Плененные страстью

Глава 6

Сквозь замочную скважину тяжелого деревянного шкафа пробивался лишь тоненький луч света.

Эмили старалась держаться абсолютно спокойно, сосредоточившись на звуках в доме. Несколько минут спустя дверь отворилась и вошел Годрик, за ним следом – Бланкеншип и судья. Эмили так сильно прикусила губу, что ощутила вкус крови. Компаньон дяди прошел через комнату, изучая обстановку. Она затаила дыхание, испугавшись, что он услышит ее испуганные вздохи. Наконец, осмотр комнаты был завершен и мужчины ушли. Эмили с облегчением обмякла на Люсьене.

– Господи, это было близко, – пробормотал он. – Но они могут вернуться. Не выходи.

Через четверть часа голоса Годрика и Эштона в холле стали громче. Дверь шкафа распахнулась, и Люсьен разжал руки, придерживавшие Эмили. Эштон и Годрик на миг уставились на пару, потом его светлость поднял ее с колен Люсьена и перебросил через свое плечо. Как это ни печально, но она уже привыкла к такому отношению. Легче было переносить ее всякий раз, ведь он не доверял ей. Она не была саквояжем, который носит слуга.

– Хорошо придумано со шкафом, Люсьен. Этот тип настоял осмотреть комнаты. – Годрик передвинул Эмили, и она заворчала из-за неудобного положения.

– Спасибо, – ответил маркиз. – Всем известно, что у меня периодически проявляются задатки гения. А теперь скажите, кто был тот второй тип? Это же не Парр, верно?

– Он представился мне как мистер Томас Бланкеншип. Предположительно, он друг Парра.

Бланкеншип. Почему он был здесь? Почему дядя не приехал искать ее? Она замерла, боясь пошевельнуться. Наверное, этот человек убедил дядю позволить ему жениться на ней… Мысль была настолько отвратительной, что Эмили чуть не вырвало. Она тяжело вздохнула.

– Бланкеншип? – раздраженно переспросил Люсьен. – Этот черт должен мне три тысячи фунтов, он принадлежит к группе инвесторов, которые приобрели немного моей собственности.

– Тебе что-нибудь известно о том, что произошло с лордом Питерингтоном? – спросил Годрик. – Я, естественно, читал об этом происшествии, но Бланкеншип намекнул, будто там нечто большее.

Люсьен сдвинул брови.

– Да. В начале года лорд был разорен из-за долгов. Некоторые мои интересы имели тесную связь с его, и я тоже немного пострадал. Ходили слухи, будто Бланкеншип замешан в этом. Питерингтон… ну… боюсь, он засунул в рот пистолет, когда не смог заплатить. Во имя интересов семьи, о чем сообщили как о несчастном случае.

– Да уж, похоже, он просто фантастический мужик, и мы обязаны пригласить его в наш клуб, – с сарказмом растягивая слова, произнес Годрик.

Новость, что кто-то ненавидел Бланкеншипа так же, как она, очень обрадовала Эмили. «Враг моего врага – мой друг… надеюсь», – мрачно подумала девушка.

Несмотря на то что Годрик все еще держал ее на плече, мужчины продолжали разговор, словно ее не существовало. Возмущенно заворчав, Эмили ударила герцога ногой, чтобы напомнить о себе. Годрик, повернувшись, бросил ее на кровать Люсьена.

– Что здесь понадобилось Бланкеншипу? – спросил Эштон. – Почему не приехал Парр?

Его светлость пожал плечами.

– Вы хотите узнать, зачем приезжал Бланкеншип? – резко промолвила она. – Может быть, вам следовало спросить о том у единственного присутствующего здесь человека, который вообще-то вовлечен в это?

Теперь они посмотрели на нее с удивлением.

– Ты знаешь этого человека? – промолвил Люсьен.

– О да. Я знаю его. Он ужасен. Он часто заезжал к дяде, когда я переехала к нему. Он даже… – Она задыхалась от злости.

– Он даже что? – Глаза Годрика были острыми, как нефритовые кинжалы.

– Он даже пытался проявлять вольности по отношению ко мне, то, что я не позволяла и никогда не позволю. Он добивался меня, хотел жениться. Мой дядя считает, будто я не знаю этого, но я знаю. Я не глупа.

Все трое мужчин выглядели изумленными, что и понятно. Тут к ним присоединились Чарльз и Седрик. Граф бросил на них один лишь взгляд и широко раскрыл глаза от удивления.

– Что случилось? Кто-то умер?

– Кто-то мог бы… – под нос пробормотал Годрик.

Люсьен поморщился.

– С нами все в порядке, – сказал он. – Мы просто услышали неприятную новость.

– Да? – Виконт взял свою трость, как шпагу, его рука крепко держала серебряную львиную голову.

– Очевидно, мистер Бланкеншип верит, что имеет какие-то права на мою Эмили, – раздраженно сказал Годрик.

Девушку бросило в краску от такого собственнического тона Годрика, это все равно обижало ее.

– О, ради бога, прекратите говорить обо мне словно я украшение для вашей полки. – Тем не менее мысль принадлежать Годрику заставила ее сделать паузу.

– Что? Эта старая жаба? Почему он… – начал Чарльз, но Седрик постучал по его плечу наконечником своей трости. Однако граф собирался продолжить свою тираду.

– Он мерзкая жаба, и я ненавижу его, – вступила в перепалку Эмили, да еще с такой ненавистью, что ее похитители обменялись настороженными взглядами.

– А нас? Нас ты тоже ненавидишь? – спросил Люсьен, заметив ее упущение.

– Какие у меня могут быть причины ненавидеть кого-нибудь из вас? Кроме того, правда, что вы меня похитили. – Она натянуто улыбнулась. – Думаю, вы мне даже немного нравитесь.

Эмили толком не понимала, почему так доверяет этим мужчинам, что с трудом могла объяснить и себе самой, не то, что им. Конечно, альтернатива, которая прошла в нескольких футах от нее, пока она пряталась в шкафу, была намного хуже.

– Ну что ж, вне зависимости от того, как ты оцениваешь наши действия, держать тебя здесь оказалось самым забавным вызовом, – засмеялся Годрик.

Эмили сощурила глаза в узкие щелочки.

– Я рада, что моя ценность основывается на том, насколько сильно я вас забавляю.

– Ну, – вздохнул Эштон, – по крайней мере, мы избежали вероятной катастрофы. Мне кажется, теперь сегодня можно не беспокоиться.

Остальные согласились с ним.

– Я должен кое-что сделать. Эмили, ты составишь мне компанию.

Его командный тон сильно разозлил ее, но она не возразила. Она не станет разменной монетой в их споре.

Годрик проводил Эмили вниз по лестнице и, в то время как другие удалились, жестом указал, чтобы она села на красное вельветовое канапе. Девушка воспользовалась возможностью изучить кабинет, в котором было много книжных полок и странных безделушек. Должно быть, герцог попутешествовал по миру. Над стульями висели акварели каких-то дальних стран, а рядом с ними были приколоты необычные вещи – например, бивни слона, несомненно, из Африки.

Годрик сел за огромный стол из розового дерева, внимательно рассматривая бумаги и письма.

Она завидовала его свободе, тому, что он мог просто встать и уйти, не только из кабинета, а отправиться в путешествие. Если бы ее вынудили выйти замуж за Бланкеншипа, у нее никогда не было бы возможности путешествовать.

Она вновь пристально посмотрела на стены, заметив небольшой портрет черноволосой женщины, сидящей боком. Вырез ее платья был довольно старомоден, из чего Эмили сделала вывод, что портрет написан много лет назад. С полотна на нее поглядывали обворожительные глаза. Глаза Годрика, тот же цвет.

– Годрик… – начала она.

Он осторожно взглянул на нее.

– Да?

– Кто эта леди на портрете? – Эмили облокотилась на ручку кресла, стоявшего возле его стола. – Это твоя мама?

Взгляд мужчины стал грустным.

– Да.

– Она очень красивая. – Девушка заметила, насколько похож был сын герцогини Эссекской на свою мать. Годрик обладал суровой красотой греческой скульптуры, но каждая черта хранила следы нежной красоты его матери. Неудивительно, что он пленил ее. Эштон был прав. Годрик обладал могуществом отца, но добротой и состраданием матери.

Его светлость, поднявшись со своего стула, подошел к портрету.

– Она была прекрасной женщиной. Никому резкого слова не сказала, ни разу не подняла на меня руки. Я… – Его голос стал грустным. – Я почти каждый вечер после ужина залезал к ней на колени, и она читала мне. От нее всегда пахло сиренью. Даже сейчас ее комната все еще хранит этот запах.

У Эмили сердце сжалось в груди. Он что-то вспомнил; она прочла это по его устремленному вдаль взгляду.

– А твой отец? – Девушка боялась нарушить этот миг, но ей так хотелось понять его.

– Он любил ее так, как никогда не любил меня. Я помню, как они танцевали вдвоем. Когда мама проводила здесь ежегодные балы, я ускользал из детской и наблюдал из-под лестницы. Мама проплывала по комнате, ее глаза сияли от веселья. А отец? Он крепко держал ее и улыбался, это было подобно облакам, расплывающимся, чтобы открыть солнце. Они могли вальсировать часами, неспешно кружась и приводя всех в восторг, я видел это.

– Мне жаль, что она умерла, – сказала Эмили. Мысли о ее собственных родителях ударялись о стенки сердца девушки и силились выбраться наружу. Она сделала глубокий вдох, стараясь унять бешеное биение.

Годрик засмеялся, но в его смехе не было радости.

– И ты, и я сироты, не так ли?

– Думаю, да. – Легкая дрожь пробежала по ее коже. До настоящего момента она не осознавала, что у них было что-то общее.

Наступило долгое молчание. Наконец, Годрик вздохнул и вернулся к столу. Его усталый вид огорчал ее. Она не хотела причинить ему боль, спросив о матери. Эмили встала и подошла к книжным полкам.

– Это самая медленная в мире попытка побега, не так ли? Если да, то, может, мне попросить, чтобы принесли чай, прежде чем погнаться за тобой на сей раз?

Такой сарказм уязвил ее гордость.

– Я просто хочу найти книгу, чтобы почитать. Это поможет скоротать время.

Он не сводил с нее глаз. Она постаралась взглядом выразить невинность своих намерений. Эмили и в самом деле просто хотелось почитать.

Мама научила ее получать удовольствие от чтения. В детстве Эмили была безудержная сорвиголова. Отец поощрял ее мальчишеские увлечения, от езды верхом до лазания по деревьям и рыбалки. Но как бы она ни любила поймать окуня и затащить в лодку к отцу, ею овладевало какое-то волшебство, когда она читала вместе с мамой.

Они располагались на потертом диване, находили самые иллюстрированные книги по естествознанию, а затем изучали картинки экзотических животных. Эмили на секунду окунулась в это воспоминание, однако мучительным усилием заставила себя вернуться в реальность.

Годрик подошел к полке справа от стола и выбрал для нее книгу. Все ее чувства обострились, когда он сел рядом с ней на край канапе. Мужчина положил книгу ей на колени, затем взял ее руки в свои.

Она на секунду прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. Годрик гладил запястья девушки, глядя на нее сверху вниз.

– Эмили, я требую за это плату. Если ты откажешься, заберу книгу обратно. – Он заправил непослушный локон волос ей за ушко. Его пальцы задержались на чувствительной точке под ухом.

От этого прикосновения у нее по спине пробежали мурашки.

Эмили прикусила нижнюю губу. Какую плату он попросит за столь маленькое удовольствие? Она боялась, его цена будет такой, которую она заплатит без колебаний. Он не сводил с нее глаз, похожих на изумруды, которые вытащили из полыхающего огня, но девушка уже чувствовала его руки на своем теле.

– Какова твоя цена?

Его взгляд упал прямо на ее губы, и она сделала то же самое. Мягкие очертания губ мужчины становились более суровыми, когда она огорчала его. Это был один из его недостатков – черствость – из-за нее эмоциональные черты превращались в холодные.

– Я хочу, чтобы ты поцеловала меня, – хриплым голосом прошептал он.

Но его фраза была бессмысленной. Эмили должна поцеловать его?

– Я целовал тебя, между тем ты никогда не целовала меня в ответ. Я хочу твоего полного участия.

– Но я ничего не знаю о поцелуях.

До настоящего времени она просто наслаждалась ощущениями, к которым он подталкивал ее, ничего не привнося, лишь получая. Между тем не принято так открыто говорить о физической близости.

Годрик только улыбнулся, слегка приподняв уголки губ.

– При достаточной практике ты научишься. Несколько минут со мной в качестве личного учителя, и ты будешь мастером. – Его объятия стали крепче, словно их беседа взволновала его.

– Один поцелуй? Ты больше ничего не потребуешь от меня?

– Один поцелуй, но ты не отстранишься, невинно чмокнув меня в щечку, Эмили. Я требую настоящего поцелуя.

– Требуешь?

– Прошу, – поправил себя он.

– Просишь, а иначе не дашь мне книгу? Все равно звучит как требование.

– Господи, женщина, ты испытываешь мое терпение. – Казалось, он сдерживает улыбку.

Могла ли она принять это дьявольское соглашение? Поцелуи Годрика мешали ей думать рационально. Но если она не докажет, что может превзойти его, даже в поцелуе, тогда он выиграет. И все же этот вопрос выходил за пределы игры. Поцеловать его было вызовом, который она хотела принять. Часть Эмили жаждала доказать ему, что она женщина, желающая его, и может целоваться так же хорошо, как любая другая, с которой он был раньше.

Ее сердце кружилось в вальсе в груди, когда она сказала:

– Тогда я согласна. Один поцелуй.

Она чувствовала, что обязана пожать руку в знак заключения сделки, но понимала: он лишь засмеется, поэтому воздержалась.

Взяв книгу, Эмили отложила ее в сторону. Руки Годрика лежали на его мускулистых бедрах. Он предоставил ей контроль, позволив девушке начать действовать. Все это как успокаивало, так и волновало ее, но она нашла в себе мужество потянуться и взять лицо герцога в свои руки.

Под ее ладонями чувствовалась жесткая щетина, оттеняющая линию подбородка мужчины. Ее кожа покрылась мурашками, дыхание участилось. Его глаза смотрели прямо на нее, наводя свои чары. Он был слишком далеко, а ей нужен был ближе. Подушечками пальцев она обхватила шею мужчины с обеих сторон и наклонила его голову, чтобы достать до губ. Он наклонился, мышцы на его шее напряглись под ее ладонями, вибрируя от напряжения. Все ее внимание сосредоточилось на одном-единственном месте – его устах.

За секунду до поцелуя теплое дыхание Годрика танцевало над губами Эмили, смешиваясь с ее собственным. Его близость в этот миг обжигала все внутри нее. Неудивительно, что женщины так часто шли на компромисс – противостоять чему-то подобному было невозможно. Взволнованные вздохи, этот сладкий миг прямо… перед… поцелуем.

Она прикоснулась к губам Годрика: мягким, упругим и в то же время нежным и горячим. Он не ответил сначала, но без сопротивления позволил ей исследовать его рот. Девушка осмелела, желая от него большего, хотя сама не понимала, чего именно. Она переняла несколько движений, которые использовал он. Дразня своим языком его губы, побуждая открыть рот, и, когда наконец он это сделал, в глубине души возликовала.

Эмили предалась этому чисто физическому удовольствию. Его особенный мужской аромат сандалового дерева и специй зафиксировался в ее памяти. Сердце девушки стало биться в два раза быстрее, когда его язык в конце концов сплелся в танце с ее языком, но он не вторгался в нее, как тогда, у озера. Казалось, мужчина решил сдержать обещание, что это она должна поцеловать его.

Их губы сомкнулись, и она передвинула пальцы к корням его волос на затылке, взъерошив темные блестящие пряди герцога и наслаждаясь его безмолвием. Он вздрогнул от ее прикосновения, и она с волнением поняла, что нашла его слабое место.

Рассказы Эштона о жестоком обращении отца с Годриком добавили ее поцелую нежности, которой она сама от себя не ожидала. Потянувшись к нему, девушка приподнялась и прижалась к его груди, крепко обвив руками плечи мужчины. Она говорила без слов, рассказывая ему, как ей жаль, что не может стереть его самые мрачные воспоминания.

Когда поцелуй Эмили изменился, Годрик был потрясен до глубины души. Он чувствовал что-то еще, кроме любопытства и неопытности. От нее исходил вихрь эмоций – нежность, бережность, дикость, но также другое чувство, которое было глубже моря.

В том волнительном поцелуе между ними зарождалось нечто невообразимое и чудесное, и это пугало его. Сердце мужчины бешено стучало, когда она снова погладила пальцами его шею. Тело Годрика напряглось от желания, но ее уста успокоили его.

Простым движением языка она сдержала его порыв грубо взять ее, а тело девушки прижималось к нему, ища защиты, а не соблазняя. Каким-то образом его руки сплелись вокруг нее, и он подтолкнул ее сзади, побуждая придвинуться ближе. Как поцелуй мог утешать и возбуждать одновременно? Такого с ним еще никогда в жизни не случалось, что страшило его. Он должен освободиться от Эмили, разорвать невидимые паутинки, соединившие его сердце с ее. Он не мог этого сделать, не мог влюбиться в Эмили. Это было неправильно. Они не подходили друг другу.

Годрик потянулся, убрал ее руки со своей шеи и отстранил губы. Эмили резко открыла глаза, она испугалась, как бабочка, подхваченная внезапным порывом ветра.

Он хотел извиниться, но не мог подобрать слов, поэтому безмолвно застыл. Поцелуй был более опасен, чем она могла себе представить. Он резал его по живому, высвобождая душу. Если она снова поцелует его вот так, он пропадет…

– Годрик? – На красивом лице Эмили читалось беспокойство.

Нужно что-то делать, пока он не утонул в океане этих фиалковых глаз. Пока не придумает, как успокоиться и вернуться в обычное состояние.

– Прости. Я не должен был просить ребенка целовать меня.

Он встал, повернулся к ней спиной и вышел, оставив ее в комнате одну с книгой.

«Ребенок?» Слова Годрика ранили ее, на душе у нее скребли кошки. К глазам подступили слезы, и она закрыла лицо руками, сгорая от стыда.

Услышав мягкий стук сапог по ковру, девушка подняла голову.

В дверях стоял Эштон, глаза темные, как сапфиры. Не сказав ни слова, он подошел к ней. Тело Эмили содрогалось от беззвучных рыданий, и парень крепко прижал ее к своей груди.

Как мог Годрик вот так взять и уйти? Он думает, она все еще ребенок? После всего, что между ними произошло? Она была женщиной, с женским сердцем и женской гордостью, и она старалась учиться – хотела всему научиться у него – но он с пренебрежением отнесся к первому настоящему поцелую, который Эмили кому-либо дарила. Страдание сердца девушки было так велико, что ей казалось, будто оно разбилось на тысячу сверкающих осколков.

Эмили проклинала свою глупость, свою веру в то, что она могла стать желанной для такого человека, как Годрик. Да она была последней женщиной на земле, которую полюбил бы некто вроде него.

Но, конечно же, лишь любовь могла причинять такую боль.

Эштон не знал, что именно произошло между его другом и Эмили, однако ее слезы тронули его больше, чем что-либо за последние годы.

С тех пор как Эмили вошла в их жизнь, часть его, которую он давно считал мертвой, вдруг ожила. Стремление защитить ее теперь стало одним из самых сильных его желаний, и он готов был наказать виновника ее слез, даже если это Годрик. Они все поклялись гарантировать ее благополучие, а в его глазах, это относилось и к данной ситуации.

Несмотря на ранимый возраст, Эмили была сильной девушкой, и до настоящего времени он не видел, чтобы она плакала. Годрик поступил ужасно, оставив ее в таком безутешном состоянии.

– Тише, дорогая, ну же.

Она притихла.

– Вот так. Ты можешь рассказать мне, что произошло? – Эштон взял ее за подбородок и поднял лицо, чтобы она посмотрела на него.

– Не знаю, можно ли об этом рассказывать… – Ее щеки немного порозовели.

– Пожалуйста, Эмили. Я не хочу видеть, как ты снова страдаешь, поэтому должен знать, от чего защищать тебя.

Эмили, все еще дрожа, медленно набрала в легкие воздуха.

– Я попросила у Годрика почитать книгу. Он сказал, что за это я должна его поцеловать.

В сердце Эштона появилась безудержная ярость.

– Но я не совсем умею это, и он сказал, что научит меня.

Враждебность барона возрастала.

– Он… он заставил тебя? Он вел себя грубо? – спросил молодой человек, и в его словах прозвучала опасная резкость.

Эмили покачала головой.

– Тогда почему ты плачешь?

– Из-за того, что он сказал мне после… Он сказал, что не должен был просить ребенка целовать его. Ребенка! – Она снова спрятала лицо на его груди.

Эштон был обескуражен. Он не мог понять, что же не так. Что заставило Годрика произнести такие странные слова? Женщинам от природы дано хорошо целоваться, и они схватывают все на лету. Это мужчинам требовалась практика, чтобы овладеть таким мастерством.

У Годрика не было причин говорить столь жестокие вещи, тем более после того, как она сделала то, о чем он попросил.

– Эмили, посмотри на меня, дорогая.

Она подняла на него глаза.

– Что ты сделала, когда поцеловала его? Можешь мне сказать? – Вероятно, ему удастся узнать, что встревожило его друга.

– Я просто поцеловала его. Я вспомнила, что ты рассказал мне о нем, о его детстве и об отце, и поцеловала его. Я сделала это неправильно?

Глаза Эштона немного посветлели.

– Уверен, что нет.

– Тогда в чем причина?

Эштон прижал палец к ее губам.

– Я думаю, ты сделала для Годрика нечто такое, чего никто до тебя не делал. Это напугало его. Ему нужно время разобраться со своими чувствами. Можешь быть к нему снисходительной?

– Но что я сделала?

– Ты действительно не понимаешь, дорогая?

Эмили покачала головой.

– Ты поцеловала его от всего сердца.

Ее брови сдвинулись в одну линию, когда она обдумывала его ответ.

– А разве не так нужно целоваться?

Эштон с болью осознал, что она действительно была такой же милой и невинной, как и казалась. Ни один мужчина под крышей этого дома не был достоин ее сердца. Эштон взял ее руки в свои, нежно поцеловал, а потом сказал:

– Если бы все целовались так, как ты, мужчины бы никогда не оставляли своих любимых и не уходили бы на войну, отцы никогда не били бы своих детей, а жены не беспокоились бы о неверности своих мужей, потому что измен бы не было. Большинству из нас следовало бы целоваться от всего сердца. Не имеет значения, что сказал Годрик, запомни это. То, что ты показала своим поцелуем, – бесценно.

Эмили напомнила Эштону, что когда-то он хотел от жизни чего-то большего. Он молча поблагодарил ее за такое прозрение, поцеловав девушку в лоб. Помог ей подняться и проводил из кабинета герцога в ее комнату.

– Мне надо уладить с Годриком одно дело. Могу я попросить тебя остаться здесь без охраны до завтра? Чарльз вдвое увеличил предыдущую ставку, что ты сбежишь до рассвета, и мне бы очень хотелось, чтобы он проиграл.

Уже не в первый раз ее попытки бегства сравнивались со спортом, но то, как Эштон сказал об этом, вызвало у нее смех.

– На самом деле мы обсуждали возможность предоставить тебе завтра десятиминутный рывок на старте, – добавил он.

– В самом деле?

– Да. Пешком, конечно. Затем мы возьмем лошадей и гончих, чтобы догнать тебя.

– Ты же говоришь не серьезно?

Эштон усмехнулся.

– Конечно нет. Но это вызвало у тебя смех. А сейчас ты дашь мне слово чести, как дочь джентльмена, что не будешь пытаться и не сбежишь до завтра, хорошо?

Эмили кивнула, ее утомил настолько эмоциональный день, однако она почувствовала тепло от странного юмора Эштона.

– Клянусь честью моего отца.

– Спасибо.

Эштон пригладил ее волосы и прикоснулся губами к ее лбу, прежде чем оставил девушку одну. Он остановился у двери, наблюдая, как она снова легла в кровать и застыла, восстанавливая дыхание.

– Я всегда должна целовать от всего сердца… – прошептала перед тем, как уснуть.

Годрик стремительно ворвался в комнату для занятий боксом, где Чарльз и Седрик собрались заняться кулачным боем. Лорд Лонсдейл, опытный боксер, находясь в Лондоне, любил провести несколько раундов на ринге. Конечно, те из них, на которых оказывался Чарльз, нередко имели плохую репутацию. Хотя он часами тренировался в Салоне Джексона, все же предпочитал более жесткие арены, где мог доказать, на что способен.

Седрик отходил назад, а Чарльз наступал.

– Годрик? Ты выглядишь убийственно.

– Маленькая озорница забралась в твои брюки? – пошутил граф, сделав выпад в сторону Седрика, но промахнувшись на несколько дюймов.

Годрик сбросил свой жилет и начал засучивать рукава. Он кивнул виконту, и тот вышел за линию ринга, находившегося в углу большой комнаты отдыха.

– Заткнись и борись со мной, Чарльз.

Тот ухмыльнулся, всегда готовый сделать выпад в сторону Годрика, если предоставлялась такая возможность.

Они боролись всего несколько минут, когда вошли Эштон с Люсьеном, оба заметно огорченные. Люсьен выглядел раздраженным, тогда как барон излучал холодность.

Годрик был так поражен увиденным, что Чарльз застал его врасплох и нанес сильный удар в лицо. Эштон снял свой пиджак и жилет, протянул их Люсьену и начал закатывать рукава.

Только теперь герцог осознал, что сейчас они были впятером и без Эмили.

– Минуточку… А кто смотрит за Эмили?

Ответил Люсьен:

– Она в своей комнате. Дала Эшу слово, что сегодня не сбежит.

– И ты поверил ей?! – вскричал Годрик. – Она уже может быть в нескольких милях отсюда!

– Если она пообещала, то я верю, что останется, – холодно произнес Люсьен, и это заставило Годрика еще больше заволноваться.

Эштон, сохраняя спокойствие, подошел к рингу и спросил у Чарльза:

– Не возражаешь, если я войду?

– Нет, тебе нельзя!

Годрик не хотел драться с Эштоном, когда у него был такой вид, а он даже не знал причину гнева друга. Его светлость имел полное право сердиться на Эмили за то, что она посмела сделать, и за то, как чувствовал себя из-за этого. А какой повод был у Эштона?

Чарльз перевел взгляд с герцога на барона и, поняв, что сейчас лучше уйти, поклонившись, оставил ринг.

– Боишься небольшого соревнования, Годрик?

Слова Эштона раззадоривали его светлость, но он чувствовал в них скрытую угрозу.

– Ты никогда не побеждал меня на ринге, Эш. И сегодняшний день не станет исключением.

Увы, он разобьет нос другу в доказательство своих слов.

– Хорошо, рад слышать это. – Холодная улыбка на лице Эштона предвещала боль. Подняв кулаки, он ожидал Годрика.

Тот отпрыгнул на несколько шагов вправо, барон то же самое сделал влево, и бой начался. Но вместо того чтобы обороняться, как обычно, Эштон, казалось, рвался встретить каждый удар Годрика. Герцог потерял бдительность, и барон нанес удар ему в живот. Годрик согнулся от боли.

Эштон не стал ждать, пока его светлость выпрямится, он налетел на него и ударил с такой силой, что его противник попятился на несколько шагов назад. Чарльз хотел уже было вмешаться, но Люсьен остановил его рукой.

Адаптировавшись к ярости друга, Годрик стал отвечать. Он нанес ему боковой удар левой и попал в правый глаз. К завтрашнему утру там будет огромный синяк. Но его победа оказалась недолгой, потому что Эштон нанес ответный удар.

Бой продолжался около пяти минут. Барон дрался как одержимый. Он безжалостно сбил Годрика с ног. Никто не вмешивался. Некоторые споры могут быть решены только на ринге.

Герцог снова упал на спину и, наконец, глубоко вздохнул.

– Черт возьми, приятель, почему ты пытаешься вынудить меня капитулировать?

– Почему?

Эштон акцентировал это слово ударом в щеку Годрика. Кровь тонкой струйкой потекла из его разбитой губы.

– Если я узнаю, что по твоей милости еще хоть одна слезинка упадет из глаз этой славной девушки, то держись, Годрик…

Эштон говорил с такой злобой, что герцог опустил кулаки. В довершение друг нанес ему удар снизу. Его светлость отклонился и с громким стоном упал на мат. Эштон опустил руки и вытер кровь с пальцев о свои штаны.

– Ну, думаю, моя партия сыграна. – Он несколько раз глубоко вздохнул, подошел к Годрику и протянул ему руку.

Тот схватился за нее, и барон рывком поднял его на ноги.

– Намек понят, дружище. Я сильно ее обидел, и мне действительно нужно было напомнить о моей клятве.

Эштон одобрительно опустил руку на плечо герцога.

– Прости, Годрик, но я знал, что другого способа достучаться до тебя нет.

– Только ответь мне на один вопрос. Я плохо играл или ты всегда поддавался мне на ринге?

– Боюсь, ты никогда этого не узнаешь.

Развернувшись, он забрал у Люсьена свою одежду. Когда они полностью успокоились и оделись, Эштон повернулся к Годрику.

– Теперь, после того, как мы все уладили, я считаю, что ты просто обязан дать некой леди огромную стопку книг и попросить у нее прощения.

– Она рассказала тебе о…

Эштон улыбнулся.

– Она рассказала мне все. Ее так ранила твоя жестокость, что она подумала, будто плохо целуется. Ты знаешь, это наихудшее, что могут сделать женщине мужчины, подобные нам. Мы – распутники, а не ублюдки. Мы добиваемся любви женщин, а не презрительно отталкиваем их.

– Что, черт побери, ты сделал этому милому котенку? – спросил Седрик.

Его светлость не ответил, и Эштон вздохнул.

– Годрик потребовал поцелуя и, когда она поцеловала его, посмел раскритиковать ее, что она делает это, как ребенок. Тебе повезет, если она когда-нибудь простит тебя.

Герцог покраснел от стыда, но напомнил себе, что ушел ради ее и своего спасения. Он не мог позволить Эмили влюбиться в него, а тот поцелуй точно вел к этому.

Как будто прочитав его мысли, Эштон положил руку ему на плечо.

– Я думаю, у нее к тебе чувства, Годрик.

Парни вышли из комнаты отдыха и направились к главному холлу. Симкинс, проходя мимо, замер при виде своего избитого и окровавленного хозяина.

– Ваша светлость?

– Не беспокойся, Симкинс, мы просто немного повеселились.

– Очень хорошо. Я пришлю служанку навести порядок, ваша светлость. – Дворецкий заглянул в комнату отдыха. – Думаю, две здесь управятся. И понадобится ведро побольше. – Он с поклоном удалился.

Годрик решил, что Эштон прав. За тот поцелуй Эмили заслужила стопку книг.

Эмили свернулась клубком на кресле у окна, когда кто-то постучал в дверь ее спальни.

– Войдите.

Ее взгляд был устремлен в сад за окном. Слабый ореол лица девушки отражался в толстом оконном стекле. Эмили приложила руку к стеклу, чтобы солнечное тепло согрело ее холодную ладонь. На какое-то мгновение она полностью отдалась этому ощущению, не замечая ничего вокруг, но потом мир все же потребовал ее внимания.

– Эмили? – Голос Годрика звучал как запрещенная симфония.

Она лишь слегка пошевелила головой, отворачиваясь от него, и не взглянула на мужчину. Она не могла этого вынести. Ей хотелось выразить ему свое презрение за весь его глупый бред.

«Любовь к нему будет самой большой ошибкой моей жизни. Он разобьет мне сердце. Я останусь ни с чем».

– Эмили, я тебе кое-что принес.

Сзади послышалось шуршание, и что-то упало на ее кровать. Годрик закрыл дверь.

– Уйди, пожалуйста, – сказала она. Однако в душе жаждала умолять его остаться, забрать назад свои жестокие слова.

– Если ты этого хочешь…

Она кивнула.

– Но сначала я должен что-то тебе сказать. Пожалуйста, посмотри на меня.

Шаги приблизились, этот запах, такой исключительно его, так близко у нее за спиной.

Эмили повернулась. Она открыла рот от ужаса при виде его избитого и окровавленного лица.

– Годрик, тебя побили?! – Девушка протянула руку к его лицу, но не коснулась, боясь сделать ему еще больнее.

Он взял ее за руки, и она поморщилась при виде синих пальцев мужчины. Несколько долгих секунд никто из них не промолвил ни слова. Что-то изменилось между ними. Она вынуждена была признать, что неравнодушна к нему, а он проявил нежность, на которую, как она полагала, был не способен. Их глаза встретились, и промелькнула какая-то искра, щеки Эмили залил румянец.

– Что случилось?

– Мы тут беседовали с Эштоном. Довольно откровенно.

Он поцеловал ее руки, потом отпустил и указал на кровать. Стопка книг была свалена в кучу. Там лежало по меньшей мере восемь книг. Она не смогла сдержать любопытства. Взобравшись на постель, внимательно просматривала заглавия. Неожиданно и приятно было осознавать, что он принес больше книг, чем она просила. Эмили не смела смотреть на него, в глазах стояли слезы. Вместо этого она все свое внимание обратила на подарок, сделанный им. Что бы это могло означать?

Когда девушка взобралась на кровать, он хотел обнять ее сзади. Она выглядела неотразимо: распущенные волнистые волосы, покачивание ягодиц. Она двигалась с изяществом лесной нимфы. Он знал, что она будет игривым партнером в сексе, страстной и восхитительной в моменты экстаза. «Что, черт возьми, со мной не так?»

Герцог отогнал сильный прилив желания и посмотрел на нее. Руки Эмили поглаживали обложку каждой книги, глаза читали заголовки, не обращая внимания на него. Годрик боялся, что испортит этот момент, если присоединится к ней, но решил рискнуть. Он осторожно опустился на край кровати рядом с ней, пока она сортировала книги по стопкам.

– Я принес понемногу всего. Не знаю твоих предпочтений.

Эмили согнула ноги и села поудобнее.

– Философия, искусство, рыцарские романы, естественные науки.

Она перебирала томики книг с таким наслаждением, что Годрику казалось, будто за окном падает снег, ведь ее глаза светились как у ребенка на Рождество. В этот миг он пожалел, что не был ни поэтом, ни художником, так ему хотелось выразить красоту души Эмили. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, ее лицо сразу же залилось румянцем. При дневном свете Годрик различил несколько веснушек на ее переносице. Многие женщины прятали их под слоем пудры. Но не Эмили, она даже не думала о них. Он был от этого в восторге, она не обращала внимания на то, что другие представительницы слабого пола считали изъяном.

– Я заинтригована твоим выбором. Почему ты подумал, что меня интересует философия или естественные науки?

– Ты показалась мне серьезным читателем, не склонным к легкомысленному чтиву о шитье или этикете.

– Этикет? – с насмешкой переспросила Эмили. – Это довольно дерзкое утверждение. Но такие книги – отличный выбор. Однако ты принес их слишком много.

Она оттолкнула их все в сторону, оставив одну, «Илиада и Одиссей».

Годрик потянулся, смел книги в охапку и вернул их назад.

– Считай остальные началом моего извинения. – Он взял ее за подбородок одной рукой, а большим пальцем другой провел по ее нижней губе.

– Ты извиняешься?

– Да, и не только за то, что сказал раньше, но за все – похищение, озеро и настойку опиума. За все. – Он действительно имел это в виду.

Причиняя ей боль, Годрик ранил и свое сердце тоже, это было неправильно. Эмили делала его слабым, поэтому он должен отправить ее восвояси, прежде чем она разрушит его уединенную жизнь. Но при мысли, что он не будет видеть ее, тоже становилось невыносимо. Она, как котенок, искала его заботы. И эта ее простая реакция согревала его и доставляла мужчине огромное удовольствие.

– Не нужно извиняться за все. – Ее ресницы задрожали, когда она посмотрела на него с застенчивой улыбкой.

– Значит, я не навредил тебе всеми своими поступками? – Он засмеялся.

– Не всеми поступками.

Она рассматривала книгу, которую держала в руках, затем открыла ее и вздохнула.

– Моя ошибка: я забыл, что ты не читаешь на греческом, – Годрик потянулся к роману, который она держала. Хоть на книге стояло название на английском, текст был полностью на греческом.

– Это один из моих любимых рассказов. Мой отец никогда не интересовался романами, но он любил классику и часто читал ее мне.

Она взяла томик из его рук.

– Ты почитаешь мне?

– Но ты же ничего не поймешь. Хотя, думаю, я смогу перевести ее для тебя.

Годрик с любопытством взял у нее книгу.

– Я знаю этот рассказ наизусть по-английски, и когда ты станешь читать мне вслух на греческом, буду вспоминать, о чем там идет речь. Считай, что это другая часть твоего извинения.

Его светлость вытянулся на кровати, Эмили присоединилась к нему, свернувшись калачиком и положив голову ему на плечо. Он открыл книгу на первой странице, сделал глубокий вдох и начал читать.

Следующий час прошел при мягком солнечном свете и под шепот на иностранном языке. Он снова был ребенком, получающим удовольствие от хорошо рассказанной сказки, присутствие Эмили действовало на него успокаивающе. Ему нравилось, как невинно ее голова лежала на его плече и как его рука обнимала ее за талию.

Дойдя до конца отрывка, мужчина сунул в книгу фиолетовую атласную закладку и отложил ее в сторону, обратив внимание на Эмили. Сколько воды утекло с тех пор, как он проводил время с женщиной в постели, разделяя с ней душевные моменты, и это не ограничивалось обнажением тел? Слишком много. В том мгновении была полнота, зрелость, которые дарили ему безмерное чувство спокойствия. Но подобные значительные и совершенные минуты не могли длиться долго.

Он не заслуживал ее.

Он не был достоин любви, особенно чувства Эмили.

Она вернется к своему дяде и выйдет замуж за того ужасного Бланкеншипа, чтобы погасить долг. Конечно, должен быть способ спасти ее от такой участи, но он не мог придумать ни одного. Сделать ее своей любовницей было бы невозможно. Она сочтет его подлецом, а ее разочарование погубит его. Мог ли он жениться на ней? Предложить ей жизнь с неопределенной любовью? Годрик пресек мысли о плохом и попытался вернуться к чему-нибудь приятному.

– Может, пойдем пообедаем? – От его дыхания ее волосы колыхнулись.

Она подняла голову и легонько провела губами по его устам, это было скорее напоминание о поцелуе.

– Да.

Эмили отстранилась, и в тот миг сердце Годрика прыгнуло, чтобы последовать за ней. Что, если бы она была его, не сейчас, но всегда?

Ему ужасно захотелось такой жизни. Тут же возникшее отчаяние заставило герцога унять незнакомый порыв злиться и плакать одновременно и взять себя в руки.

Следует контролировать ситуацию, чтобы Эмили не влюбилась в него. Это будет несложно – он просто должен быть самим собой.