Олеся
«Я предаю Олега», - фонит назойливо где-то на краю сознания, но я никак не могу ухватиться за эту мысль, чтобы выплыть из вязкого удовольствия, которое дарят губы и руки Гранова. Потом я обязательно буду на себя злиться, ругать и посыпать голову пеплом, но это будет потом, а пока я дам себе несколько минут насладиться опытными прикосновениями и умелыми поцелуями.
Мне нравится, как жестко Гранов сжимает затылок, зарывается пальцами в волосы, тянет их несильно, заставляет прогнуться. Скользит зубами и языком по щеке, оцарапывает скулу, тут же целует ее горячими губами.
- Ты забористее любой дури, - проводя языком по бьющейся на шее вене, хрипло выдыхает Гранов. - Подсаживаешься моментально, но, чтобы получить новую дозу, нужно подключить все свои ресурсы, - поддевает Александр, целуя ключицы. Его последняя фраза отрезвляет. Тело продолжает тянуться к источнику, дарящему наслаждение, внизу живота ощутимо стягивает и закручивается в тугой узел желание, но включившийся мозг напоминает мне, что никаких отношений с мужчинами мне не нужно.
- Думаю, на этом пора остановиться, а тебе лучше поехать домой, - упираясь ладонями ему в плечи, произношу я. Гранов не отвечает, но и меня не отпускает. Руки на моем теле становятся тяжелее, взгляд наполняется темнотой. Злится. Несколько секунд мы сверлим друг друга непримиримыми взглядами. Я почти уверена, что Александр отступит. Он делает шаг назад, я успеваю расслабиться, мысленно провожаю его и прощаюсь. Его быстрое отступление было маневром, который я не успела считать.
Вот тебе и боевой офицер!
Гранов меня переиграл. Подхватив под бедра, понес в спальню. Я далеко не пушинка с таким ростом, но он даже не напрягся, пока нес. А потом бросил меня на кровать так, что я подпрыгнула вместе с матрасом.
- Ты сдурел, Гранов! - забыв о том, что сейчас поздняя ночь, а соседи спят, кричу я. Пока я пытаюсь поправить задравшуюся пижаму и подняться с постели, он абсолютно спокойно расстегивает ремень и вытаскивает его из шлевок.
- Что ты делаешь? - настороженно наблюдая за ним, интересуюсь я, отползая к спинке кровати.
Ничего не говоря, он забирается коленями на постель. У меня не возникает желания оказать ему сопротивление или начать кричать, хотя я могла бы. Может, я дура, но мне отчего-то не страшно, на подсознательном уровне я знаю, что Гранов не сделает мне больно, но меня потряхивает от неизвестности.
- Что ты задумал? - взвизгиваю я, когда он фиксирует меня своим тяжелым телом и перехватывает запястья.
- Сеанс психотерапии, - спокойно выдает, не обращая внимания на мое вялое сопротивление. Сложно бороться с тушей, которая вдавливает тебя сотней килограммов в матрас.
- Знаешь куда засунь свой сеанс психотерапии?!
- Не ругайся, тебе не идет. Или я вымою твой рот языком, - угроза звучит порочно. Пока я представляю, как Гранов будет вылизывать мой рот, он фиксирует мои руки над головой, стягивает их петлей ремня и привязывает к спинке кровати.
Я, конечно, возмущаюсь и даже сопротивляюсь, но нужно признаться, что недостаточно яро. Себе врать я не могу, мне интересно, что задумал Гранов.
- И в чем заключается твой психоанализ? - пытаясь высвободиться из петли, спрашиваю я.
- Напомнить тебе, что ты живая. Напомнить, как дышать полной грудью, - освобождая от своей тяжести, садится рядом и смотрит в глаза. Я чувствую себя беспомощной и уязвимой. И не потому, что лежу связанной перед ним, а потому что он пытается влезть ко мне в душу. - Прекрати цепляться за прошлое, Огонек, - закрываю глаза, когда слышу прозвище, которым меня называл Олег. Я запретила Багировым и ребятам так ко мне обращаться, а теперь вот.…
- Не называй меня так! - требую, не открывая глаз. Удивительно, но слез нет, а ведь раньше я могла расплакаться, услышав нежное «Огонек».
- Ты Огонек, Олеся! Живой обжигающий огонек. Яркая живая девочка, от которой снесло крышу черствому застарелому цинику. Я буду тебя так называть, ты мне не запретишь, - спокойно произносит, а я злюсь и пытаюсь высвободиться. Гранов не трогает меня, ничего не говорит, сидит рядом, ждет и наблюдает. Я выдыхаюсь, стреляю в него злым взглядом, а он проводит костяшками пальцев по щеке, оглаживает скулу.
Эти ласки совсем не успокаивают, они разжигают тлеющие угли костра. Верхняя пуговица на моей пижаме выскользнула из петли, открывая взору упругую грудь. Попав в капкан взгляда Гранова, я вижу, как в его глазах разгорается пламя.
- Я хочу, чтобы ты горела для меня, - царапает хриплым голосом мои нервные окончания. - Чтобы спалила нас заживо, - нависая надо мной, выдыхает в губы, накрывает их и целует. Несколько секунд я честно сопротивляюсь. Зажмуриваюсь до черных пятен перед глазами, чтобы ничего не видеть, но не могу не чувствовать.
Гранов мягко берет меня в оборот. Обводит языком губы, втягивает нижнюю в рот, аккуратно посасывая. Пробует толкнуться через ограждение зубов языком, но я упрямо сопротивляюсь, пока на это есть силы. Александр не расстраивается. Слышу его легкий смешок. Губы Гранова начинают скользить по моему лицу, нежно целуя каждый участок кожи. Добравшись до мочки уха, втягивает ее в рот, посасывает. Обводит языком ушную раковину. Действует мучительно медленно. У меня пальцы на ногах поджимаются от пронизывающих стрел удовольствия. Прикусываю кончик языка, чтобы не стонать в голос, но понимаю, что долго сопротивляться не смогу.
- Ты очень красивая девочка, Огонек, - целуя и лаская шею, проговаривает он. - Чувственная… яркая, - его слова находят отклик в моем теле, его комплименты тоже возбуждают. Сдерживать стоны становится все сложнее. - Твое тело хочет секса, а ты его наказываешь, запрещаешь получать наслаждение. Это насилие, Огонек.
Я почти не злюсь на то, что он называет меня «Огонек». У меня куча других проблем, о которых стоит беспокоиться. Если я продолжу плавиться, эта ночь закончится сексом с Грановым.
- Насилие - это когда ты привязал меня к кровати, - выдыхаю неестественно просевшим голосом, хотя планировала, что фраза будет звучать жестко и яростно.
- Прости, моя огненная девочка, но с тобой как на войне: все методы хороши, - выдает гад, порочно улыбаясь. - Без легкого износа мы с тобой до пенсии не сдвинемся с места…