Персональное задание для капитана Огоньковой

Глава 22

Олеся

Радоваться предложению не получается. Вроде все идет по плану, я внедряюсь в агентство, но… так не хочется касаться всей этой грязи. Но выхода нет.

- Буду в десять, - соглашаюсь я. Время указала не случайно, я запомнила всю информацию на табличке, что висела на двери офиса.

- Не опаздывай, - салютуя мне стаканом, делает очередной глоток. Никак не комментируя мой отказ выполнять его условия, переключает внимание на сцену, возле которой от Аркадия просто расходятся невидимые молнии.

Девушка ещё не завершила ронять «свои перышки» (именно раненой птицей я представляю ее в этом танце), как возвращается злющий Гранов. Если Давида и удивило его долгое отсутствие, комментировать он не стал.

- Почему не угощаетесь? - спрашивает у меня, садясь за стол. На Аркадия, сверлящего дыру в «птичке», никак не реагирует, будто ничего странного не происходит. Я и раньше говорила, что мужики почти все странные, в очередной раз в этом убедилась. - Разрешите за вами поухаживать? - демонстрируя азы этикета, «включает» Гранов джентльмена. Все замечательно, его голос при этом звучит идеально ровно, а моя попа на диване подгорает. Она чувствует, что этот вечер не закончится похвалой в мой адрес.

Я разрешаю Гранову пододвинуть мне стейк, потому что именно на него направлен мой взор. К мясу он добавляет салат, за что я его благодарю, а потом поднимаюсь из-за стола и, не забывая улыбнуться, произношу:

- Я удалюсь на минуту помыть руки, - и ведь совсем не лгу. Руки мне помыть нужно после того, как схожу в уборную. Выпитая бутылка воды дает о себе знать.

Танец на сцене закачивается, с балконов сыплются купюры. Кто-то с первых рядов одаривает девушку деньгами, но мне некогда за этим наблюдать. Там Аркадий стоит как стена и никого близко не подпускает. Они точно знакомы.

Свернув направо, уточняю у официанта, где находится дамская комната. Я почти не сомневаюсь, что Гранов за мной не пойдет. Он до этого отсутствовал почти двадцать минут, как он объяснит, зачем ему так скоро вновь понадобилось в уборную? Поэтому я почти бесстрашно дохожу до нужной мне дамской комнаты. Тут две кабинки, и обе свободные. Быстро управившись, я подхожу к умывальнику помыть руки. В зеркало наблюдаю, как открывается дверь, и в уборную входит та самая птичка, что только что плавно двигалась на сцене. Она без маски. Красивая - отмечаю я. Вместо туфель на ней обычные тапочки. Корсет и юбка остались на сцене, а на ней лишь тонкий халат в пол.

Она никак не реагирует на мое присутствие. Ставит на столик косметичку, достает из нее мицелярку и ватные диски. Принимается стирать грим, а это значит, что на сцену она сегодня больше не выйдет.

- Классно двигаешься, - я не делаю ей комплимент, лишь констатирую факт.

- Спасибо, - обращает на меня внимание, но смотрит подозрительно. Видела, что я сидела за столом с Аркадием?

- Я не люблю стриптиз, - честно признаюсь. - Но от тебя глаз не могла отвести.

- Не всем нравится, - безразлично ведет плечами. - Я и сама не в восторге, - комментирует она, но тут же закрывается, будто сболтнула лишнего, и больше ничего не добавляет. Быстро трет глаза, выбрасывает использованные ватные диски в мусорную корзину. Я давно вымыла руки, можно было бы уже покинуть уборную, но я остаюсь. Сама не понимаю - зачем? Что меня держит?

«Птичка» умывает лицо, а я не спеша вытираю бумажными полотенцами руки. Дверь резко открывается, от удивления у меня из рук выпадает бумажное полотенце. Я точно не ожидала увидеть, что в дамскую комнату уверенно войдет Гранов.

- Это женская уборная, - зачем-то объясняю Гранову, но что-то мне подсказывает, что он и так знает. Хоть полковник никак не комментирует мое замечание, я почти сразу понимаю: здесь он по мою душу.

- Тебя в гримерке ждут, - мне не отвечает, зато, шире открыв дверь, кивком головы выпроваживает девушку. У меня челюсть падает вниз от его грубости. Даже если они знакомы, так нельзя! «Птичка» не спорит, не возражает. Промокнув бумажным полотенцем лицо, она собирает свои вещи и покидает уборную.

- Это было грубо, - не могу сдержать рвущегося наружу возмущения.

- Ты не видела, каким грубым я могу быть, - с лица полковника разом слетают все маски: доброжелательности, спокойствия, холодности, равнодушия. В глазах настоящее темное пламя, готовое меня испепелить...

Он зачем-то закрывает входную дверь, отрезая нас от всего мира. Я отступаю назад, освобождаю себе пространство, пока не знаю, для чего. Так просто я не дамся, конечно, буду сопротивляться…

Так я думала до тех пор, пока он не сократил расстояние между нами...