Глава 12

На следующее утро Син с болью осознал, что, возможно, первый раз в своей жизни действительно не выполнил своей миссии. Никто из соплеменников Калли с ним не разговаривал, и, как только он приближался, все мгновенно упрямо сжимали челюсти и спешили уйти. Нельзя сказать, что они были первыми, кто так обращался с ним, но если он собирался найти виновных в нападениях, ему было необходимо, чтобы они по крайней мере открывали рты в его присутствии.

Завтракая в зале со своими братьями и Саймоном, Син рассказал им о своих утренних неудачах.

— Знаешь, — сказал Брейден, — тебе помогло бы, если бы ты оделся в шотландскую одежду. Холодных шотландских рыцарей трудно воодушевить.

Лахлан похолодел при необдуманных словах младшего из братьев. В отличие от Юана и Брейдена он знал причину отвращения Сина к шотландским нарядам. Он мысленно вернулся к тому случаю, когда отец привез с ярмарки в Килгаригоне клетчатую ткань для накидок себе и сыновьям. Брейден тогда был еще в пеленках, и их мать обернула младенца куском ткани в черно-зеленую клетку, а он сам, Кирон и Юан гордо надели такие же, как у отца, накидки.

— Мои мальчики, — гордо провозгласил отец, оглядев их и потрепав по волосам.

Лахлан улыбался до тех пор, пока не заметил в углу Сина, о котором в возбуждении все забыли, а Син, как обычно, спрятавшись в темноте, угрюмо стоял, сложив руки на груди. Лахлан никогда не забудет, с каким выражением его старший брат наблюдал за ними. У юного Сина глаза были полны зависти и боли.

— Па? — обратился к отцу Лахлан. — А где накидка для Сина?

Оставив вопрос без ответа, его отец продолжал играть с Юаном и Кироном, но его молодая мать оказалась не столь добра.

— Клетчатая ткань предназначена для людей чистой шотландской крови, Лахлан, она не для сассенахов-полукровок.

Даже живи он вечно, Лахлан все равно не смог бы понять ни жестокости своей матери по отношению к Сину, ни полного отсутствия у отца какого-либо интереса к нему.

Позже в тот же день Лахлан нашел Сина в их комнате. Он сидел один посреди спальни на полу, и из резаной раны на его руке в миску текла кровь.

— Что ты делаешь? — в испуге закричал Лахлан и, подбежав к брату, приложил к ране ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Пытаюсь избавиться от английской крови во мне, но она, по-моему, не очень отличается от твоей. — Взгляд у Сина был отрешенный и пустой. — Как я могу освободиться от нее, если не вижу разницы?

Лахлан перевязал Сину руку, и они больше никогда к этому не возвращались, но с тех пор Лахлан часто вспоминал о том случае.

Сейчас Лахлан смотрел на Сина, сидевшего рядом с Саймоном, и, честно говоря, восхищался его силой.

— Я никогда не надену на свои плечи никакую накидку, — ответил Син Брейдену.

— А я надену, — присоединился к разговору Саймон. — Ради этого я даже порыжею.

— Думаю, нам нужно официально принять Саймона в ряды Макаллистеров, — улыбнулся Лахлан, хотя мучительные воспоминания все еще не отпускали его. — Что скажете, братья?

— По-моему, он вполне подходит, — кивнул Брейден, — Как, Юан?

— Я бы кивнул, но у меня слишком болит голова.

— Учитывая, сколько эля ты выпил вчера ночью, я удивляюсь, что ты вообще можешь сидеть прямо, — хмыкнул Син.

— Как много ты выпил этой ночью? — с неожиданным беспокойством спросил Лахлан.

— Что-то между слишком много и недостаточно.

Лахлан закатил глаза, не зная, что делать, чтобы превратить Юана снова в того человека, которым он был до того, как Изабель его предала.

— Вернемся к повстанцам, — предложил Лахлан, стараясь сосредоточиться на деле, в котором он мог оказать реальную помощь. — Зачем беспокоиться, если они больше не нападают на подданных Генриха?

— Затем, что они могут снова начать в любой момент. — Син насмешливо взглянул на брата.

Внезапно раздался крик тревоги, и мужчины — даже Юан, на каждом шагу проклиная свою голову, — бросились к двери. Брейден широко распахнул дверь, и все увидели английского посланца, въезжающего во внутренний двор верхом на рыжем жеребце.

При виде этой картины Сии покачал головой. Глядя на лица шотландцев, окруживших герольда, можно было безошибочно сказать, что Син был единственным человеком, которого встречали менее радушно, чем этого англичанина.

Заметив Сина и Саймона, мужчина тотчас расслабился, и если не знать, что привело сюда этого человека, Син удивился бы его поведению, так как на его памяти первый раз кто-то по-настоящему почувствовал облегчение от его присутствия.

Посланец спешился и подал Сину запечатанное письмо.

— От лорда Рэнальфа, владельца земель Оксли. Сломав печать, Син читал послание и с каждым прочитанным словом становился все мрачнее.

— Он послал сообщение Генриху?

— Да, милорд. И король дал знать, что сам лично отправится проверить ущерб.

— Что случилось? — спросил Лахлан.

Увидев направлявшуюся к ним жену, Син подождал, пока она подойдет ближе, и только тогда ответил на вопрос брата:

— По-видимому, группа Макнили напала на земли Оксли. Он потерял почти два десятка коров, а его деревню сожгли дотла. Его люди лишились всего урожая и теперь с трудом переживут зиму. — Он выразительно посмотрел на Калли, чтобы она поняла всю серьезность положения, — На одном из деревьев поблизости они нашли записку, в которой говорилось: «Англичане, убирайтесь с шотландской земли» — и стояла подпись: «Макнили».

— Астер этого не делал, — побледнев, сказала Калли, — Он ни за что не одобрил бы такого.

— Я знаю, — честно согласился Син, складывая письмо. — Ему совсем не нужно, чтобы гнев Генриха обрушился на его голову. Скажите вашему лорду, — обратился он к посланцу, — что я лично займусь этим делом и найду человека, который это совершил.

Герольд кивнул.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Калли.

— Я хочу, чтобы вы оповестили всех мужчин своего клана, которым больше четырнадцати лет, что им следует явиться сюда к концу дня. Мне нужно с ними поговорить.

— Думаю, это просто безрассудно. — Лицо Калли стало совсем белым, хотя Син считал, что сильнее побледнеть невозможно. —* Они могут напасть на вас.

— Напав на моего брата, они нападают на нас, — хмуро сообщил Лахлан. — Передайте им это. Я сомневаюсь, что кто-либо из рожденных в вашем клане хотел бы пойти войной на Макаллистеров.

— Я передам, — кивнула Калли.

Сегодня ее волосы были заплетены, но все равно завитки выбивались из косы и очаровательно обрамляли ее лицо, и, как обычно, на ней была отцовская накидка. Син, не в силах оторваться от этого зрелища, провожал взглядом жену, которая пересекала двор, отправившись выполнять его требование, и, глядя на ее покачивающиеся при каждом шаге бедра, ощущал все большее и большее напряжение в теле.

— Хороша, не правда ли? — заметил Лахлан.

— Как первый весенний день после долгой суровой зимы. — Слова вырвались у Сина случайно, и четыре пары глаз в изумлении уставились на него.

— Поэзия? — расхохотался Юан.

Син толкнул его, но братья продолжали смеяться.

— Сдается мне, Син убит наповал, — пошутил Брейден. — Лахлан, тебе следует найти священника для причастия.

— Ему лучше найти священника, чтобы выполнить последний обряд для тебя, прежде чем я тебя убью.

Брейден еще громче расхохотался.

— Ладно, хватит, — остановил их Саймон. — Будьте снисходительны к несчастному Сину.

— Спасибо, Саймон.

— А кроме того, я думаю, он очень мил.

— Мил! — прогремел Лахлан. — О да, как маленький дикий лев.

— Не желаю выслушивать это от мужчины, который разгуливает в юбке, — фыркнул Син.

Все трое братьев застыли.

— Прошу прощения? — переспросил Юан.

— Вы меня слышали. Итак, — с сатанинской улыбкой обратился Син к Саймону, — я тебя спрашиваю, кто милее? Мужчина в брюках или кастраты в юбках?

Братья кинулись на него, а Син, бросившись на пол, прокатился у них между ногами.

— Он мой! — рявкнул Юан, но Син убежал раньше, чем его успели схватить.


Калли оглянулась на мужа, появившегося в конюшне вслед за ней, и едва узнала его. Он бежал сломя голову, и через две секунды она поняла почему. Его братья и Саймон гнались по пятам за ним.

— Что случилось? — поинтересовалась Калли.

— Ничего. — Забежав за нее, Син поставил ее между собой и братьями, стараясь оставаться невозмутимым, но потерпев в этом полный провал.

Пятеро мужчин тяжело дышали после бега.

— Значит, прячешься за женщиной, да? — Первым отдышался Лахлан. — И с каких же пор ты стал трусом?

Взглянув через плечо, Калли увидела, что Син усмехается.

— Я не прячусь, а просто не хочу, чтобы ты пострадал.

— Да, как же, мы пострадаем, — поднял его на смех Юан.

Братья Макаллистеры бросились вперед, но Калли остановила их, не позволив дотянуться до своего мужа:

— Он ранен.

— Сейчас он еще не так будет ранен. — Брейден, прищурившись, смотрел на Сина.

— И что же все это означает? — Калли развела руками, чтобы отгородить мужа от его братьев.

— Он нас оскорбил. — Лахлан с негодованием выпрямился, очевидно, до глубины души возмущенный ее вопросом.

— И поэтому вы собираетесь побить его? — скептически спросила Калли.

— Да, — в один голос ответили мужчины.

Калли провела рукой по лбу. У нее уже разболелась голова от попыток разобраться с этой вспыльчивой компанией.

— А вы, опять же, предводитель чего? — Замолчав, она прищелкнула языком. — О-о, я забыла, уважаемого и бесстрашного клана.

Лахлан смущенно кашлянул.

— Все, что вы сказали ему, верно, дорогая, — откликнулся из-за ее спины Син.

— А вы… — Калли повернулась лицом к мужу. — Вы советник короля, не так ли? — Окинув всех взглядом, она покачала головой, хотя в душе находила их поведение приятным и забавным.

— Они начали первыми. — Син сердито обвел взглядом остальных.

— Ну, раз так, тогда все правильно. — Цокая языком, Калли укоризненно смотрела на мужчин. — А теперь, ребята, мне пора приниматься за работу. Не будете ли вы все пятеро так любезны и не вернетесь ли к своей еде?

— Мой желудок голосует за еду. — Саймон шагнул вперед, и что-то в его манере вести себя напомнило Калли подростка, пытающегося исправить свою оплошность. — И хочу напомнить, я здесь ни при чем. Я просто-напросто невинный наблюдатель.

— Спасибо, Саймон. Я в этом нисколько не сомневаюсь. — Син спрятал улыбку, и его друг, кивнув, ушел.

Макаллистеры неохотно последовали за ним, все время оглядываясь, словно хотели убедиться, что Син тоже идет. Они, несомненно, намеревались при первом удобном случае утолить свою жажду крови.

Син двинулся вслед за братьями, но Калли, взяв его за руку, потянула обратно к себе и, подняв руку, пригладила ему растрепавшиеся волосы.

— Знаете, мне, пожалуй, нравится в вас эта ваша склонность к шуткам. — Калли заметила, как тень мгновенно заволокла его глаза. Син отодвинулся от жены, но не слишком далеко. — Где вы были прошедшей ночью? Я знаю, что вы не вернулись в постель.

— Я не мог спать.

— Почему?

Он молча пожал плечами, и Калли подошла ближе к нему. Ей хотелось, чтобы он снова, как прошлой ночью, открылся ей.

— Син, что заставляет вас бежать от меня? Мне казалось, ночью мы покончили с этой проблемой.

Увидев обиду в ее глазах, Син тяжело вздохнул. Ему безумно хотелось протянуть руки, заключить Калли в объятия и целовать, пока они оба не потеряют голову от удовольствия. Он хотел снова оказаться внутри ее и никогда больше не отпускать ее от себя… и все же он не имел права этого делать.

В это утро он прочувствовал всю глубину ненависти, которую питал к нему клан Макнили. Они никогда не примут его, а он никогда не попросит Калли оставить их. Они ее семья, и, несмотря ни на что, он не верил ее словам. Его Калли едва знала, а с ними провела всю жизнь, она беспокоилась о них, и они заботились о ней. Между ней и ее людьми существовали связи, которые Син не собирался разрывать.

То, что было между ним и Калли…

Это не было похоже ни на что, испытанное им когда-либо раньше, но, честно говоря, и не так уж много значило для человека, который привык ничего не иметь.

Калли с тоской вздохнула, когда ее муж ушел, даже не потрудившись ответить на ее вопрос.

— Как ты можешь терпеть, когда этот англичанишка дотрагивается до тебя?

Калли от испуга вздрогнула, услышав сверху с сеновала голос Дермота.

— Что ты там делаешь, Дермот Макнили? — Калли посмотрела вверх, стараясь разглядеть его сквозь щели в деревянном настиле, и услышала тихий девичий смех и шепот брата, утихомиривающего девушку.

У Калли вспыхнуло лицо, когда она подумала о том, что они могли услышать и чем занимались вдвоем там наверху.

Спрыгнув с сеновала, Дермот поправил свою накидку и подошел к сестре.

— Ты должна отправить его обратно в Англию. Там его место.

— Я собиралась поговорить с тобой совсем не об этом. — Калли взглянула наверх; девушка еще оставалась там и без труда могла слышать их разговор. — И уж точно не здесь.

— В клане ходят разговоры. — Схватив Калли за руку, Дермот потащил ее из конюшни. — Если ты не отправишь домой этого англичанишку, то найдутся другие, кто сделает это за тебя. И он вернется к Генриху отдельными кусками.

— Кто это говорит? — Она выдернула руку.

— Сама знаешь кто.

— В таком случае тебе лучше всего передать своему Рейдеру, чтобы он оставил моего мужа в покое. Если его снова ранят, я не успокоюсь, пока не упрячу под замок всех до последнего твоих повстанцев.

— Ты предпочтешь англичанишку своему собственному брату? — Дермот, не веря услышанному, смотрел на Калли.

— Мне бы этого не хотелось. Но я не желаю, чтобы Сину причинили вред. А теперь скажи мне, кто вчера выстрелил в него.

— Это было всего лишь предупреждение. — Дермот вызывающе вздернул подбородок, и по блеску в его глазах Калли поняла, что ему все известно, но он скорее умрет, чем даст ей ответ. — В следующий раз они не промахнутся и попадут ему в сердце.

Калли решила поговорить с братом спокойно, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучал гнев. Она любила Дермота и совсем не хотела, чтобы он пострадал из-за такой глупости.

— Послушай, Дермот, зачем тебе нужно вмешиваться в эти дела? Если ты назовешь мне тех, кто в этом замешан, клянусь тебе, я их не выдам. Но я должна с ними поговорить. Нам нужен мир.

— Мир? Наш отец перевернулся бы в гробу, если бы услышал твои слова. Он ненавидел англичан, и если бы ты по-настоящему была ему дочерью, то никогда бы не потерпела, чтобы этот тип лег к тебе в постель, не говоря уж о том, чтобы самой умолять его об этом.

Первый раз в жизни Калли захотелось дать брату пощечину, у нее просто горела ладонь от этого желания.

— Назови мне настоящее имя Рейдера.

— Или что? — издевательски усмехнулся Дермот. — Доложишь своему мужу-англичанишке, что я один из тех, кто участвует в нападениях?

— Я никогда тебя не выдам. — От одной мысли об этом Калли пришла в ужас. — Лучше и не пробуй.

— Ты мне угрожаешь? — Калли никогда еще не видела брата таким, и ледяная злость в его глазах испугала ее.

— Я никогда не сделаю тебе ничего плохого. — Его взгляд потеплел, хотя и едва заметно. — Однако их не выдам. Если твой муж когда-нибудь узнает, что я один из повстанцев, он будет пытать меня, чтобы узнать имена остальных. Ты хочешь видеть, как меня мучают?

— Конечно, нет.

— Тогда избавься от него.

О, этот парень мог быть невыносимо упрямым и самоуверенным. Какое право имел он стоять здесь и предъявлять ей такие требования? Пожалуй, пришло время для того, чтобы он узнал ее взгляд на положение вещей.

— Я его жена. Если он уедет, мне тоже придется уехать.

— Тогда позволь нам его убить. — Это было совершенно безрассудное заявление.

— Неужели ты и вправду мог бы это сделать? — покачала головой Калли.

— Ты имеешь представление о том, скольких людей он убил? — спросил Дермот, невозмутимо пожав плечами, — Джейми сказал, что слышал, как английские рыцари проклинали его имя и рассказывали об ужасе, который этот человек наводит на других. Он сказал, что твой муж, как всем известно, перерезал горло спящим людям. Так что будет только справедливо, если он умрет.

— Не уверена, что это будет справедливо, — тихо сказала Калли; — Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Ты знаешь поговорку отца так же хорошо, как и я. То, что делал мой муж, он делал для того, чтобы выжить. Я бы его за это не обвиняла. Он был всего лишь мальчишкой.

— И этот всего лишь мальчишка лишил жизни многих людей. — Брат говорил резко и осуждающе, и Калли не могла понять, когда он так изменился.

Дермот, которого она помнила, был добрым подростком, готовым посмеяться и чаще всего следовавшим пословице: «Кто старое помянет, тому глаз вон». Но этот наполовину взрослый юноша, стоявший перед ней, был ей незнаком.

— Син совершал ошибки.

— Он совершал преступления и должен расплатиться за них.

— Ты ему не судья.

— Неужели ты так долго прожила среди англичан, что они затуманили твой мозг и поработили твою душу?

— Ты и сам знаешь.

— Неужели?

О, этот парень все больше и больше выводил Калли из себя, и если она сейчас же не уйдет, они оба наговорят такого, о чем потом будут горько сожалеть.

— Ты слишком самоуверен, Дермот. Тебе следует повзрослеть и научиться понимать, что нужно идти на компромисс ради благополучия других.

— Компромисс? Ты предлагаешь обниматься с врагом, сражаясь против которого отдал свою жизнь мой отец?

— Дермот, прошу тебя, образумься. Теперь мы живем в совершенно ином мире. Нам нужно…

— Ты заключаешь мир. — Он с отвращением смерил сестру взглядом. — Но в душе я знаю, что прав я, И я знаю, что когда умру и снова встречусь с отцом, смогу с чистой совестью посмотреть ему в глаза. Скажи мне, а ты сможешь?

— Конечно, смогу. — При его словах Капли вздрогнула.

— Тогда желаю тебе наслаждаться ложью, которую сама себе рассказываешь, — язвительно бросил он и гордо пошел прочь.

— Скажи своим друзьям-повстанцам, чтобы они вечером собрались здесь! — крикнула ему вдогонку Калли. — Мой муж хочет поговорить со всеми мужчинами клана.

— Что ж, прекрасно, — Дермот обернулся к ней с кривой улыбкой на лице, — я скажу им. Это та встреча, которую я ни за что не пропущу.

Калли стало не по себе. Что же ей делать с Дермотом? Парень совсем потерял разум и следует за другими. Но, между прочим, он всегда был таким, всегда позволял другим втягивать его во всякие неприятности. Калли только надеялась, что на этот раз они не доведут его до могилы.

Позже днем Син вернулся в свои апартаменты, не сказав братьям ни о боли в плече, ни о том, что накануне ночью не спал, а подобно Юану провел ночь в зале. Обнаружив, что комната пуста и его неутомимой жены нет, Син облегченно вздохнул и, сбросив одежду, скользнул в постель. Ему хотелось немного побыть одному, чтобы ничто не отвлекало его от мыслей, и нужно было постараться вздремнуть перед встречей с мужчинами клана Макнили.

По какой-то совершенно необъяснимой причине Син действительно с нетерпением ожидал этой встречи, и ему нужны будут ясная голова и чрезвычайная бдительность.

Закрыв глаза, Син испустил долгий усталый вздох, но, к его досаде, дверь открылась. Он сжался, готовый к действию, если вошедший окажется врагом. Но это был не враг. Син услышал, что Калли легкими шагами пересекает комнату, не замечая его. Чуть приоткрыв глаза, он смотрел, как Калли кладет выстиранное белье на маленький стол у окна. Повернувшись, она увидела брошенную им на пол одежду, и ее взгляд побежал по полу и вверх по кровати — туда, где лежал Син. Он не пошевелился, ему почему-то не хотелось, чтобы она поняла, что он смотрел на нее.

Взгляд Калли остановился на муже, и ее губы тронула нежная улыбка. Калли быстро закрыла ставни, чтобы в комнате стало темно, и, бесшумно подойдя к кровати, остановилась рядом с Сином и положила ему на лоб восхитительно прохладную руку.

— У вас жар, — прошептала Калли. — Хотите, я пошлю за доктором?

— Как вы узнали, что я не сплю?

— Вы даже не вздрогнули, когда я подошла, а если бы вы спали, я давно бы уже была на полу.

— Я никогда не поступил бы так с вами, Калли. — Ее слова больно кольнули Сина.

— Я знаю, Син. — Она улыбнулась и убрала волосы с его влажного лба. — Вам нужен доктор?

— Мне нужно просто немного отдохнуть, — отрицательно покачал головой Син.

Лежа здесь с порозовевшими от лихорадки щеками, Син казался почти мальчиком. Калли посмотрела на его рану в плече: признаков заражения не было, рана, по-видимому, хорошо заживала, но лихорадка встревожила Калли.

— Я передала приглашение всем мужчинам, — тихо сказала Калли, ероша его мягкие волосы.

— Благодарю вас.

Она передвинула руку с волос по шее и плечу к его руке и, взяв ее в свою руку, смотрела на шрамы, покрывавшие кожу. Рука была грубой и мускулистой, сильной и умелой, и, держа ее, Калли вспомнила, как прошлой ночью руки Сина касались ее тела, как эти руки могли быть и ласкающими, и оберегающими. Калли второй рукой накрыла его руку и крепко держала ее, надеясь, что у них с Сином будет еще много дней, подобных этому, когда она сможет проводить с ним тихие минуты.

— Могу я что-нибудь сделать для вас?

Син покачал головой, он смотрел туда, где Калли играла его рукой. Светлая мягкая и нежная женская кожа составляла резкий контраст с его темной и грубой, а рука Калли была такой маленькой по сравнению с его рукой, такой хрупкой и красивой. Как могло что-то такое маленькое так глубоко потрясти его? Эти руки не обладали силой, способной что-либо сделать с ним, и тем не менее воспламеняли его и приносили успокоение, подобрать определение которому Син был не способен.

— Я позабочусь, чтобы вас никто не беспокоил. — Поднеся к губам руку Сина, Калли поцеловала косточки его пальцев, пробудив в его теле все порочные желания, а потом встала, наклонилась и поцеловала Сина в щеку.

Он наслаждался ощущением ее губ, ласкавших его израненное сердце, впитывал в себя их доброту и теплоту.

Услышав, что Калли вышла и закрыла за собой дверь, Син с досадой ударил кулаком по меховой шкуре.

Почему эта женщина досталась ему, когда все святые наверху знают, что у него и Калли нет ни шанса на совместную жизнь?

Но Син знал почему.

Генриху нужен был мир, и ради этого он готов был принести в жертву кого угодно. Хотя Сину было приятно делать вид, что он думает иначе, он знал правду об отношении к нему короля. Когда все будет сказано и сделано, он станет для Генриха просто пешкой, слугой, и, если когда-нибудь окажется ненужным Генриху, его жизнь ничего не будет стоить.

Калли стояла на ступеньках лестницы перед собравшимися мужчинами своего клана. Надеясь, что будет достигнуто согласие, Калли велела слугам приготовить еду и напитки. Однако ее абсолютно нисколько не удивило, что эти надежды не оправдались. Весь воздух был наполнен враждебностью. Все понимали, что их собрали здесь не просто так, но никто не знал, ради чего именно их пригласили.

— Каледония, дорогая.

Она обернулась на голос Фрейзера. Этот мужчина, с темно-русыми волосами и ярко-голубыми глазами, имел добрый, открытый характер, часто оказывавший на Калли успокаивающее действие. Он всегда приветливо улыбался и перед тем, как Калли попала в заложницы к Генриху, просил у Астера разрешения ухаживать за ней. Хотя у них было много общего и по характеру они были похожи, Калли никогда не питала к нему романтических чувств. Он был для нее как старший брат.

— Фрейзер, как вы? — Калли улыбнулась ему искренней, хотя и немного холодной улыбкой.

— Теперь, когда я знаю, что с вами все в порядке, гораздо лучше. Вы не представляете, сколько раз я настаивал, чтобы ваш дядя отправил нас в Лондон освободить вас, но он и слушать об этом не хотел.

От того, как прозвучал его голос, и от необычного блеска в его глазах у Калли по спине пробежал холодок. В этом безобидном, казалось бы, замечании что-то крылось.

Мог ли он быть предводителем повстанцев?

Вполне возможно. Как и отец Калли, он лютой ненавистью ненавидел англичан и обладал характером человека, умеющего командовать другими. К тому же он и Дермот были друзьями.

Толпа внезапно смолкла, и Калли, оглянувшись, увидела стоящего в дверном проеме мужа.

Высокий и надменный, Син стоял, положив руку в перчатке на рукоять меча. Его длинные черные волосы ниспадали на плечи и терялись на фоне черной одежды и кольчуги, пронзительные черные глаза, вызывавшие у Калли столь глубокие чувства, разом охватывали всю сцену, и весь он был окружен аурой такой мощи и ледяной сдержанности, что Калли невольно вздрогнула.

Всем было очевидно, что это человек, облеченный властью, человек, который видит не только то, что находится перед ним. И люди, окружавшие Калли, отреагировали на него как группа встревоженных хищников, понимающих, что присутствие этого человека угрожает их вожаку и их территории.

— Что здесь делает этот проклятый сассенах?

Калли не знала, кому принадлежал голос, но его слова эхом зазвучали вокруг нее, и ее сердце забилось от страха за то, что могут сделать люди ее клана. Большинство из них уже должны были знать о ее замужестве, и Калли удивлялась, почему Астер не пришел, чтобы поддержать ее.

Оскорбления продолжали сыпаться, а Син стоял молча и окидывал взглядом шотландцев одного за другим.

Калли с ужасом смотрела на него, потому что понимала, что он делает. Син в уме оценивал каждого мужчину, брал на заметку его поведение, его слова. Это был Син, который пользовался благосклонностью короля, рыцарь, которого никто никогда не побеждал в битвах. И чем дольше он стоял, наблюдая за оскорблявшими его, тем в большую ярость приходили шотландцы от его упорного молчания.

— Где Макнили? — выкрикнул один из мужчин. — Что вы с ним сделали?

Мужчины были готовы броситься на Сина, как бушующий прилив, а Сина, казалось, нисколько не беспокоили ни их гнев, ни их враждебность.

В испуге подобрав юбки, Калли побежала и встала рядом с мужем.

— Послушайте! — громко сказала она и подняла руку, призывая всех к тишине. Дождавшись, когда голоса понизились до бормотания, она заговорила снова: — Большинство из вас не знает, что я теперь замужем. — Улыбнувшись мужу, она взяла его под руку. — Син…

У Фрейзера вырвалось злобное проклятие, его глаза вспыхнули огнем, и он зашагал вверх по лестнице, чтобы унизить ее.

— Скажите мне, что это неправда, Калли. Зачем вам быть проституткой…

Син отреагировал так быстро, что Калли даже не заметила движение его руки. Фрейзер не успел до конца произнести оскорбление, а Син уже держал его рукой за горло. Фрейзер попытался обеими руками разжать руку Сина, но у него ничего не вышло.

— Еще одно оскорбление в адрес моей жены или просто взгляд в ее сторону, и я разорву вам горло, — предупредил Син низким угрожающим голосом, и у него на лице появилось выражение неописуемого гнева. — Вы поняли?

228

Фрейзер кивнул, и Син его отпустил.

Кашляя и потирая горло, Фрейзер злобным взглядом впился в Сина, но у него хватило ума придержать язык.

— А что касается остальных, — Син обвел взглядом соотечественников Калли, — то знайте, я послан сюда королем Генрихом, чтобы убедиться, что больше не будет нападений на англичан, которые живут в соседних городах и районах. Я не знаю, кто здесь повстанцы, — он уперся взглядом во Фрейзера, — но я это выясню, и те, кто замешан в нападениях, будут наказаны.

Снова раздались насмешки и оскорбления.

— Почему мы должны вас бояться?

Калли не разобрала, кто это сказал, а Син, насмешливо улыбаясь, медленно спустился с лестницы и пошел через толпу людей ее клана. Затаив дыхание, Калли в страхе ожидала, что еще они могут выкинуть.

— Позвольте, я расскажу вам небольшую историю. — Син по очереди смотрел на каждого. — Когда-то жил мальчик, который был так мал, что еще даже не брился. — Он остановился напротив Дермота. — Избитый. — Син посмотрел на Шона, кузена Калли. — Нагой. — Он двинулся дальше, продолжая свой рассказ. — Его отправили в пустыню, дав с собой для защиты только маленький кинжал. — Син вспрыгнул на лестницу и встал возле Калли лицом к лицу с Фрейзером. От его следующих слов Калли просто похолодела. — Я убивал ядовитых змей собственными голыми руками и жил в таких жутких условиях, что даже сам ад меня не испугает. — Его взгляд скользил по толпе. — И если кто-то из вас на минуту подумал, что у меня осталось хоть немного души, которая не позволит мне вас убить, то вы горько заблуждаетесь. А если вы на минуту подумали, что кто-то из вас способен меня убить, — продолжал Син, — что ж, я скажу: попробуйте. Но советую сначала исповедаться, потому что, уверяю вас, это будет последняя ошибка, которую вы совершите в этой жизни. — Он остановил пристальный взгляд на Дермоте. — Теперь с нападениями покончено.

Син повернулся, чтобы войти обратно в дом, но едва успел сделать первый шаг, как кто-то из мужчин бросил в него капусту. Выхватив меч из ножен и резко развернувшись, Син разрубил ее надвое, и обе половинки упали на землю, не причинив ему вреда.

Воцарилась жуткая тишина. На этот раз Син увидел шок и страх на лицах собравшихся, когда шотландцы наконец осознали степень его боевого искусства.

— Никогда не нападайте на меня сзади, — посоветовал Син, убирая меч, и, окинув всех последним зловещим взглядом, скрылся внутри.

Люди, собравшиеся во дворе, чтобы обсудить то, что произошло, и решить, как вести себя с Сином, держались настороженно.

Фрейзер, скривив губы, но ничего не сказав, присоединился к остальным, а Капли побежала вслед за мужем.

Она нашла Сина одного в большом зале. Стоя с прямой спиной, напряженно опершись обеими руками о стол, он напомнил Калли разъяренного волка. Она подошла к мужу осторожно, но без всякого страха. Понимая, что в таком настроении он не будет любезен, она все же не думала, что он выплеснет свой гнев на нее.

— Это просто поразительно, — тихо сказала Калли. — Как вы догадались о капусте?

— Люди предсказуемы. — Син оттолкнулся от стола и, нахмурившись, повернулся лицом к ней. — За исключением вас. Вас я не понимаю.

— Наверное, я должна быть польщена. — Калли улыбнулась, а Син потер раненое плечо и отвернулся.

— Сейчас они там во дворе постараются решить, следует ли им убить меня или подчиниться моим требованиям. Фрейзер и кое-кто еще будут настаивать, ч ю меня нужно убить во сне. Он должен был жениться на вас, это так?

Его проницательное предположение удивило Калли.

— Он собирался. А почему вы так решили?

— По тому, как on смотрел на вас.

— Что еще вы узнали?

— Я по виду определил по меньшей мере два десятка повстанцев и к завтрашнему утру узнаю их имена.

— Вы серьезно? — Калли была потрясена. Ее дядя, который много лет знал этих людей, еще мог бы распознать повстанцев, учитывая, что его собственный племянник был одним из них. Но как Сину удалось это сделать в считанные минуты? Просто непостижимо.

— Да. Фрейзер, несомненно, в их числе.

— Думаете, он руководит ими?

— Это не он, — покачал головой Син.

— Но он выступил против вас. И я знаю, что остальные его весьма уважают.

— Он выступил против меня только из-за вас. Протянув руку, Син коснулся пряди волос на щеке Калли. Мягкость ее кожи успокаивала, однако на сердце у него было тяжело от того, что он подозревал.

Син видел, как Фрейзер смотрел на брата Калли, когда она говорила, заметил блеск в глазах Дермота и то, как он обменялся взглядами с несколькими другими мужчинами. Дермот был в гуще этого дела, и, еще хуже, у Сина возникло подозрение, что брат Калли, возможно, и есть сам руководитель повстанцев.

Да, размышляя сейчас над этим, Син почти не сомневался. Такова его участь — быть посланным сюда, чтобы убить брата Калли, единственной из женщин, которую он способен полюбить. Это самая извращенная шутка, какую может сыграть с ним жизнь. Калли не перенесет, если потеряет из-за него брата, и навечно возненавидит его. Но быть может, это и к лучшему. Если она возненавидит его, то с радостью примет аннулирование брака. Она не захочет оставаться замужем за человеком, который погубил ее брата.

«Тебе совсем не обязательно убивать его…»

Это правда. Син мог просто отдать его под надзор Генриха.

При мысли об этом у него внутри все сжалось. Если Дермота отправят в Англию…

Сина разрывали воспоминания о собственном детстве.

«Жалкий щенок. Ты не достоин даже лизать мои сапоги».

Син до сих пор чувствовал удары, которые получал не только от Гарольда, но и от англичан, ненавидевших его шотландское происхождение.

Мог ли он обречь другого мальчика на подобную жизнь?

Нет. Было бы гуманнее сразу убить Дермота, чем уготовить ему такую судьбу.

Син смотрел на Калли, стараясь запомнить ее лицо. Если бы у него было какое-то желание, то он хотел бы любить ее, беречь от всяких неприятностей. Но здесь Син был бессилен. Если он не выдаст Дермота или не убьет его, Генрих уничтожит весь клан, и Калли в том числе.

Как уже много раз бывало в жизни, у Сина оказались связанными руки. Он должен это сделать, и другого пути у него нет.

Загрузка...