Репликация десятая. Сазан

Каждую ночь Анни разговаривала с Димой, у которого в это время наступал вечер, и минуты летели так быстро, что они не успевали сказать всё, что хотели. Да разве скажешь картинке, как ты её любишь, и не можешь без неё жить, тем более что в комнате сопит Вика, которая припёрлась за полночь, так как встречалась с Павлом. Вика казалась счастливой, но Анни, почему-то, в искренность чувств Павла к ней не верила и всё время ожидала подвоха.

Завтра она уезжала к дедушке в Барнаул, на день рождения. После Потопа, когда его дом снесло волной, дедушка не стал дожидаться, пока отстроят новый дом, а забрал деньги, выданные ему на постройку квартиры, и укатил к сестре в Барнаул, где купил деревянный дом рядом с ней. Естественно, что бабушка Галя уже напекла-наготовила и ждала внучку с нетерпением, так как та в последнее время не очень часто наезжала, занятая сдачей госэкзаменов. Заснув под утро, она, как и следовало ожидать, проспала первый рейс магнетика и неслась к ближайшей станции растрёпанная и не умытая, как клуша.

Когда пролетали над Черепаново, Анни с огорчением обнаружила, что оставила свой кап в пансионате и не надела ожерелье из сардоникса. «Кап у дедушки одолжу, — подумала Анни, так как не хотела вечером отказываться от разговора с Димой, — а вот за ожерелье кот будет её ругать». Правда, кот давно перестал говорить, но его укоризненный взгляд хуже любой ругани.

Как только он появился у них с ожерельем на шее, так сразу отдал его ей, Анни, и сказал, чтобы она носила ожерелье всегда, так как в трудную минуту оно ей поможет. Что значили его слова, Анни не знала, но ожерелье ей очень нравилось, и она его всегда носила, снимая только идя в душ.

Не успел за Анни простыть след, как в комнату постучал Павел: вчера они сговорились с Викой побыть вместе и без помех. Зайдя в комнату, Павел внимательно всё осмотрел, заметил на прикроватном столике ожерелье Анни и кап.

— Что, забыла? — спросил он у Вики, зная, как Анни трясётся над ожерельем.

— Забыла, не трогай, — подошла к нему Вика.

— Надень, — сказал Павел, подавая ей ожерелье.

— Не нужно, Анни будет ругаться, — остановила его Вика.

— Никто не узнает, мы вдвоём, — настаивал Павел и добавил, — хочу посмотреть, может я тебе куплю такое.

Вика зарделась и понеслась в коридор, к зеркалу. Павел задумчиво посмотрел на кап Анни, а потом включил его и положил на шкаф. Вернувшаяся Вика, улыбаясь, посмотрела на Павла.

— Тебе идёт, — сообщил он ей и принялся расстёгивать платье на спине.

— Ты хочешь прямо сейчас? — спросила Вика, но Павел уже опрокинул её на себя. Они медленно разделись, а то, что делали дальше, кап аккуратно записывал в файл. Вика попыталась поменять позу, но Павел её остановил:

— Я хочу всегда видеть твоё лицо.

Когда она, уставшая, ушла в душ, Павел остановил кап и пролистал абонентов. Нажав клавишу, он отправил файл адресату и стёр из памяти, а потом положил кап на столик Анни. Пришедшая Вика, с мокрыми волосами, удивилась радужному настроению Павла и с надеждой спросила: — Может ещё?

— Почему бы и нет, — сказал Павел, снимая с Вики ожерелье, и заваливаясь на неё сверху.

***

Вечером, когда все гости ушли по домам, Анни взяла у дедушки кап и отправила вызов Диме. Долгие гудки вместо ответа её озадачили, и Анни подумала, что Дима занят работой в лаборатории, а кап, как обычно, забыл внизу. Она попробовала еще раз с таким же результатом. В ту ночь ей не удалось связаться с Димой, и она в следующее утро, несмотря на уговоры деда, полетела в Академгородок, чтобы связаться с Димой со своего капа. Вика, увидев прибывшую Анни, удивилась, но тут же смылась, чтобы предупредить Павла, так как тот собирался прийти в гости. Анни набрала Диму, но ей опять никто не ответил. На третий звонок появилась виртуальная мадемуазель Мари, которая брезгливо рассматривала жилище Анни.

— Мсье Димон не сможет подойти к капу, — сообщила она и отвернулась, не выключая кап.

— Скажите ему, что звонит Анни, — попросила Анни, понимая, что что-то случилось.

— Тем более, не сможет, — сообщила мадемуазель Мари, щёлкнув капом.

— Кто звонил? — спросил Дима, спускаясь сверху.

— Дима, это я! — крикнула Анни, но он её не слышал, так как звук и изображение на капе Димы выключила мадемуазель Мари.

— Анни, — сообщила мадемуазель Мари.

— Никогда, слышите, никогда не соединяйте меня с ней! — страстно сказал Дима, остановившись. Придя в себя, он спросил: — Вы готовы?

— Да, — ответила мадам Мари, беря его под руку и на ходу выключая кап.

Анни застыла, поражённая увиденным и услышанным, не зная, что об этом думать. Перемена, произошедшая с Димой всего за один день, пугала её своей правдой, и она не могла понять, что она такого сделала, что так отвратило Диму от неё. Всего через пару дней она собиралась лететь в Версаль, так как диплом получила, и прошел месяц со дня подачи их заявки на брак. Она просидела целый день дома, размышляя, но первая мысль, которая пришла ей в голову стала последней и правильной: нужно лететь в Версаль и поговорить с Димой.

Откладывать поездку не имело смысла, и она следующим днём, с утра, сидела в магнетике, который направлялся в Версаль. Других пассажиров не наблюдалось, точно на ней имелось отличительное клеймо, но Анни радовалась такому обстоятельству: не нужно изображать на лице дежурную улыбку. Пока продолжался полёт, она ничего не думала, всё решив заранее, а однообразие пустого неба за иллюминатором не рожало ни одной мысли. Она быстро поднялась, как только они сели в Версале, и, сунув в автомат купюру, пять минут подождала автокар.

Набрала знакомый адрес и прислонилась к стеклу, наблюдая за окном проплывающие улицы, которые её не интересовали, и людей, озабоченно идущих по своим делам. «Никто, никому не нужен», — возникла в голове неожиданная мысль, которая родила другую: «Возможно, я ему не нужна?»

«Я ведь его совсем не знаю?!» — осенило её. Ведь те несколько дней, проведённых вместе, совсем не показательны, а какой он в обычной жизни, ей не довелось узнать. Она воодушевилась и подумала, что эта поездка для неё необычайно важна.

Ведь если окажется, что Дима такой, каким она его знала, то нужно бороться за него, а если она ошибалась, то ей преподали, пусть и горький, но урок. Пока она размышляла, автокар остановился, и она пошла по дорожке из округлых камней, направляясь к дому. Дверь оказалась открыта и она поднялась по ступенькам, неторопливо обходя все спальни наверху, но нигде никого не увидела.

Анни поднялась выше, в лабораторию, совершенно пустынную, как Сахара в прошлые века. Анни подошла к столу, где увидела несколько листков, писанных торопливым почерком Димы, а в углу заметила новый агрегат, которого раньше не видела.

Агрегат, явно собранный здесь из комплектующих многих фирм, представлял собой обыкновенное офисное кресло с обрубленной ножкой, всунутой в тор из проводов, а вверху всё это безобразие прикрывал круглый металлический зонтик, весь утыканный датчиками и проводками.

В подлокотнике торчал замок, с ключом странной г-образной формы, состоящий из множества стальных стерженьков различной длинны, а на горизонтальной плоскости подсвечивал какой-то светодиод. Вытянув ключ, Анни прочитала на нем надпись «транслятор» и машинально сунула его в карман, соображая, куда мог деваться Дима. То, что в здании всё открыто, говорило о том, что здесь кто-то есть. Она снова подошла к столу и заметила клочок бумаги, на котором Дима размашистым почерком написал: «Планета Глаурия».

Название оказалось знакомо Анни. Об этой планете, рассказывал дедушка Миша, но вспомнить подробности она не успела, так как в дверях лаборатории появилась мадемуазель Мари в сопровождении двух крепких мсье в одинаковых костюмах и на одно лицо. «Близнецы», — подумала Анни, а мадемуазель Мари разгневано спросила:

— Что вы здесь делаете?

— Я приехала к Дмитрию, где он?

— Его здесь нет, уходите, — раздражённо крикнула мадемуазель Мари.

— Я никуда не уйду, пока вы не покажете Диму, — воскликнула Анни и, подняв руку, положила палец на тревожную кнопку капа. Близнецы переглянулись, и один из них сказал мадемуазель Мари:

— Оставьте её, Мари, мы сами всё объясним, — он взял один из стульев и сделал жест рукой, — присаживайтесь.

— Я постою, — сказала Анни, осматривая взором пути отхода. Близнецы сели, а мадемуазель Мари, как и Анни, тоже не собиралась садиться.

— Понимаете, уважаемая... — начал один из близнецов, но его перебил второй:

— Меня зовут Жак, а вас ...

— ...Анни, — подсказала мадемуазель Мари.

— А меня Жан, будем знакомы, — продолжил первый. — Мы, как вы успели заметить, братья и ведём некоторые коммерческие проекты, в одном из которых участвовал ваш друг. Но, к сожалению, он нас обманул, и, я вижу, не только нас. Не далее, как вчера, он закончил одну... э ... э работу и исчез, даже не составив, отчёт. Так что мы с вами, в некотором роде, все потерпевшие. Вы же видите – мы своих средств на него не жалели, — обвёл вокруг руками Жан.

— Я вам не верю, — сказала Анни, а Жан развёл руками: — Это ваше право, но единственная причина, по которой нам не хотелось вмешивать в это дело соответствующие органы только одна – мы боимся, что о том, над чем работал ваш друг, разгласят в информационных новостях. Вы ведь знаете, стоит сказать слово и кто-то другой придумает похожее.

Анни задумалась, а брат Жана спросил:

— Вы не подскажете, где мы можем его найти?

— Не знаю, — сказала Анни правду, а о записке на столе предпочла промолчать.

— Если вам негде жить в Версале, вы можете поселиться в комнате, которую занимали, — предложил Жак, и лицо мадемуазель Мари исказила гримаса, поэтому Анни отказалась: — Нет, спасибо.

Она направилась по ступенькам вниз, всё ещё слыша голоса братьев и резкие выкрики Мари. «Транслятор, транслятор!» — выкрикнул кто-то из братьев, и Анни вспомнила, что положила его себе в карман. Послышался топот ног, и Анни предпочла быстро скрыться, понимая, что «транслятор» может ей пригодиться для переговоров. Она спряталась за кустами и слышала, как братья пробежали по аллее, а потом, огорчённо вернулись. Из их разговоров Анни поняла, что они считают её сообщницей Димы, которая действует по его указке. Поскольку, путь оказался свободен, она вышла на улицу и потопала, куда глаза глядят.

***

Маргина, несмотря на приятное общество Харома, отправилась в Боро, повидать своих внучек, которым она так и не уделила внимания, занимаясь собой и решая непростую задачку с одним бывшим и двумя новыми любовниками. С новыми всё ясно, Харом любил, несмотря ни на что, Фатенот, а вот товарищ Тёмный ей приятен и, кажется, тоже её любит. Харом почистил ей глифомы, удалив все события, связанные с ним, и оставив в памяти только обезличенные ощущения страсти, чтобы сравнивать аналогичное. Посылая глифомы вперёд, Маргина проверила, что творится в головах её родных и знакомых, оправдывая такое вторжение в память людей тем, что оно с благими намерениями.

Хотя каким благим делом можно оправдать вторжение в голову своей соперницы, Манароис, оказавшейся в Боро, в обществе Чери и Леметрии. Соперница горевала о Мо, который куда-то пропал. «Я же её предупреждала!» — без зла напомнила Маргина, но Манароис её не слышала, а если бы и слышала, то никогда не поверила в подлость Мо. А ещё в Боро почему-то находились барберосы, которые в обнимку спали с Туманным Котом. По крайней мере, ей так показалось, потому что их точки слились в одну, большую. «Может, Туманный Кот их съел?» — подумала Маргина о несбыточном, так как шляющихся барберосов, не то, что съесть, а задержать невозможно.

Оглядываясь назад, на свою человеческую жизнь, Маргину охватывало странное ощущение невозвратной потери и, в тоже время, она совсем не отказывалась от новой жизни в теле, которое невозможно уничтожить. Наоборот, она находила новые грани того образа жизни, которым она жила и не понимала Хранителей, почему они так скучно, без эмоций, живут.

Возможно, когда она проживёт пару тысячелетий, утратит близких ей людей и так заполнит свои симпоты грязью жизни, что не сможет видеть людей – ей захочется очиститься, забыться и, как бы, родиться заново. Но только не сейчас, когда она еще не использовала и малой толики своих знаний и не проверила все возможности своего тела.

А не умела она многое, так как, в основном, существовала, придерживаясь человеческой традиций и изменяла форму изредка, всё время возвращаясь к облику Маргины. Тот же Харом не только сам преображался, но мог изменять окружающее пространство, ведь это его виртуальными руками создана Глаурия, планета, на которой живут не только марги и фреи, а и ужасные дикари племени рао на Земле Харома и рыбаки на Земле Фатенот. Маргина же не могла слепить даже крохотный листочек, и ей не хватало не только знаний, но и возможности черпать силы из окружающего космоса. Знания, которые она получила от Харома, требовали время для своего изучения, но она знала, что только таким путём её жизнь станет интересной, а она отдаст должное той силе, которая её сотворила.

Наступило раннее утро, но Маргина могла лететь когда угодно, так как ночь ей не помеха. А летела она неспешно по простой причине: она не хотела в раннее утро будить своих родных. Совершенно случайно её симпота зацепилась за что-то черное, и она удивлённо увидела Ворона, неподвижно, как клякса, застывшего в небе.

«Ты за мной наблюдаешь, Ворон?» — напрямую спросила она, понимая, что встреча с птицей такого полёта не может быть случайной. «Лети себе, крошка», — каркнул Ворон, оставаясь на месте, а Маргина не поняла, услышала она комплимент или предупреждение. Как бы там ни было, но Ворон испортил ей настроение, и в Боро она прилетела совсем грустная.

В то утро Байли поднялась раньше и, оставив Хенка, чтобы он поспал немножко дольше, спустилась вниз в прихожую, где увидела лежащую на диване Васабри и задумалась. Такая находка для неё сюрприз, и она не сомневалась, что лежащую девушку привёз Хенк. В свете последних семейных изменений в жизни матери, Маргины, и её новых неожиданно появляющихся претендентов на супружеское ложе, Байли подумала, не ждёт ли её такой же сюрприз, а лежащая сонная девушка – заготовка будущей жены Хенка. Внимательно рассмотрев девушку, она нашла её красивой, а её выбеленные волосы, торчащие торчком на голове, совсем не портили её вид.

В её волосах Байли заметила сонные мордочки Банди и Дули, которые совсем не спали, а смотрели сон Васабри, весьма похожий на сериал. Туманный Кот лежал рядом с девушкой, и тоже погрузил свои симпоты в её голову, переживая её жизнь.

***

Очень скоро Анни заметила, что её пасут. Весьма вероятно, что близнецы, Жан и Жак, сумели её обнаружить и теперь преследовали её, намереваясь с помощью её найти исчезнувшего Диму. В тот вечер она нашла какой-то мотель и там переночевала, а на следующий день отправилась, почему-то, в версальский дворец, который тянул её, как магнит. Не доходя квартал до места назначения, она обнаружила за собой наблюдение, и сразу за углом незаметно юркнула в какой-то магазинчик, осторожно выглядывая в окно. Она не ошиблась – мимо магазинчика прокрались, ежесекундно оглядываясь, братья-близнецы. Анни сжалась в комок, чтобы её не заметили, и тут, как назло, к ней подошёл молодой человек и спросил:

— Куда желаете путешествовать?

— На Глаурию, — машинально ответила Анни, оглядывая помещение. В окне, через которое она смотрела на улицу, Анни заметила вывеску и прочитала наоборот «Дикие гуси», а чуть ниже «Туристическая транспортная компания».

— Ложитесь на стол, — сказал юноша, подводя её к широкому столу, на котором толстым слоем лежала латексная подложка. Она легла, подумав, что это какая-то версальская шутка, и юноша начал её неумело заворачивать. Откуда-то взявшаяся черноволосая девушка сунула ей в карман несколько таблеток и сообщила: «Таблетки моникса необходимо принять при посадке».

Вдвоем упаковка в латекс пошла быстрее, и тут Анни услышала голос Жана: «Простите, вы не видели здесь девушку?» Она замерла, боясь пошевелиться, а черноволосая девушка сообщила прибывшим братьям:

— Подождите, мы сейчас вами займёмся.

Её быстро упаковали и засунули в какую-то трубу, по крайней мере, Анни так показалось. Потом раздался звук, как будто открыли бутылку шампанского, а дальше наступила тишина.

***

Она проснулась оттого, что почувствовала чей-то пристальный взгляд. Открыв глаза, Васабри увидела черноволосую девушку и подумала, что это она упаковывала её в латекс, но, проснувшись окончательно, поняла, что ошибалась, так как вспомнила, что находиться в доме Хенка. Сообразив, что перед ней стоит жена Хенка, она улыбнулась и протянула руку:

— Меня зовут Васабри.

Байли растерянно потрогала руку, так как на Глаурии привычки приветствовать друг друга пожатием руки не существовало.

— Байли, — поздоровалась она, всё ещё глядя настороженно. Васабри увидела на диване, где она спала, Туманного Кота и всплеснула руками:

— Туманный Котик, как ты здесь оказался?

— Он здесь живёт, — немного удивляясь, сообщила Байли.

— А это, случайно, не Бади и Дуля? — спросила Васабри, увидев парочку мышат. Те недоверчиво покосились на Васабри, но, прочитав её память, полезли к ней на руки, а когда она приблизила к ним лицо, принялись облизывать его, как коты.

— Они здесь недавно, а что? — спросила Байли.

— Да это мой кот и мышки! — воскликнула Васабри, поглаживая мышат.

— Должна вам сообщить ... Васабри, — внимательно глядя на неё, сказала Байли, — что Туманный Кот, Банди и Дуля живут там, где хотят и не могут быть чьими-то.

Васабри понимала, что здесь что-то не так, что, возможно, и кот и мышки, действительно, не её, а просто похожи. А кот, пусть и знал всё, но просвещать никого не стал, так как придерживался принципа – не навреди. Банди и Дуля тоже всё знали, но придерживались тех же принципов, как и кот, тем более, что мышки черпали принципы из глифом кота.

Потягивающийся Хенк появился на ступеньках, спускаясь вниз:

— Уже познакомились? Вот и ладно! — сообщил он и подошёл к Байли, обнимая её со спины: — Доброе утро, родная!

— Обнимаетесь! — сказала Маргина, появляясь в дверях. Она окинула взглядом Васабри, погружая в неё симпоты, и подошла к дивану, положив на колени Туманного Кота. Тот довольно прогнулся под её рукой, которая не перестала поглаживать рыжее совершенство. Банди и Дули припёрлись на бесплатную глажку и Маргина удивлённо воскликнула:

— Так вот вы какие? — но в святом не отказала, почесав каждой мышке за ушком. Раздавшийся топот наверху привлёк внимание Маргины, которая тихонько пустила симпоты наверх и принялась щекотать Марэлай.

— Бабушка, перестань! — смеясь, кричала Марэлай, бегом спускаясь по ступенькам вниз. За ней медленно опускалась Марго, которая ночевала вместе с сестрой. Марэлай оседлала одну ногу Маргины, а подошедшую Марго бабушка усадила на вторую.

— Как ты? — спросила её Маргина.

— Нормально, — ответила Марго и, прислонившись к Маргине, тихонько сказала: — По маме и папе соскучилась.

— Мы пойдём, полетаем, — сообщила Маргина и Байли забеспокоилась, так как в последнее время всякие путешествия её напрягали. Как только они оказались на улице, Маргина сразу превратилась в лошадь огненного цвета. Марэлай восторженно воскликнула: «Ух, ты!» — и полезла на шею лошади, чтобы её оседлать. Марго подошла спокойно и тут же взлетела в воздух, опустившись сзади Марэлай. Маргина пробежала по траве, выпуская огненные крылья, которыми сразу же взмахнула, поднимаясь в воздух.

Она направилась на юг, намереваясь слетать с девочками в Фаэлию и показать им бывшую столицу. Невидимый щит немного затормаживал движение, но прикрывал детей от встречного ветра, превращая его в ласковое дуновение. Дети повисли в разные стороны, разглядывая местность под ними, и Маргина подвесила внизу прозрачный зонтик, чтобы в самом крайнем случае им ничего не грозило.

Правда, когда они пролетели достаточно долго, Маргина почувствовала, что дети уже устали, и требовалось добавить им в кровь немного адреналина. Применять на внучках свои способности она не хотела, поэтому решила поступить по-другому, используя природные источники возбуждения. Она завалилась на крыло и понеслась вниз. Марэлай и Марго орали во всё горло, а садистка бабушка измеряла у них пульс и давление, а также наличие возбуждающих средств в крови. Когда до земли осталось совсем немного, она сделала плавный вираж и по дуге полетела вверх.

— Бабушка, ты специально! — воскликнула Марэлай, а Марго удивлённо у неё спросила, как будто Маргина здесь не находилась: — Она что – может?

— Она всё может, — изрекла вердикт Марэлай и заорала во все горло – бабушка, не останавливаясь, перешла в петлю и они летели головой вниз. Когда рыжая лошадь вышла из петли в горизонтальный полёт, Марго, перестав орать, сказала: — Ещё!

— Хватит, — сказала Маргина, — а то ночью спать не будете.

Девочки немного надулись, но скоро принялись хихикать, вспоминая, как они орали. Между тем бабушка обнаружила новых посетителей планеты Глаурия и решала, что сейчас предпринять. Рассудив, что лучше ничего не рассказывать, она сообщила:

— У нас меняется план, мы летим в другое место.

— Куда? — не вытерпела Марэлай.

— Для вас сюрприз, — повернув голову, сказала бабушка, скалясь лошадиной пастью.

***

Фогги, брошенному Хенком в горах, надоело оставаться в неведении, и он поднял флаэсину в воздух, отправляясь в Боро. На полпути Фогги отправил марку Чери, спрашивая, где она, так как в последнее время их передвижение было настолько сумбурным, что спросить было не лишним. Марка, несмотря на большое расстояние, долетела до Чери, благодаря попутному ветру.

Чери, успокаивающая в эту минуту Манароис, находящуюся у неё, не замедлила ответить, написав правду: «Я с Манароис, жду тебя». Фогги, понимая всё буквально, прочитал сдохшую марку и решил, что Чери у Манароис и направил флаэсину к её усадьбе. Когда он, вечером, добрался до дома Манароис, то первое, что он увидел, так это пару не доенный коров, которые тут же припёрли его к стенке и требовательно мычали.

Фогги как-то сообразил, что бедные бурёнки забытые и не доенные, но вот как данное действие делается он, естественно, не знал. Когда он, с горем пополам, сцедил молоко бурёнок в деревянное ведро, то занёс его в прихожую, она же и кухня, и поставил на стол, прикрыв полотенцем. Так как пить молоко он терпеть не мог, то в награду за подвиг ничего не потребовал, потому что требовать было не с кого: дом, тщательно осмотренный, был пустой, не считая пары пауков, благополучно поселившихся в углу прихожей.

«Куда они девались?» — подумал он, размышляя, что можно делать в степи двум женщинам, но в итоге своих умственных потуг смог родить одну мысль: «Женская душа – потёмки».

Решив, что самый лучший способ обнаружить потерянных – это послать марку, Фогги написал: «Я на месте, где вы?» Пытаясь проследить, куда отправиться марка, он таращил глаза, наблюдая за трепыхающейся мелочью, но она, зараза, запутавшись в ветвях дуба, торчащего у колодца, исчезла, чем привела Фогги в расстройство.

Каково же было его удивление, когда через некоторое время к нему прилетела ответная марка, в которой было написано: «Мы на втором этаже, поднимайся». Фогги в недоумении поднял глаза на дом Манароис, рассуждая, где у одноэтажного домика второй этаж.

Чтобы не запутывать Чери, он написал: «Я в доме Манароис». «Что ты там делаешь?» — спросила Чери.

«Доил коров», — сообщил Фогги.

«Почему ты не полетел домой, а отправился в дом Манароис?» — спросила марка, и Фогги представил лицо Чери. «Я искал тебя!» — ответил Фогги.

«В доме Манароис?» — удивилась марка, а лицо Чери в голове Фогги ухмыльнулось. Неизвестно, сколько бы они переписывались с Чери, если бы Фогги не заметил огонь, летящий с неба. «Началось!» — подумал он, понимая, что с неба просто так ничего не свалиться. «Кончилась одна, жди другой беды», — вздохнул Фогги, понимая, что его сейчас начнут похищать. Приготовившись к своей судьбе, ещё не написанной Фатенот, он присел возле колодца, мужественно ожидая похитителей.

Похититель оказался огненной лошадью, которая приземлилась во дворе дома Манароис, обдав крыльями вековечный дуб, который зашелестел в ответ листьями. На спине инопланетянина сидели Марэлай и Марго. Фогги, возмущённый наглостью похитителя, воскликнул, схватив в руки деревянные, трезубые вилы:

— Отпусти детей, зараза, и можешь забрать меня!

— Дядя Фогги, я от вас фонарею, — сказала Марго, слезая с лошади, — это же наша бабушка.

За Марго слезла и Марэлай, которая подошла к Фогги и спросила, показывая на ведро с водой:

— Попить можно?

— Не пейте, — сказал Фогги, не сводя глаз с огненной лошади, которая с ухмылкой на него посматривала.

— Почему? — спросила Марэлай, заглядывая в ведро, полное воды.

— В доме есть свежее молоко, — сказал Фогги, посматривая на лошадиную ипостась Маргины.

— Я свежее не люблю, — сказала Марэлай и присосалась к ведру.

— Подвинься, — сказала Марго, наклонившись к ведру рядом.

— А вы уверены, что это ваша бабушка? — поинтересовался Фогги, на всякий случай, перекрывая детей собой.

— Уверены, — сказала Марэлай, оглядывая двор и выискивая взглядом, чем бы заняться.

— А почему у бабушки такие большие зубы, — допытывался Фогги, не оставляя мысли быть похищенным.

— Это чтобы тебя съесть, — сказала Марго, помня сказку, которую ей рассказывал папа.

В это время, Манароис, услышав от Чери, что Фогги доит её коров, вспомнила о бурёнках и, пока Чери писала ответ Фогги, вышла из дома, направляясь в свои пенаты. То, что идти ей пешком необходимо порядочно, её не смущало, тем более ждать любимого, Мо, придётся, очевидно, долго, а у себя дома время пролетит комфортнее, не то, что в гостях. Долгая дорога начиналась на мосту через реку Вайну, которая возле моста впадала в реку Лею.

Обычно в путь отправлялись с утра, чтобы к ночи оказаться в Валу, так как кроме него, больших городов по пути не было. Поэтому Манароис шагала в одиночестве, не встречая попутчиков, а для встречных караванов было ещё рано. Только по той причине, что она была одна, её заметил Парк, брат Леметрии, который направлялся на флаэсине в Борото. У него на борту находились запчасти к электростанциям, отправленные Винтиком и Шпунтиком, инженерами Электрических Сетей. Спустившись вниз, прямо возле дороги, он спросил:

— Куда путь держите, уважаемая?

— К себе домой, — ответила Манароис.

— Садитесь, я вас подвезу, — сказал Парк, сбрасывая сходни. Парк был не знаком с Манароис, так как в то время, когда происходили известные события с барберосами, он находился в Тизере. Поэтому, когда они разговорились, удивился, что она знакома с его сестрой, Леметрией, и знает Чери. А когда Манароис рассказала о своей любви к Мо, то у Парка полезли глаза на лоб. Пока глаза Парка путешествовали по его лицу, Фогги, так и не смирившись с образом Маргины в виде лошади, спросил у неё:

— А вы что здесь делаете?

— Катала внучек, а теперь ожидаю гостей, — подперев копытом лошадиную морду, ответила Маргина, растянувшись на траве под дубом. Фогги размышлял, какие гости прилетят, чтобы скушать на обед двух девочек и его, дурака. Поэтому, покрепче сжал ручку вил, собираясь отдать свою жизнь за приличную цену. Маргина, давно хихикающая внутри себя и пасущаяся в голове Фогги, не собиралась его переубеждать и принимать привычный образ женщины.

К тому же, она хотела, чтобы её увидели в виде лошади прибывающие гости, намереваясь создать у них соответствующее впечатление. Если не быть голословными, то гости уже прибыли на Глаурию, и находились на пути в Боро, так что ожидать оставалось совсем недолго.

Марэлай и Марго за это время успели выдавить из бегающих по двору кур пару яиц и вели себя во дворе, как завоеватели. Маргина не останавливала их, полагая, что маленький вред, нанесённый внучками, совсем малая компенсация за надругательство Манароис над её прошлой любовью, именуемой Мо.

Фогги, нервно поглядывая на небо, первым, не считая Маргины, заметили в небе чёрную молнию, и вспомнил о богах маргов, у которых пытался найти защиту. Но так как до этого был к ним равнодушен, то боги злопамятно от него отвернулись, не желая подать какой-либо знак, что он услышан. Чёрная смерть приблизилась настолько, что можно было её рассмотреть, и Фогги с радостью узнал товарища Тёмного, к которому он с отчаянием бросился.

— Эта лошадь хочет нас съесть! — сообщил он, показывая на красную лошадь.

Товарищ Тёмный, в отличие от Фогги, сразу узнал Маргину, а её вид возбудил в нём только одно желание, которое не стоило показывать при дочери, Элайни, а тем более перед внуками.

— Мама, — воскликнула Марго, бросаясь к Элайни, а та, соскочив с товарища Тёмного, понеслась к ней. Сергей подхватил их на руки и закружил, смеясь. Когда объединившаяся семья немного успокоились, Элайни подошла к Тёмному и произнесла:

— Спасибо тебе, Тёмный!

Товарищ Тёмный, сама скромность, бил передним копытом землю, но вовсе не от слов Элайни, а пытаясь сдержать свою страсть.

— А с матерью здороваться, что, не нужно? — сказала Маргина, подходя к дочери.

— Мама! Ты что – лошадь!? — воскликнула Элайни, бывшая до этого в недоумении, что делает здесь красная лошадь.

— А что, не нравится? — спросила Маргина, но Элайни так и стояла с открытым ртом, растерянно поглядывая на товарища Тёмного.

— Здравствуй мама, — сказал Сергей, подходя к Маргине. Обняв её за шею, он сказал на ухо: — Не сказал бы, что я это ожидал, но ты красива.

— Правда? — не поверила Маргина, но перешерстив голову зятя, увидела его явное восхищение и, чмокнула его лошадиными губами в щеку, сказала: — Спасибо!

Элайни возмущённо смотрела на предателя, который в это время здоровался с Фогги, и на предложение последнего продолжить путешествие на флаэсине тут же согласилась. Детей погрузили на флаэсину, туда же забралась Элайни, а за ней и Сергей.

— Нам, как я вижу, места на флаэсине нет, — укоризненно сказала Маргина, а товарищ Тёмный, отчего-то заторопивший Фогги с отлётом, убедительно сказал:

— Мы на своих быстрее вас будем.

«Нет!» — сказала Маргина, читая мысли товарища Тёмного. «Да!» — полыхнул жаром в её глифомах товарищ Тёмный, нетерпеливо дожидаясь, пока флаэсина скроется с глаз. Не оставляя ему надежд, Маргина рванула в степь, бешено перебирая ногами, так что ветер свистел в ушах.

Тёмный, поблёскивая от вожделения глазом, рванулся за ней, пытаясь догнать, но яркое пламя не обжигая степь, огненной стрелой мчалось впереди, дразня развевающимся на ветру хвостом. Маргина, находя положение неестественным, была приятно удивлена напором вспыхнувшей страсти Тёмного, и немного дразнила его, как и всякая женская сущность, поэтому немного умерила пыл, чтобы Тёмный не потерял всякую надежду. Как будто нарочно, из глифом выползли воспоминания о сексуальных фантазиях окоритян на планете Око, зажигаясь в ней сладкие мысли.

«Какого рожна я должна убегать?» — подумала она, приостанавливая бег, и Тёмный, уловив её мысль, с ходу вскочил на неё, обжигая сзади, а она чуть не потеряла контроль над телом, неожиданно подаваясь назад. Бешеная скачка не утратила свой ритм, перевоплощаясь в бешеную страсть, которая замедлила время в данной точке пространства, успевая в долю прасек, полыхнуть миллионами оттенков чувств, заполняющих их естество до последней глифомы. Вскоре они потеряли формы, сливаясь в один, закрученный вихрь, который срывал остатки травы из почвы, расшвыривая её вокруг. Ещё долго вихрь кружил по степи, вырисовывая на ней немыслимые узоры, и Парк, летящий на флаэсине, с удивлением их рассматривал.

Манароис, стоящая рядом с ним, смотрела на узоры, но их не видела, так как думала о своём Мо, который был похищен барберосами, и украденный кем-то у них. «Зачем он вам нужен? — обратилась к похитителям Манароис: — Вы всё равно не будете любить его, как я».

Ворон, неподвижно висящий высоко в небе, смотрел на сексуальные зигзаги, которые выписывали охваченные страстью сущности, и осуждающе заметил:

— Какая распущенность нравов, — подумывая про себя о том, где бы поймать какую-нибудь ворону, чтобы оседлать её и ощипать до безобразия.

Флаэсина опустилась возле дуба и Манароис бросилась к своим бурёнушкам, которые, увидев её, осуждающе замычали, встречая хозяйку. К своему удивлению она заметила, что коров кто-то доил, а когда зашла в дом, то увидела, что на столе стоит полное ведро молока.

Еще на столе лежала записка, на которой Манароис прочитала: «Коров подоил. Фогги». Она с тёплой улыбкой вспомнила Фогги, но тут же погасила её, извлекая из памяти незабвенный образ Мо. Ей так никто и не помог, несмотря на явное сочувствие, и она понимала, что может все оставшиеся дни посвятить тому, что будет ждать своего Мо.

Она хотела покормить Парка, но тот взял с собой только горшок с молоком и, пообещав непременно залететь на обратном пути, поднялся в воздух. Манароис перемыла посуду, привела в порядок спальню и кухню, затем почистила коров. Потом спустилась в погреб и перевернула сыры, приготовленные для обмена в Барото, а закончив работу, уселась на лавочку у колодца, ожидая неизвестно чего.

Две лошади, идущие по степи, не задели сознание Манароис, мимоходом родив только одну мысль: лошадки отбились от стада. Она собиралась заняться утренним и обеденным молоко, чтобы сделать сыр, но лошадки, настойчиво направляясь к усадьбе, своей настырностью раздражали её, и она остановилась, ожидая.

Маргина и товарищ Тёмный, иссякнув страстью, не спеша шли по степи, направляясь к дому Манароис. Собственно говоря, к Манароис шёл товарищ Тёмный, закрыв от Маргины глифомы, не посвящая её в свои планы.

В любом случае Маргина не рвалась к общению с Манароис, но, утомлённая страстью и, пребывая в возвышенном состоянии души, не стала спорить с товарищем Тёмным, полагаясь на его деликатность, надеясь, что не будет уязвлена новой пассией Мо.

— Ты ожидаешь Мо? — спросил товарищ Тёмный, а Манароис, удивлённая говорящей лошадью и её осведомлённостью, смогла только спросить:

— Ты кто?

— Я тот, кто может вернуть тебе Мо, — сказал Товарищ Тёмный, скалясь улыбкой. Манароис посмотрела на товарища Тёмного, на лошадь необычной красной масти, сопровождающую его, подумав, что она отравилась, и у неё начались галлюцинации. Она вспомнила, что сегодня ела и с удивлением обнаружила, что за целый день у неё во рту не было ни крошки. «У меня такое от голода», — подумала она, но лошадь в голове ей ответила: «Ничего подобного». Полагая, что ей нужно лечь и заснуть, Манароис, не глядя по сторонам, зашла в дом и защёлкнула засов. А потом легла на кровать и закрыла глаза.

«Пусть спит!» — сказала одна лошадь, а другая её спросила: «Так, может, не будем терять время?» — после чего всю ночь творилось невообразимое, точно все дьяволы Глаурии носились вокруг дома, но Манароис этого не слышала, так как смотрела сон, в котором Мо вытворял с ней всякие приятные вещи.

***

— Свежие полотенца в ванной комнате, рядом туалет, — буднично сообщил Хенк и, оставив Васабри в зале, отправился на кухню. «Не очень вежливо», — подумала Васабри, отправляясь в ванную комнату и приятно удивляясь белоснежной ванне вровень с полом, по которой протекала проточная вода.

Васабри заглянула в горшочки, стоящие рядом с ванной, из которых приятно пахло, и принялась обмазывать себя душистой глиной, а потом погрузилась в воду. Когда Хенк появился на кухне, то услышал слова, которые вряд ли понравились Васабри.

— Она что, будет здесь жить? — спросила Байли, спокойным голосом, но Хенк сразу уловил в нём недовольство.

— Вспомни себя, когда ты попала на планету Око, — мягко сказал Хенк.

— Причём здесь это? — спросила Байли.

— Эта девушка с Земли и попала сюда случайно, — ответил ей Хенк, — мы должны ей как-то помочь.

Они немного помолчали, а потом Хенк добавил:

— Напрасно ты ревнуешь. Кроме тебя, мне никто не нужен, — он прижал её к себе, а Байли облегчённо вздохнула.

— Неси тарелки в зал, — сказала Байли, нагружая Хенка, а потом добавила: — Девчонки унеслись не кормленные.

Когда Васабри вышла из ванной, Байли и Хенк уже сидели за столом, ожидая её. Но не успели они начать трапезу, как в дверь ввалился Вася Филимонов и сказал:

— Принимайте гостей.

Сзади шла Розария, подталкивая в спину двух мужчин на одно лицо. Вася без приглашения сел за стол, налил в свободную кружку чая и отхватил из тарелки бутерброд с сыром. Байли и Хенк, растерянно смотрели на жующего Васю, ожидая объяснения, а Васабри с ужасом уставилась на близнецов.

— Анни?! — воскликнул один из братьев.

Хенк и Байли, удивлённые ещё больше, смотрели на Васабри, которую незнакомый мужчина называл Анни.

— Может, кто-нибудь расскажет, что здесь происходит? — спросил Хенк, уставившись на Васю Филимонова, как будто тот виноват.

— Это близнецы, — сообщил Вася, пережёвывая бутерброд.

— Вижу, что близнецы, — сказал Хенк и спросил:

— Ты зачем их привёл?

— Так они по кроватям шастают, — возмутился Вася, выискивая глазами, что бы ещё покушать.

— По каким кроватям? — не понял Хенк.

— По чужим, — объяснил Вася, но Хенк ничего не понял.

— Анни, скажи нам, где Дмитрий? — спросил один из близнецов и Хенк повернулся к Васабри.

— Они украли моего жениха, — объяснила она, — это братья Хворрост.

— Мы никого не крали, — возмутился Жан, — ваш Дмитрий пропал, когда получил от вас вот такое послание.

Он включил кап, и присутствующие увидели перед собой двух молодых людей, которые занимались сексом. На девушке, оседлавшей парня, было ожерелье из зелёно-голубого сардоникса. Байли удивлённо посмотрела на Анни-Васабри на шее которой висело точь-точь такое ожерелье.

— Это же не я! Посмотрите на плечо, на нём родинка! — воскликнула она, оголяя своё плечо и показывая всем.

— Вероятно, Дмитрий подумал, что это вы, — сказал Жак, а Жан, в знак согласия, кивнул головой. Анни-Васабри зарыдала и Байли, позабыв о своих опасениях, прижала её к себе, успокаивая.

— Почему вы ищете его здесь? — поинтересовался Хенк.

— Я нашла записку, на которой было написано «Глаурия», — ответила сквозь слёзы Анни-Васабри.

— А как ты попали сюда? — удивился Хенк.

— Я думаю, что мне помогло ожерелье, которое дал Туманный Кот, — задумчиво сказала Васабри: — Стоило мне подумать о Диме, как тут же появилась транспортно-туристическая фирма «Дикие гуси».

— Мы тоже попали через фирму «Дикие гуси», — сообщили близнецы.

— Туманный Кот, вообще-то, здесь, — сказал Хенк, показывая на Туманного Кота, невозмутимо лежащего на диване, а под ним копошились Банди и Дуля.

— Она из будущего, — объяснил Туманный Кот, — и ожерелье я дам ей в будущем...

— Вы из будущего Земли? — воскликнул Вася Филимонов, уже успевший покушать: — А как там Каневская ГЭС?

— Её затопило Потопом, — сообщила Анни-Васабри: — А откуда вы знаете Каневскую ГЭС?

— Я там работал, — печально ответил Вася.

— Мой дедушка там работал, — сообщила Анни-Васабри, — его звать Михаил Столярчук.

— Так я тоже с ним работал! — вскочил Вася Филимонов и принялся так крепко обнимать Анни-Васабри, что Розарии не понравилось: — Ты мне, почти, как родственница.

— Михаил Столярчук нам тоже родственник, — сообщил Хенк, глядя на Байли, — он друг нашего Сергея.

— Вы говорите обо мне? — спросил Сергей, показываясь в дверях. За ним показалась Элайни и Байли грохнулась в обморок. Пока её приводили в чувства, растерянный Жан Хворрост спросил:

— Так, где же, всё-таки, Дмитрий?

***

Когда Манароис проснулась, то глюки не исчезли и две лошади, одна черная, как ночь, а вторая ярко-рыжего цвета, всё также стояли во дворе, покусывая друг другу холки. Она поднялась и пошла к бурёнкам, которые ожидали её рук, и присела на стульчик, вытирая полотенцем вымя. Струйки молока весело ударили в дно, и она на время выбросила из своей памяти настырных лошадей, думая о Мо, как тут ко второй корове подошла чернявая женщина с таким же ведром, как у Манароис, и села доить. Неизвестная женщина оказалась ловкой и не хуже Манароис дёргала за соски, только пена в ведре поднималась.

— Ты кто? — решила прояснить Манароис, искоса поглядывая на женщину.

— Я Маргина, — ответила женщина и Манароис вздрогнула, так что струя молока ударила вбок, на траву. Она тут же подумала, что пропажа Мо, дело рук Маргины и похолодела: о возможностях Маргины она знала.

— Что ты хочешь от меня? — напряглась Манароис.

— Если бы всё зависело от меня, я бы тебя убила, заразу, — с удовольствием выпалила Маргина и пояснила: — Чтобы чужих мужиков не уводила.

Манароис молчала, однако вины за собой не чувствовала: она любила и эта любовь была взаимной. Товарищ Тёмный, включив лошадиные вкусовые рецепторы, щипал, наслаждаясь, травку и в разговор не вмешивался, предпочитая в женские дела не лезть. Когда коров подоили, Маргина поднялась и, посмотрев Манароис в глаза, сообщила: — Значит так, подруга. Твоего Мо мы найдём и вернём на Глаурию, а вот захочет он с тобой жить или нет, не наше дело. Взамен будешь жить вечно...

— Я и так живу вечно, — сообщила Манароис, а Маргина покосилась на товарища Тёмного: «Как это так?» — на что он ответил: «Аномалия. Но, побочных репликаций нет».

— ... и будешь ткать Ковёр Судьбы, — закончила Маргина, а потом добавила: — Иначе твой Мо, где бы он ни был, там и останется.

— Я согласна, — сразу сказала Манароис, а Маргина с ревностью спросила: — Ты что, так его любишь? — на что Манароис ответила: — Да!

— Тогда жди! — сказала Маргина с досадой – не ревновать у неё никак не получалось. Но, взглянув на товарища Тёмного, она внутренне зарделась, вспоминая ночь, и с облегчением подумала: «Зачем мне нужен какой-то Мо, когда у меня есть Тёмный!» Она расправила крылья и поднялась в воздух, а за ней, чёрной молнией, сиганул товарищ Тёмный, догоняя её.

***

Ворон висел над заводью, совсем не шевеля крыльями, и, даже, заинтересовал быстрого судака, который выскочил из воды и хотел схватить Ворона за хвост. Ворон хряснул когтистой лапой его по жабрам, и судак понял, что с дядей Вороном шутки плохи.

— Что молчишь, говори, — сказал Сазан, выныривая из воды.

— Хранители занимаются сексуальными оргиями, — доложил Ворон.

— Тебе делать нечего? — возмутился Сазан: — Прервал такую интересную дискуссию с раком Гришей!

— Они любовью занимались ... в лошадиной ипостаси, — уточнил Ворон.

— Нет ничего лучше, как метать икру, — мечтательно произнёс Сазан, погружаясь в свои глифомы. Ворон молчал, хлопая глазами.

— Не запланированные репликации есть? — спросил Сазан, шевеля губами.

— Есть? — доложил Ворон.

— Отрицательные или положительные? — спросил Сазан, вытянув половину туловища из воды.

— Лямбдаобразные! — доложил Ворон.

— Иди! — махнул Сазан передним плавником и добавил вдогонку Ворону: — По пустякам не беспокой! — а сам вырезал из заводи приличный кусок яйцеобразной формы и, вместе с берегом и водой, поднялся в воздух. Внутри плавали не потревоженные рыбки, а водоросли тянулись к свету, который, неожиданно для них, облучал их со всех сторон. Когда половинка яйца достигла облаков, то Сазан раскинул симпоты, что-то тщательно проверяя, а потом помчался, едва не расплескав воду из вырезанной заводи. Впереди показались две точки, чёрная и красная, которые, постепенно увеличиваясь, превратились в товарища Тёмного и Маргину.

— Куда путь держите, вороные? — спросил Сазан, переваливаясь через борт своего средства передвижения, а пучеглазые рыбки сквозь прозрачные стенки пялились на летающих лошадей, рассуждая, что предпринять: уплыть подальше, в глубину, или не обращать внимание на необычных существ. На дне прозрачной скорлупы валялся рак, которому лошади были без интереса, а интриговали облака, прекрасно заметные сквозь не замутнённое дно.

— Туда же, куда и водяные, — ответила Маргина, взирая на огромного Сазана и его прозрачную скорлупку, наполненную водой и рыбками.

— Так вам не со мной, вам туда, — сказал Сазан, показывая плавником в небо.

— Сами знаем, — сказала Маргина, внимательно приглядываясь к Сазану – уж больно он необычный.

Товарищ Тёмный молчал, что было ему не свойственно, и Маргина подумала, что Сазан не простой Хранитель, а кто-то могущественней их. Это её раззадорило, и она спросила: — Уважаемый Карп, а вы сюда икру метать прилетели?

— Меня звать Сазан и ты скоро это запомнишь, — сообщил «Карп», и Маргина поняла, что рыбка шуток не любит.

— А вам на планету Эраннер, — добавила рыбка, и, очевидно обиженная, ушла куда-то в сторону и вниз.

— Спасибо! — крикнул вслед Сазану товарищ Тёмный, а Маргина посчитала, что её друг подхалим и предатель.

Загрузка...