Первая скрипка для злого доктора

Глава 19

– Гематолог – это же… это же кровь, – у меня ноги подгибаются. – Это ведь.…

Не могу заставить себя выговорить слово, которое первым приходит в голову.

– Поэтому я и буду рад, если ошибся, – Антон о чём-то напряжённо размышляет. – У мальчика крайне хреновые показатели. Экспресс-анализ даёт не всю информацию. Нужно сдать кровь на тромбоциты, на… так, ладно.

– Антон, – выговариваю с усилием, – в городе нет гематолога. Я даже не уверена, что он есть в столице региона… Помню, совсем недавно был какой-то шум на эту тему… Уж детских-то точно нет. И.… они живут очень бедно… В смысле, Вова с бабушкой.

– Да, я знаю, – он сжимает зубы.

А потом, словно решившись на что-то, достаёт мобильный. Ищет контакт и подносит телефон к уху.

– Дмитрий, – говорит после паузы негромко. – Привет. Это Антон Сердцев.

Громкий голос в трубке слышен даже мне.

– Ах ты!.. – доносится жуткий мат, такой, что я округляю глаза, а Антон растерянно смотрит на экран, словно проверяя, тому ли человеку позвонил. – Ты какого… исчез?! – снова мат.

– Э-э-э-э, Дим.… – мужчина пытается прервать поток. – Дим, погоди! Я потом всё объясню, я по делу! Это срочно!

После паузы неизвестный мне Дмитрий снижает тон. Мужчины быстро о чём-то переговариваются, завершают разговор, и Антон смотрит на меня.

– Так, значит, Алён, дело такое. Мальчика возьмут в гематологию на обследование. Под моё слово. Но… его надо туда отвезти.

– Самолёт, – думаю, покусывая губы. – Его бабушке нельзя точно. Как ей сказать?! Она же умрёт на месте! Он у неё один… Чёрт, и этот фестиваль ещё.…

– Ждать конца фестиваля времени нет, – Антон качает головой. – Мы ей не скажем. Ты сейчас едешь с ним к нему домой и говоришь ей… как там её зовут? Варвара Андреевна?

– Ты запомнил, – качаю головой удивлённо.

– Говоришь ей, – продолжает Антон, – что парня… выбрали участвовать в конкурсе. В столице. Что такая возможность бывает редко. Что дорогу ему оплатят.

– Она знает, что я не могу бросить здесь всё, – смотрю на него во все глаза. – Все знают… про оркестр, про фестиваль…

– Скажешь, что с ним поедет твой жених, – решительно говорит мужчина. – Я отвезу мальчика и вернусь. Неделю его там продержат, может, больше. Потом заберу. Единственное, ему придётся тяжело. Там все с родителями… не то отделение, куда дети попадают в одиночку.

– Я поговорю с ним, – закусываю губу, вспомнив, каким упрямым может быть мой ученик. – Он сильный. Справится.

– Ну, тогда… – Антон быстро меня обнимает, прижимая к себе, – езжайте. Сейчас. И пусть вещи соберёт. Всё будет в порядке!

– Спасибо, – шепчу, обхватывая его за талию.

– Я тебя люблю, – отвечает он мне, отпускает, подталкивая. – Беги! Мне пора! Надо найти главврача, договариваться, что буду отсутствовать какое-то время.

– Антон Сергеевич! – громыхает вдруг голос в коридоре.

– Похоже, искать никого не придётся, – кардиолог хмурится, глядя на подходящего к нам Павла Юрьевича.

– Антон Сергеевич, у меня к вам разговор, – главный смотрит на Антона, потом на меня. – По поводу вашего увольнения с предыдущего места работы.

Чувствую, как мужчина рядом со мной каменеет.

– Хорошо, – кивает ровно. – Я готов ответить на все вопросы, если нужно.

Павел Юрьевич бросает взгляд на меня, но я с вызовом смотрю на него.

– Я в курсе ситуации, – говорю твёрдо, придвигаясь поближе к Антону.

– Ясно, – главный вдруг усмехается, улыбается мне. – Не смотрите на меня, как на врага народа, Алёна. И не думайте, что я собираюсь верить непонятным слухам и избавляться от отличного специалиста.

– А…. раз уж мы всё равно тут все в курсе, можно спросить, откуда взялись слухи? – уточняю, прищурившись.

– Это неважно, – отмахивается Павел Юрьевич. – Пойдёмте, Антон Сергеевич?

– Да, – Антон кидает взгляд на меня. – Езжай с Вовой. Я позвоню, хорошо?

– Ладно, – киваю и, проследив за мужчинами взглядом, иду к регистратуре.

– Вов, – обращаюсь к мальчику, который тут же встаёт, – мне сейчас придётся учить тебя очень плохим вещам. Как врать бабушке.

– Этому меня учить не нужно, – ухмыляется мальчик.

– Да уж, действительно, чего это я, – усмехаюсь и качаю головой. – Ну тогда, значит, мы обсудим, как будем врать ей вместе.

Врать Варваре Андреевне нам приходится долго. Бабушка у Вовы – товарищ подозрительный. Но вроде бы всё-таки удаётся её убедить.

– И что, прямо совсем ничего платить не надо за это будет? – в конце концов, видимо, уже сдавшись, уточняет в последний раз.

– Нет, Варвара Андреевна, – уверенно качаю головой. – Дорогу, самое дорогое, оплачивают организаторы конкурса молодых талантливых исполнителей. А питание им там предоставят, их же поселят в гостинице. Простой, почти как общежитие, – добавляю быстро. – И еда, конечно, не то чтобы прямо такая уж разнообразная, но…

– Ох, господи, вот уж из-за этого-то не переживайте, – бабушка строго смотрит на Вову, появившегося в комнате. – Будешь есть, что дают! Не до капризов!

– Когда я капризничал? – возмущается ребёнок.

– Никогда, – пожилая женщина смягчается, кивает одобрительно, – я тобой очень горжусь!

У меня к горлу поднимается комок.

Господи, пожалуйста, пусть всё это будет ошибкой!

Возношу короткую, но горячую молитву куда-то туда, вверх, и стараюсь не выдать выражением лица, насколько мне не по себе.

– Ладно, ты иди, собирайся, – бабушка отправляет мальчика к себе. – Да концертный костюм не забудь!

А сама смотрит на меня.

– Алёна Михайловна, скажите мне честно.… – начинает негромко, и мне хочется закрыть глаза от ужаса.

Неужели догадалась?!

– … вы ведь…. сами заплатили что-то за этот конкурс?

До меня даже не сразу доходит вопрос. И только потом накатывает облегчение. Не догадалась, слава богу!

– Варвара Андреевна, я даю вам честное слово, что не платила за Вову, – смотрю ей прямо в глаза. Я ведь не вру. Действительно ни за что не платила. – Но так же честно могу сказать, если понадобится отдать какие-то деньги – я это сделаю! – заканчиваю уверенно.

– Спасибо, – пожилая женщина протягивает руку, кладёт на мои, сжатые на коленях. – Спасибо вам.

– Не благодарите, – качаю головой. – Главное, чтобы всё прошло… хорошо.

По скрипучей лестнице на первый этаж я спускаюсь еле-еле. Чувствую себя совершенно измочаленной. Антон скинул мне сообщение, что у него всё в порядке, его отпустили на два дня, и он даже уже купил билеты – я успела сфотографировать Вовины документы и скинуть ему. Так что завтра рано утром они уедут, а на следующий день он вернётся, даже успеет до начала фестиваля.

А дальше.… дальше нам останется только ждать.

Конечно, мы не встречаемся в этот вечер, как планировали. Антон собирается, да и мне не до того. Но я ещё затемно еду провожать их в аэропорт, чтобы поддержать Вову.

– Да вы не переживайте, Алён Михална, – мальчик изо всех сил храбрится. – Всё путём будет! Жалко только, что выступления я наши пропущу… фестивальные.

– Вов, ты главное поправляйся, – на секунду прижимаю мальчишку к себе покрепче и сразу отпускаю. – Этих фестивалей в твоей жизни будет ещё – не сосчитаешь! И фестивали, и конкурсы, и всё будет! Только выздоравливай! И звони мне, слышишь? В любое время! Не стесняйся, не думай, что помешаешь – звони даже ночью, если будет не по себе или захочется поговорить! Понял? Пообещай, что будешь звонить! – строгий «учительский» тон даётся мне с трудом.

Лишь бы не зареветь сейчас, лишь бы удержаться….

– Обещаю, – Вова улыбается, поправляет на плечах рюкзачок.

– Алён, давай, любимая, – Антон отвлекает меня, обнимает, шепчет на ухо. – Не плачь, всё будет хорошо! Иди!

Стиснув зубы, улыбаюсь, машу им рукой, выхожу из здания аэропорта – и только тогда из глаз брызжут слёзы. Дотерпела….

Поглаживаю футляр со скрипкой, которую Вова отдал мне на хранение – не в столицу же её тащить с собой.

Ну ничего. Вдох, выдох, расправляю плечи.

– Всё будет в порядке! – слежу за взлетевшим в воздух самолётом.

Мне бы поехать во дворец. Репетиции оркестра сегодня нет, но нужно проверить партитуры, и поговорить с работниками сцены, и…

Но сил сейчас нет. Поэтому я еду в музей. И, закрывшись в архиве, достаю так пока и не расшифрованное письмо.

«Мой дорогой, бесценный друг…»

Кому она писала? Проглядываю письмо до конца, но обращения по имени нигде не нахожу. А это может быть и мужчина, и женщина… для того времени привычное обращение.

Цепляюсь глазами за ровные строчки, выписанные убористым почерком буквы. Погода, семейные дела... Дохожу до первого протёртого сгиба, вглядываюсь в написанное, и у меня перехватывает дыхание.

«…печальное, горькое известие. Наша младшая девочка, крепкий, сильный ребёнок, не пережила тяжёлого путешествия…»

Краткое сообщение, что все лекарства оказались бессильны. Ребёнка отпели в местной церкви, и она покоится теперь под небольшой плитой с высеченным на ней ангелом.

А дальше – снова новости… О том, как устроен дом, насколько она довольна бытом и житьём в городе…

Дочитав до конца, откидываюсь на спинку стула и глубоко задумываюсь. Да, в то время это воспринималось по-другому. Горе, конечно, но… привычное. Почти обыденное. Вспоминаю переписку композитора с его многолетней поклонницей. Она тоже вскользь сообщала в письмах, что у дочери её умер новорождённый сын, а за год до этого двухлетняя дочка – и тут же спокойно продолжает разговор о рукописях и расписании концертов, которые она хочет посетить.

Вот только я никогда раньше не слышала, что родители композитора оставили здесь могилу одного из своих детей! Вообще такой информации не было!

А это значит… это значит, что они могли приезжать сюда и потом, позже! Возвращаться в город время от времени! Это же полностью переворачивает известные нам факты!

Сосредоточившись, переписываю текст письма от начала до конца, фотографирую оригинал, и в этот же день, дома, перепечатав всё в файл, отправляю своему научному руководителю по электронке. Сопровождаю своими мыслями и идеей попробовать найти то надгробие с ангелом, о котором упоминается в письме.

А ещё позже, почти ночью, мне звонит Антон.

– Как вы?! – хватаю телефон, отвечаю чуть не с первого гудка.

– Всё хорошо, Алён, – слышу усталое. – Вова в отделении под присмотром моего бывшего однокурсника. Завтра с утра начнутся обследования, ну и дальше тоже. Дима будет держать меня в курсе.

– А ты как? – спрашиваю, помедлив.

– Ты знаешь.… неплохо, – Антон слегка усмехается. – Ты была права, кстати.

– В чём конкретно? – невольно улыбаюсь.

– В том, что настоящие друзья ни за что бы не отвернулись, – говорит негромко.

– Я рада, – отвечаю тепло. – И я соскучилась по тебе, – добавляю тише.

– Я тоже по тебе соскучился, любимая. Завтра рано утром прилечу, – мужчина явно с трудом сдерживает зевок.

– Ложись спать, – усмехаюсь в трубку. – Завтра увидимся!

Завтра у меня, правда, репетиция оркестра допоздна… Но это неважно. Всё равно, уверена, Антон будет ждать у входа. И от этого делается тепло на душе.

А на следующий день у служебного входа во дворец, куда я подхожу ко времени, вижу целую непонятно откуда взявшуюся делегацию.

– Что происходит? – бормочу себе под нос, пробираясь сквозь возбуждённо переговаривающихся людей.

– Вот она! – раздаётся откуда-то голос.

– Молчи, – рядом со мной, словно из-под земли, вырастает Иосиф Давидович.

Старый скрипач говорит тихо, практически мне на ухо.

– Молчи, всё будет в порядке!

А дальше… у меня под ногами разверзается ад. Словно в каком-то дурном сне, вижу возмущающихся людей, которые обвиняют меня вообще не пойми в чём!

«Моральный облик»… «Это такие учителя теперь учат наших детей»… «Как она может быть второй скрипкой в оркестре, за какие-такие заслуги»…

Все звуки как сквозь вату, я даже толком не вижу лиц людей. Только одно – ехидное и довольное – выплывает сквозь толпу. Аврора. А рядом с ней… как же её… та девушка, которую я видела в больнице у Антона. Александра? Кажется, так её зовут.

Две змеи нашли друг друга.

– Что здесь происходит?! – громыхает на весь холл гневный голос дирижера. – Что за базар вы здесь устроили?!

Один из людей выходит вперёд. Я смутно узнаю отца своей бывшей ученицы, девочку отчислили в прошлом году за прогулы и неуспеваемость.

– Мы требуем разобраться, почему в городском оркестре, можно сказать, основном коллективе, представляющем лицо города на международном фестивале, играет человек, который….

О, господи. Закрываю глаза, не в силах видеть и слышать всё это. Ещё бы уши заткнуть.

– Интересно, на основании чего вы сделали такие выводы? – звучит совсем рядом со мной голос, который я совершенно не ожидала услышать.

Открываю глаза и ошарашенно смотрю на… Жанну Вадимовну!

– Ах, видимо, потому, что ваша дочь жаловалась, что такие-сякие плохие учителя заставляют её заниматься, а она «не в ресурсе»? Напомните-ка мне, какие оценки у Дианы за прошлый год? Хотя не нужно, я и сама скажу, благо, как завуч, отлично помню – у девочки все тройки, кроме биологии, по которой каким-то чудом выставлена четвёрка.

Жанна Вадимовна прищуривается, глядя на мужчину, и тот, слегка смешавшись, делает шаг назад.

– О, знакомые всё лица, – продолжает завуч насмешливо. – Вижу и ещё нескольких родителей, у чьих детей проблемы не только в музыкальной, но и в общеобразовательной школе.

– Алёна! – растолкав людей, вперёд пробирается Антон.

Подбегает ко мне, обнимает за талию.

– Ты как?

– Всё хорошо, – выговариваю с трудом, потому что у меня язык во рту не ворочается.

Мужчина разворачивается и так смотрит на Аврору, что та как будто слегка бледнеет и, отступив назад, сливается с толпой. Александра уже вообще куда-то испарилась.

– А что вы скажете об этом?! – выкрикивает кто-то из толпы. – Предложение на весь город! Хорошо хоть, ничем на сцене не занялись! А ведь полный зал детей!

– Да вы, господа хорошие, совсем таки ошалели! – язвительно вступает Иосиф Давидович. – Я, конечно, понимаю, что в нашей деревне любителей в чужом белье покопаться всегда был целый вагон. Но берега-то не путайте! Молодой человек своей девушке предложение сделал!

– Та девушка со всеми подряд из оркестра гуляет! – возмущённое от кого-то.

– Кто сказал? – старый скрипач прищуривается. – Выйди и покажись, раз такой информированный. Свечку держал?

– Если речь обо мне, – вдруг говорит сбоку Влад, которого я даже не заметила, – то вы ошибаетесь. Мы с Алёной в хороших отношениях, не более того.

Замечаю рядом с Владом довольную Эльку, которая держит его за руку и подмигивает мне.

Это всё уже настолько начинает напоминать дурную комедию-водевиль, что даже сами участники понимают, что происходит какая-то ерунда! Люди потихоньку начинают расходиться – во всяком случае, заметно, что толпа редеет.

– Так, дамы и господа, – Павел Петрович крутит в руках дирижёрскую палочку и мрачно переводит взгляд с одного музыканта на другого. – У нас что, репетиция отменилась внезапно? Или, может, оркестровая яма провалилась в преисподнюю? Почему все не на местах?!

– Иди, – Антон подталкивает меня вперёд. – Я тебя дождусь. И.… разберусь тут кое с кем!

– Только никого не прибей, – пытаюсь шутить дрожащими губами.

– За этим я прослежу, Алёна, – Жанна Вадимовна царственно мне кивает. – Иди, милая, репетируй!

Мир точно сошёл с ума!