Пленительное воспоминание

Глава 1

— Послушай, сынок, сходи к зубному врачу.

Дэн принял две таблетки аспирина и запил их большим стаканом воды.

— Ладно, ладно, успею, — отмахнулся он.

Но Энн не желала успокаиваться. Она относилась к своему тридцатидвухлетнему сыну как к ребенку, опекала его и постоянно пыталась им руководить, словно не замечая, что перед ней взрослый и очень привлекательный мужчина.

В свои тридцать два года Дэн был неотразим для любой женщины. Возраст и образ жизни уже провели едва заметные черточки от крыльев его носа ко рту, нанесли морщинки в уголках глаз, но это лишь усиливало привлекательность его лица.

Да, старшим братьям — Гарри был старше Дэна на пять лет, Дэвид — на восемь — было далеко до него. К двадцати годам Дэн превратился в классический образчик мужской красоты — довольно высокий, мускулистый и стройный, смуглый, с иссиня-черными густыми волосами и яркими томными глазами, правильным, резким профилем, чувственной линией рта.

Красота Дэна всегда была гордостью Энн— гордостью, но и великой тревогой. Она знала, что сын нравится женщинам, что многие из них готовы наделать ради него глупостей. Уже в восемнадцать лет у него отбоя не было от назойливых девиц. Однако Дэну уже перевалило за тридцать, а жениться он так и не собирается. И это огорчало ее больше всего. Воспитанная в строгости нравов своим патриархальным семейством, где свято блюли все старые армянские традиции, Энн не могла одобрить легкомысленный образ жизни Дэна, его кратких, ни к чему не обязывающих связей с множеством женщин. Она много раз пыталась поговорить с Дэном на эту тему, но он или отшучивался, или любым путем стремился закончить беседу как можно скорее. Но Энн не теряла надежды, что рано или поздно он все-таки остепенится и женится на подходящей девушке из «их круга». Энн всегда подчеркивала это.

Но сейчас ее больше всего волновала зубная боль Дэна. С больным зубом он словно снова стал ее маленьким мальчиком, который так нуждается в маминой ласке и заботе. И Энн, покачав головой, укоризненно произнесла:

— Я же вижу, как тебе плохо, Дэн. Не валяй дурака, иди скорее к врачу. Конечно, я не забыла, как ты боялся зубных врачей, но ведь теперь-то ты взрослый мужчина, а не семилетний карапуз. Не медли, а то станет еще хуже. В тридцать два года бояться зубных врачей — это же просто смешно! — Она воздела руки к небу, прекрасно зная, как уязвить его мужское самолюбие.

— Я ни капли не боюсь зубных врачей! — запальчиво воскликнул он. — Я просто терпеть не могу садиться в это проклятое кресло. В нем чувствуешь себя жалким, беспомощным паралитиком!

Энн взглянула на упрямый подбородок младшего сына, думая: ну да, ты не любишь зубных врачей, тебе куда больше нравится лезть на стену от боли, тебя никто никогда не мог заставить делать то, что тебе не хочется, или же отговорить от того, что ты задумал.

Она невольно восхищалась упорством Дэна и его умением претворять задуманное в жизнь. Он легко справлялся с тем, о чем другие так и продолжали мечтать. Он сумел добиться своего. Во всяком случае, его карьера удалась. Дэн сумел настоять на своем. В восемнадцать лет сын заявил родителям, что не намерен, подобно старшим братьям, заниматься коммерцией или становиться адвокатом. Его мечта — стать фотографом, настоящим фотохудожником! Нечего и говорить, как вытянулось лицо у его отца, Дэвида-старшего. После долгих неприятных разговоров, даже скандалов, Дэн все-таки отстоял свой выбор, правда, ему пришлось смириться с тем, что отец отказал ему в финансовой поддержке. Однако не прошло и пятнадцати лет — и он стал одним из самых знаменитых голливудских фотографов. Даже старший брат, который дольше всего злился на решение Дэна уйти из семейного дела, скрепя сердце признал его успех.

Но этот взрослый, добившийся в жизни всего, о чем он мечтал, мужчина по-детски боялся зубной боли и жала бормашины. И она, его мать, должна успокоить своего большого мальчика, утешить его. Мать — всегда мать, даже если ее дети давно выросли и сами стали родителями. И Энн продолжила уговоры.

— Сейчас там совсем не так, как раньше. Ты совсем не почувствуешь боли, все сделают под наркозом.

— Ага. И в придачу так забьют рот ватой, что дышать нечем, — не сдавался Дэн, — я уж не говорю о том, что со всеми их инструментами в глотке я стану похож на какого-нибудь монстра из фильма ужасов.

Энн решила ни в коем случае не уступать.

— Так вот где собака зарыта! А по-моему, ты просто боишься показаться новой медсестре доктора Келли не таким уж привлекательным!

Дэн медленно потянулся и впервые проявил интерес к разговору.

— А что, у доктора Келли новая медсестра?

— Да, я видела в последний раз хорошенькую новую медсестричку.

Дэн рассмеялся, но его смех прозвучал не очень-то искренне.

— Мама, что только ты воображаешь! Ты опять жаждешь свести меня с кем-нибудь, чтобы мы поженились по всем правилам и обычаям и нарожали тебе кучу внуков? Ради бога, перестань! Сейчас не девятнадцатый век и мне уже не пятнадцать лет, а четвертый десяток. А ты упорно не хочешь этого понять…

— Да, не хочу! Не хочу, чтобы ты остался бобылем! В том-то и дело, что тебе уже четвертый десяток. Давно пора тебе стать мужем и отцом!

Дэн насмешливо посмотрел на мать.

— Ну конечно. Я просто мечтаю о толстой супруге и десятке горластых сопляков, которые вечно галдят и суетятся под ногами по всему дому.

— Эх, сынок, какой же ты еще глупый! Дети — это главная радость в нашей жизни, это ее цель…

— А-а! Эти твои рассуждения…

— Не «а-а»! Это правда, истинная правда! Посмотрим, как ты заговоришь, когда родится твоей первенец.

— Знаешь, мама, это очень прискорбно, но скорее всего я так и умру холостяком.

— Не смей так говорить, Дэн!

— А что в этом такого? Тысячи мужчин заканчивают свой жизненный путь, так ни разу и не побывав под венцом.

— Я не понимаю, почему ты так боишься жениться. Одинокая старость куда страшнее, поверь мне, мой мальчик.

Дэн демонстративно отвернулся и принялся полоскать рот. Разговор прервался. Внезапно Энн спросила:

— Скажи, у тебя сейчас кто-то есть? Кто она?

В темно-карих, почти черных глазах Дэна вспыхнул огонек раздражения. — Мама! Я приехал к тебе отдохнуть пару недель, а ты на меня набрасываешься словно инквизитор. Может быть, сменим тему?

— Я же забочусь о тебе, сынок, — защищалась Энн, — мне хочется, чтобы ты был счастлив, как счастливы Дэвид и Гарри.

Дэн угрюмо взглянул на мать, но пересилил себя и ласково улыбнулся. Он обнял мать и поцеловал ее.

— Мама, я совсем не так несчастен, как тебе кажется. — Но тут зубная боль напомнила о себе, и он скривился: — Черт возьми, я уж забыл об этих зубах!

Энн поняла, что большего она от сына вряд ли добьется.

— Тогда не будем без толку разговаривать.

Я сейчас позвоню доктору и договорюсь о времени твоего визита.

— Отлично, — рассмеялся Дэн, — ты по-прежнему все решаешь за меня, как двадцать лет назад.

В десять утра Дэн ехал рядом с матерью в старом синем «плимуте», стараясь не думать о предстоящем визите. Он солгал матери, когда уверял ее, что не боится зубных врачей. Дэн по-прежнему боялся их, и еще как!

Но это недостойно тридцатидвухлетнего мужчины. Мужчина не имеет права позволить себе выглядеть смешным и униженным, тем более в глазах женщин. Дэн всегда считал себя настоящим мужчиной и плакать на материнской груди не собирался. Черт возьми, нет! Опасности и удары судьбы нужно встречать со спокойным сердцем, гордо поднятой головой и открытым взглядом.

Но знал бы кто, как трудно оставаться мужчиной в жутком кресле зубного врача…

— Я никак не могу понять, — раздраженно сказал Дэн, когда Энн только собиралась выехать, — почему ты не позволила мне подарить тебе новую машину или же новый дом.

— Мне нравится здесь, — сердито ответила она. — Тут мы жили с твоим отцом все время после свадьбы. Нам было очень хорошо в этом доме. Твои братья и ты сам выросли в нем. Кроме того, большинство моих друзей живут рядом. Да и твой отец похоронен не так далеко отсюда. Две мили по дороге и…

— Ну ладно, ладно. Все ясно, — перебил ее Дэн. — Просто мне очень хочется сделать тебе приятное, мамочка, вот и все.

Он, как и в детстве, восхищался матерью и любил ее.

Пять лет назад умер их отец — после сорока лет счастливой семейной жизни. Став вдовой, Энн не сломилась от боли и тоски. Она не попросила ни одного из своих сыновей приехать пожить с ней. И эта стойкость в дни тяжелого горя не могла не вызывать уважения.

Но иногда она бывала иронична и язвительна до крайности.

— Что ж, Дэн, ты и вправду можешь доставить мне радость, — наконец ответила она.

Дэн искоса взглянул на мать, чуя неладное, и спросил:

— Какую же, мама?

— Возвращайся домой, в Бейкерсфилд. Я уверена, что девушку, с которой ты обретешь свое семейное счастье, ты встретишь именно здесь.

Дэна охватило столь сильное волнение, что он едва сумел сохранить спокойствие. Сказать матери, что он уже встретил эту девушку, было невозможно. Тем более что она вряд ли могла дать ему семейное счастье, какое имела в виду его мать. Эта девушка совсем не соответствовала понятиям Энн о подходящей партии. И тем не менее Дэн не мог забыть ее. Все его помыслы были о ней.

А его матушка еще толкует о том, что он выглядит несчастным! Да как можно выглядеть и быть счастливым, если не знаешь, кто ты есть на самом деле и куда делась привычная жизненная колея?

Это ощущение пустоты не покидало его вот уже восемнадцать месяцев, с того проклятого утра, когда, проснувшись, он обнаружил, что ее нет рядом. Он долго и безуспешно пытался ее разыскать. Порою ему казалось, что она была просто сновидением, призраком. Но ведь она же существовала на самом деле! Стоило лишь закрыть глаза, и ее прекрасное, так возбуждающее его страсть тело и чарующее лицо вставали перед взором Дэна. Боже, если бы только он мог унять свою воспаленную память!

— Дэн, — воскликнула Энн, — ты все время молчишь, а потом удивляешься, почему я волнуюсь! Как же не волноваться, если мой сын чем-то озабочен и не хочет со мной поделиться.

Напускное спокойствие Дэна не обмануло женского чутья Энн, но он продолжал игру.

— А я-то думал, что Дэвид и Гарри более чем удовлетворили твои желания. У них на двоих аж пятеро детей — две девочки и трое мальчишек, а кроме того, есть их жены — достойнейшие женщины из почтенных семейств. По-моему, этого более чем достаточно. Я не имею намерения следовать их примеру. Не становись одной из тех нудных мамаш, что постоянно лезут в личную жизнь детей, а то, глядишь, у меня появится желание навсегда остаться в Лос-Анджелесе.

Ее взгляд, устремленный на него, был полон самой искренней тревоги за него и боли. Дэна охватило раскаяние.

— Прости меня, мамочка. Ты же знаешь, что ты для меня лучше всех девушек мира. И равную тебе найти невозможно…

— Дурачок! — сказала Энн, и Дэн увидел на ее лице улыбку.

Убедившись, что мать успокоилась, он молча откинулся на сиденье и попытался сосредоточиться на красотах знакомых с детства окрестностей. Хотя Бейкерсфилд совсем недалеко от Лос-Анджелеса, но что-то здесь есть особое, родное, чего не может заменить ни одно место в мире, даже самое красивое… Но чтобы фотографировать здесь, требовалось совершенно особое мастерство, которым Дэн в достаточной степени не обладал никогда, в чем не раз сам себе признавался.

Фотография была его страстью с самого детства, а его успех начался с маленьких черно-белых портретов. С тех пор прошло немало времени, и теперь модели и актрисы, пользующиеся услугами Дэна Зарьяна, легко отхватывали теплые местечки даже у самых придирчивых дельцов шоу-бизнеса.

Он был хорошо известен в этом мире и получал недурные гонорары. Но, честно говоря, все это ему уже стало надоедать. Теперь он имел достаточно денег, чтобы не хвататься за любую работу. Теперь он наконец получил возможность воплощать образы, созданные его воображением художника.

А может быть, его мать была не так уж и не права. Может быть, стоило вернуться домой если не для того, чтобы жениться, то хотя бы для того, чтобы начать новую жизнь. Прошедший год был для него очень тяжелым. Дэну требовался отдых.

— Хочешь, я высажу тебя здесь? — предложила Энн, перестраиваясь в крайний ряд к тротуару — Видишь здание напротив? Там клиника. Поднимешься по лесенке наверх, затем пойдешь прямо по коридору до второй двери слева.

Поднимаясь по лестнице, Дэн чувствовал, как у него сосет под ложечкой и замирает сердце. Он прошел по коридору и открыл стеклянную дверь. Из-за стола навстречу ему поднялась симпатичная брюнетка и, улыбнувшись, спросила:

— Добрый день. Чем могу вам помочь?

Синие глаза выжидающе смотрели на вошедшего. Он не ответил на этот взгляд, привычно посмотрев на ее левую руку. Вид обручального колечка с бриллиантом немного успокоил его.

Чуть больше года назад он окончательно привык завязывать знакомства «на одну ночь». Эти связи были его местью женщинам — всем женщинам — за ту, которую он встретил полтора года назад. Дэн оправдывался, убеждая себя, что эти женщины хотят от него того же, что и она. Он получал мрачное удовлетворение оттого, что бросал их на следующее же утро. Но каждая такая интрижка лишь усиливала его отвращение к самому себе. Однако соблазненные и оставленные им женщины не знали этого. Дэну доставляло удовольствие заводить интрижки лишь с незамужними женщинами. Сознание этого позволяло ему не чувствовать себя законченным мерзавцем. Где-то в глубине его души не умирали древние табу, воспитанные поколениями предков, живших не здесь, в Калифорнии, а там, далеко, на анатолийских нагорьях, откуда их когда-то изгнали страх и нужда. И одним из главных заветов было убеждение: брак священен, замужняя женщина недоступна ни для кого, кроме своего мужа. И тот, кто посягнет на это, — последний негодяй.

— Моя фамилия Зарьян, — произнес он, намеренно не называя своего имени. — Я записан на прием в десять тридцать.

— Да-да, мистер Зарьян. Только доктор Келли ненадолго отлучился и почему-то задерживается. Не желаете выпить чаю или кофе, пока его нет?

В его состоянии чай или кофе вряд, ли могли помочь. Другое дело — виски. Стаканчик ему бы сейчас не повредил. Только вот сестричке что-нибудь в этом роде в голову не пришло.

— Благодарю вас, — отказался Дэн от учтивого предложения. — Я подожду.

— Здесь довольно много журналов, — любезно сообщила девушка, пока он устраивался поудобнее в обтянутом черной кожей просторном кресле. Его антрацитовый блеск ярко контрастировал с ослепительно белыми стенами.

Дэн положил ногу на ногу и закинул руку за голову. Но сидеть и просто ждать быстро ему наскучило. Он взял один из лежащих на столике потрепанных женских еженедельных журналов и усмехнулся, увидев, что ему уже более четырех лет.

Он лениво перелистывал страницы, чтобы хоть как-то скоротать время, и, возможно, не заметил бы и эту фотографию, если бы не крупный, кричащий заголовок над ней. «Модель отказывается от головокружительной карьеры ради брака с известным ученым».

Как раз в те годы основной доход Дэну приносила именно работа с фотомоделями для журналов мод, и он знавал множество из них, а с некоторыми поддерживал самое близкое знакомство. Любопытство заставило его открыть разворот и проверить, не знает ли он и эту новобрачную. Фотография была темноватой и разглядеть лица целующихся жениха и невесты ему не удалось. Из надписи под снимками он узнал лишь, что бракосочетание генетика Реймонда Форстера и двадцатидвухлетней манекенщицы Эммы Пирсон произошло в субботу четыре года назад в лос-анджелесском соборе святой Марии.

Он узнал ее лишь на следующей маленькой фотографии, где невеста была одна. Дэн мог поклясться, что в этот миг его лицо стало белее мела. Вряд ли когда-нибудь раньше ему бывало так худо. Бессознательно стиснув журнал до судорог в пальцах, он всматривался в лицо улыбающейся невесты, задерживая взгляд на ее блестящих золотистых волосах и восхитительной счастливой улыбке. В белоснежном подвенечном наряде она была настоящим олицетворением женственности и невинности. А фотография сделана мастером, подумал Дэн неожиданно для самого себя.

Ярость в его сердце росла. Потрясение проходило, уступая место бешенству. Замужем! Так эта дрянь замужем!!! Теперь многое ему стало понятно. Еще в ту ночь он обратил внимание на кое-какие мелочи, показавшиеся ему странными. Наконец-то он все понял.

Но то, что четыре года назад она вышла замуж, еще не означало, что она была замужем восемнадцать месяцев назад. Ведь она же могла к тому времени развестись, почему нет? В конце концов, ее бесследное исчезновение, пока он спал, можно было объяснить другими причинами, а не желанием скрыть измену от мужа. Бывает ведь и такое?

Бывает, что и коровы летают, подумал Дэн, цинично улыбнувшись.

— Доктор Келли готов принять вас, мистер Зарьян, — услышал он голос медсестры.

Дэну очень хотелось предстать перед доктором с самым любезным видом, и он призвал на помощь все свое самообладание. Закрыв журнал и небрежно бросив его обратно на столик, он поднялся, надеясь, что выглядит как подобает истинному джентльмену. Медсестра ожидала его в дверях кабинета, но на этот раз Дэн не удостоил ее даже взглядом. Та, с которой он случайно познакомился восемнадцать месяцев назад, вновь завладела его мыслями.

Дэн безучастно опустился в кресло дантиста и закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. Разум тщетно боролся с памятью. Он должен забыть ее, но как это сделать? Особенно теперь, когда она обрела имя — Эмма.

Он так и не сумел узнать ее имя той ночью. А утром она ушла, постаралась исчезнуть, не дожидаясь, пока он проснется и начнет ее расспрашивать. Эмма…

Видимо, я пришелся ей не по вкусу, мрачно подумал Дэн.

С фотографии на него глядела юная блондинка в белоснежной фате — воплощение невинности и кротости, эдакая сказочная принцесса, Белоснежка. Как не похожа она была на ту, ночную, пылкую, чувственную как мартовская кошка…

Здесь Эмма напоминала классические портреты английских леди кисти Гейнсборо. Но в той, что поразила его своей раскрепощенностью и бесстыдством, которая была такой чувственной, так стремилась испытать и подарить ему небывалое наслаждение… Нет, у незнакомки не было ни намека на невинность, ни единой черточки истинной леди…

Доктор что-то говорил ему, но Дэн, вежливо кивая, ничего не слышал. Он вспоминал ее незабываемые нежные слова, ее голос, словно наяву, звучал в его ушах. Таких удивительных слов он не слыхал ни от одной женщины — ни до, ни после нее.

Надо, надо как можно скорее забыть ее! Но он помнил эту ночь во всех подробностях, и сердце его разрывалось от мучительной страсти.