По ту сторону экрана

Глава 2. «Обида»

Угрюмый молчаливый водитель услужливо открыл перед нами дверцу начищенного до блеска чёрного седана, а начальник галантно пропустил меня первой усесться на заднем сиденье широкого, пахнущего кожей и дорогим ароматизатором салона.

Машина плавно тронулась с места. Пока я с интересом разглядывала пролетающие за тонированными стёклами городские улицы, Деспот внимательно просматривал какие-то документы и пил кофе из крафтового стаканчика, дожидавшегося его в подстаканнике между сиденьями.

– Кофе, – произнёс он, когда многоэтажное здание городского суда уже показалось вдалеке. – Приносить его трижды в день тоже станет вашей обязанностью. Американо, двойного объёма и крепости, без сахара и сливок.

«Очевидно же, что тот, кто пьёт подобную горькую гадость, начисто лишён нормальных человеческих качеств», – мрачно подумала я, подавив в себе желание возмутиться и просветить босса о том, что не нанималась в обслуживающий персонал и высшее юридическое образование предполагает несколько иные обязанности. Но слишком свежи были в памяти ощущения от маячащей на горизонте перспективы увольнения. Поэтому я кивнула, мысленно добавив этот пункт в расплывчатый список новых обязательств.

Я ожидала, что новоявленный руководитель даст ещё какие-то указания относительно действий в суде, однако больше за время пути Деспот не проронил ни слова.

Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой, у меня не было, и я предпочитала добираться на работу на автобусе, поэтому молчание спутника не напрягало. Я просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего греха таить, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала попутчика, пока он, увлечённый чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.

Я ещё не успела понять собственное отношение к тому, что Деспот ни с того ни с сего сделал меня своим помощником. Причём теоретически я была им и так, поскольку до этого числилась в штате его отца, но что-то подсказывало, что с этого дня мой статус и обязанности кардинально изменились. И к лучшему это или нет, покажет время. Сейчас понятно лишь то, что так просто и легко, как раньше, мне уже не будет. С кем-то вроде Деспота слова «просто» и «легко» в одном предложении не применяются.

Водитель остановил автомобиль у входа в суд – монументальное, многоэтажное здание. Мрачно оглядев собравшуюся у дверей толпу, Деспот сунул документы в чёрную папку и уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком лёгкий для последних зимних дней жакет, потому что я торопливо проскользнула в автоматические двери вслед за шефом.

Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший мою и без того неаккуратную причёску. И пока Лазарев предъявлял своё адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одёрнула длинную тёмно-серую юбку и следом за Деспотом протянула своё удостоверение помощника. Но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счёл меня персоной, представляющей угрозу. В отличие от Лазарева. Хотя тут я не могла с ним не согласиться: Деспот производил впечатление человека, с которым лучше не связываться.

Пока сверкающая кабина стеклянного лифта поднималась на нужный этаж, я внезапно ощутила волнение. Мне уже доводилось бывать в этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающиеся от тех, где рассматривали гражданско-правовые споры.

И всё же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в опасный, но увлекательный мир.

Я только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения по первым, участники могли в худшем случае потерять деньги, пусть даже иногда немалые. Но, получив обвинительный приговор по вторым, можно было лишиться свободы, а это, пожалуй, гораздо страшней.

– Здравствуйте, Денис Станиславович, – обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. – Могу я с вами кое-что обсудить?

– Можете, – бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. – Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте моё удостоверение и ордер.

Станислав Викторович раньше никогда не просил ни меня, ни Зелёную сопровождать его в судебных заседаниях – считал, что у нас и без того достаточно работы. И хотя теоретически я представляла, что именно должна делать, мне хотелось получить от Деспота чуть больше конкретики. Однако тот, вероятно, счёл бы лишние вопросы очередным проявлением некомпетентности, поэтому я молча взяла протянутые документы и отправилась в нужный кабинет, определив его по табличке с фамилией судьи.

Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки примерно моего возраста, сидящие за соединёнными столами. При моём появлении обе с недовольством переглянулись, словно обменялись безмолвными репликами.

– Вообще-то, нужно стучать, – сходу категорично заявила помощник судьи, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломленная шоколадная плитка утверждали обратное.

Девушки тоже не вызывали у меня симпатии, но воспитание и нежелание ругаться сыграли свою роль в том, что я решила не выставлять это напоказ.

– Прошу прощения, – не стала углублять конфликт я. – Хотела сообщить, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты, и передать вам ордер и удостоверение защитника.

– А вы кто? – полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарём, ломая шоколадку ещё на несколько кусочков. Кажется, моё присутствие нисколечко её не стесняло.

– Помощник адвоката.

Когда удостоверение и ордер оказались на столе, прозвучало недоверчивое:

– Вы – помощник Лазарева?

Я кивнула и подверглась на этот раз ещё более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись.

– Своё удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.

Обе работницы аппарата судьи были словно единый – судя по всему, одноклеточный – организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, что этому организму не нравлюсь, но никогда и не считала нужным нравиться всем вокруг поголовно.

Я вытащила из сумки собственное удостоверение и, положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Однако облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:

– Да уж, Эльвира была в разы эффектнее, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернётся не скоро.

– Вполне вероятно, раз уж он взял на её место такую замухрышку. Видела, во что она одета?

– Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!

Дальше я постаралась не вслушиваться, хоть это и было непросто, и сдержала желание провалиться сквозь землю. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже всё прекрасно слышал. При этом он не выглядел недовольным или даже удивлённым. Его лицо выражало скорее лёгкую степень любопытства.

Ёшкин кодекс! Да две эти барышни всего лишь аппарат судьи! Их должности ничем не лучше, если не хуже, моей. Откуда, спрашивается, столько высокомерия?

– Тоже считаете, что внешность – главное в человеке? – не сдержалась я, подойдя к Лазареву и старательно игнорируя мысли о причинах ухода его предыдущей помощницы в декретный отпуск.

– Если бы я так считал, вас бы сейчас здесь не было. Но выражение о том, что встречают по одёжке, никто не отменял, к тому же, если вы будете выглядеть как оборванка, общение с вами не дойдёт до того этапа, когда кому-то захочется слушать ваши умные мысли.

Его слова заставили гнев внутри меня закипеть, словно вода в блестящем чайнике со свистком. И точно так же, как с этого самого чайника, от кипения у меня рисковала сорваться крышечка.

– Значит, я выгляжу как оборванка?

Перед глазами встала пелена злости от его вопиющей грубости и бестактности, подводя меня к той грани, когда можно наговорить такого, о чём потом придётся жалеть.

Собеседник лениво усмехнулся:

– Вообще-то, я сказал «если». Но маникюр вам явно не помешал бы, и одеваться можно было бы поженственнее.

Ёшкин кодекс! Вот же гад, то есть юрист с опытом – вроде обидел, а не подкопаешься. Я подавила в себе порыв назло ему одеться в следующий раз в самое бесформенное из своих платьев. Раздражал тот факт, что Деспот говорил так равнодушно, словно мой гнев его не только не трогал, но и даже немного забавлял.

– Простые смертные так и выглядят, Денис Станиславович. Не всех, знаете ли, с детства кормили чёрной икрой с золотой ложечки, – фыркнула я, вложив в эти слова всю язвительность, что сумела в себе собрать.

И, кажется, это всё-таки возымело нужный эффект и пошатнуло его невозмутимость.

– Для человека, который любит считать чужие деньги, вы поразительно мало обо мне осведомлены, Ева Сергеевна, – выдохнул он недовольно, но тут же сумел взять эмоции под контроль: – К тому же с зарплатой моего помощника вы сможете позволить себе гораздо больше, чем раньше. Если пожелаете.

– То есть вы не любите, когда кто-то считает ваши деньги, но при этом не видите ничего предосудительного в том, чтобы считать мои?

Мне очень хотелось продолжить перепалку с Лазаревым, но уже знакомая грымза-секретарь объявила о начале судебного заседания, приглашая участников занять места в зале.

– Ваша задача – фиксировать ход судебного заседания наравне с секретарём. Мои реплики не столь важны, как реплики остальных участников, – коротко бросил адвокат, не удостоив меня даже взглядом, словно все его мысли тут же переключились на работу, а наш спор исчез из памяти без следа.

Я кивнула, понимая, что мне вряд ли удастся так же легко переключиться с клокочущей внутри ярости на ход судебного процесса, но фраза о повышении оклада немного успокоила. А потом я неожиданно увлеклась происходящим вокруг.

Зал, в котором рассматривают уголовные дела, отличался от тех, в которых я бывала раньше, во-первых, куда более впечатляющим размером, а во-вторых, клеткой с толстыми железными прутьями, в которую судебные приставы вскоре ввели подсудимого с заведёнными за спину руками.

Новый, лёгкий и красивый «Макбук» позволил быстро фиксировать все реплики участников в «вордовском» документе. Пальцы порхали над клавиатурой, едва поспевая за чужими словами, но я была довольна результатом собственного труда и неожиданно восхищена работой Лазарева – с того самого момента, как он впервые оказался за трибуной для выступающих.

Несмотря на то что главным в процессе должен был быть степенный, одетый в чёрную мантию судья, а фокус внимания предполагался на подсудимом, основным и, безусловно, самым эффектным действующим лицом являлся именно Деспот. Каждое из его выступлений было красивым театром одного актёра. С привычным сарказмом он умудрялся переворачивать чужие фразы и без запинки цитировать длиннющие положения уголовного и уголовно-процессуального кодексов, ссылаться на судебную практику и листы дела.

В его интерпретации произошедшего потерпевший подсудимому разве что спасибо не должен был сказать, а судья и прокурор – извиниться перед незаконно привлечённым к уголовной ответственности беднягой.

И это выглядело по-настоящему эффектно. Настолько, что я и сама, находясь под впечатлением, стала придерживаться такой позиции и вынуждена была напомнить себе, что вообще-то вот этот человек в клетке – преступник, а золотистый нимб ему просто адвокат очень умело пририсовал. Хоть, надо признать, пририсовал настолько натурально и гармонично, что он никак не желал стираться в моём воображении.

Несколько часов пролетели на одном дыхании, и, когда судья объявил перерыв и назначил дату следующего заседания, а я захлопнула ноутбук, за окном успело стемнеть и на небе зажглись первые звёзды.

– Перешлите мне то, что успели записать, по электронной почте, – попросил Лазарев, когда мы снова оказались в салоне машины, а за тонированными стёклами замелькали жёлтые огни жилых домов.

Он протянул мне стильную пластиковую визитку с чёткими золотыми символами на чёрном фоне. Фамилия, имя, отчество, телефон и электронный адрес, а рядом – логотип адвокатского кабинета. Красивая и строгая, напечатанная на приятной на ощупь бархатной бумаге, она полностью отражала суть своего хозяина, подходила ему по стилю и оформлению.

Я же, чувствуя гордость за хорошо выполненную работу, собиралась предоставить Деспоту возможность оценить мой талант по достоинству и сделать это, не откладывая в долгий ящик, но, открыв ноутбук, с ужасом поняла, что ничего не сохранилось.

– Ёшкин кодекс, – только и сумела выговорить я, донельзя смутившись. И виновато добавила: – Кажется, я не сохранила документ, и он куда-то исчез. Тут просто «Мак ОС» установлен, а я привыкла на «Виндовсе» работать.

Гнев адвоката был вполне предсказуем, но он сдержался и, прежде чем ответить, отпил кофе, который водитель успел купить, пока мы были в суде. Запах кофейных зёрен напомнил мне, что я и сама с утра ничего не ела, а учитывая сегодняшнюю нервотрёпку, не отказалась бы съесть целый вафельный торт в одно лицо. И всё время, пока Деспот молчал, я с ужасом готовилась к худшему – не удивилась бы даже, реши он уволить меня именно сейчас, но услышала лишь устало-снисходительное:

– Подготовьте и направьте ходатайство о предоставлении копии протокола сегодняшнего судебного заседания.

И вот лучше бы он разозлился, честное слово. Лазарев будто изначально ожидал, что я не справлюсь даже с простейшим заданием, а когда я и правда не справилась, только мысленно подтвердил собственное нелестное мнение обо мне. Словно всё это было просто своеобразной проверкой, которую я не прошла.

В груди разлилась жгучая досада, и я еле сдержала подступившие слёзы обиды, а до конца пути в машине витало напряжение, пережить которое не помогали даже мечты о вафельном торте.

Он ведь не мог знать, что так произойдёт? Или мог?

Я ощущала себя подопытным кроликом, запертым в клетке с удавом, который внимательно наблюдает за ним, изучает и облизывается, прежде чем в конце концов обязательно сожрёт.