подолгу и не стеснялись латать и перелицовывать. А вот Дану казалось, что все глаз не сводят с этой штопки.
– Здравствуй, – сказал ему юноша, красивый, как гей, в широкополой шляпе и перчатках. – Что, не узнал?
– Гай? – не без труда узнав вампира, удивился Дан.
– Гай. А как зовут тебя?
В общем, до дома «детектора лжи» Дан хромал в веселой компании кровососа. Вампиризм не был ни болезнью, ни генетическим отклонением. Просто свойством расы. Расы не людей, от людей отличавшихся не внешне, зато принципиально. На клеточном уровне. Редкие браки и более частые связи между людьми и вампирами потомства не давали. Укушенный не становился вампиром. Помереть от геморрагического шока мог, если вампир не находил в себе силы оторваться. Люди их не любили, но жили рядом с ними, в том числе и потому, что были они, как ни парадоксально, непревзойденными лекарями. К ним не обращались разве что с открытыми ранами, чтоб не провоцировать.
Пили они любую кровь, но человеческая была не только вкуснее, но и нужнее. Убивали редко, и только бродяг, которых никто искать не будет. А так… пару глоточков… Совершенно безвредно для организма. Более того – незаметно.
За три привода вампира наказывали жестоко: выставляли к позорному столбу в одной только набедренной повязке… Женщинам еще грудь прикрывали. А для их кожи ультрафиолет был намного страшнее обычного огня. Ожоги заживали потом очень долго. Казнили, только если ловили на месте серьезного преступления, то есть убийства, или за частые злоупотребления. Но за этим поймать было трудно: при угрозе жизни вампир становился смертельно опасен и свидетелей оставлял редко… Докажи потом, что из полутора тысяч… А вот по мелочи… по мелочи они не сопротивлялись. Все равно достаточно было свидетельства человека. То есть если б Гай удрал (а это сделать легко, уж поверь), Дан мог просто его описать, и этого хватило бы для обвинения. Врать? Люди? Они, что, враги себе – оклеветать вампира? Ложь плохо кончается. Первый и второй приводы? Телесное наказание. Плети с серебряными нитями. Неприятно. Очень. А Фину Глассу доверять нужно с оглядкой. Увидимся. Пока.
Доверять Дан не спешил даже тезке. И Витьке Олигарху, которому натурально жизнь спас под пулями несознательных братков. Доверять? Просто так человека Олигархом не назовут. Так что доверчивость была свойственна Данилке Лазарцеву разве что в детском садике, да и то не позднее средней группы. Ему очень захотелось пописать, и он убежал с утренника, а по дороге с ужасом увидел, как Дед Мороз отрывает себе бороду и оказывается папой Вадика Климова… Ну как тут сохранишь наивность? Ладно. В худшем случае водки дадут.
Косяком пошли странности. Фин Гласс был по-домашнему расслаблен, подливал водочку,. расспрашивал о былой Дановой жизни, периодически посматривал почерневшими глазами, когда думал, что Дан этого не видит. Дан добросовестно изображал захмелевшего, потому что «соточка» означала не сто граммов, а микроскопический стаканчик на два глоточка, прямо как в амеровском кино. А Дан был русским мужиком, отслужившим в десантуре, отучившимся в институте, отработавшим грузчиком, и даже отбегавшим свое в компании начинающего Олигарха. Чтобы основательно закосеть, ему нужно было принять на грудь пяток русских соточек. То есть поллитру. А здесь такая доза считалась, наверное, смертельной, как в Европе. Да и водка была замечательная.
В итоге Фин начал стукаться головой о стол намного раньше Дана. Пришла заметных размеров баба, которую Фин нежно звал доченькой, без труда складировала папеньку на кровать, вытряхнув его из одежды и обуви, а Дана хотела выгнать, но он старательно захрапел, и женское сердце смягчилось: ему позволили остаться там, где он был, на коврике у камина, даже подушку подсунули, едва не оторвав ухо, и чем-то сверху укрыли. А так как Дан был хотя и вменяем, но хорош, то он сладко заснул, и было ему весьма уютно.
Было у Дана одно замечательное свойство, которому отчаянно завидовал Олигарх и благодаря которому он, Дан, едва не спился в юном возрасте. Он не был тесно знаком с абстинентным синдромом, сиречь с похмельем. Ну, побаливала после пробуждения голова, поташнивало, ощущалась некая разбитость в теле, но никакого желания немедля умереть или хотя бы высосать бутылку пива. И если Олигарх потом какое-то время смотрел на спиртное с ужасом, то Дан готов был продолжать. Но и правда вовремя остановился.
А эта водка была так хороша, что проснулся он с ясной головой и в хорошем настроении. Собутыльник страдал на кровати. Дан на всякий случай тоже изобразил страдание, но помощь ближнему оказал: поддерживал его голову, пока он пил холодную воду. Русское ноу-хау внедрить? Дан взял со стола миску, в которой вчера плавали огурчики, глотнул рассола – класс! – и выпоил остатки Фину. Эффект это произвело – через четверть часа его мутные глаза перестали бессистемно наливаться чернотой.
Хромая к себе в казармы, Дан думал не о том, что хотел от него Гласс, а о том, кого он представляет. Не Гильдию магов. Все эти вопросики можно было и без расхода водки задавать. Узнать, как Дан сумел справиться с драконом, все равно не удалось. Дана трудно было расколоть, потому что он не был хитрецом, он просто автоматически о чем-то умалчивал. О Ладане и Лазаре (о первом, похоже, можно забыть, а жаль, недурной был хакер). О десантуре. О годе особо близкой дружбы с Витькой, тогда еще не Олигархом. О десяти годах беспрерывных занятий с Коброй, не шибко юным отставным майором, в рукопашной играючи справлявшимся с тремя бывшими ведевешниками. Потом с двумя, когда Сашка Симонов навсегда остался в Чечне.
А может, потешить себя мыслью, что Сашка тоже стал участником эквивалентного обмена? Хоть какая-то надежда. А то ведь ни похоронки, ни требований выкупа… ни свидетелей. Был Сашка – и нет Сашки. Если рассуждать логически, Сашку захватили чехи, но он не сказал им адреса семьи. Сашка был стойкий парень. А с семьи взять было нечего, кроме убогой «двушки» в бараке довоенной постройки.
Дан дружил с Сашкой. Молча. Без слов и объяснений. Хотя все кругом думали, будто лучший его друг – Олигарх. Витька постоянно требовал проявлений дружбы и давал их сам: приглашал в рестораны, клубы, домой, на отдых. Заботился о нем по мере своих представлений. Когда Дан устроился в банк, Олигарх перевел туда большую часть своих денег, и начальство могло корчить любые рожи, однако Витька был из крупнейших новосибирских бизнесменов, а его криминальное прошлое (прошлое?) нигде доказательно зафиксировано не было. Начинал он обыкновенным бандитом и мораль сейчас имел соответствующую, бандитско-бизнесменскую. Дан был уверен: если бы за Сашку потребовали выкуп, Олигарх без слов бы заплатил. Несмотря на мораль.
– Ну что?
Дан шарахнулся, но это был всего лишь вампир Гай.
– Зайдем? – кивнул он на полуподвальную дверь. – Не бойся. Это легальное заведение. Просто… не люблю я солнце.
Дан пожал плечами и спустился по трем ступенькам. «Кровавая Мери» здесь, наверное, не из водки с соком, а из водки с кровью. И хорошо если свиной.
В помещении было вполне светло. Гай снял шляпу, оглядел зал и вдруг громко сказал:
– Внимание. Это Дан. Он отпустил меня, а не сдал страже.
В честь Дана поднялось два десятка стаканов. Молча.
– Тебя теперь не тронут, – пояснил Гай. – Не здесь, конечно, здесь никого не тронут, а ночью при случайной встрече. Почему ты меня не сдал?
– Потому что ты ничего не сделал, – удивился Дан, – а наказывать за намерение глупо. Ты ведь, наверное, одной левой можешь со мной справиться.
– Могу. Но ты видел мое лицо. Ты чужак, Дан. Не усвоил местных правил. Девяносто девять человек из ста меня бы сдали.
– А что случилось бы, если б я тебя не заметил?
Гай ответил честно:
– Я бы выпил тебя. Ну, не досуха, конечно. В одиночку столько не выпить. Ты бы поболел и начал ненавидеть нас и бояться.
Дан кивнул. Наверное. Он слушал негромкий голос вампира, с любопытством оглядывая зал. Если вдруг он встречался с глазами посетителя, тот чуть приподнимал бокал и улыбался. Не разжимая губ.
У Гая было абсолютно человеческое лицо. Мальчик с обложки гей-журнала. Как говорил один любитель аниме, кавайный. Очень тонкое, нежное, одухотворенное лицо, легкие, как пыль, черные волосы, огромные карие глаза… Нет. Терракотовые. С легким красноватым оттенком. Вообще-то это было красиво.
– А другие расы здесь есть? – перебил он какую-то реплику Гая. Им подали аппетитный и хорошо прожаренный бифштекс в окружении мелкой круглой картошки, и Дан немедленно вспомнил, что не завтракал.
– В городе? Мало. Так, на ярмарки заходят. Люди, знаешь, почему-то не любят тех, кто на них не похож.
Дан согласно кивнул. Уж что есть, то есть. В Чечне не любят русских, в России – евреев, в Израиле – арабов, в Ираке – американцев и так далее.
– Пей, не бойся. Это легкий напиток и без крови, – засмеялся Гай, видя, что Дан осторожно принюхивается к стакану. Вот как у них зубы устроены: верхние клыки аккуратно попадают поверх нижних, а те чуть задвинуты назад. Дан сделал глоток. Что-то вишневое и практически безградусное.
– Мы не пьем крепкого спиртного, – пояснил Гай. – Спирт на нас не действует, а вкуса в нем нет. Вина вот пьем, ликеры, настойки. Как вы – чай или компот.
– А почему вы живете среди людей? Не боитесь?
Вампиры кругом заржали. Гай мягко улыбнулся.
– Не боимся.
– Но вас полторы тысячи, а город большой, если вдруг…
– Полторы тысячи вампиров опустошат такой город, – сказал Гай буднично. – Как-то раз это случилось. С тех пор мы живем мирно, соглашаемся с мелкими наказаниями и даже казнями, лечим людей от хворей и позволяем себе пару глотков свежей крови. Это даже не больно. Ранки быстро заживают. Шрамов не остается. Что делать, Дан. Тебе нужна вода, мне – кровь.
Дан покивал. Ну да, ничего особенного. Подумаешь, пососал маленько у соседа, пару глотков всего, не убудет. И шрамов не останется. Мораль вампира. Один в один мораль Витьки Олигарха: «Я же последнее у старушек не отбираю, а этот на своем цемзаводе уже наворовался, ему хватит». И демонстративно: Лазарцев мой друг, руки прочь, а то поотрываю. И клыки выбью. Ну и ладно. Принимал ненужную защиту Олигарха, приму и нужную защиту вампира Гая.
– Ты с Глассом осторожнее, человек, – предупредил хозяин заведения, ставя перед Даном миску клубники в пене сливок. Объедение. – Он связан с Гильдией убийц. А ты, говорят, сторожевика завалил, да вот еще Гая в лицо сумел увидеть. То есть быстрый. Заманят.
– А что делать? – растерялся Дан.
– А вот это. Дурачком прикидываться. Маг он слабенький, иначе не сидел бы в канцелярии, так что обмануть Черный глаз можно. Пойду еще земляники тебе приготовлю. Вижу, нравится. Не стесняйся. Гай платит.
– Конечно, – улыбнулся Гай.