Силы покинули Кэрри. Первые несколько дней после мучительного объяснения и последовавшего за ним ухода Лео она чувствовала себя физически и морально опустошенной. Она не могла ни есть, ни спать. Куда бы она ни посмотрела, ей всюду виделся Лео, а его голос до сих пор звучал в ушах. В первую ночь она не могла заставить себя лечь в постель. Она устроилась в гостиной, чувствуя себя неуютно на пыльном жестком диване, и дремала, вскакивая то и дело при малейшем шорохе, напрягая слух в надежде услышать его шаги. Сердце, душа и тело томились по нему, причиняя нестерпимые муки. Рассвет застал ее на террасе за очередной чашкой кофе. Но даже здесь она не могла избавиться от наваждения. Ясно, как если бы Лео действительно был здесь, она видела его бегущим по ступенькам, видела его смеющиеся голубые глаза, упрямый рот, резкий поворот головы, слышала его голос и смех. Однажды ей даже почудилось, будто в воздухе запахло сигаретным дымом.
Что это? Безрассудная страсть? Или любовь? Всегда ли человек испытывает такие муки, когда любит или теряет любовь? А что такое безрассудная страсть, если не любовь, доведенная до крайности? И когда придет конец ее мучениям, если все так неожиданно, так жестоко оборвано? И придет ли вообще?
Она устало уронила голову на руки и закрыла глаза, чтобы не видеть этого ясного теплого утра, утра без Лео. Весна постепенно переходила в лето, дни становились длиннее и жарче даже здесь, в предгорье. Неожиданно эта мысль подействовала на нее угнетающе. Ей было бы легче, если бы небо заволокло тучами и хлынул нескончаемый дождь. Если бы природа оплакивала вместе с ней утраченное счастье. И она действительно плакала, порой беззвучно, не замечая слез, струящихся по щекам. А иногда рыдания подступали внезапно, и она плакала громко, в голос. Хоть бы скорее пришло время, когда она выплачет все слезы и их больше не останется. Или, как у Алисы в стране чудес, они станут ее наказанием, и она утонет в собственных слезах.
Она бродила из комнаты в комнату, не утруждая себя тем, чтобы открыть ставни, равнодушно взирая на хаос, царящий вокруг. По всему дому стояли наполовину упакованные коробки; на полу в каждой комнате сложены стопки книг; у стен, прижавшись одна к другой, ожидали своей участи картины. Ближе к вечеру она решилась и зашла в башенную комнату — их с Лео комнату — и, измученная, упала на кровать, закрыв лицо руками. Спустя несколько минут она перевернулась на бок, обняла подушку Лео, и сжалась в комочек, подтянув колени к подбородку, словно обиженный ребенок.
Она по-прежнему плакала и по-прежнему не могла уснуть. И по-прежнему вслушивалась в звуки, ожидая его возвращения.
На следующий день стало просто невыносимо сидеть в доме, полном воспоминаний об утраченном, и большую часть дня Кэрри провела в саду. Она пробралась до беседки с фонтаном, села на его край и рассеяно окунула руку в темную воду.
Она знала, что должна положить этому конец. Заняться делом. Она уже не ребенок. Нельзя потворствовать своим страстям и доводить себя до отчаяния.
Мелодичный плеск воды, что сбегала на камень из кувшина мальчика, немного успокоил ее. В тени было прохладно. В памяти всплыл тот день, когда она стояла в своей комнатке-коробке, глядя на картину с изображением этого места в саду, и мечтала, мечтала…
Она наклонилась к одному из дельфинов и провела рукой по плавному изгибу его головы. Под ее ладонью, на которой остались водоросли, тускло и влажно засветился мрамор. Каким прелестным, должно быть, было это место при жизни Беатрис, Неудивительно, что она так любила свой сад. И как грустно видеть его заброшенным, заросшим травой и никому не нужным.
Неужели отныне весь мир будет окрашен только в печальные тона? Бродит ли где-нибудь ее счастье? Если бы случилось чудо и ей предложили вернуться в прошлое и все изменить: никогда не встречать его, не полюбить и не переживать разлуку. Согласилась бы она?
Какой бы несчастной она себя ни чувствовала, ей не надо было задумываться над ответом…
Она долго сидела у фонтана, понемногу успокаиваясь, хотя сердечная боль не утихла и кровоточила, как свежая, глубокая рана.
Теперь она одна. Ей надо собраться с мыслями и заново строить планы на будущее. Дела с домом не терпели отлагательств. Она вынуждена вернуться в Англию. Если она этого не сделает, Артур потеряет терпение и приедет сам, чтобы увезти ее с собой. Но мысль о его возможном приезде была невыносима.
А где сейчас Лео? В Багни с Анжеликой? Предположение об этом глубоко терзало ее. Возможно, они уже уехали куда-нибудь? Наверняка они уехали, чтобы не подвергать ее дополнительным пыткам.
Но тут она вспомнила ненавидящий взгляд Анжелики, и уверенность покинула ее.
Легкие водомерки стремительно и изящно скользили по воде, оставляя едва заметную рябь, Кэрри поднялась и огляделась вокруг. Нимфа, покрытая илом и лишайником, по-прежнему невозмутимо созерцала воду; изящные линии фонтана с дельфинами были прекрасны, как и прежде.
— Если бы все сложилось иначе, — тихо произнесла Кэрри вслух, — если бы я… если бы мы могли здесь остаться.
Она глубоко вздохнула. Солнечные лучи вспыхивали и гасли, пробиваясь сквозь колеблющийся лиственный шатер. Неожиданно она почувствовала, что больше не может вынести это. Покинуть этот дом как можно скорее! Бежать отсюда…
Вернуться в Англию. Но теперь, когда Лео не было рядом, она нуждалась в помощи. Надо заключить контракт с сеньором Беллини, упаковать вещи Беатрис для отправки морем, подготовить дом для продажи. А это означает, что ей нужен телефон. И для того чтобы позвонить, ей придется отправиться в Багни.
Она услышала голос Мерайи: «У него есть женщина, у этого твоего кузена. Это правда. Всем в Багни это известно.» Вероятно, теперь всем в Багни известно, что он оставил Кэрри ради этой женщины. Что ж, рано или поздно, ей придется пережить и это.
Но только не сейчас. Не сегодня, когда она чувстует себя такой слабой, почти больной, и у нее кружится голова от голода, недосыпания и переживаний. К тому же глаза почти не просыхают от слез. Ей нужно время, чтобы собраться с силами. Завтра. Завтра она встретится лидом к лицу с Багни и его сплетнями.
На следующий день знойным безветренным полднем она спустилась в деревню. Вокруг не было ни души. Даже собаки попрятались в тень и не желали поднимать головы, когда она проходила мимо. В Багни стояла тишина, ставни большинства домов были плотно закрыты. Кэрри направилась в «Континенталь», где был телефон, не без некоторого внутреннего беспокойства вспомнив, что миссис Уэббер обитала именно там.
Сеньор Беллини как всегда был сама любезность. Конечно, он поможет ей со всеми приготовлениями и бумагами. Разумеется, он возьмет на себя продажу дома. Он будет в Багни через несколько дней и сможет заехать и навестить ее. Больше всего его устроило бы в пятницу в полдень.
Условившись о встрече с сеньором Беллини, Кэрри заплатила за телефонный разговор и выскользнула из фойе отеля, довольная, что избежала вездесущей Мэри Уэббер.
Однако ее маленькая радость была преждевременной. Миссис Уэббер поджидала ее на тротуаре.
— Я увидела, как вы разговариваете по телефону, моя дорогая, но не могла позволить себе мешать вам. О Боже, как жарко, не правда ли? Можно сказать смело, что лето уже на пороге. Как ваши дела? Вы звонили, вероятно, вашему кузену?
— Простите?
— Ваш кузен, вы звонили ему? Он уехал поездом, позавчера. Я полагаю, вы должны знать об этом. Ну, конечно же, вы знаете. С молодой дамой.
Ох уж эта вездесущая миссис Уэббер! Вечно она сует нос не в свое дело. Однако Кэрри никак не могла понять, было это любопытство доброжелательным или нет. Зато теперь, по крайней мере, ей известно, что Лео и Анжелика уехали из Багни. Новость вызвала у нее как отчаяние, так и облегчение. Но сейчас не было ни времени, ни сил на миссис Уэббер.
— Нет, я звонила не Лео, а сеньору Беллини. Он был так любезен, что взял на себя продажу дома. А теперь, если не возражаете, миссис Уэббер…
— Мэри. Зовите меня Мэри, моя дорогая.
— Если вы не возражаете, мне надо идти. Я действительно очень занята и… — она недолго размышляла, какой найти предлог, — я обещала Мерайе, что обязательно навещу ее перед гем, как отправлюсь домой.
Но ее решительно взяли под руку.
— Ну в таком случае я составлю вам компанию. Ведь это всего-навсего по ту сторону моста. — Мэри Уэббер впилась в ее лицо своими острыми глазками, отчего Кэрри стало не по себе. — Хорошо ли вы себя чувствуете, моя дорогая? У вас усталый вид, даже изможденный. Клянусь, вы похудели.
Она заговорила с Кэрри тоном матери, журящей непослушного ребенка.
— Так вот, я знаю, в чем причина: вы недостаточно хорошо питаетесь в этом своем огромном доме, где нет никакого порядка. Сколько же раз приглашать мне вас на ужин?
Кэрри безропотно выслушивала назойливые причитания миссис Уэббер, пока они шли к домику Мерайи. Потом волей-неволей пришлось постучать в дверь, хотя посещение Мерайи не входило в ее сегодняшние планы.
И только тут Мэри Уэббер энергично помахала на прощание рукой и быстро зашагала по той же самой дороге, по которой только что пришла. Не в силах сдержать досаду, Кэрри высунула язык вслед удаляющейся матроне, потом повернулась и со стыдом увидела, что старушка наблюдает за ней из окна. В глазах Мерайи светились искорки веселья.
Кэрри распахнула дверь.
— Ох, уж эта женщина, — сказала Мерайя со вздохом.
— Она и в самом деле ужасно надоедлива. — Кэрри устало потерла лоб рукой, затем добавила с неестественным оживлением. — Не помочь ли вам чем-нибудь? Может быть, сходить за продуктами?
Старушка пристально посмотрела на нее и покачала головой.
Кэрри подошла к окну и встала спиной к Мерайе, не желая встречаться взглядом с ее мудрыми всезнающими глазами. Молчание длилось долго.
— Ты тоскуешь? — наконец спросила Мерайя.
Кэрри кивнула, не в состоянии проронить ни слова.
— Потому что он уехал?
— Да.
— С той женщиной?
— Да.
— Это хорошо, что он уехал.
— Нет!
— Это хорошо, что он уехал, — упрямо повторила Мерайя.
Кэрри обернулась. Совершенно неожиданно старушка протянула маленькую смуглую руку. Кэрри потянулась к ней.
— Все пройдет, — сказала Мерайя.
Находясь в оцепенении, Кэрри вновь покачала головой.
— Нет. Не пройдет.
— Пройдет. Все проходит, cara mia[5], все. Но для этого нужно время.
— Может быть, когда-нибудь…
От этого искреннего проявления участия Кэрри совершенно потеряла душевное равновесие. Непрошенные слезы полились из глаз, оставляя на лице влажные дорожки. Все еще держа крохотную хрупкую руку, она опустилась возле Мерайи на пол и положила голову ей на колени, как если бы это было привычным и естественным для нее. Свободной рукой Мерайя нежно гладила ее по волосам, нашептывая успокоительные слова.
— Я люблю его, — призналась Кэрри. — О, Мерайя. Как же я люблю его! Ничто никогда не вызывало у меня такую боль, как потеря Лео. Я не могу без него жить. Не могу!
Рука, поглаживающая ее по голове, замерла.
— Нет. Это неправда.
Кэрри приподняла голову, поразившись, с каким неизъяснимым ужасом смотрела на нее Мерайя. Старческая рука сжала ее ладонь с необыкновенной силой.
— Послушай. Это грешная любовь. Грешная! Вы слишком близки по крови. Его отец и твоя мать были родными братом и сестрой. Это большой грех. Не думай о Лео. Иначе Бог накажет вас обоих.
— Мне все равно. — Теперь Кэрри рыдала, не пряча своих слез. — Мне это безразлично! Если бы я только могла вернуть его назад, я бы вернула. И пусть Бог наказывает нас, если он такой жестокий! Мне все равно, лишь бы он был со мной.
Мерайя наклонилась к ней совсем близко.
— А что, если наказание падет на другого? Невинного? — Голос ее звучал с безотчетным страхом.
Кэрри недоуменно замолчала. Лицо ее исказилось от страдания.
— Что вы хотите этим сказать?
Старушка не ответила, но выпустила руку Кэрри из своей и откинулась на спинку стула.
— У тебя есть муж, саrа. Поезжай к нему. Забудь своего кузена. Так будет лучше всего, поверь мне. Думай о нем, как будто он умер.
Лицо Кэрри окаменело, словно превратившись в маску печали.
— Насколько было бы легче, если бы это была правда. По крайней мере, я могла бы оплакивать его. По крайней мере я бы знала, что никогда не увижу его опять, не услышу его голос. А сейчас всякий раз, как поворачиваю голову, ясно представляю себе, что он здесь, что смотрит на меня, что ждет меня.
Она закрыла лицо руками, захлебываясь рыданиями.
— Ты еще молода, — сказала Мерайя. — Молодые острее чувствуют боль. Им кажется, что она никогда не пройдет.
— Да, не пройдет. Не пройдет!
— Все в этом мире когда-нибудь проходит, — вздохнула Мерайя. — У тебя есть муж. Поезжай к нему, пока не случилось еще большего несчастья.
Кэрри подняла заплаканное лицо, и прямо посмотрела в усталые старческие глаза.
— Я ненавижу своего мужа. Я люблю Лео. И мне все равно, грех это или нет. Я люблю его и не откажусь от него.
— Тогда ты в опасности. Ты должна уехать. Покинуть это место. Уехать домой.
— Домой, — мрачно отозвалась эхом Кэрри. — Домой?
Мерайя нагнулась к ней и бережно уложила голову девушки себе на колени.
— Жизнь тяжела, саrа mia, очень тяжела.
Полчаса спустя, немного успокоившись, Кэрри покинула домик Мерайи. Она открыла ей свое сердце, рассказав о Лео, и от того, что смогла просто поговорить о нем, стало легче на душе.
С потухшими глазами, горестно сложив руки на коленях, старушка еще долго сидела после того, как закрылась дверь за ее молодой гостьей. Потом с трудом поднялась и потянулась за палкой. Прошло не менее минуты, прежде чем она смогла набраться сил и сделать несколько шагов через комнату туда, где на комоде — одном из подарков Кэрри — лежала большая, плоская коробка. Она с трудом открыла ее трясущимися пальцами и вынула книгу.
Книгу, которую Кэрри узнала бы мгновенно.
Мерайя взяла ее и, усевшись на прежнее место, долго смотрела на потертую обложку, задумавшись о чем-то своем.
Теперь, когда Кэрри знала, что сеньор Беллини приедет в пятницу, она поставила перед собой цель, которой надо было непременно достичь. Она с головой окунулась в работу, намеренно доводя себя до изнеможения, перетаскивая коробки и ящики из комнаты в комнату, связывая и упаковывая, составляя списки, которые казались ей иногда бесконечными, Она работала до глубокой ночи, пока не падала без сил на каком-нибудь диване, а с рассветом вновь уже была на ногах.
Но проходя мимо окна с видом на дороху, она всякий раз на мгновение останавливалась, окидывая взглядом горный склон, надеясь несмотря ни на что увидеть того, о ком тосковало ее измученное сердце.
Спустя три дня после разговора е Мерайей она стояла у окна в башенной комнате, когда заметила маленькую повозку, с трудом взбирающуюся по дороге к вилле, С бешено колотящимся сердцем она выбежала на балкон. Но достаточно было одного взгляда, чтобы понять — ее надежды тщетны. Волосы молодого человека, что правил повозкой, были очень темными, а плечи широкими. Рядом с ним виднелась тщедушная фигурка, закутанная в темную шаль. Мерайя. Кэрри спустилась вниз, чтобы встретить нежданных гостей. Это и в самом деле была Мерайя, которая приехала навестить ее. Она представила своего спутника как внучатого племянника. Он осторожно пожал руку Кэрри. Это был очень привлекательный молодой человек с белозубой улыбкой. Мерайя объяснила, что он не говорит по-английски и что сейчас направляется в Сан-Марко погостить у своего кузена. Она что-то бегло сказала по-итальянски. Молодой человек широко улыбнулся и засобирался в путь. Он, поправил упряжь на лошадке и почтительно поцеловал старушку в щеку, еще раз пожал Кэрри руку и прыгнул в повозку. Когда Мерайя и Кэрри повернулись, он что-то крикнул Мерайе, указывая на предмет рядом с собой, но Мерайя отрицательно покачала головой и ответила что-то резкое. Он добродушно пожал плечами, дернул вожжи, понукая пони, прищелкнул языком, и повозка тронулась с места.
Честно говоря, Кэрри пришла в замешательство.
— Мерайя, хотите что-нибудь выпить? Холодный лимонад? Или перекусить?
— Попозже, — ответила Мерайя. — Сначала я хотела бы осмотреть дом. Думаю, в последний раз.
Эти простые слова очень тронули Кэрри. Она предложила Мерайе руку.
— Разумеется. Входите. Вы здесь всегда желанный гость. Мне очень жаль, что в доме беспорядок.
Кэрри чувствовала себя неловко. Мерайя почти ничего не говорила, когда они переходили из комнаты в комнату. Иногда она роняла отдельные фразы о прежних обитателях виллы, заставлявшие Кэрри пожалеть о том, что она не пригласила Me райю навестить дом раньше.
— Здесь синьорина Беатрис, бывало, сидела часами, — вспоминала Мерайя, стоя у окна гостиной. — Читала, шила, а иногда негромко пела для себя.
Кэрри улыбнулась.
— Пела для себя?
— Да. До тех пор, пока…
— Пока что?
Мерайя пожала плечами.
— Пока не перестала.
— Была ли при вас кухонная терраса? — спросила Кэрри, стараясь не смотреть в ту сторону, чтобы не тревожить воспоминания. Она устремила взгляд на горы.
Мерайя покачала головой.
— Ее пристроили позднее. Когда дети… — она замолчала, — когда синьорина Беатрис и сеньор Леонард были детьми, здесь было место, где выращивали — как называется то, из чего готовят еду?
— Овощи? Фрукты?
— A, si, овощи. А это… studio. В этой комнате они занимались, мои маленькие птенчики.
В библиотеке как ни в одной другой комнате царил невообразимый беспорядок. Мерайя остановилась в дверях, не решаясь войти. По совести говоря, трудно было ожидать иного. Даже проворному коту с трудом удалось бы пролезть сквозь груды коробок. Мерайя вздохнула.
— У них был… — она колебалась, не в силах вспомнить нужное слово — precettore, а, учитель.
— Может быть, гувернер? — предположила Кэрри.
— Да. Гувернер. — И снова Мерайя развела руками. — Бедняга.
Наверху, в дальнем конце главного коридора, она показала Кэрри две комнаты — теперь совершенно пустые — которые когда-то принадлежали ей.
— В одной я спала, в другой — просто отдыхала, когда была свободна. Мне было хорошо тогда. — Она улыбнулась. — Они никогда не оставляли меня одну. Никогда.
У двери в башенную комнату она внезапно остановилась.
— Я знаю эту комнату. Нет нужды заходить туда.
— Ну, пожалуйста, Мерайя, там есть кое-что, что мне очень хочется вам показать.
Но Мерайя заупрямилась. Ее явное нежелание переступить порог озадачило Кэрри.
— Здесь жил Леонард, не так ли?
— Si.
— Большинство книг на полках подписаны его именем. — Кэрри отворила дверь. — Взгляните. Вот та самая вещь, которую мне хотелось вам показать. — Она подошла к каминной полке и взяла статуэтку. — Это бабушка, правда?
Мерайя кивнула. На мгновение Кэрри показалось, что лицо Мерайи дрогнуло. Она часто заморгала, чтобы остановить слезы. Но когда старушка заговорила, в голосе не было и следа волнения.
— Леонард с ней никогда не расставался.
— Я так и думала и поэтому не стала упаковывать ее с остальными вещами. Я возьму ее себе. На память. У меня рука не поднимется продать ее.
— Хорошо, что ока останется у тебя.
— Может быть, вы хотите взять что-нибудь? Какой-нибудь сувенир на память?
Мерайя покачала головой.
— Нет. У меня еще живы воспоминания, а больше мне ничего не нужно. — Она стояла, окидывая комнату печальным взглядом. — Больше мне ничего не нужно, — тихо повторила она.
Пока они бродили по дому, имя Лео ни разу не было произнесено. И только когда они уселись на веранде со стаканами прохладного лимонада, Мерайя неожиданно спросила:
— Ты чувствуешь себя лучше?
Кэрри грустно улыбнулась.
— Нет, — ответила она. — Не лучше. Не думаю, что когда-нибудь мне будет хорошо.
Мерайя недовольно покачала головой и пробормотала что-то по-итальянски.
Не в состоянии сидеть спокойно, Кэрри поднялась и подошла к балюстраде.
— Дело не в том, что я не пытаюсь забыть, — сказала она, — я стараюсь не думать о нем. Просто не могу поверить, что он ушел навсегда, что я никогда не увижу его. Он любит меня. Я знаю, любит. И я люблю его.
— А та, другая?
— Анжелика? Ее зовут Анжелика. Я не знаю… ничего не понимаю. Все, что я знаю, так это то, что люблю его. Помани он меня пальцем — пошла бы за ним на край света. Ничего не могу с собой поделать.
Она услышала, как старушка горестно вздохнула за ее спиной.
— Я понимаю, то, что вы сказали мне недавно, это верно. Это грешно. Грешно перед людьми и перед богом. Но… — она обернулась, чтобы посмотреть старушке в глаза. — Мерайя, разве вы никогда не любили? Разве вы не понимаете, о чем я говорю? Я не властна над собой. Словно он владеет мной полностью — и душой и телом. Мы — как две половинки одного целого. Можете вы меня понять? Грех это или нет — не имеет значения.
— Si, я понимаю, очень хорошо понимаю.
Кэрри услышала скрип повозки и посмотрела вниз.
— А вот и ваш племянник.
Мерайя тяжело вздохнула и, глянув искоса на Кэрри, проговорила.
— У меня есть кое-что для тебя.
Когда повозка скрылась за поворотом, Кэрри принесла дневник на кухню и положила его на стол. «Читай его внимательно, — наставляла ее Мерайя, — и вникай в смысл». Она ничего не объяснила Кэрри и не стала извиняться, что скрывала дневник, но Кэрри и не ожидала этого. Она постояла, задумчиво теребя кончиками пальцев кожаный переплет.
Читай его внимательно и вникай в смысл. Что Мерайя подразумевала под этим? Она открыла дневник на первой странице. Начальная запись была сделана в Лондоне.
«Дождь, дождь, ничего, кроме дождя! О, как я тоскую по голубым небесам Италии! Изморось, изморось, изморось! Где вы, грозовые ливни в горах?» Позади нее тихо, еле слышно скрипнула кухонная дверь.
Затаив дыхание, она медленно обернулась.
Именно в тот момент, когда ока меньше всего ожидала, появился Лео.
В комнате повисла долгая тишина. Потом они бросились навстречу и сжали друг друга в объятиях. Их поцелуи были лихорадочными и исступленными.
— Кэрри, Кэрри. Моя любимая, любимая, любовь моя, прости, — шептал он, уткнувшись в ее волосы. — Прости, прости, прости! — Его руки так крепко сжимали ее, что она едва могла дышать.
Она не могла вымолвить ни слова. Лишь прильнула к нему, прижав мокрое от слез лицо к его плечу. Он здесь, он снова рядом!.. Ощущение его близости — такое знакомое и такое волнующее — как всегда вызвало у нее дрожь. Он взял ее рукой за подбородок и поднял ее лицо к своему.
— Ты плачешь, моя любимая? Не плачь, пожалуйста, не плачь.
— Я еще никогда не плакала так много, — пожаловалась она. — Никогда.
Он опять поцеловал ее, но на этот раз медленно и очень нежно, и еще сильнее сжал в своих объятиях.
— Я хочу любить тебя. — Он вытирал ее мокрое от слез лицо. — Я хочу любить тебя прямо сейчас. Дай мне осушить твои слезы и снова сделать тебя счастливой. Пожалуйста. Я хочу тебя.
— Да, — прошептала она. — Да.
Ночь сгустилась до бархатной черноты, и горы замерли в сонном оцепенении. Ласковый ночной ветерок, напоенный ароматом цветущей магнолии, шелестел шторами открытого окна.
Они любили друг друга, и Кэрри опять плакала, но это были уже иные слезы. Снова и снова их губы сливались в жадном поцелуе, руки ласкали самые потаенные места в неистовом самозабвении страсти. Кэрри было безразлично, что кто-нибудь может осудить их любовное безумие, как проявление безнравственности. Все для Кэрри потеряло смысл, все, кроме восторга наслаждения и неистовства самоотдачи. А Лео все не мог насытиться ею. То нежно, то с неистовой страстью, то добиваясь своего ласками, то овладевая ею грубоватотребовательно, он вновь и вновь подчинял ее себе. Но Кэрри, вне себя от счастья, не противилась. Сокрытые мраком ночи они лежали тесно сплетясь телами, их неистовое дыхание смешалось в сладкой истоме. Прошлое и будущее слились воедино. То, что произошло с ними, и то, что еще произойдет, стало неважно. Только упоительное настоящее, только ненасытная жажда любви, только радость от того, что они снова вместе.
Оно не могло продолжаться вечно, это исступленное забвение. Наступил рассвет, а с ним — осознание того, что реальность существует и придется смотреть ей в лицо, что существуют вопросы, которые требуют ответа и объяснений. Они лежали, открыв глаза, и наблюдали, как узкая полоска света за окном становится все шире. На грушевом дереве возле кухонной террасы сонно запела первая птица.
— Почему ты вернулся? — спросила Кэрри.
Его дыхание было спокойным и ровным.
— Потому что люблю тебя, — ответил он. — Потому что хочу тебя. Потому что не моху вынести разлуку с тобой. — Он оперся на руку и посмотрел на нее сверху вниз. — Потому что умираю от желания быть с тобой.
— Тогда почему ты оставил меня?
Он пристально всмотрелся в ее лицо.
— Потому что я тебе не пара. Я боюсь, что доставлю тебе неприятности. Потому что есть Артур, Англия. А главное — я никогда никого не любил так, как тебя, и это пугает меня больше всего.
— А как же Анжелика?
— С Анжеликой все кончено.
— Вот как? Почему?
— Мы поссорились. — Опущенные густые ресницы скрывали выражение его глаз.
— Из-за чего?
— Из-за тебя. Я сказал ей, что возвращаюсь к тебе.
— Ты уверен, что она опять не последует за тобой?
— Да.
Она провела пальцем по его губам.
— А если она снова здесь появится?
— Я уже сказал тебе — нет.
— Что мы теперь будем делать?
Сколько раз она задавала себе этот вопрос.
— Не знаю. Уверен только, что не могу жить без тебя. Мне необходимо видеть тебя, сжимать в объятиях и знать, что ты тоже любишь меня. Если ты вернешься в Англию, я последую за тобой. Я не позволю тебе оставить меня. Я должен видеть тебя, даже если мне придется для этого умереть! Хоть раз в неделю, в месяц, в год, все равно! Я слишком сильно люблю тебя. Но я буду — я должен видеть тебя, моя любимая.
— Не говори так. — Она закрыла глаза. — Пожалуйста, не говори.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Тебе придется выбирать, любовь моя. Тебе придется сделать свой выбор.
— Выбор? Какой же у меня выбор? Ты знаешь, о чем я мечтаю… Чтобы у меня был этот дом, И ты. Но по тому же самому закону, по которому Беатрис лишила тебя наследства, дом принадлежит не только мне, но и Артуру. А он ни за что не оставит мне дом, я знаю. Он никогда на это не пойдет. Как я буду жить, если все-таки сделаю это? У меня ничего нет. Ничего своего. И даже ты… — она отвернулась. — Я знаю, ты любишь меня, но в действительности ты тоже не мой. Разве это не так?
Он спрятал лицо в теплых прядях ее волос, что прильнули к нежному изгибу шеи.
— Какой сегодня день? — спросила она немного позже.
Он пошевелился.
— Четверг. Нет. Пятница.
— Проклятие! Сегодня приезжает сеньор Беллини.
— Когда?
— Днем. Около трех.
Он коснулся ее рукой.
— Тогда у нас еще есть время…
Неожиданно для себя она засмеялась, пытаясь вырваться от него.
— Лео, перестань!
— …заняться любовью еще раз. Иди ко мне.
Сеньор Беллини прибыл намного раньше установленного часа. К счастью, Кэрри и Лео были уже на ногах и успели привести себя в порядок. Они пили чай на веранде, когда единственное в Лукке такси, шурша колесами по гравию, важно подкатило к ступеням крыльца.
Приветливо улыбаясь, Кэрри спустилась вниз, чтобы встретить гостя.
— Сеньор Беллини, как приятно видеть вас! Вы приехали как раз вовремя, чтобы позавтракать с нами, Мой кузен и я… — встревоженная его печальным видом, она замолчала.
Лицо адвоката было мрачно. Он пожал протянутую ему руку.
— Сеньора Стоу. Мне очень жаль. Я не знаю, как вам сказать… У меня плохие новости. Очень плохие. — Он взглянул на террасу, где сидел Лео, наблюдая за ним. — Вы не хотите присесть?
Она вглядывалась в его лицо, озадаченная.
— Почему мне надо присесть? Сеньор Беллини, что случилось?
— Сеньора, я выражаю вам свое соболезнование. Вчера мне позвонили из банка, где работает ваш муж. Они не нашли иного способа связаться с вами. Произошла трагедия. Сеньора Стоу… нелегко говорить такое — ваш муж умер.