По приказу короля

Глава 5

Дожидаясь в центре королевского тронного зала возвращения Генриха, Син не понимал, почему так взволнован.

Генрих ясно высказал свое решение: Син должен найти руководителя шотландских повстанцев и убить его.

В этом приказе не содержалось ничего необычного, Син не один раз убивал по распоряжению Генриха, и именно за это его ненавидели при дворе и предала анафеме церковь — и именно это спасало ему жизнь, когда он был мальчиком.

Ему было всего четырнадцать, когда он первый раз лишил человека жизни, и то мгновение Син никогда не забывал. Напуганный и дрожащий, он, повинуясь приказаниям, вошел в комнату мужчины в провинциальной гостинице. Мужчина был всего-навсего бедным паломником, прибывшим в Утремер, чтобы помолиться. Предводитель сарацин, который купил и обучил Сина, приказал убить паломника, и Син знал, что, если он промахнется, его поймают и…

Он тряхнул головой, чтобы избавиться от воспоминаний.

Син не любил вспоминать прошлое: ни в детстве, ни в другие периоды времени там не было приятных моментов. Он только помнил, что ему всегда чего-то недоставало — материнской заботы, ласковой руки отца… А получал он лишь оскорбления и побои. Временами ему приходилось терпеть такие жестокие, беспощадные мучения, что Сии удивлялся, как ему удалось, пережив их, сохранить здоровыми разум и тело. Хотя, возможно, его рассудок в итоге стал не таким уж здравым. Безусловно, ни один человек не смог бы пережить то, что пережил Син, и остаться нормальным.

Изо дня в день, иногда час за часом он терпел страдания и вышел из них таким сильным, что теперь никто не осмеливался его тронуть. Син словно превратился в гранит и был твердо намерен оставаться таким всегда.

Уловив тихий звук, Син насторожился. Это было шуршание кожи о камень, такое тихое, что большинство людей вообще не услышали бы его. Но для человека, которому в юности отсутствие бдительности дорого обошлось, оно казалось громом. Син увидел, как из темноты появился мужчина с кинжалом, и мгновенно узнал того, кто собирался на него напасть. Син не мог понять, почему его это удивило, ведь враждебное отношение Роджера не было для него новостью.

— Роджер, это ваша ошибка, — произнес Син, когда тот бросился на него с поднятым кинжалом, но не успел ничего добавить, потому что на него напали еще двое.

Син с отвращением вздохнул. Он был безоружен, и нападавшие это знали, потому что никому не позволялось с оружием проходить через парадный вход тронного зала, но это ничего не меняло.

Выбросив вперед ногу, Син отшвырнул Роджера, так что тот растянулся на полу. Следующего мужчину он вообще не знал, но это не имело значения. Покатившись по полу, Син сбил его с ног, а затем, встав, отобрал у него из рук меч. Услышав свист кинжала, брошенного Роджером ему в спину, и звук открывающейся двери, Син инстинктивно пригнулся к полу. Кинжал, со свистом пролетев мимо, вонзился в грудь мужчины, с которым Син собирался сразиться, и мужчина, захрипев, рухнул на колени. Повернувшись, Син увидел, что разоруженный им мужчина бежит к открытой двери, а там на пороге в изумлении стоит Калли.

Роджер опять двинулся на Сина, но Калли выдернула ковер из-под его ног, и мужчина снова упал.

Удивленный тем, что она ему помогает, Син направил на Роджера отобранный меч, когда рыцарь снова поднялся, а Калли отошла и наблюдала за ними.

Глаза Роджера горели ненавистью, и Син был поражен, что рыцарь не убежал и не спрятался — это он умел делать лучше всего.

— Соизвольте объяснить! — Син опустил конфискованный им меч.

— Что объяснять? Что кто-то должен вас убить? Все знают, что вы должны умереть. Сколько раз вы во имя Генриха перерезали горло спящим?

При этом высказывании Син услышал тихий вздох и увидел, что Каледония, широко раскрыв глаза, прикрыла рот рукой.

Теперь она знала правду о нем. Пусть так. Син никогда не скрывал, кто он такой. Возможно, все и к лучшему. Теперь она возненавидит его, как и все остальные, и это поможет ему легче избавиться от нее.

Тем не менее внутри у Сина что-то дрогнуло при мысли, что Калли будет его ненавидеть, и это его несказанно удивило, так как в жизни для него вообще мало что имело значение.

— Она знает, что вы были хашишином? — Роджер пристально посмотрел на девушку.

Син глубоко вздохнул, вспоминая, как его хозяева тщательно обучали его способам лишения человека жизни, и увидел растерянность на лице Калли, внимательно следившей за мужчинами.

— Роджер, она не знает, что означает сарацинское слово «ассассин».

— Она знает слово «убийца». Вы и есть убийца. Вы грязная, подлая собака без совести и чести.

— Вы достаточно сказали. Еще слово, и я по-настоящему покажу вам, чему научили меня мои сарацинские наставники. — Син приставил острие меча к горлу Роджера, и рыцарь побледнел.

Позолоченные дубовые двери распахнулись, пропуская Генриха и его охрану. Увидев в центре зала Сина с мечом, приставленным к горлу Роджера, король резко остановился.

— Что происходит?

Телохранители выстроились вокруг короля, чтобы защитить его, а Син, отступив назад, подал меч рукояткой вперед одному из телохранителей.

— Ничего особо важного, сир. Просто еще одно покушение на мою жизнь.

Калли была поражена равнодушным тоном Сина. Казалось, этого человека вовсе не заботило, что кто-то добивается его смерти.

— Есть какая-то веская причина, по которой вы чувствуете необходимость убить нашего советника? — С пылающим от гнева лицом Генрих остановился перед Роджером, который был почти на голову ниже его.

— Он убил моего отца, — рыцарь с ненавистью посмотрел на Сина, — а вы наградили его за это. Постыдно, что никто не осмеливается рассчитаться с ним за все, что он сделал.

— Мы понимаем, что вы расстроены, — Генрих угрожающе прищурился, — но мы настоятельно советуем вам следить за своим языком, пока на вашу голову не обрушилась вся сила нашего гнева.

Роджер сделал шаг назад и устремил в пол недовольный взгляд.

— Это правда? — обратился король к Сину. — Вы убили его отца?

Калли увидела боль, промелькнувшую в глазах Сина, но он моментально скрыл ее и ответил:

— Я не спрашивал имен своих жертв.

Но по страдальческому выражению на лице Сина Калли поняла, что он не может забыть их лица, что они преследуют его.

— Вот видите? — бросил Роджер. — Он этого не отрицает. Я хочу справедливости в отношении моей семьи.

— Справедливости, сэр, или вы преследуете свои эгоистичные планы? — Слова слетели с губ Калли прежде, чем она осознала, что произнесла их, и, когда все мужчины одновременно обернулись к ней, Калли нервно поежилась. — Мне сказали, что вы собираетесь убить его, чтобы один из вас мог жениться на мне и поработить мой народ.

— Вы лжете!

— Откуда вам это известно? — удивился Генрих ее словам.

— Человек, которому я доверяю, подслушал их заговор.

Ее слова ошеломили Сина. За всю его жизнь ни один человек никогда не вставал на его защиту. Он так привык быть изгоем и надеяться только на себя, что поступки девушки ставили его в тупик. Однако теперь ее появление в тронном зале приобрело смысл.

— Так вы поэтому пришли сюда?

— Я хотела предупредить вас, — кивнула Калли. Син смотрел на нее, не веря себе.

— Есть свидетель вашего заговора, Роджер. — Генрих пристально смотрел на рыцаря. — Что теперь скажете?

— Был еще один заговорщик, — сказала Калли, и король взглянул на Сина.

— Да, — неохотно подтвердил Син. — Томас Уоллингфорд. Он бежал.

Отправив своего телохранителя разыскать сбежавшего, Генрих обратил на Роджера ледяной взгляд и отдал распоряжение другому охраннику:

— Отправьте его в башню. Мы займемся им позже.

— Судя по вашим действиям, можем мы предположить, что вы согласны на замужество? — подняв бровь, обратился король к Калли, когда в зале не осталось никого, кроме них троих.

— Ваше величество, могу я обсудить это дело наедине с лордом Сином?

Некоторое время Генрих с подозрением всматривался в девушку, но в конце концов разрешил им покинуть его.

Син проводил Калли из тронного зала и повел по коридору к лестницам. Они шли молча, пока не оказались во внутреннем дворе позади пруда.

Небольшое пространство было окружено серыми каменными стенами, покрытыми плющом и жимолостью, и в этот тихий вечерний час сюда не долетало ни единого звука.

С черными волосами, красиво обрамлявшими его лицо, Син с высокомерным видом остановился перед Калли. Лорд Син был опасно привлекательным мужчиной, одним из тех, кто мог всего лишь улыбкой погубить женщину, и Калли невольно заинтересовалась тем, что она почувствует, если лорд Син ее обнимет, и какие ощущения вызовет прикосновение его губ к ее губам. Ей не следовало позволять себе такие мысли о нем, но она просто не могла ничего с собой поделать.

— Итак? — Заложив руки за спину, он с легким нетерпением смотрел на Калли.

— Могу я быть честной с вами? — Калли постаралась привести в порядок свои беспорядочные мысли.

— Я, несомненно, предпочитаю честность обману. Да, он был такой, этот странный человек, и Калли улыбнулась.

— Я… — Она замолчала, собираясь с мыслями, чтобы наилучшим образом изложить свои опасения.

— Вы?..

Калли вздернула подбородок и сделала то, что умела делать наилучшим образом, — выложила все напрямик:

— Вы и ваш король просили меня навсегда связать мою судьбу с вами, передать мою жизнь и мой народ в ваши руки, и я хочу, чтобы вы знали, что я отношусь к своим клятвам очень серьезно. И если мы должны заключить брак, я хотела бы получить немного времени, чтобы узнать вас.

Син уже открыл рот, собираясь рассказать ей о своем плане найти Рейдера и обеспечить мир в ее родной Шотландии, но передуглал. Она никогда не согласится на то, чтобы он отправился вместе с ней в ее страну с целью доставить к Генриху или — что еще хуже — убить одного из ее людей. Если бы она намеревалась сделать нечто подобное, предводитель повстанцев уже был бы на пути в Лондон.

Нет, Син должен позволить ей думать, что он полностью согласен на этот брак.

— Что ж, отлично. Как по-вашему, что нам сделать, чтобы лучше узнать друг друга до завтрашнего утра?

— Вы пообедаете со мной сегодня вечером? Здесь. Только вдвоем — вы и я.

— Только вдвоем? — удивленно уточнил он.

— Конечно, еще Элфа. Но больше никого.

Со стороны девушки это была странная просьба, но Син не видел вреда в том, чтобы удовлетворить ее.

— В какое время?

— На заходе солнца.

— Тогда до встречи, — кивнул он.

Глядя Сину вслед, Калли в первый раз обратила внимание на его походку. Он шел, как крадущийся лев, ожидающий противника, чтобы прыгнуть на него.

Он был беспощадным, этот рыцарь, беспощадным и одиноким. И скоро он станет ее мужем.

Тяжело вздохнув при этой мысли, Калли ушла, чтобы заняться приготовлениями к ужину.

Син в одиночестве сидел за столом у себя в комнате, когда раздался стук в дверь.

— Войдите. — Он ожидал увидеть Каледонию и был удивлен, когда появился Саймон. — Что принесло тебя сюда? — спросил он, когда его друг, закрыв дверь, прислонился к ней.

— Меня интересует, когда мы отправимся в Шотландию. Я хочу послать письмо Дрейвену. Думаю, мы могли бы заглянуть к нему ненадолго, потому что Рейвенсвуд у нас на пути.

— Искренне благодарен за твое предложение, Саймон, — Син тихо вздохнул, — но я вовсе не собираюсь брать тебя с собой.

— Тебе необходимо, чтобы кто-то поехал с тобой.

— Уверяю тебя, я ни в ком не нуждаюсь. Со мной все будет прекрасно.

— Помнишь, что ты сказал мне в первый вечер, когда появился в Рейвенсвуде? — Скрестив руки на груди, Саймон пронизывающим взглядом смотрел на Сина.

— Нет. Я вообще почти не помню тот вечер.

— Я спросил, не страшно ли тебе быть так далеко от своей семьи, а ты ответил, что у тебя нет семьи, что у тебя никого и ничего нет. Теперь помнишь?

— Смутно, — пожал плечами Син.

— Ну что ж, мне кажется, передо мной все тот же девятилетний мальчик, который вызывающе стоял перед Гарольдом. Ты все еще выставляешь вперед одно плечо, чтобы принять удар, и сжимаешь другую руку в кулак, чтобы ответить тем же.

Сина пронзила боль от нахлынувших на него непрошеных воспоминаний. Большую часть своей жизни он провел, стараясь забыть именно то, о чем хотел напомнить ему Саймон, и меньше всего ему хотелось вытаскивать на свет тот ужас.

— Саймон, какой во всем этом смысл?

— О, смысл есть. Когда Дрейвен и я пытались стать тебе друзьями, ты не хотел разговаривать с нами. Ты ушел в себя еще больше, чем Дрейвен. Он по крайней мере не закрывался передо мной. А ты… ты отказывался от какого бы то ни было утешения.

Син хранил молчание. Он никогда не отказывался от утешения, но каждый раз, когда Гарольд заставал его разговаривающим с Дрейвеном или Саймоном, Син получал за это наказание. Гарольд лютой ненавистью ненавидел его. Будучи старше Дрейвена и Саймона, Син никогда не имел защитника, он всегда был один, у него не было иного выбора.

— Син, я хочу поехать с тобой. Разве не достаточно времени в своей жизни ты провел, не имея за спиной никого, кроме врагов?

— Ты же знаешь, что ничем не обязан мне за то, что я сделал, — вздохнул Син.

— Я это знаю и совсем не поэтому хочу поехать с тобой.

— Тогда почему? — Син нахмурился. Он никогда не понимал мыслей Саймона. — Почему ты хочешь совершить недельное путешествие в страну, где тебя будут ненавидеть?

— Потому что мне сказали, что мой друг собирается отправиться туда в одиночку.

Саймон был странным человеком. Син покачал головой. В душе он понимал, что Саймону нечем заняться, но его друг не представлял себе, что их ожидало, — а Син знал. Он к этому привык, а Саймон… Саймон был не слишком предусмотрителен, желая принять участие в этом деле.

— Итак? — настаивал Саймон.

— Мы уезжаем послезавтра.

— Хорошо, — кивнул Саймон. — До своего возвращения я отправлю пажа домой к его родителям. — С дьявольским блеском в глазах Саймон оттолкнулся от двери. — Я же вернусь, не так ли?

— Только если научишься не донимать меня, а иначе я, возможно, сам лично скормлю тебя шотландцам.

— Между прочим, — смеясь, Саймон открыл дверь, — я узнал от горничной леди, что любимый цвет девушки зеленый.

— Зачем ты мне это сообщаешь?

— Просто подумал, что тебе, быть может, захочется это узнать. Я буду неподалеку, если понадоблюсь тебе.

Откинувшись на стуле, Син задумался обо всем, что сказал Саймон.

Мир, в котором жил Син, был неприветливым местом. Свои дни он проводил, исполняя все, что было необходимо Генриху, а по ночам, оставаясь один в своей комнате, прислушивался ко всему, ожидая следующего нападения. Он удивился, почему сегодня это его волнует, хотя прежде такого никогда с ним не случалось и он просто принимал это как должное.

Должно быть, решил Син, всему виной время, которое он провел, путешествуя с Дрейвеном и Мэгги. В их обществе он смягчился, привык к людям, которые смотрели на него иначе, а не как на чудовище.

Он с трудом сглотнул, вернувшись мыслями к Каледонии и ее ангельскому, кроткому лицу. Сегодня вечером он не будет один, он будет с очаровательной девушкой, обладающей дерзкими и в то же время добрыми глазами и острым умом.

Впервые в жизни Син с нетерпением ждал захода солнца.

Солнце уже давно село, но лорда Сина не было и в помине.

Нервничая сильнее, чем следовало, и будучи немного рассерженной тем, что Син забыл о ней, Калли разгладила руками подол платья.

— Миледи, может быть, я схожу за ним? — предложила Элфа.

Но Калли не успела ответить, так как в сгущавшихся сумерках увидела приближающегося лорда Сина, и у нее дыхание остановилось в горле.

По-прежнему одетый во все черное, свежевыбритый, с убранными от лица и зачесанными назад волосами, он производил потрясающее впечатление. Калли доставило радость то, что ради нее Син привел себя в порядок, и она улыбнулась ему.

— Простите меня за опоздание, миледи. — Он отвесил учтивый поклон. — Мне пришлось дольше задержаться в городе, чем я предполагал. — Взяв ее руку, он запечатлел галантный поцелуй на косточках ее пальцев, и у Калли по спине побежали мурашки.

— Вы полностью прощены, — отозвалась она, отметив, что ей стало трудно дышать.

Что было в этом мужчине такого, от чего ее бросало одновременно в жар и в холод, заставляло трепетать и в то же время успокаивало?

Сейчас Син был так близко к ней, что она чувствовала исходивший от него запах чистоты и свежести, ощущала жар его тела, согревавший ее; его сила и энергия необычайно влекли ее, и от его ответной улыбки у Калли появилась слабость в коленях.

С внутренней дрожью она велела себе отвлечься от мысли о том, как приятно будет целовать этого мужчину и чувствовать объятия его рук.

— Надеюсь, вам доставит удовольствие то, что я принесла. — Калли указала на тарелки, расставленные на одеяле, которое она постелила на землю. — Мы старались найти кого-нибудь, кто знает, какую еду вы предпочитаете, но мы не нашли человека, который бы знал это.

— М-м, позвольте мне угадать. Я люблю пить кровь невинных, лакомиться внутренностями рыцарей и закусывать сердцами маленьких детей.

— Да, вы угадали почти правильно.

— Что ж, — в его черных, как ночь, глазах вспыхнул странный свет, и Син отвел взгляд в сторону, — я надеюсь, вы не создали себе особых трудностей, чтобы накормить меня. Боюсь, сейчас не сезон для вкусной крови, и рыцари могут быть довольно вспыльчивыми, если их потрошить.

Калли поразило, как он может шутить на такую тему. После того, что она узнала сегодня днем, у нее болело сердце. Из всех сотен людей в этом замке ни один ничего не знал о человеке, стоявшем сейчас перед ней, даже король.

Генрих не мог сказать ей, чем любит заниматься Син, какие песни ему нравятся, что доставляет ему радость, каков его любимый цвет.

Ничего этого не знал и Саймон.

— Боюсь, мне придется огорчить вас, — грустно вздохнула Калли, продолжая поддразнивать его, — но все, что у нас есть, это жареный фазан, печеные яблоки, овощи с луковым соусом и вино. Но если вы предпочитаете что-либо иное…

— Удивительно, что вы понимаете мой юмор, когда никому другому он недоступен, — улыбнулся Син.

— Возможно, потому, что мой брат тоже немного ненормальный. Порой он находит в такого рода шутках особое удовольствие.

— Вы считаете меня ненормальным?

— А вы не такой? Вы одеваетесь во все черное и любите пугать людей. Так разве это не самое подходящее определение?

— Пожалуй.

Усадив Сина на одеяло, Калли налила им обоим вина. Взглянув поверх его левого плеча, Калли увидела, что Элфа знаками дает ей понять, что на тот случай, если понадобится, она будет рядом, за стеной. Кивнув горничной, Калли подала чашу лорду Сину.

— Итак, скажите мне, что еще вы любите делать, кроме того, чтобы наводить ужас?

— Я много езжу верхом, — пожал плечами Син. — И?..

— Это все.

— Очень короткий перечень. — Наморщив нос, Калли внимательно разглядывала Сина.

— В отличие от вашего. Могу поспорить, у вас длинный перечень. Вероятно, бесконечный.

Он ее дразнил, и Калли это очень понравилось. Она вдруг поняла, что рядом с ней он становится совсем другим человеком. В ее присутствии, казалось, он немного расслабляется. Эта мысль взволновала Калли.

— Да, мой перечень на самом деле бесконечен.

— Вы, наверное, любите танцевать и петь.

— Да. А вы?

— Я никогда не пробовал делать ни того ни другого.

— Ни разу?

Син покачал головой и, сделав большой глоток вина, отставил чашу в сторону.

— Почему?

— В юности на это не было времени, а когда я стал взрослым, меня никогда к этому не тянуло.

— О-о. Не думаю, что вы много читаете.

— Нет.

— Тогда чем же вы занимаетесь, когда находитесь дома и не несете службу королю?

— Упражняюсь.

— А когда не упражняетесь?

— Думаю об упражнениях.

— А когда и этого не делаете?

— Я отдыхаю, чтобы приступить к упражнениям, когда встану.

— Вы честно говорите или просто сердитесь? — Кал-и поморщилась, признав серьезность его тона.

— Я всегда честен, миледи, и меня чаще всего называют сердитым.

От того, как небрежно было это сказано, у Калли сжалось сердце. Он был болезненно восприимчив к тому, как стальные обращались с ним.

— Всегда честны, да? Не думаю, что когда-либо встречала человека, который может так заявлять.

— В своей жизни я совершил много такого, чего хотел бы никогда не делать, но я никогда не лгал. — Черными глазами Син смотрел ей прямо в глаза.

Его слова почему-то успокоили Калли.

— Скажите мне, лорд Син…

— Син, — перебил он ее. — Что?

— Называйте меня просто Син. Я не подхожу для титулования.

— Но вы же граф, разве не так? — Калли слышала, как один из придворных так обращался к нему, и ей сказали, что Син владеет землями по всей Англии, в Нормандии и в Утремере.

— Я человек, Каледония, а не титул. И я всегда хотел быть хозяином только самого себя, не земель.

Первый раз она услышала из его уст свое имя, и у нее по телу пробежал легкий трепет. В том, как Син произнес ее имя, было что-то очень интимное.

— Так вы именно поэтому не носите герб?

— Почему бы вам не рассказать мне о себе, миледи? — не ответив на ее вопрос, предложил Син.

Он был хитрецом и пытался ловко отвлечь ее, но Калли не собиралась позволить ему с помощью такой тактики уклониться от ответа.

— О себе я все знаю, а вот о вас нет.

— Да, но я о вас ничего не знаю. Ничего, кроме того, что вы бесстрашны.

— Далеко не бесстрашна. — Калли нервно потерла шею. — С того момента, как умер мой отец, меня все пугает. — Она никому об этом не говорила и сейчас не могла поверить, что у нее вырвались эти слова.

— Почему?

— Он был всем для моего клана. Он удерживал всех вместе, когда одна половина требовала напасть на Англию, а другая хотела только мира.

Син кивнул, словно понимал ее, и Калли почувствовала внезапно установившийся между ними контакт, хотя и не могла объяснить, почему у нее возникло такое ощущение.

— Сейчас предводитель клана ваш дядя?

— Да. Они хотели избрать меня, но я отказалась, понимая, что это обидело бы моего брата Дермота. Ему и так не дает покоя соперничество со мной из-за наших матерей, и у меня нет никакого желания усугублять положение.

— А при чем тут ваши матери и его соперничество с вами? — спросил Син, взяв кусок фазаньего мяса.

— Моя мать была кузиной короля Давида. — Калли замолчала, заметив, как глаза Сина вспыхнули ненавистью при упоминании имени бывшего короля Шотландии. — Он вам не нравится?

—Давайте просто скажем, что, когда я однажды встретил его, мы с ним не поладили.

— Но он был таким добрым человеком.

Син отвернулся, а Калли постаралась подавить тревогу. Вдруг его ненависть к ее дяде обрушится и на нее тоже? Было очевидно, что Син не питал симпатии к Давиду, но Калли не могла представить себе почему. Король всегда по-доброму относился к ней, когда она жила при его дворе.

— А мать Дермота и Джейми?

— Она была совсем юной дочерью пастуха. Я была такого же возраста, как Джейми, когда отец познакомился с ней. Он влюбился в нее и через месяц женился.

— Вы помните свою мать? — Син опустил взгляд к тарелке.

— Да. — Калли улыбнулась чувству радости, разлившемуся внутри ее, — так бывало всегда, когда она вспоминала мать. — Она была красивой и доброй. Настоящий ангел. Мне было всего пять лет, когда она умерла, но я очень хорошо ее помню. — Калли заметила грусть в глазах Сина. — А вы? Расскажите мне о своей матери.

— А как ваша мачеха? — вместо того чтобы ответить на ее вопрос, спросил Син. — Она добра к вам?

Довольно странный вопрос, но если вспомнить, каково представление о мачехах у большинства людей, то он, возможно, совсем не такой уж безосновательный.

— Морна замечательная. Думаю, она вам понравится. Она старалась найти для меня мужа.

— Почему вы до сих пор не замужем? — помрачнев, спросил Син.

Глубоко втянув в себя воздух, Калли задумалась над ответом. По правде говоря, она всегда хотела быть женой и матерью и не могла мечтать ни о чем другом, кроме как иметь дом, полный детишек.

— Мой жених умер перед свадьбой, — тихо ответила она, — а потом умер отец, прежде чем у меня появилась возможность найти другого кавалера. После смерти отца я даже думать не хотела о замужестве из боязни, что кто-нибудь использует меня, чтобы отнять руководство кланом у моего дяди.

— Для вас важен мир?

— Очень важен. Я потеряла много родственников и не хочу потерять еще.

Встретившись с ним взглядом, Калли увидела, что Син чувствует к ней уважение, и ей стало очень приятно.

— Вы необычайно мудры, Каледония.

— Калли, — мягко улыбнулась она. — Все мои родственники и друзья называют меня Калли.

Син с удивлением взглянул на нее, не веря, что она предлагает ему называть ее уменьшительным именем. В это мгновение ему почти захотелось помечтать о жизни с ней, о том, чтобы проводить вместе вечера, подобные нынешнему.

Но в душе Син понимал, что он не тот мужчина, который нужен такой девушке, как Калли.

— Вы хотите детей? — Вопрос вырвался у Сина против его воли.

— Да. — Калли залилась румянцем. — Я с радостью завела бы целую дюжину.

От этого ответа он почувствовал напряжение в паху и в этот момент с удовольствием предложил бы свои услуги — но это было еще одно дело, которое он никогда не должен был делать.

— А вы? Сколько детей вы хотите иметь?

— Ни одного.

— И не хотите даже сына?

— Я вообще не хочу детей, — покачал он головой. — Никогда.

— Почему?

Син стиснул зубы. Он не хотел детей, потому что не желал привести в этот мир беззащитное существо. Взять хотя бы маленького брата Калли. Их отец умер, а она и Джейми оказались в руках его врагов. Син никогда не пойдет на такой риск, никогда не обречет на страдания своего ребенка.

— Такие люди, как я, не могут быть отцами.

— Такие люди, как… — У Калли округлились глаза, она еще сильнее покраснела и отодвинулась. — Простите меня, милорд, я не подозревала, что вы предпочитаете общество других мужчин.

— Вы абсолютно не правы, миледи. — Син чуть не задохнулся. — Я определенно питаю склонность к женщинам.

— О-о! — К ней снова вернулось чувство юмора. — Но вы же сказали…

— Но я имел в виду совсем не то, что вы подумали.

— Тогда почему вы не хотите иметь детей?

— Давайте не будем обсуждать это.

Калли поняла, что он не собирался больше ничего рассказывать ей. Очень хорошо, она вернется к этому позже, а сейчас задаст ему другие вопросы.

— Что вы сегодня делали? Вы сказали, что были в городе.

— Я подготавливал план отъезда в Шотландию.

— Вы отвезете меня домой? — У Калли подпрыгнуло сердце.

— Да.

— Когда?

— Послезавтра.

Радость захлестнула Калли, и, от возбуждения потеряв способность разумно мыслить, девушка бросилась к Сину и прижала его прямо к своему громко стучащему сердцу.

Син в полной растерянности застыл в объятиях Калли, потому что прежде никто не обнимал его — ни разу. Он чувствовал, как ее грудь прижимается к его груди, чувствовал дыхание Калли у себя на щеке и нежность ее рук, обвивших его шею, — и эти ощущения были изумительно приятными.

Син неуклюже обхватил девушку руками. Его тело пробудилось к жизни и заявило о своих требованиях с таким пылом, с такой настойчивостью, что у него остановилось дыхание и кровь забурлила в венах. Он мог думать только о теплоте женской плоти, прижавшейся к его телу, и о том, как щека Калли касается его щеки. Прежде чем Син осознал, что делает, он приподнял рукой подбородок Калли и приблизил свой рот к ее приоткрытым губам. От нее исходил запах женщины и лаванды — настоящий райский запах.

Син застонал, отведав вкус ее губ и ощутив ее дыхание, смешавшееся с его дыханием. Он взял лицо Калли в ладони и, вдохнув ее аромат, понял, что это самый блаженный миг в его жизни.

У Калли закружилась голова, когда руки Сина плотнее сомкнулись вокруг нее. Господи, он состоял из одних железных мускулов, из одной мужской силы. И Калли хотела его так, как никогда ничего в жизни не хотела. Проснувшаяся в ней женщина требовала своего с таким жаром, что Калли испугалась, не сгорит ли она дотла. Что за огонь пылал внутри ее, откуда это желание сорвать одежду с этого мужчины и касаться каждой частички его тела руками, губами? Сейчас впервые в своей жизни Калли поняла, что имели в виду ее подруги, когда тихим шепотом рассказывали о своих мужьях. И неудивительно, что они краснели и смущались.

Целоваться — это восхитительно!

Син провел руками вниз по ее спине, и Калли, еще сильнее затрепетав, прогнулась и инстинктивно потерлась об него. Тогда он еще яростнее прижался к ее губам и одной рукой накрыл ее грудь сквозь ткань платья. От его движения Калли застонала, а Син втянул в себя воздух, ощутив, как ее грудь наполняет его ладонь, и почувствовав сладостную наивность и пыл Калли. Ее руки, блуждая по его телу и поглаживая его, воспламеняли Сина, и он мог думать только о том, как он опрокидывает ее навзничь и…

Собрав всю свою волю, он отстранился от девушки и, полуприкрыв глаза, посмотрел на нее. Ее губы припухли, она прерывисто дышала, и Син представил себе, как она будет выглядеть в его постели, представил, как чудесно будет обладать ею. Завтра она может принадлежать ему. Тогда он снова и снова будет обладать ею, пока они оба не лишатся последних сил.

Но в душе Син знал, что этого никогда не произойдет, — он никогда не допустит, чтобы такое случилось.

— Почему вы так смотрите на меня?

— Как смотрю?

— Безнадежно. Вы напоминаете грустного мечтателя, который смотрит на что-то, чего, по его мнению, он никогда не сможет получить.

— Я и не подозревал, что я так смотрю. — Син зажмурился и, изгнав все чувства из своего тела, разжал руки и избавился от объятий Калли и от искушения, которое она предлагала.

— На самом деле это длилось только мгновение.

— Что ж, тогда мне следует внимательнее следить за собой, верно?

— Мне кажется, — Калли наклонилась вперед, как будто собиралась поделиться величайшим секретом, — вы потратили очень много времени, стараясь научиться никого не впускать в свою душу.

— За исключением вас, — буркнул Син. — Вы, по-видимому, способны заглядывать в мои мысли с пугающей настойчивостью.

— Мой отец говорил, что в этом сказывается кровь матери. Как говорит легенда, ее семья происходит от древнего вымершего народа.

— Я не верю в такие россказни.

— Я так и подумала. Вы кажетесь мне человеком, который верит только в то, что может сам увидеть или потрогать.

— Совершенно верно.

— Но знаете, иногда то, чего нельзя увидеть, обладает огромной силой. .

— То есть?

— Например, любовь. Это самая мощная на земле сила, и тем не менее ее нельзя ни увидеть, ни потрогать. Ее можно только почувствовать.

— У вас романтическая натура, — покачал головой Син в ответ на ее восторженные слова.

— Вы в это не верите?

. — Вспомните, что вы сказали перед этим. Я не верю ни во что, чего не могу сам увидеть или потрогать.

— Значит, вы никогда не были влюблены?

— Нет. А вы?

— Никогда.

— Тогда откуда вам известно, что любовь обладает такой силой?

— Морна рассказала мне об этом все. Она продолжает любить моего отца, хотя его уже почти три года нет в живых.

Сину не понравилось направление, какое принял их разговор, поэтому он решил поменять тему.

— Сожалею о смерти вашего отца. А как он умер?

— В бою произошел несчастный случай. Во время наступления его сбросила лошадь.

— Хорошо, что вас не было там, когда это случилось. — Син ковырял свою еду. Он видел, как многие люди погибали подобным образом.

— Меня не было, — кивнула Калли, — но там был несчастный Дермот, и с тех пор он стал сам не свой.

— Безусловно, для него это было ужасно.

— А вы? Вы были рядом, когда умер ваш брат?

— Нет. Когда это случилось, я был на Святой земле.

— С ним тоже произошел несчастный случай?

— Нет, — Син с трудом выдохнул, — он сам себя убил.

— Бедный парень, — вздрогнув при этом сообщении, Калли перекрестилась. — Но почему?

— Он почувствовал эту любовь, о которой вы говорите, но, к сожалению, женщина, которую он любил, не ответила ему взаимностью, а убежала с другим нашим братом.

— Не могу вообразить ничего более страшного.

А Син мог. Он постоянно сталкивался и с более ужасными вещами и знал, что жизнь не что иное, как страдание.

Некоторое время они ели молча, и Калли изучала своего будущего мужа. У него был вид глубоко опечаленного и ранимого человека. Этого Калли никак не могла понять. Как такой сильный человек может быть таким уязвимым?

«Даже крошечные насекомые могут свалить мощный дуб, если позволить им постоянно точить его».

Калли никогда особенно не задумывалась над словами матери, но в них была правда.

Сейчас у нее было такое чувство, что человека, сидевшего перед ней, многое тревожило и беспокоило. Хотя он напускал на себя равнодушный вид, его, безусловно, терзало то, что все, с кем он встречался, относились к нему со страхом или ненавистью.

Когда обед был окончен и Син проводил Калли в ее комнату, она в сомнении остановилась у двери. Следующим утром их обвенчают, а она знает об этом человеке не больше того, что знала до сих пор.

— Благодарю вас, Син, что развлекли меня сегодня вечером.

Син слегка поклонился. Этот вечер доставил ему больше удовольствия, чем он мог себе признаться. Обычно он принимал пищу в тишине своей комнаты, а звук женского голоса оказался приятной переменой.

Прежде чем Син понял, что она собирается сделать, Калли нежно коснулась рукой его лица и, встав на цыпочки, поцеловала в левую щеку. От ощущения легкого, как перышко, прикосновения ее губ к коже и тепла ее руки у Сина остановилось дыхание, и его тело мгновенно откликнулось новым порывом желания. Сину ничего так не хотелось, как притянуть девушку к себе в объятия и весь остаток ночи заниматься с ней любовью. Но он не мог даже пошевелиться; ее нежность лишила его способности двигаться.

— Спокойной ночи, Син, — уходя, шепнула она.

Даже после того, как Калли вошла к себе в комнату и закрыла за собой дверь, он не сдвинулся с места, а стоял, не сводя глаз с двери. Его сердце бешено стучало, неудовлетворенные желания захлестывали его.

За несколько секунд он вспомнил те несколько случаев в своей жизни, когда ему болезненно хотелось, чтобы кто-нибудь обнял его, чтобы кто-нибудь просто сделал вид, что заботится о нем. Много лет назад реальный мир заставил его перестать думать о таких вещах, перестать лелеять мечты, которым никогда не суждено осуществиться.

И все же…

Надежда снова вернулась, она вернулась и была беспощадна в своей жестокости.

Нет…

Син понимал, что не может выставлять себя на посмешище. Глупые желания не принесут ему ничего, кроме еще большей боли, а он уже сполна получил причитающуюся ему долю этого чувства.

Раньше или позже Калли отвергнет его, в этом у Сина не было сомнений, и обида будет менее болезненной, если он будет держаться подальше от этой девушки.

Он отвезет ее домой, в ее горную страну, где она родилась, и затем предоставит ей свободу, чтобы она нашла себе человека, которого сможет полюбить, с которым у нее будет что-то общее и который будет уметь петь и танцевать, — человека, который знает, как любить.

И даже несмотря на такие мысли, часть его души страдала, представляя, что Калли будет с другим мужчиной.

Но все так и будет. Раньше или позже Син будет вынужден отпустить ее.