POV СОРОКА
– Так ты пацифистка? Тараканов тоже жалеешь?
Неторопливо идём вдоль дороги в сторону береговой линии, прикупив в уличном ларьке хот-доги.
– Не всегда всё решается кулаками.
– А как ещё?
– Диалогом не пробовал?
– Ты такая интересная. А если нормальных слов не понимают? Что прикажешь делать? Лучше уж втащить разок. Как показывает практика: так материал усваивается гораздо быстрее.
– Ты для того в том подвале и выколачивал душу из этого "Чингисхана". Материал закреплял?
Так. Не туда сворачиваем.
– Мне казалось, мы определились: ты там не была и ничего не видела.
– Но я была и видела.
Не, Саламандрик. Это залёт. Оно тебе надо?
– Я полагал, ты куда понятливей. Но, видимо, тебе всё-таки очень хочется проблем.
– Что, тоже меня побьёшь?
Замираю с поднесённой ко рту сосиской, слишком сильно сжимая булку.
– Не понял, ― облизывая пальцы, вымазанные соусом, хмуро впериваюсь взглядом. ― По-твоему, я девчонок бью?
– Откуда мне знать. Ты так старательно угрожаешь, что выводы напрашиваются сами собой.
– Дура. Я не угрожаю, а предупреждаю. Угрожать тебе будут другие, ― доедаю хот-дог, комкая салфетку. ― И будет тебе известно, я в жизнь руку на бабу не поднимал. Хотя порой очень хотелось. Даже не представляешь: насколько хотелось.
Мать по синьке частенько так и нарывается, но внутренние стопы ещё работают. Считаю до десяти и ухожу, чтоб не сорваться. Пусть её батя лупит за пьяный дебош и раздвинутые перед другими ноги.
– Что ж… ― разглядывая свою, толком так и не тронутую "горячую собаку", задумчиво пожимает плечами Чижова. ― Это радует. Значит ли это, что рядом с тобой я могу не опасаться за свою безопасность?
– А что, страшно? Боишься меня?
– Нет. Не боюсь. Я же вроде не даю повода провоцировать тебя на агрессию.
– Тут ты права. Больше скажу, ты меня даже почти не бесишь. В отличие от других.
Выходим с из-под цветущей аллеи на центральную набережную, огороженную бетонным, но косящим под мрамор заборчиком. Вокруг ни души: так, пройдёт мимо редкий прохожий, но общее скопление ночных компаний слышно лишь далеко впереди. Там, где начинается зона кафешек и баров.
– Не пробовал быть проще? Смотреть на мир под другим углом?
– Это как? Раком встав? Не, не приходилось. Я как-то больше других обычно нагибаю. Ни одна, кстати, ещё не жаловалась.
Скабрезная шутейка остаётся неоценённой.
– Я не об этом. Что ты видишь?
– Где?
– Вокруг.
– Человеческое свинство, ― для наглядности пинаю обёртку от мороженного, валяющуюся на земле. Чтоб тоже заценила.
– А ещё?
Вот прикопалась.
– Окурки, плевки и выщербленную плитку.
– И всё?
– Бл, это допрос?
– Нет. Это диалог. А хочешь знать, что вижу я?
– Ну.
– Пальмы. Пляж. Загорающиеся звезды. Убывающую луну, отражающуюся в море. Накатывающие волны. Пирс.
Хрена завернула. Поэтесса.
– Ты под ноги посмотри. Бычков-то, бычков неужто не видишь?
– А я туда не смотрю. Зачем, когда можно любоваться чем-то более приятным?
– Удивительно трогательная философия. Пробрало до глубины души, честно-честно. А мораль-то какая?
Чижова сердито надувает щеки. Смешная. Пожамкать за них, что ль?
– Хочешь быть циником, твоё право. Я лишь пытаюсь сказать, что мы можем выбирать: что нам видеть. Но ты сам выбираешь смотреть именно на окурки.
– Слушай, золотая девочка! ― учить она меня ещё будет. ― Легко говорить, когда твои окна выходят на ромашковое поле, да? А знаешь, куда выходят мои? На вонючие мусорные контейнеры, в которых копается местный бомж, Славик.
– А рядом с контейнерами разве больше ничего нет?
– А я тебя свожу, покажу. Устрою экскурсию вдоль одного зассаного забора до другого, заплёванного и десять раз перекрашенного, потому что юные дарования считают своим долгом поматериться на нём. Давай, готова?
Саламандра встречает выпад удивительно спокойно.
– За это ты нас и ненавидишь, да? За то, что у кого-то вид на море, а у кого-то на заборы? Не знаю, как у других, а мой отец положил годы ради этой возможности. Обложился бесчисленными кредитами, когда отель приносил убыток, но из кожи вон лез ради мечты. Не поверишь, всего несколько лет назад из моей комнаты открывался такой же непрезентабельный обзор, как и у тебя. Но квартиру, в которой я родилась и выросла было решено продать, а деньги вложить в бизнес. Рисковый шаг, который себя, к счастью, оправдал. Но мы ведь не знаем, что будет через несколько лет и где окажемся тогда, согласись?
Надо же. Сколько подробностей.
– Теперь всё ясно.
– Что ясно?
– Почему ты такая умеренно адекватная, ― на, казалось бы, комплимент обидчиво воротят носиком. Что не так? Вроде ж приятное сказать пытался. ― Твоя позиция мне понятна. И всё же знаешь, в чём между нами действительно значительная разница? ― сокращаю дистанцию, оказываясь к ней так близко, что кое-кто начинает волноваться. Такая маленькая, миниатюрная и при этом удивительно боевая. В обиду себя не даст, уже готова защищаться. Расслабься, девочка. Никто тебя не трогает. А вот её недоеденный хот-дог забираю, целиком запихивая его в рот и без предупреждения перепрыгивая через ограждение на зашуршавшую гальку. ― У тебя есть возможности, но ты предпочитаешь только смотреть. У меня возможностей нет, но я люблю делать, ― жестом подзываю Алису к себе, медленно сдавая задним ходом к берегу.
На меня смотрят как на полоумного идиота, демонстративно проходя ещё метров пять дальше и преспокойненько спускаясь по лестнице. Ну да, согласен ― это для меня высота незначительна, а для неё идеальная возможность свернуть себе шею.
Да и неважно, окольными путями или напрямик ― важно, что она идёт следом. Да, с подозрением, даже, наверное, с опаской, но идёт. Потому что ей любопытно. Однако в какой-то момент всё же озадаченно замирает.
Когда я начинаю раздеваться.
– И что ты делаешь? ― подозрительно интересуются, когда моя толстовка улетает на гальку.
– А на что похоже? Собираюсь освежиться. Какой смысл любоваться на море, если не можешь в нём поплавать, верно? ― насмешливо откликаюсь, скидывая следом кроссовки и стягивая носки. ― Ты со мной?
– Здесь вроде купаться нельзя.
– Правда? Не вижу запрещающих знаков. А ты? ― небрежно скомканные джинсы бросаются сверху на остальные шмотки. Остаюсь в одних боксерах, вопросительно разводя руками. ― Ну так что, малая? Присоединишься? Или леди слишком скромна для таких авантюр?
– Пытаешься взять меня на слабо, серьёзно? Нам что, по пять лет?
– Пытаюсь тебя раззадорить, ― отступаю назад, заходя по щиколотку в накатившую волну, лизнувшую пятки. Уу, бодрит. ― Прохладная, но терпимо, ― играем в кто кого переглядит, но это не варик. Чижова тоже знает правила. ― Что же получается: меня не боишься, а воды боишься? Или плавать не умеешь? Я подстрахую.
– Нет нужды. Я прекрасно плаваю.
– Так давай это проверим, ― ей хочется. Вижу, что хочется, но вредность зудит у уха, не желая поддаваться на провокацию. ― Могу отвернуться, пока раздеваешься. Если тебя это смущает.
Не смущает. Или же старательно пытается это скрыть, потому что, продолжая смотреть мне в глаза, опускает рюкзачок на землю и неторопливо стягивает с себя лёгкую ветровку. А следом и короткую маечку, оголяясь до лифчика.
Ого. Вот это, признаться, уже заводит. Я-то был уверен, что она очканёт и до женского стриптиза не дойдёт, но так даже лучше. Недавняя мотивационная агитация: "любоваться на то, что хочется" только что заиграла новыми красками. Там ведь в самом деле есть на что посмотреть.
Кеды и чёрные брюки падают рядом с моими вещами и, осторожно ступая, раздетая до белья Алиса заходит следом за мной в море. Да, фигурка у неё что надо. А натуральная двоечка в кружевах и вовсе выше всяких похвал.
Медленно отходим от берега, погружаясь по пояс в воду. Я пячусь спиной, прощупывая неровное дно первым, Чижова доверительно следует за мной. Не скажу, что люблю моржевать, но особого холода не чувствую. Адреналин, закипающий в крови, греет лучше кипятильника.
Такая прогулка под луной однозначно мне нравится. Нисколько не жалею, что ради неё удержался от соблазна начистить рыльник Маркову. Проблема лишь в том, что теперь меня накрывает совсем другой соблазн. Конкретно так накрывает…
Стоим, чилим. Покачиваемся на волнах. Ниже пояса ласкает водичка, выше пояса ― ночной уже не летний, но ещё не осенний ветер. Романтика. Хотелось бы сказать, что это такая прелюдия, но куда там. Так что я, пользуясь ночным полумраком, всего лишь безнаказанно палю её сиськи, пока Алиса отгоняет от себя водоросли.
– И что дальше? ― интересуются у меня так буднично, что даже обидно. А где стеснение, неловкость? ― Устроим соревнование? Кто первый доплывёт до того отростка?
Отросток ― это, в смысле, искусственная песочная насыпь метрах в двухстах от нас.
– Да не. Зачем? Вроде ж неплохо тусим, зачем портить момент?
– Какой момент? Таращиться на мою грудь?
А чё, это так заметно? Упс.
– Не таращусь, а оцениваю, ― поправляю, невольно задумываясь над тем, что мы бы сработались. Интересно, она ещё девственница? Не, это не принципиально, просто любопытно. Девчонка-то не из робких. Такие обычно обет целомудрия не дают. Но с характером. Значит, кому попало тоже не даёт.
– И каков вердикт?
– Без лифчика было бы ещё лучше. Вопрос с подвохом можно? У тебя когда-нибудь был секс в море?
– А тебя когда-нибудь топили в море? ― строго щурятся.
– Нет. Не доводилось.
– Ну, значит, попробуешь новые впечатления, ― без предупреждения окатывают меня брызгами. В долгу не остаюсь, от чего завязывается игривая водная потасовка. С последующим громким плюхом и парным нырянием. Чижова в азарте теряет равновесие, и пока ловлю её ― подскальзываюсь на иле сам.
Итог ― вода теперь во всех дырках. Зато согреваемся на раз-два. Правда едва оказываемся на воздухе, мокрую спину и башку отдаёт отрезвляющим покалыванием. Всё, урегулировали температуру. Теперь на суше холоднее, чем в море. Хоть вовсе не вылазь.
– Ау, ― стирая с лица капли, Алиска хватается за веко.
– Соль попала?
– Линзу сбила.
– Ты ходишь в линзах? Стой, ― перехватываю её запястья. ― Не три. Хуже будет.
– Чешется же. В угол куда-то влезла.
– Попробуй проморгаться, ― запрокидываю ей голову, всматриваясь в нереально синие глаза. Эффект линз? ― Не, не получается? Давай языком попробую поправить.
– Ты придурок?
– Нет. Но язык распустить не прочь. В любое место на твой выбор. Он прокаченный, тебе понравится.
– Слишком самоуверенное заявление.
– Подкреплённое статистикой опрошенной фокус-группы.
– Ты хоть рот чистишь в промежутке? Чтоб инфекцию не подхватить.
– Не, ну ты не гони. Не настолько эта сеть обширна. И вообще, ты не за мой рот беспокойся, а за глаз свой. Повязка тебе не пойдёт.
– Сможешь вытащить?
Ох уж эти пошлые мысли. Им даже перепады температуры не мешают.
– Уточни, на всякий случай. А то могу подумать не о том.
– Линзу. Вытащи, пожалуйста.
Блин. Всего-то.
– Не вертись, ― придвигаюсь вплотную, пытаясь хоть что-то разглядеть. ― Фонарика с собой, случайно, нет? ― мои сардельки тоже, конечно в воде, но кое-как подцепляю кончиками пальцев прозрачную плёнку.
– Какая гадость, ― скатывая упругий шарик, усмехаюсь самодовольно. ― Вторую снимаем?
– Чтобы я в мышь слепую превратилась?
– Настолько всё хреново?
– Нет, но если отойдешь шагов на пять, станешь смазанным, ― подтирая скупую слезу, недовольно ерзают на месте. Из-за моего тесного присутствия, да? ― Так ты отойдешь?
– Зачем?
– Потому что в меня твой пойманный в трусы карась утыкается.
Ахах. Аж на ржач пробирает.
– Карась. Однако. Так мой член ещё не называли.
– Мне глубоко безразлично, как его называют. Просто держи его при себе.
– Каким образом? Ты вроде большая девочка, должна знать, что это не контролируется. Лучше гордись собой.
– С чего вдруг?
– Эрекция в подобных условиях ― задачка для самых упёртых, ― убираю мокрые волосы с её прилипшего плеча, покрытого мурашками. Реакция на ветер или на меня? ― Замёрзла?
– Замёрзла.
Врёт. Просто хочет дистанцию обратно выставить, а то нервничать уже начинает.
– Тогда пошли на берег.
Идёт. Летит, я бы сказал. Немного неуклюже выползает на колючую гальку и торопливо нацепляет одежду прямо поверх белья. От чего, разумеется, маечка моментально становится мокрой. Чёрт, да она издевается. Не. Оденусь-ка и я от греха подальше. А то мало ли.
– Опа, ― из вытряхнутой толстовки выпадает что-то мелкое. На поверку оказывающееся жвачкой "Love is". Нежданчик. ― Будешь? ― протягиваю находку Чижовой.
– Какая милота, ― умиляются не на шутку. ― И часто у тебя такое в закромах откапывается?
– Да не. Это, наверное, подкинула сегодня одна малявка.
Мия постоянно что-то подбрасывает. То чупа-чупсы, то заколки свои с бантиками, то конфеты шоколадные. Иногда без обёртки. Сунешься в карман, а потом вся рука как в говне. Но это мило. Она же из лучших побуждений. Угощает.
Вот и я теперь угощаю. Только жвачку не принимают. Да и пожалуйста, сам съем.
–"Любовь это… следы от её губной помады". Иронично, не находишь? ― хмыкаю я, протягивая Алиске вкладыш. ― Как думаешь, это работает по принципу печенек с предсказаниями?
– Я откуда знаю? Спроси у той, что тебя снабжает этими предсказаниями.
Фу. Что за скабрезные намёки? Мие восемь и она моя, типа, сестра. Двоюродная… Стоп. Чижова-то об этом не знает. Видимо, решила, что презентик от девочек постарше.
Заканчиваем одеваться и выходим обратно на тропинку. Правда на этот раз босиком. В таком виде и доходим до одного из многочисленных помпезных гостиниц, у декоративных ворот которых, завешанных цветущим вьюном, Алиса в какой-то момент тормозит.
Озадачено озираюсь. Жилым районом что-то не пахнет. Шкериться, чтоб точного адреса не узнал? Хотя… Миха же говорил, что её батя владелец сети отелей. И сама Чижова совсем недавно упомянула, что они продали квартиру, вложив бабки в бизнес. А раз хаты нет, а бизнес есть…
– Ты чё, прям тут живёшь? ― киваю в сторону комплекса, на что получаю кивок. Хрена себе. ― Круто. Дай угадаю, на чай не позовёшь?
– Увы. У меня по планам прокапывание опухшего глаза и поиск запасных линз, которых, скорее всего, нет. Так что извини, мне как-то не до чаепития.
Жаль. А то домой тащиться неохота. Но окуляры её действительно покраснели. Будто ревела. Прикол. Девица уходит от меня зарёванная ― это что-то новое.
– Тогда передавай привет собакену.
– Обязательно.
– Целоваться на прощание будем? ― уу, вот это взгляд, словно свёрлами хотят выковырять душу. Ладно, я его и ждал. Специально на него провоцировал. ― Ну тогда покеда, ― разворачиваюсь и отчаливаю, запоздало понимания, что карман ничего не оттопыривает. Блин, телефон, кажись, на берегу оставил. А там в чехле и карточки, и наличка. Надеюсь, никто ещё не свистнул. Много ли таких же долбоящеров ещё найдётся, решивших перед сном жопу себе поморозить?
Телефон находится, как и место для ночлежки. В гараже, на диване у Никитоса. Чувствую себя бомжом. Чуть повыше уровнем, чем Славик, но всё равно не кайфово. Пора, наверное, уже на съём перебираться или хотя бы комнатушку в общаге заиметь, но каждый раз оттягиваю с этим делом. Чтобы оплачивать жильё нужны бабки, но прибыль с боев нестабильна: то густо, то пусто. Про подработку вовсе молчу, она копеечная.
Опять же, занятия отнимают полдня, потом ещё несколько часов с Мией сижу ― кто и куда возьмёт меня на такой ненормированный график? Вот когда аттестат получу, тогда ешё можно ещё на полный день к тому же Нориному мужу в автомастерскую устроиться, а не как сейчас. На час-два раз в несколько дней побыть посыльным: подай-принеси.
Так что кантуюсь пока, где придётся. В основном у Янки, но на эти выхи она свалила к бабке с дедом куда-то в деревню, обломав меня по всем фронтам. А теперь вон ещё эта характерная блондиночка завела и слилась. И чё? Прикажете в гордом одиночестве передёргивать? Мне ж её мокрая маечка теперь снится. В смысле, натурально. Приснилась на кой-то хрен. Брр.
Всё воскресение зависаю у друга, лишь к вечеру объявляясь дома. Дебильная форма и сумка с учебниками там, а так бы не пошёл. У предков запои затяжные, с редкими просветами. К тому же они дома безвылазно сидят. Живут на отцовскую пенсию по инвалидности. На неё же и бухают, игнорируя счета за коммуналку.
К нам тут судебные приставы наведывались, такую циферку с задолженностью показали, что челюсть отвисла. Чую, скоро все дружно останемся без крыши над головой. Тогда точно в будку к гастерам пойду проситься.
Понедельник ― день тяжёлый и всякое такое, но уж лучше тащиться в элитный гадюшник, чем торчать в провонявшей спиртом и блевотиной холупе. Правда и в школе этой не шибко лучше, но хоть польза есть. И какая-никакая перспектива. Здешняя образовательная система, конечно, нацелена на перспективу, но это для тех, у кого есть денежная подушка. Мне же подойдёт любое захудалое ПТУ, лишь бы на бюджет пробиться. Если нет, тогда армейка только остаётся. А чё? Там и койку предоставят, и трехразовое питание. Хороший вариант, я считаю.
Главный коридор. До начала занятий ещё минут пятнадцать. Не успеваю прийти, а уже попадаю в гущу событий. Недалеко от гардеробной назревает очередная стычка, грушей для биться которой становится, вот же неожиданность, знакомый местный тюфячок.
Эх, Миша, Миша, Мишутка.
Когда ж ты подтвердишь свою половую принадлежность, прописанную в паспорте?
Скотиной буду, но не жалко его. И не надо заливать про неравные силы, комплекцию и слабую физподготовку. Подготовку можно подкачать, тогда и комплекция станет не обузой, а дополнительным преимуществом. Но если ты качаешь исключительно пальцы и исключительно на компьютерной клаве, не желая что-либо менять ― стой и терпи, чё могу ещё сказать.
Короче, снова собираюсь пройти мимо, забив болт на чужие проблемы, но невольно торможу, краем уха улавливая знакомый звонкий голосок. Сдаю назад, выныривая из-за угла, и замечаю знакомые светлые волосы, убранные в высокий хвост.
– Да что за детский сад? Самойлов, тебе самоутверждаться больше негде? Запишись в спортивную секцию и выплёскивай там свою дурь. Вас это всех касается. Только и можете бесцельно расходовать кислород, доставая других.
Во даёт! Одна девчонка, а сразу на пятерых наступает нахохлившимся воробушком. Пихает их в грудь, отпинывая от стоящего столбом Михи. Мужик, ничего не скажешь.
– Отвали. Ты чего влезла, идиотка? Тоже хочет отхватить?
Так, оскорбления в ход пошли. И как теперь мимо пройти?
– Просто орём или крайнего ищем? ― лениво подгребаю к ним, потирая чешущийся нос. Как я и думал, знакомые все лица. Та же компашка, только в профиль. ― Я тоже хочу отхватить, можно? Или у вас только на девчонок бычить смелости хватает?
Моментом гасятся. Не линяют, потому что свидетелей хватает и потом не оберёшься насмешек, но прыти убавляют.
– Ну а чего она лезет?
– И то верно. А ну брысь, мамзель. Не отсвечивай, ― оттягиваю Алису за блузку, отгоняя в сторонку. ― Теперь лезу я. Как поступим? ― как, как. За штанишки держаться будем, чтоб в них не наложить ненароком. ― Никак? Я так и думал.
– Тебя вообще никто не трогал, чего вмешиваешься? ― огрызается, как там его? Самойлов. Значит, будем знать ― в столовке я тогда приложил Самойлова. Приятно познакомиться.
– Да скучно просто. Охота кому-нибудь черепушку проломить, а желающих не находится. Может, вы согласитесь? Первому добровольцу скидка: пощажу зубы. Стоматология нынче дорогое удовольствие.
– Больной. Иди лечись.
– Зачем? Если я вас со справкой отмудохаю, думаете, будет менее болезненно?
– Да пошёл ты! ― шикают, крутя пальцем у виска и с гордо вскинутой головой "тактично отступают". Синоним к "позорному бегству", в общем. Ну-ну.
– Ну чё, сыкунишка? Очко жим-жим? ― удручённо оборачиваюсь к Михе, саркастично кивая на Чижову. ― Не стыдно прятаться за женской юбкой?
– Ой, ну ты только не начинай, ― отпихивает та меня раздражённо, понимая с пола тетрадь, на которую я случайно наступил.
– Так я и не начинаю. Я заканчиваю. Причём не первый раз, если помнишь.
– Закончил? ― вручают тетрадь Михе и поправляют сползшую с себя лямку сумки. ― Молодец. Иди, куда шёл.
– Это такое "спасибо"? ― сдувая со лба выпавшие пряди, в меня впериваются долгим, испытывающим взглядом… хех, из-под стеклышков очков. Прямоугольных, в чёрной оправе. Обновочка. ― Запасных линз не нашлось, судя по всему?
– Не нашлось. Жду, когда приедут.
– Подожди подольше, тебе идёт. Ты похожа на секси-училку. А я как раз домашку не сделал, накажешь меня?
Я не знаю, почему, но меня дико забавляет, когда она сердится и надувает щеки. Не удерживаюсь и со звуком сдувающегося шарика: "пфф" тыкаю пальцем в одну из них. В правую.
– Ты нормальный, нет? ― скептически вздёргивают бровь и, закатив глазки, уходят.
– Да вот уже подозреваю, что не особо, ― усмехаюсь, оборачиваясь к Михе, чтобы тот же посмеялся, но быстро редактирую фейс. Забылся, с кем нахожусь. ― Слушай, дружище. Мне вот интересно: тебя башкой в унитаз макали когда-нибудь?
– Нет, ― оскорблённо бурчит тот.
– Очень странно. У тебя пропорции прям идеальные для толчка. Войдёт как по маслу. Если и дальше будешь тряпкой.
– Моё оружие ― мозги, а не кулаки. Ничего. Мы ещё посмотрим: кто чего добьётся в жизни и где будут… эти.
– Боюсь, эти будут жить припеваючи. А вот тебя, если жопу свою не стиснешь покрепче, так и продолжат иметь все, кому не лень. По инерции, ― сочувствующе похлопываю его по плечу, задумчиво смотря туда, где уже и след простыл темпераментной Саламандры.
Саламандра.
Почему Саламандра? Кто такой догадливый? Я так и не удосужился спросить об этом у Алисы.
Надо исправить.
Прямо сейчас.
Собственно, иду. Правда по пути заскакиваю в кафетерий. Ещё официально не открытого, а потому пустого.
– Доброе утро, ― клюю в висок ковыряющуюся возле холодильника Нору, взглядом рыская по полкам под стойкой. Где они были? А, вот. ― Я возьму? ― не дождавшись согласия, умыкаю с паллета два киндера.
Обычные детские киндеры. Тётка их каждый день таскает на халяву дочери. Да и другие вкусняшки, где внешний брак обнаружился: упаковка нарушена или помято. Один фиг, пойдут на списание, потому что контингент тут зажравшийся. Тут же носом крутят.
– Вить, ты кушать хочешь? Давай блинчиков положу?
– Некогда, ― бросаю ей, прямым рейсом направляясь к кабинету английского. Чижова уже на месте. И сумка на соседнем стуле тоже. Скидываю её на пол, падая на освободившееся место, и молча кладу перед ней сладости. Девчонки же вроде любят шоколад, да?
– Что это?
А, может, и нет.
– Не видно?
– Видно.
– И?
– И, что? Сорокин, как это понимать?
А хрен его знает. Импровизирую.
– По-моему, очевидно: яйца подкатываю. Шоколадные. Хотя тебе и своих хватает. Что, признаться, восхищает.
– Зачем?
Зачем, что? Зачем подкатываю? А комплимент она опять мимо ушей опять пропустила?
– Сама догадаешься? ― какая непонятливая. Ещё и вскипать начинает. Вот-вот из носика пар пойдёт. ― Короче: на свидание, говорю, пойдёшь со мной?