Плененные страстью

Глава 16

Годрик оставил Седрика в гостиной и пошел проверить, как там Эмили. Она выглядела очень бледной, и он беспокоился.

«Я почитаю Эмили! Ей это понравится».

Такое стремление удивило его, желание оставить друзей, чтобы проверить, как там она, было прекрасно. Но ей, наверное, нужно некоторое время побыть одной – женщинам часто этого хочется, они очень загадочные создания. Хоть он и осознавал это, однако скучать по ней меньше не стал. Он схватил книгу в кабинете и поспешил наверх.

По пути в ее спальню прошел мимо комнаты, в которую не заходил несколько лет. Почувствовав странное желание, открыл дверь. Это была прелестная детская, даже при слабом освещении он увидел желтые стены, украшенные живописными пейзажами. Картины нарисовал отец Годрика за месяц до рождения сына.

Герцог вспомнил, как отец указывал на огромный фрегат с пушками, направленными на пиратский корабль, и его глубокий голос рокотал, когда он рассказывал старые сказки.

Взгляд Годрика остановился на другом пейзаже, где у зарослей тростника стояла корзина с младенцем, а египтянка опустилась на колени, чтобы посмотреть в нее. Повествование о Моисее – любимый рассказ его мамы. Потерявшийся ребенок, которого любили две матери.

Его горло сжалось, когда он подошел к пустой кроватке. Поблекшие одеяла были идеально сложены, на гладких краях кровати собралась пыль. Он провел пальцем по белому дереву, восхищаясь искусной работой мастера. Призраки его родителей были такими живыми в этой комнате, хотя последний раз он замечал это очень давно. Даже несмотря на то, что отец намного пережил его мать, Годрик всегда чувствовал: папа умер вместе с ней, по крайней мере, в душе.

Это были горько-сладкие воспоминания. Как же изменился его отец после потери мамы. Человек, чьи талантливые руки создали такие живые фантазии, превратил эти руки в кулаки, бьющие единственного сына.

Ни один ребенок никогда не должен выбирать между желанием, чтобы отец ушел, и страхом настоящего насилия. Полжизни его преследовал кошмар о разрушенных отношениях с единственным живым родителем.

Годрик спрашивал себя, смог ли бы он восстановить нежную магию тех ранних лет, когда мама была еще жива, а глаза отца светились радостью. Могли бы они вернуться, те заветные часы любви и безопасности? Это казалось невозможным.

Годрик не способен был забыть ужасное опустошение после смерти матери. Он часто выглядывал из окна детской комнаты, ожидая, когда отец отойдет от могилы вдалеке. С молчаливым терпением перепуганного ребенка он каждую ночь задерживался у отцовской двери, надеясь на поддержку. Объятие, улыбка, любой признак привязанности, любой знак, что он не забыт. Несколько месяцев спустя безразличие отца переросло в насилие.

И тогда Годрик отчаянно пытался спрятаться, притвориться, что его не существует. Это было довольно легко, жить как призрак в одиноком поместье.

Перед ним внезапно появилось видение, расщепляя темные воспоминания лучом света: комната была озарена масляными лампами. Какая-то леди с золотисто-каштановыми волосами склонилась над кроваткой и тихо ворковала. Она повернулась к нему лицом, фиалковые глаза были широко открыты от удивления из-за чуда – ребенка – перед ней. Чудо, которое они вместе произвели на свет.

Видение исчезло. Эмили и ребенок. Мечта, которую он, однако, мог воплотить в реальность. Герцог провел рукой по мягкому хлопчатобумажному детскому одеяльцу, страстно желая наяву увидеть ребенка, который ему привиделся. Он бы любил его, мальчика или девочку, лелеял и воспитывал, чтобы дитя росло прекрасным, так же, как делала его мать. Женщина, которую он любил. Любил.

Он был влюблен в Эмили.

Осознание этого не шокировало его, как Годрик предполагал. Наоборот, его любовь росла, будто семя, медленно; оно впервые было посажено той ночью, когда он держал ее на руках. Смех Эмили, ее улыбки, грезы и нежные прикосновения подпитывали его, пока любовь не покрыла сердце мужчины, словно пышный плющ. Все эти годы он не сомневался, что любовь к кому-то сделает его уязвимым. Каким же он был глупцом.

Любовь делала человека сильнее. Она укрепляла его сердце так, что он мог противостоять любому врагу, пережить какие угодно неприятности. Достичь самой высокой мечты.

Годрик положил детское одеяло на место и вышел из комнаты, на его лице была радость. Он сейчас же расскажет Эмили. Признается в любви и попросит ее остаться и выйти за него замуж, и не важно, что будет скандал. Она должна быть его, а ему следует провести остаток жизни у алтаря ее любви, поклоняясь женщине, научившей его доверять себе и своему сердцу.

Он аккуратно постучал в дверь. Была половина третьего дня. Естественно, Эмили спала или, по крайней мере, отдыхала после ланча. Никто не ответил, и он постучал громче. Годрик нахмурился, положил руку на ручку двери и повернул ее. Дверь отворилась, в комнате было темно, шторы опущены. Похоже, она с головой накрылась покрывалом.

– Эмили? Ты в порядке? – Ответа все равно не последовало. – Я подумал, что мог бы почитать тебе… – Он быстро подошел к ее кровати и отодвинул покрывало, его губы продолжили: – Эмили? – Голос мужчины прозвучал громче.

От представшего вида у него кровь застыла в жилах.

Кто-то – вероятно, Эмили – сложил подушки под покрывалом, создавая видимость ее присутствия. Она прикрепила к подушке белый листок бумаги. Герцог поднял его дрожавшими пальцами, даже не почувствовав укол шпильки в большой палец. Сощурившись, развернул записку и прочитал ее послание.

Эмили ушла.

Вместо того чтобы смять записку в кулаке, он положил ее на подушку. Это последняя вещь, которая осталась от нее, последнее, к чему она прикасалась в его мире. Он не посмел бы разрушить это и был слишком слаб, чтобы убрать болезненное напоминание.

И тут постепенно начал осознавать смысл произошедшего.

– О господи… Эмили!

Она не могла уйти… Она не могла бросить его…

Холодная ярость поглотила мужчину ледяным пламенем, возвращая ему силы там, где любовь сделала его слабым.

Больше никогда.

– Седрик, Чарльз! – заорал он, закипев от ярости. Отчаяние разозлило его и придало решимости.

Выбежав из комнаты, Годрик столкнулся на лестнице с бегущими навстречу друзьями.

– Что такое? Что случилось? – спросил Седрик.

– Кто-нибудь видел Эмили? – Он дрожал от злости и, как ни странно, от страха.

Чарльз покачал головой.

– Нет…

– Я и Пенелопу тоже не видел… – добавил Седрик. – Ты же не думаешь…

– Отыщите Симкинса и миссис Даунинг! – прорычал герцог. – Скажите, пусть пошлют слуг обыскать поместье, с пола до потолка. Чарльз, обыщи конюшни и сады. Седрик, ты со мной обыскиваешь луг. Мы возьмем лошадей и проедем также вокруг озера.

Чарльз повел бровью.

– И если мы найдем ее…

– Приведите Эмили во что бы то ни стало. Седрик, принеси настойку опиума.

Чарльз начал упираться:

– Но она же ненавидит…

– Я знаю. Было ошибкой предоставить ей даже каплю свободы.

Годрик сердито посмотрел на них, и никто из парней не решился возразить ему, особенно когда его глаза горели яростью, как костер в аду.

Десять минут спустя герцог с виконтом неслись галопом по лугу под громыхающим небом. Седрик остановился перед оградой и решил перелезть через нее, но его светлость пришпорил коня. Жеребец прекрасно перепрыгнул ограду. Годрик резко повернул коня влево, как до этого делала Эмили, и на сей раз не окунулся в неприятную воду.

Он не стал ждать друга.

Глаза мужчины исследовали почву в поисках ее следов.

Ничего… Как будто она растворилась в воздухе.

Седрик внимательно изучал луг.

– Думаешь, она давно планировала это?

– Ага. По-моему, она выжидала время, усмиряя мою бдительность.

– Значит, Эмили обвела нас всех вокруг пальца. – В голосе виконта читалось разочарование. – И что теперь?

Годрик провел рукой по волосам.

– Куда она могла пойти?

Седрик пожал плечами.

– Она может быть где угодно. У нее должна была быть для этого прекрасная возможность.

– Нет, при надвигавшейся буре Эмили не могла далеко уехать. Мы отыщем ее, сколько бы времени это ни заняло. Я найду ее.

Седрик тихо произнес:

– Может быть, тебе нужно отпустить ее?

– Отпустить?

Челюсть виконта свело судорогой, но он не отступил:

– И ты, и я оба знаем, что не стоит держаться за то, чего мы не заслуживаем. Возможно, так будет лучше.

– Меня не волнует, что лучше! – заорал Годрик. – Она моя. – Он не мог без нее. Эмили глубоко запала в его сердце и в душу. Она сказала, что любит его. Он не позволит ей уйти.

Когда они вернулись в поместье, в дверях появился Чарльз с мрачным выражением лица.

– Никаких следов девушки?

Седрик нахмурился.

– Нет. В саду ее тоже не было, как я понимаю?

Чарльз покачал головой.

– Нет. В конюшнях тоже нет, к тому же все лошади на месте.

Они вернулись в дом и помогли слугам обыскать каждую комнату. Дождь бил по стеклам, и молния озаряла небо огненно-белым мерцанием. Часы в коридоре показывали половину пятого. Прошел еще один драгоценный час.

Годрик стоял, насупившись, на лестничном пролете и смотрел в высокое окно на луг и озеро.

– Почему ты бросила меня? – Его голос дрожал. Если бы ему не было так больно, он бы рассмеялся. Герцог Эссекский обрел свое сердце только для того, чтобы оно было разбито.

Ее уход от него оказался намного более болезненным, чем любой удар отца.

Дорогая, милая, невинная Эмили предала его. Она ничем не отличалась от Эванджелины. И тем не менее он силой вернет ее сюда и заточит на столько дней, на сколько пожелает. Плевать на общество и закон. Она задела его гордость, ранила ему сердце. Она дорого заплатит за это.

– Ваша светлость? – Миссис Даунинг прервала мрачные мысли Годрика.

Он, обернувшись, взглянул на экономку, стоявшую у основания лестницы. Одна из служанок пряталась у нее за спиной, не решаясь поднять глаза на Годрика.

– Что?

– Эта юная леди владеет кое-какой информацией насчет мисс Парр. – Миссис Даунинг отошла в сторону и предала девушку гневу герцога.

Годрик быстро спустился по лестнице и схватил служанку за плечи.

– Говори же!

Горничная украдкой посмотрела на экономку, ища ее поддержки.

Годрик затряс ее.

– Говори сейчас же, иначе тебе придется искать работу где-нибудь в другом месте!

– О-она уехала с Джонатаном Хелприном в деревню Блэкбрай. Она надела мое рабочее платье. И сказала, что ваша жизнь в опа…

Годрик отпустил ее.

– Замолчи! – Он обернулся к остальным, ища дворецкого. – Симкинс! Прикажи конюхам запрячь трех лошадей. Чарльз! Седрик!

Те выбежали из комнат, в которых искали Эмили.

Его светлость направился к двери.

– Она уехала в деревню Блэкбрай. Мы отправляемся немедленно. Если приложим усилия, то будем там через час. – Годрик запрыгнул в седло. – Я снова напал на твой след, лисенок. – Он собирался в последний раз поймать Эмили Парр, больше она не сбежит от него.

Джонатан попятился, схватившись за челюсть, а герцог ворвался в комнату.

Эмили спрыгнула с кровати, осознав, что может подумать Годрик, увидев ее плачущую в нижнем белье и полураздетого Джонатана.

– Что ты с ней сделал, негодяй?! – Его светлость набросился на парня.

Джонатан поднял руки.

– Ничего! Я ничего не сделал, клянусь!

Годрик нанес еще один сильный удар, и этого было достаточно.

Джонатан упал на пол без сознания.

Пенелопа зарычала на Годрика и неожиданно бросилась на его ботфорты, когда он повернулся к Эмили. Маленькая борзая была полна решимости защищать свою хозяйку.

В комнату забежали Седрик и Чарльз. Их лица посветлели от облегчения.

– Эмили, слава Богу, мы нашли тебя! – сказал Седрик.

– Подождите снаружи и заберите с собой этого мерзкого борзого, а также Пенелопу.

Седрик поднял щенка, в то время как Чарльз волок из комнаты лакея.

Годрик захлопнул за ними дверь, закрыл на замок и повернулся лицом к девушке. По его одежде стекала вода, а темные волосы закудрявились у воротника.

Весь мир замер. В далеком космосе мигали звезды, ветер и дождь снаружи превратились в туман. Появившись из темноты, Годрик был ее маяком, ее укрытием от бури.

Эмили осознала, что никогда не смогла бы без него и что никогда больше его не оставит. Без него она бы увяла в тени своего настоящего «я». Этот процесс уже начался, пока он не нашел ее.

Девушка сдерживала рыдания.

Но ведь она бросила его. Пусть у нее были на то свои причины и она руководствовалась любовью, теперь он не простит ее, возможно, никогда не простит. Боль в его глазах показывала, чего ему стоил ее побег.

Все, что ей нужно было сделать, – это объяснить. Он бы выслушал и, вероятно, если бы ей повезло, простил бы ее. Он просто обязан был поступить так, если бы узнал о том, что ей рассказала Эванджелина.

Годрик снял плащ, пиджак и рубашку, глубоко и медленно вздохнул и подошел к ней. Сердце Эмили забилось быстрее. Она видела в его глазах животную страсть и знала, что ее собственный взгляд отвечал на это тем же.

Не раздумывая ни секунды, Эмили бросилась в объятия мужчины, крепко прижавшись к нему и обвив руками его шею. Между тем он не обнял ее в ответ. Его руки были опущены. Он был сдержан, суров и ужасно холоден.

– Годрик, я так рада, что ты здесь, но…

Он, убрав ее руки со своей шеи, решительно отстранился от нее, расстояние между ними было огромным как океан, темный и бездонный. Ей нужно все объяснить. Ничего другого не оставалось.

– Тебе не следовало приезжать. Я не смогу тебя защитить.

– Ничего… не… говори.

Подобно кролику, загипнотизированному взглядом змеи, Эмили стояла словно зачарованная, не в силах пошевелиться. Он прижал ее плечи к стене.

– Ты бросила меня. Ты солгала мне.

– Послушай меня! Я вынуждена была.

– Ты бросила меня. Вот, как сильна твоя любовь. – Он говорил резким голосом, сквозь сжатые зубы.

– Ты не понимаешь, Бланкеншип собирался…

Он схватил подбородок девушки одной рукой и завладел ее губами. Взял все, что она предлагала. Он не дал ей времени вдохнуть или подумать. Эмили сдалась. Жесткий поцелуй перерос в нежный и глубокий. Его прикосновения были полны нежности, когда ласкал ее тело. Он уже простил ее, наверняка это так, иначе не был бы таким нежным сейчас.

Ее грудь налилась в предвкушении ласк и жарких поцелуев мужчины. Ей вспомнились все ее клятвы, что она сможет прожить без этого. Скорее Луна покинет Землю, чем она оставит его. Он заберет ее назад, простит, что разбила ему сердце. Все это читалось в его поцелуе, в этих прекрасных эмоциях, по которым она так тосковала.

– Годрик, пожалуйста… ты мне нужен. – Ее мольбы были не громче шепота у его шеи.

Дыхание герцога стало резким, когда он поспешно снимал брюки. Он опустил руку между ног девушки, найдя ее влажной и ожидающей его, и просунул два пальца между ее складок. Эмили простонала. Годрик удовлетворял ее рукой, и каждый раз, когда она пыталась закрыть глаза, требовал, чтобы она смотрела на него, что она и делала. Его лицо все еще было печальным.

– Ты оставила меня. Твоя комната была пуста. Ты хоть представляешь, что ты со мной сделала? – Его слова досады звучали у ее горла, где он водил носом. – Ты моя. Тебе ясно? Я никогда не позволю, чтобы ты ушла. Никогда.

Девушка уже едва стояла на ногах от желания, и только тогда Годрик наконец поднял ее левое бедро и завел за свою спину. Он готов был войти в нее, венец его почти был у Эмили внутри. На одну долгую секунду их дыхания перемешались, а глаза сомкнулись, затем он погрузился в нее. Она вскрикнула. Ее голова отклонилась назад к стене, и Годрик запустил свободную руку в ее волосы на затылке, придерживая, чтобы она не упала. Пальцы другой руки впились в кожу бедра девушки, пока он пронзал ее у стены. Он снова завладел губами Эмили, как воин-поработитель.

Она отдалась ему полностью и двигала бедрами навстречу ему, страстно желая этой новой дикой страсти. Ее руки царапали его спину, оставляя отметины. Тело Эмили накрыли волны удовольствия, возвещая о приближении кульминации.

Она потянула его за волосы. Годрик оторвал свои губы от ее рта и опустил лицо к ее шее. Он вошел в нее сильнее, и она почувствовала себя на краю блаженства. В глазах Эмили сверкнули малиновые искры дикого восторга. Она шептала его имя, как полуночную молитву, а потом ослабла в его руках. С ревом первобытного удовлетворения он достиг вершины. Его семя разлилось в глубине ее.

Ловя ртом воздух, Годрик обмяк рядом с ней, удерживая ее у стены. Эмили наконец закрыла глаза, она гладила его волосы, убирая с висков темные локоны и лаская его.

– Господи, какой же я дурак. – Он отстранился от нее.

У Эмили подкосились колени, и она схватилась за стену для поддержки.

– Что ты имеешь в виду? – Его тон обеспокоил ее, в душе зародился страх. Он не держал и не целовал ее. Это не было воссоединением, как она думала. Ею овладела паника, и слезы затуманили глаза.

Годрик что-то ворчал, не глядя на нее и поправляя одежду.

– Ты не любишь меня. Никогда не любила.

Последовавший затем горький смех заставил ее вздрогнуть.

– Когда кого-то любят, то не бросают. Не делают больно.

– Я не бросала тебя, Годрик, но я вынуждена была уехать. Я очень сожалею о записке…

Взмахом руки он сделал Эмили знак замолчать, затем бросил одежду девушки к ее ногам.

– Но ты в опасности!

Годрик не обратил внимания на ее слова.

– Одевайся. Нам нужно сейчас же вернуться домой.

– Но почему? – Эмили замерла, подняв платье до середины дрожащих ног. Ее объял ужас, словно она взбиралась по лестнице в темноте и думала, что была еще последняя ступенька, однако ее нога ступила в пустоту, увлекая за собой все тело.

– Думаю, наверное, твой дядя и я в конце концов договоримся о чем-то. Ты больше не полезна, поэтому настало время вернуть тебя ему.

Пощечина, и та болела бы меньше.

«Я больше не полезна?»

Его чувства были всего лишь кратковременным влечением, обусловленным страстью, чего она и боялась. Теперь он погубит ее, вернув назад дяде, где Эмили ожидает злосчастный брак.

Она уставилась на него, с изумлением заметив в руках Годрика серебряный флакон, наполненный, несомненно, настойкой опиума, которую она так ненавидела. Она не сомневалась в том, что сегодня не могло уже произойти ничего хуже.

– Это не понадобится, обещаю вести себя тихо. – Девушка неуверенно умолкла. Над домом прогремел гром, и за окном сверкнула молния, отражая смятение в ее сердце.

Годрик внимательно посмотрел на нее, затем засунул флакон назад в карман.

– Отлично, хотя твои обещания ничего для меня не значат.

Она оделась, наспех застегнула пуговицы, перепутав петельки, однако сейчас это было не важно. Теперь все было не важно. Она потеряла его. То, что считала прощением, оказалось лишь прощанием. Из-за своих глупых поступков Эмили утратила шаткий контроль над его чувствами.

Ею овладело незнакомое доселе отчаяние. Ее легкие почти не двигались, дыхание становилось все прерывистей. Перед глазами замелькали черные точки. Она сделала неуверенный шаг навстречу Годрику, но от этого движения у нее все поплыло перед глазами. Все потемнело, и Эмили наклонилась вперед, а потом вдруг резко увидела пол.

Годрик подхватил девушку за секунду до того, как она упала на пол. Он прижал ее к груди, вдыхая ее запах и наслаждаясь им, после чего выругал себя за это.

Побег Эмили прекрасно доказывал ее намерения. Слова любви, что она шептала, были ничем иным, как ложью, хитрыми уловками, чтобы усыпить его бдительность.

Он нашел небольшую сумку девушки там, где она оставила ее возле двери. Голова Эмили качалась в разные стороны, потом упала на его грудь. Господи, он был глупцом.

Годрик был даже больше чем глупцом, потому что хотел вернуть ее. Он понимал, какая жизнь ожидала ее там – брак с Бланкеншипом, пожизненные невзгоды. После того, что она с ним сделала, он убеждал себя, будто она этого заслуживает, но в его сердце не было места для отмщения.

Эмили нужно было уйти. Вот и все. Если она останется, он сделает то, о чем впоследствии пожалеет, например, будет умолять ее полюбить его. Герцог снова оживил в памяти детские воспоминания, как он искал любви, хотя и знал, что она никогда не наступит. Ненависть к себе только усиливалась с каждым шагом, что он делал в сторону двери и когда вышел в коридор.

Там стояли Седрик с Чарльзом, виконт держал извивающегося щенка, а Чарльз еле стоявшего на ногах Джонатана Хелприна, который уже пришел в себя. Все трое обеспокоенно посмотрели на Эмили.

– Она… – начал Чарльз.

– Она в порядке. Просто упала в обморок.

На подбородке Джонатана уже проявился синяк.

– Ваша светлость, клянусь, с ней ничего не произошло.

– Я разберусь с тобой, когда вернемся в поместье. – Если бы он сейчас заговорил с этим парнем, то придушил бы его.

Друзья последовали за ним, когда он снес Эмили вниз по лестнице постоялого двора мимо изумленных гостей; они вышли под дождь, и Седрик взял у него девушку, пока его светлость взбирался на лошадь. Как только Эмили вновь была в его руках, он расслабился, но совсем ненадолго.

Они вернулись в поместье под покровом глубокой ночи и громыхающего неба.

Когда приехали, Симкинс увел Джонатана и Пенелопу, чтобы ими занялись слуги. Чарльз и Седрик последовали за Годриком в его спальню, где он опустил Эмили на кровать. Затем двое парней вышли в коридор, а он снял с нее мокрую одежду и нижнее белье. Накрыл ее одеялом и подоткнул края, потом снова позвал друзей в комнату.

– Проверь окна, Седрик. Чарльз, а ты запри дверь в смежную комнату.

Оба парня поспешили выполнить его просьбы без всяких колебаний, боясь плохого настроения друга. Годрик, склонившись над Эмили, сильнее натянул на нее одеяло, до самого подбородка. Он аккуратно убрал назад мокрый локон ее волос, затем махнул друзьям, и они вместе с ним вышли из комнаты. Настало время разобраться с другим предателем.

Они вернулись в гостиную, где их ожидали Симкинс с Джонатаном.

Годрик обратился к дворецкому:

– Симкинс, попроси кого-то зажечь камин в моей спальне. Не Либбу.

Дворецкий, кивнув, исчез.

Чарльз направился к двери.

– Нам… э… тоже уйти?

– Останьтесь. Может быть, понадобится, чтобы вы сдержали меня от убийства этого подонка, – сказал Годрик, не сводя глаз с Джонатана. – Но не слишком усердствуйте.

Камердинер поднялся, пытаясь защититься.

– Ничего не произошло, ваша светлость. Она попросила меня о помощи, вот я и помог. Мы всего лишь взяли комнату на постоялом дворе, чтобы укрыться от дождя.

– Ты лжешь! – Годрик крепко сжал кулаки. – Она была полураздета, так же, как и ты!

Джонатан ударил ногой по стулу, стоявшему между ними, и тот отлетел в сторону.

– Вы хотите убить меня? Тогда убейте. Если думаете, что сможете.

Седрик и Чарльз подступили на шаг ближе, готовые вмешаться.

– Так тому и быть! – Герцог потянулся к парню и схватил за ворот рубашки, тряся беднягу.

– Сейчас же отпустите его!

Годрик с Джонатаном замерли и повернулись, с удивлением посмотрев на того, кто осмелился обратиться к его светлости таким тоном. В открытых дверях стоял Симкинс, как будто это он был хозяином Эссекс-Хауса. Когда все уставились на него, он вернулся к своему обычному состоянию и добавил:

– Ваша светлость.

Годрик пришел в себя.

– Не вмешивайся. Это дело чести.

Симкинс вытащил из-под своего пиджака пистолет и направил дуло в грудь Годрика.

– Вы отойдете от своего единокровного брата, ваша светлость, – произнес Симкинс на удивление спокойным голосом.

– Брата? – переспросил Годрик, наконец оставив в покое рубашку Джонатана.

Симкинс опустил пистолет.

– Я поклялся вашему отцу, что с ним не случится ничего плохого. Из-за этого оказываюсь в затруднительном положении. Я, конечно, поплачусь должностью, но твердо намерен защитить Джонатана.

Парень бросил сердитый взгляд на Годрика после того, как прозвучала эта новость.

– Кто я ему?

Герцог не был настолько удивлен. Когда Эмили упомянула это, он заподозрил, что в прошлом его камердинера была какая-то тайна. Он даже начал привыкать к такой мысли, но это произошло до нынешней ночи. Сегодня все было не вовремя. Сейчас он хотел видеть Джонатана мертвым.

– Мне все равно, пусть он окажется хоть королем Англии! Коль он обидел мою Эмили…

– Тогда мы будем решать эту проблему, но только если мисс Парр подтвердит ваши предположения, что он действительно оскорбил ее.

Годрик застонал и поежился, затем сильно потер ладонями веки, да так, что у него едва искры из глаз не посыпались. В настоящий момент он даже не ощущал себя хозяином своего собственного дома. Не говоря уже о том, что его дворецкий направлял на него пистолет.

– Как… как мы можем быть братьями? – спросил Джонатан.

Симкинс опустил оружие, но не убрал его.

– Престарелый герцог нашел утешение в объятиях твоей матери. Он опекал ее и тебя. Когда его светлость заболел, я поклялся заботиться о тебе, так же, как и о нем.

– Так я что, в самом деле…

– Бастард, – предложил вариант Годрик.

– Нет. Джонатан – законнорожденный сын бывшего герцога Эссекского. Он тайно женился на ней за десять месяцев до появления на свет ребенка. Его рождение записано в церковной книге под фамилией вашего отца, милорд.

– Если я законнорожденный сын, тогда почему меня не воспитывали вместе с ним? – Джонатан указал пальцем в сторону Годрика.

Глубокие морщины отразились на лбу Симкинса.

– Бывший герцог сказал мне на смертном одре, чтобы Годрика растили как единственного ребенка. Он не хотел, дабы правда о тебе стала известна, разве только если бы Годрик умер, не оставив наследника.

– Почему он так поступил? – Ярость Джонатана начала превосходить злость его светлости. – Почему он отобрал у меня право жить как сын герцога?

– Ваш отец осознал, насколько жестоко обращался с Годриком, а признание, что он полюбил другую женщину, только ухудшило бы положение дел, он боялся, что Годрик станет ревновать к тебе.

Герцог не мог поверить в это. Какой глупый человек! Он сам предпочел бы брата жестокому обращению с ним. То, что его отец полюбил служанку, не имело значения, но отрицать брата все эти годы – совсем другое.

Джонатан посмотрел на герцога, не зная, что сказать.

– Ну что ж… Что это нам дает?

Годрик нахмурился.

– Ты все равно ублюдок.

– Если думаешь, что я еще хоть раз стану натирать твои ботинки, то ошибаешься. Я не бастард, и ты не можешь ко мне так относиться.

– Я имел в виду не это, болван. Ты ублюдок, потому что прикасался к моей Эмили!

– Твоей Эмили? Она настолько привязалась к тебе, что выплакала все глаза, бедняжка.

Чарльз вздохнул и укутался в плащ.

– Ах, эта братская любовь. Напомнила мне о доме.

Седрик сдержал смех.

– Конечно. Ты вызывал собственного брата на дуэль из-за девушки.

– Да, вот же было невезение. Мама обнаружила нас отсчитывающими шаги в саду. Эта женщина все еще может орудовать хлыстом и заставить взрослого мужчину плакать.

– Ну, Джонатан определенно обладает характером Сен-Лоранов, а, Годрик?

Сколько раз герцог сожалел, что он единственный ребенок? Теперь он был благословлен или скорее проклят появившимся братом, как это происходило с остальными членами Лиги.

Годрик с Джонатаном обменялись смертельными взглядами, но их внимание привлекло неожиданное волнение на улице.

– Годрик! – крикнул кто-то.

В гостиную ворвались Люсьен с Эштоном, отталкивая Симкинса с дороги. Пистолет выпал из его руки на пол, выстрелив и разбив вдребезги вазу, стоявшую менее чем в трех футах от Годрика.

Через несколько секунд паника стихла и все успокоились. Имелось ли хоть что-то в сегодняшнем дне, что можно назвать спокойным.

– Годрик! – Люсьен заметил дворецкого и оружие на полу. – Почему Симкинс держал пистолет?

Чарльз дал знак рукой вновь прибывшим утихнуть.

– Мой дорогой Люсьен, ты, как всегда, начал разговор в самом скучном месте.

Эштон перевел взгляд с Годрика на Джонатана.

– Что? Скучном?

Герцог выразительно взглянул на Джонатана.

– Эштон, Люсьен… Познакомьтесь с моим единокровным братом, Джонатаном.

Люсьен был обескуражен.

– Брат?

Эштон посмотрел на свои карманные часы.

– Но нас не было всего один день…

Седрик скрестил руки.

– Лекция о недавней родословной может подождать. Теперь расскажите, что случилось с вами двумя?

– Нам удалось выследить Эванджелину в Лондоне, – поведал Эштон. – Ее нанял Бланкеншип, Годрик. Она приезжала сюда, чтобы шпионить за тобой, удостовериться, что Эмили действительно у тебя.

Услышав ее имя, Годрик перевел взгляд с брата на Эштона.

– Что? Она была марионеткой Бланкеншипа? – изумился он. Это все объясняло. Ее странный рассказ, появление в его доме с поддельной запиской. Ох уж и хитрый подлец!

Эштон кивнул.

– Не совсем. Говори о ней все что хочешь, но мне кажется, мы все знаем: эта женщина не является ничьей марионеткой. Эванджелина сказала Бланкеншипу, что убедила Эмили бежать, иначе его люди заявятся сюда и всех нас убьют, чтобы забрать ее. Нужно остановить Эмили, пока она не совершила глупость.

– Слишком поздно… – ответил Годрик сдавленным голосом.

Господи, он совершил самый ужасный из всех возможных поступков. Он обидел ее за то, что она пыталась спасти его. Он отплатил за преданность Эмили тем, что опять запер ее в спальне. Если для него еще и не был уготован круг ада, то сейчас он заслужил несколько.

Кровь отхлынула от лица Люсьена.

– Что ты имеешь в виду?

– Она доехала до деревни Блэкбрай с помощью моего брата. Мы только недавно вернулись.

Эштон нахмурился.

– А Эмили?

– Наверху.

– Ну, тогда пусть она спустится. Нам нужно обсудить, что делать с Бланкеншипом.

– Честно говоря, это невозможно, – сказал Седрик. – Он оставил ее немного… нездоровой наверху.

– О господи, – обронил Люсьен.

Эштон потер нос.

– Годрик, послушай. Она убежала лишь затем, чтобы защитить тебя. Эмили же не знает, насколько ты сам способен защищаться. Она сделала это, потому что любит тебя и не хочет, чтобы ты из-за нее пострадал.

Чарльз и Седрик обменялись мрачными взглядами. Лицо Джонатана было бледным, и он не мог взглянуть Годрику в глаза.

– Уже слишком поздно, да? – спросил Эштон.

Герцог, кивнув, повернулся к ним спиной.

– Я ранил ее, и она никогда не простит мне этого.

Если даже он не мог смириться с таким предательством, то как она сможет? Осознание, что Эмили потеряна для него навсегда, потому что он действовал поспешно и был неуправляемым, заставляло герцога страдать еще сильнее.

– Извините. – Он вышел из комнаты, и никто не осмелился остановить его.

Годрик забаррикадировался в своем кабинете. Остальным пришлось взять заботу об Эмили и ее защиту на себя.

Они нашли девушку в его кровати.

Она немного пошевелилась во сне. Каждый из них был виноват наравне с Годриком в похищении и крахе Эмили. Но все должно измениться.

Эштон повернулся к Люсьену.

– Скажи, чтобы ей принесли свежую смену белья, когда она проснется.

Люсьен кивнул и вышел.

Эштон, опустившись на край постели, наклонился, чтобы попробовать губами ее лоб. Казалось, у нее был жар. Если она заболеет… Нет, он не должен так думать.

Парень убрал волосы с ее бровей.

– Спи, дорогая Эмили.

Люсьен, вернувшись, опустился на стул в ногах кровати. Рядом потрескивал камин, и сверкали искры в темноте.

Лига зашла слишком далеко, удовлетворяя свою гордость и страсть.

Эмили пошевелилась, ей было трудно дышать.

На ее груди будто лежали тяжелые камни. Наполнить легкие становилось все сложнее и сложнее.

Девушкой овладела паника, ее бросило в дрожь. Казалось, по горлу рассыпались осколки стекла, когда она попыталась глотнуть. Ей хотелось кашлянуть, но совсем не было сил на это. Скрипящее дыхание в груди напоминало грозный предсмертный звук.

– Эмили! – Мужской голос. Низкий, хриплый и режущий слух.

Она поморщилась от боли, когда попыталась еще раз глотнуть, и наконец смогла тихо кашлянуть.

– Эмили?

Голос был знаком ей, теплая рука опустилась на ее лоб.

«Где я?»

Она пришла в себя, почувствовав мягкие простыни под обнаженным телом, аромат сандалового дерева. Рядом были мужчины. Кто? Хотя девушка и не видела, но чувствовала пульсирующий ритм свечи неподалеку.

– Скорее, Чарльз, воды!

«Седрик», – наконец вспомнила она. Эмили была в поместье Годрика, в его кровати. Опять пленница Лиги Бунтарей.

– Го… дрик…

Виконт Шеридан успокоил ее, затем поднес стакан воды к ее потрескавшимся губам. Она выпила, прохладная вода была словно бальзам для ее пересохшего горла. Веки Эмили открылись. Она была в спальне его светлости; Седрик с Чарльзом склонились над ней. Девушка с дрожью потирала открытые руки…

Она была обнажена.

Эмили ахнула, что отозвалось для нее резкой болью.

– Вот так, дорогая. Ты в безопасности, – сказал Чарльз. Ни он, ни Седрик, казалось, не обратили внимания на то, что она раздета. Эмили глотнула, хоть это все еще давалось ей с болью.

– Как?

– Как? – Мужчины удивленно переглянулись.

– Как… – Но она не могла закончить.

Взяв у Чарльза стакан, Седрик снова наполнил его из кувшина.

– Мы привезли тебя назад из постоялого двора в Блэкбрае позавчера, котенок. Ты была очень больна.

Он протянул стакан Эмили. Она потянулась к нему, но ее руки дрожали. Чарльз взял стакан, сел на кровать и снова поднес к ее губам. Она выпила всю воду.

– Два… дня назад?

Чарльз кивнул и нежно убрал за ухо выбившийся локон ее волос.

– Я должен до смерти защекотать тебя за все твои глупости.

Темные круги под его серыми глазами свидетельствовали о недостатке сна. Чарльз всегда казался самым юным из них, хотя был всего на год моложе герцога и виконта. Но сейчас на юном лице графа застыли морщины и усталое выражение. Протянув руку, Эмили прикоснулась к его щеке. Чарльз закрыл глаза, его лицо вздрогнуло. Он перехватил ее руку, поцеловал и положил обратно под одеяло, где было тепло.

Она взглянула на Седрика. Он тоже казался сильно обеспокоенным; когда подошел ближе, под его карими глазами были темные круги.

– Остальные?

– Эштон с Люсьеном отдыхают. Мы по очереди присматривали за тобой.

– А… Годрик? – Именно это ей хотелось узнать больше всего. Где он? Он ей так нужен.

– Он… – Седрик выдержал паузу, словно осторожно подбирал слова. – Он сам не свой сейчас.

– Ему нехорошо?

Было ли остальным известно о том, что произошло на постоялом дворе? Эмили вспомнила сдавленный звук, который слетел с его уст, когда она хотела успокоить его. Ужасающий звук. Больше всего ей хотелось заверить мужчину, что она любила его и оставила только потому, что желала защитить. Но он не дал ей шанса.

«Идиот…» Ей не было грустно, она была зла на него. Все, чего хотела, – это объясниться, но он лишил ее такой возможности. Ей хотелось ударить его, потом поцеловать, затем снова ударить. Чертов дурак.

– Отведите меня к нему сейчас.

Седрик положил руку ей на плечо.

– Он не в лучшем состоянии, котенок. Он…

– Меня это не волнует! Отведите меня к нему. – Она могла говорить только шепотом, сопровождаемым убедительным взглядом.

Седрик подскочил.

– Я схожу посмотрю, как он.

Чарльз кивнул, вытащил пистолет из-за пояса и сел на кровать лицом к двери.

– Оружие? Он… он ведь не сошел с ума, да? – Эмили потянулась к пистолету, но Чарльз убрал руку, чтобы она не достала.

Парень беспечно улыбнулся ей.

– Это не для Годрика, Эмили. Люсьен и Эштон проследили за Эванджелиной Мирабо в Лондоне. Они узнали, что Бланкеншип нанял ее, чтобы найти тебя, и выведали его план в отношении нас. Поэтому и оружие.

– Годрик знает, почему я бежала?

Чарльз кивнул.

– Он узнал, только когда мы вернулись в поместье. Люсьен и Эштон, образно говоря, немного опоздали на праздник. У Годрика выдалась парочка сложных дней. Он потерял тебя, пытался убить своего брата, сейчас только тем и занимается, что пьет у себя в кабинете. Лишь Симкинсу удалось повидаться с ним так, чтобы ничего при этом не полетело ему в голову. Мне досталось на орехи Библией, которую он запустил в меня. – Чарльз рассмеялся. – Не пойми меня превратно, Эмили, просто это напомнило мне об одной леди, которая запустила в меня чашей со святой водой, считая, будто я горю.

– Справедливости ради, нужно отметить, что ты действительно немного дымился, – сказал Эштон.

Чарльз усмехнулся.

– Это произошло зимой, и вода была теплой.

Эмили попыталась улыбнуться, но внезапно обратила внимание на необычную деталь.

– Брат?

– Ах да, конечно. Кажется, ты пропустила большой фейерверк. Годрик попытался задушить Джонатана. Симкинс направил на него пистолет и сказал, что тот не может убить своего единокровного брата. Оказалось, Джонатан – сын старшего герцога и служанки матери Годрика.

И тут Эмили улыбнулась. Значит, она все-таки не ошиблась насчет Джонатана.

– Я так и знала.

Чарльз пощекотал ее под подбородком.

– Никто из нас даже не замечал.

– Думаю, вы знакомы с ним очень давно и просто привыкли.

Вернулся виконт, его глаза неотрывно глядели в пол.

– Все как я и боялся. Он пьян. Поверь мне, котенок, ты не захочешь видеть его таким.

– Захочу и увижу. – Она попробовала подняться, но вспомнила, что была раздета, и прижала простынь к груди. – Дайте мне, пожалуйста, халат.

Седрик колебался, однако взгляд Эмили заставил его немедленно достать красный вельветовый халат герцога. Девушка внимательно взглянула на Седрика и Чарльза, взвешивая, кому она доверяет больше в плане того, что он может держать руки при себе. Никто из них не являлся хорошим выбором, но один был точно хуже. Она избрала виконта.

– Ты поможешь мне.

– Гм, – обратился тот к Чарльзу, который со вздохом вышел из комнаты.

Седрик отвел глаза, откинул одеяло и помог Эмили просунуть руки в рукава халата. Она плотно укуталась им и крепко завязала пояс на талии. Ей хотелось выкупаться, но сейчас самое главное – увидеть Годрика. Она примет ванну позже. Эмили сделала глубокий вдох и попыталась встать.

Она пошатнулась, и виконт поймал ее.

– Я помогу тебе, котенок.

Вероятно, они представляли собой странное зрелище: Эмили в слишком большом по размеру халате, босая, опирающаяся на Седрика для поддержки. К счастью, никто не видел их кроме Симкинса, стоявшего на посту у двери кабинета герцога.

Дворецкий широко раскрыл глаза.

– Лорд Шеридан, ей нельзя вставать с постели!

Эмили подняла руку и указала на дверь кабинета:

– Откройте.

Симкинс покачал головой.

– Боюсь, он не в состоянии никого видеть.

– Меня это не волнует, – сердито возразила Эмили.

– Хорошо, мисс Парр, но я вмешаюсь, если он станет агрессивным. – Дворецкий нащупал связку ключей.

– Да, он может выстрелить еще в одну вазу, – сказал Чарльз.

– Что? – удивилась Эмили.

– То была уродливая ваза, одна из тех, что ненавидела его мама. По ней никто не станет скучать, – прокомментировал ситуацию дворецкий.

Годрик крикнул из-за двери:

– Симкинс, я же сказал тебе оставить меня в покое!

– Заткнись, Сен-Лоран! – эхом отозвался Седрик, и от этого крика в кабинете воцарилась тишина. – Здесь Эмили. Веди себя прилично, слышишь меня?

Симкинс открыл дверь, и Седрик вошел внутрь, Эмили держалась за него. Годрик находился в задней части комнаты и смотрел в окно, повернувшись к ним спиной. На улице стояла черная ночь. В комнате горела одна свеча.

– Помоги мне дойти до дивана, – попросила девушка. – А потом оставь нас.

– Я не покину тебя, Эмили.

Она погладила его лицо, как до этого Чарльза.

– Спасибо, Седрик, однако со мной все будет нормально.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и вышел. Симкинс закрыл дверь снаружи.

Последовала мучительная пауза – Годрик у окна, она на диване, двое застыли как статуи. Сможет ли Эмили заставить этого мужчину понять, что не предавала его?

– Годрик, – вздохнула она.

Он медленно повернулся к ней лицом. Вот он, ее темный принц с тенями под измученными изумрудными глазами, с запутанными волосами, как будто непрестанно проводил по ним пальцами. Как до такого дошло?

Эмили было знакомо затишье перед бурей, но она считала, штиль после бури гораздо хуже, ведь вырваны с корнем столетние деревья, а на земле валяются мертвые птицы, потому что их смел сильный ветер. Повсюду разрушения. Посмотрев в измученные глаза Годрика, девушка увидела ту же самую бескрайнюю тропу опустошения.

Ее голос стал вдруг сильнее:

– Подойди ко мне.

Он послушался, подошел на вялых ногах и встал перед ней, глядя на нее сверху вниз сквозь свои длинные ресницы, а потом на секунду закрыв глаза. Самое близкое, до чего она могла дотянуться, – это его правая рука. Она взяла запястье мужчины, подняла, потом схватила его ладонь и поднесла к своим губам. Поцеловала внутреннюю часть его руки, давая ему почувствовать свою нежность.

«Я люблю тебя».

Ноги Годрика подогнулись. Внезапно он опустился на пол, положил голову на ее колени и крепко обнял. Эмили склонилась над ним, поцеловала его волосы, погладила по плечам, пока он содрогался от сильных беззвучных рыданий. Он крепче прижался к ней, будто боясь, что она растворится в его руках. Девушка почувствовала, как начали стихать его печальные содрогания и он наконец поднял голову.

– Эмили…

Поднеся палец к его губам, она покачала головой.

– Я прощаю тебя.

Эмили постаралась улыбнуться, приподнять уголки губ, но это лишь заставило его поежиться, лицо Годрика было как у падшего ангела. Но ее ангела.

– Я сам себя не могу простить… – Он отвернулся от нее.

Девушка взяла его за подбородок, заставив повернуть к ней голову, и крепко поцеловала.

– Вы глупец, ваша светлость, – сказала, затем снова завладела его ртом, властно и жестко.

У него почти не было времени ответить на ее поцелуй, так быстро она отпустила его. Годрик поднес дрожащую руку к своим губам, удивленно нащупывая распухшие, вздутые губы.

– Я научилась твоему способу целоваться. – Эмили улыбнулась ему озорной улыбкой. Поцелуй каким-то образом вдохнул в нее жизнь.

Годрик медленно поднялся с колен и сел рядом с ней на диван. Он потянулся за новым поцелуем. Эмили собрала все силы, чтобы их уста переплелись опять так же горячо, как до того, отвечая на пламя еще бóльшим огнем.

Но этого не потребовалось.

Годрик сначала почти не целовал ее, лишь слегка прикасался губами. Это было предвкушение поцелуя. Но затем он углубил его. Язык мужчины скользнул между ее губами с бесконечной нежностью, а их уста начали медленный древний танец. Этот поцелуй переполняли эмоции. Годрик хотел показать ей все, что ощущал, – облегчение, радость, чувство вины, страсть, переживания.

Эмили Парр, должно быть, была каким-то ангелом. Ни одна женщина на свете не смогла бы простить мужчину за подобные грехи. Он злоупотребил ее доверием, взял ее у стены как какой-то варвар. Годрик угрожал вернуть ее дяде, чтобы она вышла замуж за человека, которого презирала. Он запугал ее до такой степени, что она потеряла сознание и два дня находилась без чувств.

«Почувствуй меня, дорогая! Почувствуй. Пойми, что я люблю тебя». На сей раз, когда слова роились в его голове, он приветствовал их. Это должна быть любовь. Ничто не может так ранить душу, как то, что ты причинил боль любимому человеку. Как ему хотелось произнести такие слова, но это казалось неправильным, ведь он не сделал ничего, что доказывало бы их. Нет. Он не признается ей в любви, пока не докажет ее. Он был слишком пьян и не смог бы подобрать фразы, которых она заслуживала. «Какой же я дурак!»

Когда их губы разомкнулись, глаза Эмили все еще были закрыты. Годрик провел кончиком пальца по ее переносице, и она, разомкнув веки, посмотрела на него.

– Давай я отведу тебя наверх, чтобы ты отдохнула. – Он встал и взял ее на руки, осознав, что под халатом на ней ничего не было. Это рассмешило его.

– На тебе больше ничего не надето?

Эмили покраснела, и он остался доволен. До того ее лицо было слишком бледным.

– После всего, что я сделал тебе, ты продолжаешь вознаграждать меня, – поддразнил ее он, восхищаясь тем, как вельвет обтягивает девичью фигуру.

Эмили наигранно нахмурилась, и он усмехнулся, прижавшись своим лбом к ее и заглянув в фиалковые глаза.

– Обещаешь, что больше никогда не убежишь?

– Я не сбегала. Я спасала твою жизнь. И ты все еще в опасности. Мы должны поговорить…

– Хорошо, дорогая. Поговорим, когда тебе станет лучше. – Он поцеловал ее в щеку и открыл дверь кабинета.

Чарльз, Седрик и Симкинс столпились у двери, прижав головы к дверному проему, – их застукали за подслушиванием.

Только Симкинс из всех троих сумел сохранить гордый вид.

– Мы охраняли коридор, ваша светлость, – сказал он.

– Охраняли? Думаю, те ковры выглядят очень подозрительно, Симкинс. Отличная идея, лучше, чем сторожить картины и статуи. Они могут быть заодно с нашими противниками. – Годрик спрятал улыбку. – А теперь прошу вас всех простить нас. Я как раз несу Эмили наверх, чтобы она отдохнула.

Трое мужчин наблюдали, как он уходит и, без сомнения, спрашивали себя, что, черт возьми, утихомирило его злосчастный нрав.

Наверху Годрик положил Эмили на кровать и начал отходить, чтобы сесть на стул рядом. Девушка, схватив его руку, притянула к себе.

– Останься. – Другой рукой она похлопала по кровати.

Годрик сел на край постели, наклонился и снял свои ботинки, затем повернулся и лег рядом. Эмили залезла поглубже под одеяло.

Мужчина повернул ее лицо к себе.

– Эмили, о том, что произошло на постоялом дворе…

– Да?

– Этого не должно было случиться. Никогда. И этого никогда больше не будет. – Он провел губами по ее устам.

– Не клянись. Я подобного никогда не испытывала. Конечно, тогда думала, что ты простил меня и ужасно по мне скучал.

– Простил тебя? Эмили, я не был нежен с тобой. Почему ты не испытываешь ненависти ко мне? – В его широко открытых глазах отражалось подлинное непонимание.

– Я бы никогда не смогла ненавидеть тебя. Годрик, я тебя люблю. Разве недостаточно часто говорила об этом, чтобы ты поверил мне? А то, что ты не был нежен… Мне понравилось. Так что останься. Поспи со мной. – Ее голос прозвучал требовательно. – Седрик сказал, ты совсем не спал.

Его светлости хотелось закричать, засмеяться. Если у нее такое самообладание, значит, она и вправду ангел. Он обнял ее, прижался лицом к ее шее и начал целовать нежную точку за ухом, пока дыхание девушки не участилось.

– Я не заслуживаю тебя, моя дорогая.

– Ты действительно не заслуживаешь. Тебе повезло, что бунтари теперь в моем вкусе. – Она погладила рукой его волосы на затылке.

– Бунтари? – Он провел языком по шее Эмили, вызывая ее тихий стон. – То есть больше, чем один?

– Я жила с пятью вами под одной крышей. Справедливости ради нужно сказать, что нахожу вашу Лигу довольно… – Она выдержала паузу, пока он целовал ее кожу, тело девушки начало гореть.

– Да? – побуждал он ее.

– О чем мы говорили?

Одна его рука скользнула под ее халат и нащупала грудь, поглаживая розовый сосок, затвердевший под его пальцами.

– Кажется, мы говорили о сне, – прошептал он у губ Эмили, прежде чем просунуть язык в ее рот, он сам уже плохо соображал.

– Сон?

– Сон… да…

Он почти не спал прошлые две ночи. Сейчас сонливость начала овладевать им. Дыхание Годрика стало медленным и глубоким, его тело расслабилось, но больше всего дышали, и танцевали, и радовались его сердце и душа. Эмили вернулась туда, где ее место, и была рядом с ним. Он мог отдохнуть. Она в безопасности.

– Эмили, – прошептал мужчина у ее шеи.

– Да?

– Я не такой, как мой отец. У меня его нрав, но я не такой, как он.

– Годрик. Будучи злым, ты занимался со мной любовью. Это точно не делает тебя похожим на отца. – Глаза Эмили сияли, когда она провела кончиком пальца по его расстегнутой рубашке, поглаживая открытую грудь.

Герцог простонал, желая, чтобы ее палец все так же опускался вниз.

– Мы можем поговорить о Джонатане?

– О моем брате? Жаль, что я не смог убить его. Нет. – Из его груди вырвался еще один стон. – Джонатан – Сен-Лоран.

Слова Годрика путались, потому что он пытался побороть свою потребность в Эмили. Ей нужно отдохнуть, а не заниматься любовью.

– Он так похож на тебя.

– Да? В чем же? – Рука мужчины передвинулась к спине девушки, поглаживая ее под вельветовым халатом.

– Он упрямый зеленоглазый бунтарь, который полагает, что каждая женщина втайне жаждет его, просто ее нужно убедить в этом. – Она хихикнула и повернулась на спину.

На его губах засияла улыбка, и он наклонился, чтобы снова поцеловать Эмили.

– Ты права, этот дьявол действительно похож на меня.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Как и тебе, дорогая. – Годрик крепче обнял ее.

Они долгое время молчали. Дыхание мужчины стало глубоким.

– Пообещай, что ты останешься здесь, когда я проснусь. – Он убрал волосы с ее лица. – Я знаю, ты будешь, но мне нужно услышать это.

Эмили неуверенно посмотрела на него, ее бровь красиво изогнулась.

– Обещаю, что буду здесь. Годрик, прости, что я уехала. Даже представить не могу, как тебе было больно. – Она провела пальцем по его подбородку, потом по лицу.

Он, отклонившись, коснулся рукой глаз, пытаясь стереть воспоминания.

– Я не мог думать, не мог дышать. Мне казалось, я умираю, Эмили. Господи, ты даже не представляешь, каково это.

Сейчас у него были глаза мальчишки, который столько лет переносил жестокое обращение.

– Клянусь, после моего отца никто не мог обидеть меня.

– Когда я поняла, что мне необходимо уйти… я вернулась в свою комнату и расплакалась. – Эмили старалась контролировать свой голос. – Больше всего хотела снова забежать в гостиную и броситься в твои объятия. Но я должна была защитить тебя. Я сделала бы все для этого. – Она, потянувшись к мужчине, поцеловала его в бровь, затем вновь опустилась и положила голову ему на грудь. – Я буду здесь завтра утром. Обещаю.

Облегчение наполнило его легкие. Эмили являлась его миром, его вселенной.

– Спокойной ночи, Годрик, – тихий голос девушки звучал сонно. Интимность этого момента была идеальной.

Жизнь могла отобрать у него все что угодно, однако, пока у него была Эмили, Годрик выжил бы.

– Спокойной ночи, дорогая.

Он заснул, прижавшись губами к ее волосам. Чувство вины не до конца покинуло Годрика, но Эмили – его ангел, любимая Эмили – сглаживала ненависть герцога к самому себе.

Как он жил без нее все эти годы?