Песня светлячков

Глава 33

Прошло три года…

Сейчас я очень отличаюсь от той Брей, какой была когда-то. Мне странно оглядываться назад и удивляться: как я сумела пройти через все это и уцелеть? Поистине я из счастливейших в мире людей. И дело не только в том, что Элиас по-прежнему рядом со мной. И даже не в том, что после двух с половиной попыток самоубийства я живу и радуюсь жизни. Мало кто решится утверждать, будто я не знаю, что сделало меня такой, что дало мне право жить, тогда как многие другие, кто заслужил больше прав на счастливую жизнь, чем я, проиграли свою битву. Но как бы то ни было, я всегда буду благодарить судьбу.

Я знаю: если бы не бескорыстная, непоколебимая любовь Элиаса, я бы тоже давно проиграла свою битву за жизнь. Он был для меня всем, что составляло мой мир и что меня окружало. Он был мне родителями, сестрой, подругами. Но главное, он был любовью моей жизни, моей совестью, силой воли и целеустремленностью.

Я и сегодня могу сказать о нем те же слова. Хотя теперь мне грех жаловаться на недостаток внимания. У меня прекрасные отношения со старшей сестрой. Даже мой отец постепенно начинает вести себя как отец. Грейс, моя самая замечательная и близкая подруга, теперь живет менее чем в десяти минутах езды от нашего дома. Мама звонит мне дважды в неделю, и мы с нею надолго зависаем на телефоне. Ничего удивительного: матерям и дочерям всегда есть о чем поговорить. Мне понадобилось столько лет, чтобы Элиас перестал быть единственным, кого я считала своей семьей. И теперь, когда моя семья возросла, я не смею просить о большем счастье.

Как я уже говорила, я стала совсем другим человеком.

Каждое утро, просыпаясь рядом с Элиасом, я благодарю судьбу, что я прежняя, неуравновешенная и неуправляемая, все-таки не смогла своими выходками заставить его уйти. Потом, когда я вылезаю из постели и стою перед зеркалом в ванной, глядя на свое отражение, девушка в зеркале не вызывает у меня отвращения. Она мне нравится. Я понимаю ее и не стыжусь.

Я улыбаюсь, заканчиваю чистить зубы и выхожу из ванной. Вот уже три недели, как Элиас отсчитывает дни до какого-то события, о котором отказывается мне говорить. Я впархиваю в кухню и кружусь вокруг Элиаса, демонстрируя ему свое новое летнее платье. Белое, с небольшими лямочками на моих слегка загорелых плечах.

– Как по-твоему, оно не слишком вычурное? – спрашиваю я. – А может, ты находишь его излишне простым?

Элиас сидит в нашей тесной кухне за круглым столиком, где умещаются только двое. Он качает головой и залпом допивает апельсиновый сок.

– По-моему, именно то, что нужно, – говорит он. – И не надо выуживать из меня намеки.

– Выудишь из тебя что-нибудь, – в шутку хнычу я и иду к холодильнику.

– Ладно, Брей. Я уже сказал: тебе удивительно подходит все, что ты надеваешь. Такой ответ устраивает?

– Вполне, – отвечаю я. – Ты поговорил с моим отцом?

– Он звонил, когда ты была в душе. – Элиас кивает и идет мыть тарелку. – Сказал, что твоя мама появится где-то через час после нашего приезда. Не скажу, чтобы мне это понравилось.

– Малыш, дай ему шанс. – Я закатываю глаза и смеюсь. – Честное слово, он будет хорошо себя вести.

– Ой, не знаю, – отвечает Элиас, задумчиво качая головой. – Он всегда так настороженно не меня смотрит. Я до сих пор боюсь: вот открою шкаф, а он там сидит. Проник, когда нас не было дома, и спрятался.

– Он постарается быть вежливым. – Я громко смеюсь и убираю в холодильник картонку с соком. – И потом, мама вернется раньше, чем у него начнут сдавать тормоза.

– На всякий случай сообщаю, что это платье великолепно подходит для нашего визита. – Элиас обнимает меня за талию.

– Ты правду говоришь? Или чтобы я отстала?

Он кивает и целует меня в лоб.

– Нам пора, – говорю я, беря с комода сумочку. – Самолет через час.

Быстро выпиваю сок и оставляю немытый стакан на столе.

Мы летим в Атенс. В аэропорту нас встречает Райен и везет в родительский дом. Отец сидит в гостиной и смотрит повтор старого ситкома «Ваше здоровье!». Он изо всех сил старается держаться непринужденно.

Подхожу к его любимому креслу. Он встает.

– Привет, папа, – говорю я, крепко обнимая его.

Он целует меня в макушку и гладит по спине.

– Рад тебя видеть, – говорит он и тоже обнимает меня.

Я до сих пор неловко себя чувствую, когда он таким образом проявляет отцовскую доброту, но я бы не согласилась променять ее на его прежнюю угрюмость.

Райен сразу идет на кухню. Когда мы ехали сюда, мама позвонила ей и сказала, что испекла чизкейк и часть приберегла для нас. Зная слабость нашего отца к чизкейкам, Райен опасается, как бы он не умял все без остатка.

– Привет, Элиас, – говорит отец и дружелюбно кивает. – Рад тебя видеть.

Я улыбаюсь. У них налаживаются нормальные отношения. А то ведь раньше, когда мы их навещали, я сразу чувствовала напряженность. Постепенно мужчины сумели преодолеть взаимное недовольство и поняли, что им нечего делить.

Они перебрасываются еще несколькими словами, после чего отец подходит к Элиасу, протягивает руки и спрашивает:

– А как поживает мой любимый внучек?

Он снова улыбается, широко и неуклюже. Теперь его улыбка предназначена для нашего малыша, сидящего у Элиаса на руках. Отец никогда не умел обращаться с маленькими детьми.

Нашему Элайдже через несколько дней исполнится годик. От нас с Элиасом ему достались синие глаза. Темные волосы – от меня. Увидев протянутые руки деда, малыш испуганно морщится и утыкается Элиасу в грудь.

Мой отец опускает руки. Он тоже морщится. Мне смешно, поскольку я не знаю, кто испугался больше: то ли внук деда, то ли дед внука.

– Не любит он меня, – вздыхает отец, теребя браслет своих старых массивных серебряных часов. – Посмотрим, как он бабушку встретит. Вы же не особо торопитесь?

– Пап, не придумывай того, чего нет. – Я беру Элайджу на руки. – Так себя ведут все дети в его возрасте. Он просто к тебе не привык. Видит тебя раз в месяц.

Передаю малыша отцу.

Отец бережно поддерживает внука под попку, обтянутую голубыми джинсами фирмы «Ошкош-Бигош», и заметно нервничает.

Элиас смотрит на меня. Он тоже нервничает, но улыбается.

Едва только мой отец решает, что все в порядке, Элайджа поднимает громкий рев и тянет ручонки ко мне.

Отец безропотно передает малыша.

В гостиную является Райен с тарелочкой, на которой лежит кусок ватрушки.

– Пап, а Элайджа теперь уже ходит. Как ты думаешь, не убежит он от тебя? – поддразнивает она отца и смотрит на нас, крепясь, чтоб не расхохотаться.

Передаю Элайджу Элиасу, а сама открываю сумку с подгузниками и подробно объясняю отцу, как продержаться до возвращения мамы.

Я знаю: отец справится. И Элиас больше делает вид, чем всерьез боится оставить внука с дедом. Мама мне говорила, что наедине с малышом отец ведет себя гораздо увереннее. Тогда никто над ним не посмеивается и не поддразнивает неумением вовремя сменить подгузник.

Через несколько минут мы прощаемся с отцом и нашим крошкой. Райен снова везет нас в аэропорт. У нас уже заказаны билеты на обратный рейс до Саванны. Я взволнована и, честно говоря, нервничаю. Должно быть, сюрприз, обещанный мне Элиасом, какого-то особого свойства, если он целых три недели мучил меня ожиданиями. Это он сам позвонил моим родителям и попросил разрешения на выходные оставить им Элайджу. Мы с Элиасом не очень-то любим оставлять сына в других домах, пусть и у родных. Но в некоторых случаях это бывает необходимо. Наверное, сейчас как раз такой случай.

– Я уже скучаю по нашему малышу, – признаётся Элиас, когда мы летим в Саванну.

– Скажи, а ты действительно беспокоился?

– Разве что за твоего отца. – Элиас усмехается и качает головой.

Я тоже смеюсь.

На пару минут мы замолкаем, упираясь глазами в кресла впереди нас.

– Элиас, – тихо говорю я, поворачиваясь к нему.

– Да, дорогая.

– Помнишь тот вечер в доме родителей Джен? Мы тогда говорили, хотелось бы нам вернуться в прошлое или нет, если бы представилась такая возможность.

– Конечно помню.

Он берет мою руку и переплетает наши пальцы.

– Ты оказался прав, – говорю я.

– В чем? – спрашивает Элиас, отрываясь от спинки кресла.

– Ты говорил, что, когда мы сможем жить свободно и наслаждаться каждым днем, у меня пропадет желание возвращаться в детство. – Я стискиваю его руку. – Ты оказался прав.

Его синие глаза ярко вспыхивают.

– Я этому рад, – говорит он, целуя мне костяшки пальцев.

Мы прилетаем в Саванну ранним вечером, садимся в машину, и я везу Брей туда, куда обещал. Я отважился на это крупное и дорогое приобретение, даже не посоветовавшись с нею. Я и сейчас не знаю, как она отнесется к моему сюрпризу. Вдруг вместо радости и счастливого блеска в глазах я верну ей тягостные воспоминания? Но я решил доверять своему чутью. И сердцу. А сердце говорит, что хороших воспоминаний было несравненно больше и потому мой сюрприз понравится Брей.

– Ты готова? – спрашиваю я, помогая ей выйти из машины.

Брей поправляет повязку на глазах.

– Только прошу не подглядывать.

– Не буду! – смеется она.

Она стоит возле машины, держась за ручку дверцы.

– Сегодня даже не день моего рождения.

– Чтобы сделать тебе сюрприз, необязательно так долго ждать. – Захлопываю дверцу и веду Брей за собой.

Брей не перестает улыбаться. Идти по траве на каблуках не слишком удобно. Зацепившись за бугорок, она спотыкается. Я успеваю ее подхватить.

– Ты бы мог меня предупредить? Я бы тогда надела кроссовки.

– Прости, как-то об этом не подумал. Но что-то мне подсказывает – обувь тебе вообще не понадобится.

Мы с Брей очень любим такие жаркие летние вечера, как этот. Скоро стемнеет, а сейчас – пора сумерек, когда небо еще слегка светится. Но для меня сейчас гораздо важнее другой свет. И светлячки не подводят моих ожиданий. Они вовсю перемигиваются в траве, по которой мы идем. Я веду Брей дальше. Она крепко сжимает мою руку. Я чувствую ее волнение. С лица не сходит улыбка.

Отойдя на достаточное расстояние, я останавливаюсь, захожу сзади и готовлюсь снять повязку.

– Осторожно! Ты мне клок волос выдернешь!

– Прости, малышка.

Развязываю узел, стараясь больше не дергать ее за волосы.

Наконец узел поддается. Повязка падает. Брей ловит воздух ртом и удивленно моргает, оглядывая громадный луг, со всех сторон окруженный деревьями. К востоку от нас поблескивает гладь большого пруда с мостками. За ним – рощица.

– Это… Это что? – спрашивает Брей, по давней привычке теребя пальцами губы.

– Это… наша земля, – улыбаюсь я. – Еще три года назад, когда я пошел в кровельщики, я стал откладывать на начальный взнос. Потом взял в банке заем. Малышка, теперь это принадлежит нам. Здесь тридцать два акра. – Я показываю в сторону деревьев, обступающих луг. – А вот там протекает ручей.

У Брей почему-то начинают дрожать пальцы. Они все еще прижаты к губам.

– Здесь я построю дом для нас, – говорю я, обнимая ее сзади.

Брей всхлипывает. У нее появляются слезы, которые она усиленно сдерживает. Я поворачиваю ее к себе и обнимаю.

– Помнишь, мы говорили о новом начале? – Нежно обнимаю ее, целую в макушку, глажу обнаженные руки.

– Поверить не могу, что ты это сделал. – Брей шмыгает носом и смахивает слезы.

Честно говоря, я ожидал несколько другой ее реакции. Эта меня настораживает.

– Ты… недовольна?

Брей смотрит на меня, качая головой. Слезы так и катятся по ее щекам.

– Нет, – говорит она, и я улавливаю нотки удивления. – Это… это… Я тебя очень люблю!

Она прыгает мне на руки, обвивает мою шею. Ее ноги сжимаются вокруг моей талии. Она целует меня в губы, потом принимается целовать веки, щеки, нос и даже впадинку под носом. Я сжимаю ее в объятиях.

– Ты снова оказался прав. – Брей спрыгивает на траву и улыбается.

– В чем на этот раз?

– В том, что обувь мне не понадобится, – говорит она и сбрасывает туфли.

Брей толкает меня в траву и пускается бежать. Ветер доносит до меня обрывки ее смеха.

Останавливаю этот миг, стараясь запечатлеть его навсегда, чтобы потом снова и снова наслаждаться им, вызывая в памяти. А Брей бежит по лугу, по нашему лугу. И ее темные локоны развеваются за спиной. Ее легкие стройные ноги несутся по колкой траве, и сотни светлячков приветственно зажигают для нее свои огоньки. Потом Брей поворачивается ко мне. Сумерки набрасывают тень на ее улыбающееся лицо. Я любуюсь ею еще несколько секунд, потом вскакиваю и бегу вдогонку.