Перстень Харома

Репликация двенадцатая. Бони

«Куда я попала?» — не унимался цыплёнок, толкая её изнутри, и Маргина пустила к нему свою симпоту, проникая внутрь. Существо было в ужасе и вовсе не цыплёнок, а Анни, как она себя называла. Маргина, отходя от воздействия амомедара, удивлённо у неё спросила:

— Ты что здесь делаешь? — но Анни не реагировала, а только, как рыба, хватала ртом воздух.

«Она задыхается!» — сообщил Мо, ворочаясь внутри Маргины, а она не могла понять, почему ещё и Анни забралась ей внутрь. Девочка задыхалась, и Маргина растерянно крикнула Мо: — Делай что-нибудь.

В отличие от неё, Мо уже что-то делал: пускал воздух. В том смысле, что производил молекулы кислорода, и Маргина почувствовала, как её распирает изнутри. «Не хватало, чтобы я лопнула!» — подумала она, хихикая внутри. Анни уже открыла глаза и тоже хихикала. «Чего это она?» — не поняла Маргина и спросила у Мо:

— Ты в воздух ничего не добавлял?

— Нет, один кислород, — сообщил Мо. Анни продолжала хихикать в темноте и Маргина осветила свои внутренности, предполагая, что девочка испугалась.

— Не бойся, я с тобой, — успокоила её Маргина, соорудив на противоположной от Анни стенке своё лицо и, между делом, осматривая свою утробу на предмет интерьера. Шарик, в котором находилась Анни, был как шарик, стенки гладенькие, если не считать лица Маргины, зелёного, как и стенки.

— Кикимора! — показывая на лицо Маргины, засмеялась Анни, и, тыкая пальцем, не переставала хихикать и повторять: — Кикимора.

— Это уже слишком! — возмутилась Маргина: кикиморой её ещё никто не называл.

— Да она пьяная от кислорода, — объяснил Мо, появляясь своим лицом внутри шарика. Маргина задумалась: «Может ей кислород перекрыть?» Не успела она это подумать, как у неё внутри стало тесно – туда ввалился ещё кто-то. «Что же это такое? — возмутилась Маргина. — Я что, проходной двор?» Отправленные на опознание симпоты донесли Маргине информацию, и она остолбенела.

— Хенк? Что ты здесь делаешь? — спросила она у своего зятя, который озадачено осматривал внутренности шара. Хенк, вместо ответа, смотрел на её зелёное лицо и хихикал, повторил: «Кикимора!»

— Что же это такое! — возмутилась Маргина: — Я им, можно сказать, жизни спасаю, кислорода даю, а они надо мной хихикают!

— Кислород, между прочим, даю им я, — сказало зелёное лицо Мо и захихикало.

— Ты чего? — не поняла Маргина: терпеть смех ещё и от Мо она не собиралась.

— Попробуй дышать, — предложил Мо, хихикая. Маргина включила человеческие рецепторы и вдохнула. Её тут же охватила весёлая волна, и она захихикала, тыкая возникшим пальцем в зелёное лицо Мо: — Кикимора!

Веселье продолжалось довольно долго.

— Вы что сделали с Хенком! — грозно воскликнул Перчик и движением пальца накинул на братьев Хворрост петлю, сказав Васе Филимонову: — Вяжи их!

Вася Филимонов добросовестно их связал, а Перчик осторожно взял в руки блестящую кривую загогулину, именуемую «транслятор», и стал её разглядывать.

— Перчик! Брось эту штуку подальше от себя, — воскликнула Розария, — а то, в недобрый час, и ты исчезнешь. Представляю, что мне тогда скажет Леметрия!

— Хорошо, что ты напомнила, — спохватился Перчик, бережно опуская транслятор в карман. Он вспомнил о найденных людях, юноше и девушке, которых оставил дома, и о которых хотел сообщить Хенку, полагая, что за ними нужно присмотреть.

— Перчик, а что мне с братьями делать? — спросил Вася Филимонов, и Перчик, не оборачиваясь, бросил:

— Держи их до тех пор, пока не вернётся Хенк.

Вася Филимонов размышлял пару минут, а потом повернулся к Розарии и сказал:

— Солнышко, принеси мне бутыль, ты знаешь какую.

Братья настороженно посмотрели на Васю, а Розария кивнула и отправилась в подвал, откуда притащила большую бутыль не совсем правильной формы: последнее произведение Винтика и Шпунтика, ведущих инженеров Глаурии, сделанное по заказу Васи Филимонова. В стеклянной ёмкости, наполненной до половины, болталась какая-то прозрачная жидкость.

— Это яд? — обречённо спросил Жан Хворрост.

— Да! — сообщил Вася и был отчасти прав.

Дело в том, что Вася Филимонов занялся делом на Земле известном, но не практикуемым на Глаурии – самогоноварением. На Глаурии ничего крепче, чем перебродивший сок, не употребляли, а земной опыт позволял Васе заняться крепкими напитками. Первый произведённый продукт, находящийся в бутыли, был дегустирован Васей вместе с Хенком и Перчиком, после чего Хенк категорически запретил этим заниматься, а тем более кому-либо рассказывать.

Слово Вася держал, а бутыль бесполезно пылилась в погребе. Вася наклонил стеклянную емкость, принесённую Розарией, и налил на два пальца в кружку.

— Пей! – сказал он Жаку и тот повернул голову к Жану.

— Прощай, брат! — воскликнул Жак, и Перчик опрокинул кружку. Тот хлебнул и вытаращил глаза, хватая ртом воздух. Жан рыдал, теряя брата.

— А теперь ты! — грозно сказал Вася, наливая очередную порцию и поворачиваясь Жану. Жидкость произвела аналогичное действие на брата Жака, превращая его в молчаливую рыбу, хватающую воздух. Чтобы проверить ощущения, Вася налил немного себе, и свободно перевернул кружку в себя, закусив ладошкой, демонстрируя мужской характер. Жидкость, именуемая на Земле «первак», произвела своё разрушительное действие, и братьям срочно захотелось поговорить.

— Розария, записывай, — сказал Вася и жена, взяв лист бумаги и гусиное перо, принялась записывать признания «французских шпионов». Когда, после очередной порции эликсира правды, давно развязанный Жак спросил, держась за ворот рубашки Васи: «Ты меня уважаешь? — Розария возмущенно его остановила:

— Не мельтешите, я не успеваю записывать.

— Жак, дружок, повтори, — попросил Вася.

— Ты меня уважаешь? — спросил Жак и поцеловал Васю в щеку: — Невинный поцелуй француза.

— Поцелуй записывать? — спросила Розария.

— Интимные подробности опусти, — сказал Вася, и Розария замазала пером интимные места.

Придя домой, Перчик не застал потерпевших, так как они давно уже проснулись, а на вопрос, куда они девались, Леметрия сообщила:

— Они вместе с Витером ушли на речку, вылавливать какой-то «контейнер».

Перчик, озадаченный сообщением, собирался отправиться на речку, но Леметрия его остановила:

— Перчик ... — сказала Леметрия, загадочно сияя улыбкой.

— Что? — спросил он, думая о том, не навредят ли прибывшие Витеру.

— У нас будет ребёнок, — сообщила Леметрия, ожидая реакции Перчика.

— Ребёнок, это хорошо, — согласился Перчик, размышляя о том, стоит ли позвать кого-либо в помощь.

— Перчик, у нас будет ребёнок, — напомнила Леметрия, выводя Перчика из транса. До Перчика дошло, и он принялся тискать смеющуюся Леметрию, которая от него отбивалась.

— Я сейчас, быстро, — сказал Перчик и бросился к реке. Когда он оказался на берегу Леи, то увидел, что Витер сидит на берегу, а девушка и парень беспрерывно ныряют недалеко от берега.

— Что они делают? — спросил Перчик, успокоенный тем, что Витеру ничто не угрожает.

— Ищут «контейнер», — сообщил Витер, но Перчику данное название ничего не говорило. Нырявшие, увидев подошедшего Перчика, прекратили поиски и, тяжело дыша, выбрались на берег.

— Меня зовут Лоренс, — сообщил парень, пожимая Перчику руку, и кивнул на девушку:

— Она – Вивьен.

— Что вы хотите найти? — спросил Перчик. Лоренс переглянулся с Вивьен и сообщил:

— За нами должен был появиться контейнер с оборудованием, но он, видимо, сгорел в атмосфере или разбился о воду.

— Для вас груз так важен? — спросил Перчик, а Лоренс, снова переглянувшись с Вивьен, сообщил:

— Мы хотели открыть постоянный туристический маршрут Земля – Глаурия.

— Откуда вы знаете о Глаурии? — поинтересовался Перчик, ничуть не удивляясь намерениям парочки.

— О ней нам рассказывал друг, Димон, а ему о Глаурии сообщила его девушка, Анни.

— Девушка Анни из Земли недавно была у нас, — сообщил Перчик. Обрадованный Лоренс принялся расспрашивать об Анни, но Перчик его огорчил: — К сожалению, Анни пропала.

На расспросы парня и девушки он сообщил им, что знал. Лоуренс, напряжённо размышляя, наморщил лоб, а потом радостно сообщил: — Он, всё-таки, сделал это!

Перчик в недоумении на него посмотрел.

Хихикай не хихикай, а выбираться из кокона амомедаров нужно, поэтому, когда все вдоволь потешили себя кислородом, Маргина добавила в воздух немного азота, чтобы Хенк и Анни, пока она будет кушать амомедара, не наделали глупостей. Двинув Мо, чтобы он бросил заниматься глупостями, Маргина наказала ему присматривать за людьми, а сама снова погрузилась в амомедара.

Погружение было долгим и странным. Вначале она опускалась в тёмную пустоту, пока не оказалась в воде и, неожиданно для себя, вильнула хвостом и поплыла.

Маргина удивилась, так как никогда не мечтала стать рыбой, но ощущение от плавания ей понравилось ничуть не меньше, чем ощущение полёта.

«Я знал, что тебе понравится», — услышала она и оглянулась. Рядом с ней, немного позади, плыл огромный сазан, слегка шевеля хвостом. Маргина, чтобы оторваться от незваной опеки, рванулась вперёд, но оторваться от назойливого сопровождающего не удалось: он ничуть не отставал.

«Что тебе нужно, рыба?» — спросила Маргина и услышала удивлённый ответ: «Ты меня не узнала?»

Маргина, опешила, но сразу догадалась: «Сазан, что тебе нужно от меня?»

«Я хочу, чтобы ты по достоинству оценила жизнь в воде», — сообщил Сазан, но Маргина его огорчила: «Вода, не моя стихия!» Столь явное выражение отношения к воде не смутило Сазана и он начал нарезать круги вокруг Маргины, а у неё вдоль всего тела прошла стремительная волна, возбуждая в ней странное ощущение сладострастия. Неожиданно для себя она оцепенела, а Сазан, чуть ли не касаясь её боков, вздрагивая всем телом, кружил рядом, снова возбуждая в ней волну наслаждения.

Чуть ли не отключаясь, она судорожным движением выпустила из себя струю икры, почувствовав облегчение, а Сазан, дико извиваясь, замутил воду, выпуская в неё мутную субстанцию.

«Да он меня изнасиловал!» — возмутилась Маргина и бросилась симпоту вперёд, сразу оказавшись на планете Эраннер. Выпустив ещё несколько симпот, она поняла, что уже на свободе, осталось вытащить себя, Мо и Хенка с Анни.

Вспоминая виденное, она не поняла, что это было: или галлюцинации, или наведенные мысли, только хотелось по-человечески принять душ и смыть все грязные мысли из памяти. Чтобы отвлечься, она сообщила Мо о том, что путь свободен и нырнула внутрь, освобождая проход ему. Мо медленно потёк по возникшей нитке, наматываясь клубком на выходе, а Маргина явилась внутри себя зелёным лицом, обратившись к Хенку и Анни:

— Потерпите немного, Мо скоро выберется.

— А мы? — спросила Анни, так как сидеть внутри Маргины не очень приятно. Хорошо, что Маргина, предвидя проблемы, незаметно для Хенка и Анни удаляла из них излишки жизнедеятельности, превращая в полезные вещи, а шлак перемещала к месту соприкосновения с амомедарами.

Мо уже выбрался, и Маргина стала медленно расширять отверстие, пуская параллельно первой вторую нить, но так, чтобы не сильно тревожить амомедара, не то, он может проснуться и станет поглощать эмоции, тем самым выдавая Маргину Страннику. Между тем Мо, не теряя времени, накинул на Странника сеть, не обнаруживая себя, а той симпоте, что была на страже, скормил кусочек амомедара.

— Ложитесь, — сказала Маргина и первой потащила к выходу Анни. Амомедар, шевельнувшись, чуть ли не проснулся и сдавил отверстие вместе с Анни, которая запищала, но Маргина на неё шикнула. Едва вытянув её, она поволокла и Хенка. Внезапно, когда только ноги Хенка оставались внутри амомедара, тот проснулся и сжался, поймав жертву. Маргина что есть сила дёрнула Хенка и увидела, как зашевелился Странник, очнувшись от амомедара. «Началось!» — подумала она, пряча Хенка и Анни под себя, точно курица цыплят.

Харом, счастливо пребывая в Эссенариуме вместе с Фатенот, позабыл обо всём на свете, наслаждаясь обществом любимой, а если вспоминал о ком, так только о Маргине, причём с благодарностью, извлекая из своих глифом её наставления в деле охмурения женского сердца.

Поскольку у него имелось одно и самое дорогое сердце, а именно, сердце любимой, то он считал своим долгом использовать весь арсенал обольщения, доставляя любимой удовольствие. Фатенот, никак не ожидавшая от Харома такой изощрённости в любовных ласках, заподозрила его в том, что годы разлуки Харом провёл в окружении гарема, но искренность, с которой он её любил, сразу разоружила её и она отвечала такой же открытостью.

Идиллия, продолжавшаяся так долго, не могла длиться вечно, по правилу бутерброда, и в один прекрасный день тот шлёпнулся маслом вниз. Несмотря на непроницаемый купол, чтобы никто не тревожил их покой, однажды утром в их постель шлёпнулась огромная марка, шевеля крыльями, как бабочка, и Харом с удивлением её открыл.

«Каких обстоятельств?» — подумал Харом и, зная брюзжащего Сазана, решил, что использует всё своё влияние, чтобы никаким образом не навредить Фатенот, тем более что за собой вины не чувствовал.

— Что случилось? — тревожно спросила Фатенот, но Харом её успокоил.

— Ничего плохого, мы с тобой совершим маленькое путешествие по планете Глаурия.

Тем не менее, он отправил сообщение Судьбам Времён, чтобы они прислали ему освобождение от работ Фатенот. Некогда сердитые совы, а теперь весьма довольные собой и работой гуцулок Судьбы Времён, испугались, что Фатенот возвратится назад, лишив их мелких радостей жизни, что у них были, а в особенности пения по вечерам гуцульских коломыек.

Поэтому, они прислали пространный лист бумаги с двумя печатями, в котором давали Фатенот бессрочный отпуск на все времена, а попросту говоря, уволили её с работы. Харом сохранил бумажку, спрятав её в девятом измерении, чтобы никакая зараза, не стырила документ.

Чтобы лететь с комфортом для Фатенот, он поднял Эссенариум в воздух, а в главном зале сделал прозрачный пол, чтобы она могла наблюдать за Глаурией с высоты. Фатенот вначале боялась стоять на прозрачном полу, ощущая себя неуверенно, но рядом находился Харом, что придавало ей смелости. Когда пролетали над Землёй Харома, одинокая каменная фигура на берегу её заинтересовала.

— Кого-то она мне напоминает, — сказала она, а Харома выдал цвет лица: иногда он по-прежнему тушевался перед Фатенот.

— Это ты, — засмеялась она и повисла у него на шее.

— Я его снесу, — пробурчал Харом, но Фатенот замахала рукой:

— Не нужно, он так украшает берег.

Одно из племён рао, ведущее пленника к статуе, задрав голову, видели странный воздушный остров и даже не подозревали, как им повезло, что их не заметила маленькая женщина в небе. Иначе, с её добрым сердцем, им бы не сносить головы.

Перед горами материка Харом поднял Эссенариум так высоко, что взглядом можно было охватить всю Страну Маргов и Фрей. Фатенот, заворожённо глядя на вниз на игрушечную Глаурию, изредка покрытую облаками, восторженно произнесла:

— Всё это сделал ты?

Харом промолчал, но светящиеся глаза, устремлённые на Фатенот, были красноречивы: он сделал эту планету для Фатенот, превратив её чувства и мысли в Глаурию, и, чтобы быть объективным, планету следовало назвать её именем.

Хенк и Анни, находясь внутри шара, который создала Маргина, чувствовали себя неважно и не видели, как Мо стянул сеть и оторвал Странника от амомедаров. Обездвиженный враг болтался всего лишь на нескольких симпотах Мо, но ничего сделать не мог. Мо хотел прихватить с собой амомедаров, но Маргина его остановила:

— Брось ты эту гадость! От этих амомедаров не знаешь, где явь, а где глюки.

Они поднялись над планетой Эраннер и потянули Странника на Глаурию. Вопли Анни, чтобы их выпустили на свободу, надоели Маргине, и она сделала себя прозрачной, отчего Анни, увидев под собой пропасть, усеянную звёздами, стала вопить, как резанная. Маргина на крики не обращала внимания, и вскоре Анни затихла. Она осмысленно посмотрела на Хенка, сидевшего молча, и сказала:

— Извини, я испугалась, — после чего принялась хихикать. Мо, плывущий рядом с Маргиной, озабоченно спросил:

— Ты снова добавила им кислорода? — на что Маргина только хмыкнула.

— Русские не сдаются! — раздалось вдали, и Маргина обернулась: оживший Странник дёргался в сетке, но ничего сделать не мог.

— А на кулаках слабо? — грозился Странник, превращаясь в молодого парня, который, пошатываясь, видно амомедар ещё действовал, смотрел на них сквозь сетку и закачивал рукава рубашки.

«Не скучный попался Странник», — подумала Маргина, а Мо так и вовсе не реагировал на крики. Что-то ей показалось странным в этом Страннике, и она сквозь сетку запустила в него симпоты и ошалела. Заглянув в себя, она распустила симпоты и, всё позабыв, стукнулась в Мо.

«Ты всё знал?» — возмутилась она, а Мо спокойно ответил: «Тебе знать никто не мешал!»

«Всё моя деликатность», — подумала Маргина и впредь решила совать свои симпоты во всё, чтобы не быть обманутой. Резкие движения внутри себя, отвлекли Маргину от размышлений, и она увидела Анни, прилипшую к прозрачной стенке и напряжённо вглядывающуюся вдаль.

— Дима! — закричала она что есть силы, оглушив и Хенка и Маргину.

— Ты что орёшь! — возмутилась Маргина, показываясь внутри шара прозрачным лицом и притупляя свои симпоты.

— Дима! — не слушая её, кричала Анни и Странник обернулся на её голос.

— Шлюха! — зло бросил он и принялся дёргать сетку.

— Придурок, выбирай выражения и не говори того, о чём пожалеешь, – сказала Маргина и бросила ему содержимое головы Анни.

— С Павлом была не ты? — удивился Странник.

— С каким Павлом? — кричала Анни. — Я давно с ним рассталась!

— Придурок, — смачно сказала Маргина, — с Павлом была её подруга.

— Не называйте меня придурком, — возмутился Странник.

— А кто же ты есть, если не придурок, — издевалась Маргина, — девушка припёрлась на край света, разыскивая тебя, а ты встречаешь её, как животное, бросаясь грязными словами.

— Дима, — вопила Анни, — я тебя люблю.

— Отпусти его, — сказала Маргина, поворачиваясь к Мо.

— А я его не держу, — сообщил Мо. Маргина проверила, и оказалось, что правда – Мо снял сеточку. «Нужно пользоваться симпотами», — напомнила себе Маргина, наблюдая, как Странник, он же Дима, кружится вокруг Маргины, заглядывая внутрь.

— Пустите, — попросил он, но Маргина мстительно ответила: — Я всякую гадость внутрь себя не пускаю.

— Я сам о ней позабочусь, — сказал Дима, и Маргина сжалилась, выпуская Анни, которая тут же оказалась в коконе, сооружённым бывшим Странником.

— Мы отправляемся домой, – сообщил Дима, но Маргина его остановила.

— Подожди, родной, сначала уберите на Глаурии, то, что вы накуролесили, — Маргина бухнула ему в глифомы всю информацию и Дима ответил: — Хорошо.

До самой Глаурии никто не кричал, а что делали Дима и Анни, никто не видел, так как они плелись сзади.

Только перед Глаурией Маргина получила сообщение, возникшее ниоткуда:

Сообщение от Сазана получил не только Харом и Маргина, но и товарищ Тёмный, так счастливо застрявший на ферме Манароис. Сообщение не блистало разнообразием и коротко сообщало:

Товарищ Тёмный забеспокоился, так как был в командировке для коррекции репликаций, о которых совсем забыл, забавляясь с Манароис.

— Это очень серьезно, — сообщила она, и товарищ Тёмный был с ней согласен. То, что она чувствовала, Манароис не сказала, но знала, что в скором времени с любимым придётся расстаться. Тёмный превратился в крылатого коня и Манароис забралась ему на спину. Покинутых коров Тёмный обещал доить дистанционно, но Манароис не очень доверяла такому способу ухода за животными, но со вздохом согласилась, понимая, что последние минуты, проведенные с любимым, стоят дороже каких-то коров.

Сам полёт проходил буднично и грустно. Манароис, сама того не замечая, гладила Тёмного, который нервно вздрагивал от её рук, поглощая флюиды любви, источаемые Манароис. Тёмный летел вдоль Леи, чтобы разнообразить путешествие, но лента води, бегущая внизу, напоминала только о времени, текущему так же, как и река, в одном направлении, и в которое можно войти в том же месте, но уже в другое время.

Их спокойный полёт был прерван приятным приключением: вдали Манароис заметила прозрачную сферу, несущуюся в небе. Брошенные вперёд глифомы сказали Тёмному, что так путешествует Харом вместе с Фатенот. Тёмному, обещавшему Фатенот освобождение от её работы и встречу с Харомом, стало стыдно, что он не выполнил обещание, и он хотел немного свернуть, но Харом, бросив симпоту, пригласил его в Эссенариум.

Купол Тёмный миновал без происшествий и приземлился перед самым дворцом, сразу же приняв человеческий облик. Под руку с Манароис они поднялись по ступенькам и оказались в главном зале с прозрачным полом. Мужчины отошли в сторону, а Манароис, с опаской ступая по полу, познакомилась с Фатенот. Двум отшельницам, как оказалось, было о чём говорить, а так как они не могли похвастаться обилием подруг, то очень скоро сблизились настолько, чтобы поверять друг другу душу.

Что же касается мужчин, то у них разговор был краткий: обменявшись записками, которые прислал им Сазан, они поняли их идентичность и немного успокоились, им, вероятно, грозило какое-то совещание.

Присоединившись к женщинам, они всю дорого до Боро провели в приятных беседах в саду, так как Тёмный, почувствовав, что его никто не упрекает, был остроумен сверх меры, отчего у женщин от смеха немного болели скулы. Что же касается Харома, то он радовался каждой улыбке Фатенот, и не корил Тёмного за анекдоты с длинной бородой.

Перед самым Боро на купол опустились три фигуры: два шарика и Мо собственной персоной. Харом не препятствовал прибывшим, так как, мимолётно скользнув симпотами по глифомам Тёмного, с интересом ожидал следующих событий. Приземлившись в саду Маргина, Мо и Хенк подошли к Харому, а Анни и Дима плелись сзади, не очень отвлекаясь от своих бесед.

— Здравствуй, Тёма, — поздоровавшись со всеми, как можно мягче сказала Маргина, закрывая себя внутри.

— Здравствуй, Маргина, — сказал Тёмный, отворачивая голову и пряча глаза.

— Я должна тебе сказать ... — начала Маргина, но её перебил Тёмный:

— Извини, Маргина! Это я должен тебе сказать – мы с тобой не пара.

Маргина, упустив из своих рук первенство сообщения и поражённая тем, что сказал Темный, почувствовала себя ущемлённой и, в некотором роде, покинутой. Тем более, присутствие Манароис, здесь не уместное, говорило о многом.

— Ты хочешь сказать, что переметнулся к Манароис? — догадалась она и возмущённо повернулась к провидице:

— Ты когда прекратишь воровать моих мужчин?

Манароис молчала, так же как молчал и Мо. «А что это я кипячусь?» — отрезвела Маргина. «Разве не всё равно, с кем будет Тёмный, если у меня есть Мо?» — рассуждала она и поняла, что не всё равно, так как чувство собственности не давало успокоиться самолюбию.

— Ты уже всё? — поинтересовался сзади Мо и Маргина огорчённо сказала: — А, ну тебя!

Стоящий сбоку Харом, поддерживая Фатенот, не встревал в разговор, а с интересом наблюдал за событиями.

— Мне нравится твоя Глаурия, — шепнула Фатенот, улыбаясь Харому.

— Она не моя, а твоя! — возразил ей Харом.

Маргина рассказала Харому о сообщении, но тот её успокоил: аналогичное письмо получил и он, и товарищ Тёмный. Договорились завтра собраться здесь же, на Эссенариуме, чтобы дождаться Сазана и узнать, чего он хочет. Когда они прилетели в Боро, уже вечерело. Эссенариум завис недалеко от города, в метре от поверхности, и гости, спустившись по выброшенным ступенькам, отправились по свои делам, договорившись встретиться завтра, к обеду.

Перчик, пообещав Леметрии рыбу, отправился вместе с Витером на ночную рыбалку, несмотря на то, что Леметрия Витера отпускать не хотела, так как ребёнку требуется «режим». Дело в том, что встретив Маргину и Мо, Леметрия загорелась и решила сделать семейную пирушку, а так как место предоставлял Харом, то обед Леметрия взяла на себя.

Возражение Маргины, что она сделает любой обед за доли секунды, Леметрия отвергла решительно и бесповоротно, предлагая вспомнить Маргине, когда в последний раз она делала это руками. Возразить Маргине было нечем, так как, по правде говоря, она никогда не блистала кулинарными способностями, ничуть от этого не страдая.

В итоге, Перчик и Витер удрали и теперь сидели на берегу заводи, забросив снасти в воду. Чтобы не терять время, Витер отошел в сторону и, немного погодя, вернулся с целым ведром раков.

— Ничего себе! — возбудился Перчик, представляя большую рыбу, обложенную красными раками.

— Я ещё наловлю, — предложил Витер, но тут одна из удочек дернулась и полетела в воду. Схватившись вдвоем за древко, Витер и Перчик пару часов держали добычу, пока сами не уморились, но, наверное, уморили и рыбу. «Сом!» — подумал Перчик, но он ошибался. Когда, ещё через пару часов, совсем не надеясь, они вытащили рыбное чудо, то это оказался сазан, больше Перчика в длину.

Когда, совсем измученные, они добрались домой, то Леметрия, увидев гигантское чудище, испугалась и спросила Перчика, как будто он виноват:

— И как ты предлагаешь это готовить?

Подошедшая Маргина, увидев сазана, сказала:

— Я помогу поджарить, — с чем Леметрия, скрепя сердце, вынуждена была согласиться.

Занятые на рыбалке Перчик и Витер пропустили событие весьма важное. Когда вечером в комнате собрались Дима и Анни, братья Хворрост и Вивьен с Лоренсом, то Дмитрию пришлось рассказать всю историю своих злоключений.

Вкратце всё можно пересказать так: к тому времени, когда Дмитрий, получил на кап запись любовной встречи Павла и Лже-Анни, его научные успехи были весьма продуктивны, что не удивительно, так как он был окрылен любовью. Созданный им материал, а точнее сказать, атомарная структура, могла принимать любые формы и держать её, однажды облученная определённым полем. С помощью этого материала можно было создавать не только кожу, отдельные мускулы и прочие жизненно важные элементы тела, но и любой предмет, стоило только создать форму. Харом, одной симпотой слушая Диму у себя в Эссенариуме, шепнул Маргине и Мо:

— Ваш мальчик создал материал, из которого состоим мы.

— Он не наш мальчик, — возразила Маргина, но прошерстила голову Димы весьма тщательно и всё уложила в свои глифомы, собираясь на досуге постичь то, что изобрёл юноша из Земли.

Общаясь со своими друзьями, Вивьен и Лоренсом, которые работали над аппаратом перемещения в пространстве, он не только помог им, а придумал свой, весьма компактный, называемый «транслятор». Его подобрала Анни, посещая лабораторию, а Перчик, найдя его после исчезновения Анни, отдал при встрече Диме.

Когда Дима получил видео на кап, то он, потеряв всякую опору в жизни, не боялся делать эксперименты над собой, погрузившись полностью в науку. Создав аппарат считывания: кресло, которое видела Анни в лаборатории, он перевёл себя в материал, созданный им, и мог принимать любые формы, оставив внутри личность Димы.

Но успехи в работе не успокаивали душу Димы и он, не выдержав, отправил себя на Глаурию, планету, о которой вспоминала Анни, зная о ней от деда Миши. Попробовав однажды амомедара, Дима погрузился в галлюцинации, заглушая воспоминания об Анни.

Анни, разыскивая Диму и прячась от братьев Хворрост, случайно попадает к Вивьен и Лоренсу, которые услышав о Глаурии, упоминаемой Димой, предположили, что ничего плохого не будет, если они отправят туда девушку, тем более проверят аппаратуру. Когда же появились братья Хворрост, то отправили и их, заработав на этом деньги.

Сделав второй экземпляр станции отправления, Вивьен и Лоренс отправили его вместе с собой, чтобы наладить туристическое агентство Земля – Глаурия. То, что станция куда-то пропала, весьма огорчило Вивьен и Лоренса и они собирались всю жизнь куковать здесь, на Глаурии.

— Я думаю, что мы погостим у вас недельку и вернёмся домой, — закончил Дима, окидывая взглядом присутствующих.

— Вам нужно исчезнуть прямо сейчас, — жёстко сказала Маргина. Дима на неё посмотрел и сразу же исчез. А вместе с ним Анни, Вивьен, Лоренс и братья Хворрост. Ошарашенные присутствующие уставились на Маргину, не понимая её мотивов.

Сазан рассержено выпустил пузырь, понимая, что беглецов уже не достанет, так как они находились в другой юрисдикции и зло произнёс: — Ты мне за это ответишь!

В этот момент его подсекли прямо за сеточку. Харом хохотал, не сдерживаясь, а Фатенот, находясь рядом с ним, удивлённо на него смотрела.

Вечером Харом появился у Перчика, где все собрались, и, проходя мимо Туманного Кота, погладил его, а потом вытащил из кармана ожерелье из сардоникса и повесил на шею кота, обернув его два раза.

— Возьми, всё должно соответствовать, — сказал он и сразу исчез.

Всё утро Леметрия, Чери, Элайни и Байли готовили праздничный стол, который устроили в саду Эссенариума. Манароис и Фатенот были на побегушках, испытывая наслаждения от суеты и неразберихи. Маргина, как и обещала, изжарила сазана, как будто мстила тому Сазану. Так что к обеду у всех слюнки текли в ожидании пиршества.

— Рассаживайтесь, гости дорогие, — сказала Леметрия, озаряя всех радостной улыбкой. Длинный стол был весь заставлен кушаньями достойными здорового пищеварения. Леметрия, гордая своим кулинарным сооружением, довольно осматривала гостей.

Внезапно для всех главное блюдо, жареный сазан, красиво уложенный на огромной длинной тарелке, сделанной специально Харомом, и украшенный овощами и раками, зашевелился и ожил. Сазан, приподнимаясь на тарелке, осмотрел содержание стола, обвёл поражённых присутствующих взглядом выпученных глаз и застрял им на красном раке, украшающим блюдо.

— Перчик, зараза! Ты зачем всех моих соседей переловил? Я понимаю, у тебя умственная работа и тебе фосфор нужен, но в дружбане моём, которого ты поймал, раке Гришке, того фосфору, как ваш кот наплакал, — сказал Сазан и посмотрел на Туманного Кота.

Тот хмыкнул и ухмыльнулся. Сазан дёрнул усом и Туманный Кот, вместе с Банди и Дульжинеей на голове, взвился в воздух и беспомощно завис.

Перчик, видя такое дело с Туманным Котом, весь побелел, а Леметрия неподъемным якорем уцепилась ему за руку.

— Ворон, зачитай приказ, — сказал Сазан, подпирая рыбью башку плавником.

«Властью, данной мне Кольцом в этом регионе, делаю следующие распоряжения:

Первое: Фатенот, за безупречную службу в отделе Судеб Времён награждается свадебным путешествием на планету Зелёных Роз».

Все захлопали и повеселели, восприняв данное распоряжение, как свидетельство того, что репрессий не будет. Фатенот целовали в щёчку, а Тёмный, опустошив цветник Леметрии, преподнёс ей букет цветов, отчего праздничные оттенки приобрели зримые очертания.

— Тишина! — недовольно каркнул Ворон, призывая к порядку повеселевшее общество. Когда присутствующие немного успокоились, Ворон продолжил:

«Второе: Создателю мира Глаурия, Харому, вменяется в обязанность сопровождать Фатенот на время всего путешествие, а по его окончанию поступить в распоряжения Фатенот».

Как Ворон ни пытался остановить аплодисменты, они прозвучали, а мужчины шутливо похлопывали довольного Харома по плечу. Ворон громко каркнул и продолжил:

«Третье: Кота, именуемого Туманный Кот, лишить сетки, ему не принадлежащей, и отправить туда, где нет станции репликации».

Все застыли, поражённые сказанными словами, а Ворон, протянув лапу, которая вытянулась, как удочка, содрал с висящего в воздухе Туманного Кота сеточку и бросил её Сазану, который тут же её заглотнул. Сазан икнул и из его губ сорвался шар, который поплыл, остановившись над котом. Туманный Кот, вместе с Банди и Дули, взлетели вверх, поднятые за шкирку, и слились с шаром. Широко открытые глаза Туманного Кота с недоумением смотрели на всех через плёнку шара. Внезапно шар лопнул и исчез вместе с котом.

— Вы куда моего кота дели? — возмутилась Марэлай, обращаясь к Сазану.

— На Землю его заслал, чтобы не удрал, — сообщил Сазан, с интересом наблюдая за Марэлай.

— Вы не сазан, вы самая противная селёдка, — сказала со слезами на глазах Марэлай и ушла к матери, которая прижала её к себе, успокаивая:

— Не плачь, девочка моя, будет тебе кот, я обещаю.

В это же время Туманный Кот стоял перед дверью квартиры Миши Столярчука и дубасил в неё лапой, так что она ходуном ходила. Галя, возмущённая таким хамским поведением, открыла дверь и собиралась высказать всё, что она думает по этому поводу незваному гостю, но никого не увидела, кроме кота с двумя мышками на голове.

— Тётя Галя, дядю Мишу позовите, — попросил Туманный Кот и Галя, немного ошарашенная говорящим котом, отправилась к Мише, который читал «Каневскую спортивную газету» и сообщила:

— Міша, там тебе якийсь кіт питає.

Миша, оторвавшись от святого, в недоумении спросил у Гали: — Ты сегодня таблетки от давления пила? — на что Галя недовольно фыркнула и покрутила пальцем у головы.

Выйдя в прихожую, Миша увидел кота и, улыбаясь, спросил: — Это ты меня спрашивал?

— Приютите, Христа ради, бедного кота и двух мышек, — кот сделал уморительную рожу и Миша засмеялся.

— Говорящего кота берём, а вот мышей – не знаю, — он крикнул в глубину квартиры: — Анни, тебе мыши не нужны?

Прибежала белокурая внучка Миши.

— Возьми их, — попросил Туманный Кот, снимая с шеи ожерелье из сардоникса, — я тебе ожерелье подарю.

Повесив на шею подарок, Анни покрутилась перед зеркалом и, рассмотрев мышей, деловито сообщила:

— Возьму, если при мне не будут сексом заниматься.

Миша посмеялся над вердиктом и сообщил:

— Они ещё маленькие, — а Банди и Дульжинея так не думали, но на руки Ани пошли охотно.

В это же время на Глаурии, чтобы привести общество к порядку, Ворон громко каркнул, перепугав всех, и продолжил читать:

«Четвёртое: Координатора Тёмного за ненадлежащее исполнения обязанностей и сексуальные оргии»... — Ворон остановился и посмотрел на Сазана, который дремал. Тёмный, глядя на Ворона, шепнул стоящей рядом Маргине: «Паразит, видно сам дописал!» — но Маргина от него отмахнулась. Ворон, выдержав паузу, повторил:

«... за сексуальные оргии отправить на Землю в прошлый век, чтобы на собственной шкуре прочувствовал то, о чем он болтает, не зная...»

— Да я уже там был! — воскликнул товарищ Тёмный, но его перебил дремавший Сазан:

— Ты, кроме своей системы тёмной материи, ничего не видел, а все свои приключения высосал из амомедара, который случайно залетел на твою планету.

Товарищ Тёмный, убитый наповал сказанным, поплыл лицом, а Маргина мстительно хмыкнула.

«Пятое, — продолжил Ворон, и все застыли, ожидая, какие ещё каверзы придумал Сазан, — Хранителя Маргину за халатное выполнение обязанностей отправить с Координатором Тёмным на Землю в тот же период времени, для приобретения опыта.

Приговор окончательный и никакому обжалованию не подлежит.

Подпись: Сазан».

Ворон скрутил приказ в трубочку, которая тут же исчезла, а Сазан только глянул на Маргину и спросил: «Не понравилось?» Маргина поняла, что он спрашивал не о приговоре, и знала, что ей пощады не будет. Сазан махнул плавником и Маргина, вместе с Тёмным, так же, как и приказ, растворились в воздухе, даже не попрощавшись с остальными.

То, что они очутились на перроне Николаевского вокзала Санкт-Петербурга, Маргину даже не удивило, так как она такое уже видела, скушав амомедара. Тёмный, вытянув своё лошадиное лицо, возбужденно осматривал перрон, железные рельсы, упирающиеся в тупик, и окружающих их людей, одетых большей частью в шубы с поднятыми воротниками, что не удивительно, так как утро оказалось студёным. На них с удивлением оглядывались, так как Маргина была в летней воздушной блузе и легкой чёрной юбке, а голову покрывала кокетливая соломенная шляпка со штучными красными маками.

Тёмный был в косоворотке красного цвета и чёрных брюках, заправленных в хромовые сапоги, и походил больше на цыгана, чем мещанина, в особенности, если глянуть в его большие глубокие чёрные глаза.

— Допрыгался, — зло сказала ему Маргина, считая его главным источником бед. Вновь обретённое счастье с Мо, так внезапно прерванное, настраивало её на мрачное настроение, особенно к своему бывшему любовнику. Тёмный растерянно на неё смотрел, не понимая, в чём он виноват, а то, что он попал в то место, о котором мечтал, глотая амомедара, его, несомненно, не огорчало, а радовало.

Он, чуть ли не с детской непосредственностью и несомненным интересом рассматривал окружающее, наполняя свои симпоты впечатлениями, и, Маргина в это не сомневалась, выбрасывал прошлые ненужные чувства и вспоминания, чтобы хватило места для новых ярких эмоций и красок.

— Куда мы попали, Маргина? — спросил Тёмный, совсем не обижаясь на неё, и она оглянулась вокруг, разыскивая господина в круглых очках с газетой «Санкт-Петербургские ведомости».

— Если судить по газете, которую читает тот господин, — сказала Маргина, разглядывая газету, — то мы попали на планету Земля в 1907 год и сейчас январь месяц.

Вдали раздался гудок и появился паровоз, испускающий клубы дыма. Тёмный, видевший данное чудо техники только в своих видениях, восторженно смотрел на приближающийся поезд, и Маргина едва успела его выдернуть, чтобы он не попал под колёса. Дернулись вагоны и поезд остановился.

Встречающие рассыпались по перрону поближе к дверям вагонов. Проводники вытирали ручки вагонов, пропуская господ и кланяясь на прощание. Забегали бородатые носильщики, хватаясь за чемоданы и корзинки, послышались приветственные крики и звуки поцелуев и вскоре весь перрон был усеян народом.

— Нужно уходить отсюда, а то мы привлекаем внимание, — сказала Маргина, осматривая перрон и соображая, куда идти. Тёмный не отвечал, и она оглянулась. Тёмный, точно загипнотизированный, уставился на кого-то в толпе, а на лице светилась идиотская улыбка. «Как всё предсказуемо», — подумала она, глядя, как Тёмный побежал по перрону и положил руку на плечо бравого драгуна с мешком наперевес.

— Товарищ Будённый, товарищ Будённый!

— Какой я тебе товарищ! — сказал драгун, толкая Тёмного, и пошёл вперёд. Тёмный поменялся лицом и, ожидаемо для Маргины, превратился в чёрного жеребца, который громко заржал, пугая толпу.

— Очнись, дурак! — воскликнула Маргина, но было поздно: драгун, обернувшись и увидев жеребца, ласково ей сказал: — Дамочка, не волнуйтесь, — и взял Тёмного за уздечку, которая вовсе не уздечкой была, а сеткой Хранителя. Он погладил Тёмного по шее, что-то прошептал ему на ухо, а потом вытащил из кармана кусочек колотого сахара и сунул его в пасть коня. Тот, вращая глазами, слизал с ладони сладкое и преданно уставился на драгуна.

Подбежавший было городовой в фуражке, зашипел: «Нехорошо-с!» — но драгун показал ему какую-то бумагу и тот, козырнув, ушёл.

— Кто же тебя бросил, такого хорошего, — произнёс Будённый, снимая с Тёмного блестящую сбрую и надевая на него свою, кожаную, вытянутую из вещевого мешка. Сетка Хранителя пропала в необъятном мешке, а Будённый, поглаживая Тёмного по шее, повел его через грузовые ворота.

— Дурак, — повторила Маргина, провожая взглядом Тёмного, и добавила:

— Сбылась мечта идиота.

Маргина ещё не знала, что будет видеть Тёмного и Будённого очень часто и не где-нибудь, а в Зимнем дворце Николая II, но это случится немного позже, через год.

А сейчас она миновала огромные стеклянные арки с большими дверями, выходя из вокзала на Знаменскую площадь, и остановилась, рассматривая белые купола церкви напротив.

— Замёрзнешь, молодка, — останавливаясь возле неё, сказал ей простоволосый бородатый мужчина с проникновенными глазами. Сняв с себя простую, но опрятную свитку, он накинул её на плечи Маргины.

— Спасибо, — сказала она, несмотря на то, что в одежде не нуждалась.

Она погрузилась симпотами в мужчину и узнала его имя: «Григорий Распутин». Когда Маргина изучила его память досконально, то с уважением подумала: «Надо же, встречаются и такие!»

— Пройдём в церковь, погреемся и богу помолился, — произнёс Григорий и Маргина, поглядывая на падающие снежинки, решила: «Почему бы и нет! Помогу хорошему человеку!»

В это же самое время, только тысячу лет назад, в столице Страны Фрей тоже падал снег, покрывая деревья контрастными белыми полосками, чтобы оттенить их наготу. Анапис, совсем редко бывая дома, строил Страну Фрей, организовывал самоуправление на местах, не особенно заботясь о налогах, так как потребности у страны были маленькие, а бюрократического аппарата ещё не было, не в пример Станы Маргов. Потребности столицы вполне обеспечивала община вокруг замка, которая росла, к тому же преобладал, в отличие Страны Маргов, натуральный обмен.

Альмавер занималась Академией Фрей с немногочисленными фреями, обучая девочек умению лечить травами и мануальным воздействием, а также учила полётам на мэтлоступэ.

Её мама, Бонасис, вновь обретая дочь, во всём ей помогала, становясь мамой и многим ученицам, находящимся далеко от дома. Ни Анапис, ни Альмавер ничуть не жалели, что остались здесь, на чужой планете, которая стала им родной и подарила им счастье семейной жизни.

Алида, являясь неизменным членом семьи, как и всегда, занималась хозяйством дворца, наводнив его своими родственниками, которые боялись её, как огня и слушались беспрекословно. Иногда она c жалостью вспоминала об Элайни, Марго и забиралась в какой-нибудь угол, чтобы всплакнуть. Когда её находила Альмавер, то ревели вдвоём, приводя в недоумение Анаписа, не понимающего тонкостей женской души.

Впрочем, Анаписа донимали не только слезами, но и вопросами. Как-то на Альмавер напала хандра, и она сидела у окна, предаваясь мыслям грустным, ей не свойственным. Возможно, причиной тому были женские дела, досаждающие всех женщин своим настырным постоянством, а, может, возникла какая-то блажь или каприз, но мысли возникшие в голове Альмавер сформировались в вопрос фактический и парадоксальный.

Вопрос Альмавер озвучила примерно так: «Если в будущем Элайни и Байли королевского рода, то они являются прямыми потомками маленькой Бони?» Анапис, всегда сдержанный и не позволявший в отношении жены ни одного плохого слова, сперва назвал её дурой и ушёл в мастерские, где целый день тесал бревно, а когда опомнился, то увидел, что всё оно ушло в щепки. Чертыхнувшись, он направился в дом и нашёл Альмавер, которой сообщил: «Извини! Ты права!» — чем привёл её в недоумение, так как она давно забыла о своих мыслях и была полностью поглощена домашними делами.

Было ещё одно событие, которое важно в данной истории, произошедшее в одно солнечное утро, когда Альмавер гуляла с Бони недалеко от дворца. Ветви деревьев укрывала пушистая вата только что выпавшего света, который искрился на солнце яркими звёздами. Из-под белого покрывала, прикрывавшего кусты, выныривали иногда гроздья калины, поражая рубиновой сочностью, а редкие сосны в саду протягивали тёмно-зеленые лапы, приветствуя и солнце, и проснувшихся людей.

Бони бежала впереди, встряхивая прутиком снег с кустов, и неожиданно полезла в заросли, осыпая себя снегом.

— Бони, вернись, будешь вся мокрая, — не строго воскликнула Альмавер, направляясь к ней.

— Мама, смотри, перстень! — воскликнула Бони, показывая на ветку, на которой застрял перстень с голубовато-зелёным камнем, амазонитом, выброшенный когда-то Элайни, огорчённой пропажей Марго. Альмавер осторожно его сняла и надела на пальчик Бони.

— Носи его всегда и передай своей дочери. Он должен принадлежать только королеве.

— Я королева? — спросила Бони.

— Да, — засмеялась Альмавер.

— Бабушка, я королева! — закричала Бони и помчала к Бонасис, идущей её навстречу.