По велению сердца

Глава двенадцатая

Она сказала себе, что на этот раз не будет переживать. Она часто говорила себе это. Она сумеет все преодолеть и оправится после этой потери. У нее было все, о чем она мечтала — дом, сад, свобода. Но часто, слишком часто ей приходилось напоминать себе об этом.

Как и прежде боль утраты была невыносима. Ока жаждала его, изо всех сил стремилась к нему. Ей так не хватало его — в доме, за столом, в постели. О, боже, особенно в постели!

Куда он мог уйти, с кем мог быть сейчас? Она просто не могла больше об этом думать. Кэрри старалась не вспоминать их последнюю ссору и последовавший за ней разрыв. Малейшее воспоминание о ней вызывало в душе горечь и боль и кончалось всегда одинаково — слезами. Лео был не из тех мужчин, которые долго могут жить без женщин, а Анжелика была необыкновенно красива.

«Ну и пусть! Пусть остается с ней, — упрямо твердила себе Кэрри. — Мне без него намного лучше.»

Иногда ей почти удавалось убедить себя в этом. Как ни любила его Кэрри, как ни тосковала по его ласкам, как ни нуждалась в его умении разжечь в ней огонь желания и утолить ею, тем не менее она не могла не признаться себе в том, что иногда поведение Лео вызывало у нее тревожные предчувствия. Порой ей казалось, что под маской благожелательности скрывается иной человек, непредсказуемый и так ею и не понятый. Человек, которого она совершенно не знает, который может быть жесток и беспощаден. И какие бы объяснения его поведению Кэрри не находила, как бы ни старалась его оправдать, она впервые призналась себе в том, что он пугал ее. Конечно, ей будет без него лучше. Но она по-прежнему плакала.

Долгие часы Кэрри проводила в саду, работая от темна и до темна, занимаясь тяжелой мужской работой, сознательно изнуряя себя, чтобы потом свалиться без сил и уснуть хотя бы на пару часов. Ее молодые работники были искренне озабочены непонятным рвением своей хозяйки. «Сеньора не должна поднимать тяжелые камни, таскать бревна, копать каменистую почву. Сеньора не должна быть так долго на солнце.» Но сеньора только качала головой, с улыбкой благодаря их за заботу, и не обращала внимания на советы. Сеньора испортила себе руки и надорвала спину. Сеньора обгорела под палящими лучами солнца, а когда наступали сумерки, засиживалась допоздна при свете лампы, изучая бабушкины планы переустройства сада и делая пометки.

Но несмотря на усталость, Кэрри спала лишь по два-три часа в сутки. Она похудела и осунулась.

Фактически превратив себя в затворницу, Кэрри совсем перестала появляться в Багни. С одной стороны — ей было бы нестерпимо видеть Лео и Анжелику вместе, с другой — все деревни похожи одна на другую, когда дело касается сплетен и пересудов. Ей пришлось бы ловить на себе понимающие и сочувствующие взгляды. Кэрри всячески стремилась избежать этого. За продуктами теперь ходила Изабелла, она же навещала Мерайю, передавая от Кэрри небольшие подарки или деньги. Если Мерайя и просила что-нибудь передать ей на словах, Кэрри никогда об этом не слышала, поскольку Изабелла не говорила по-английски, а Мерайя не умела писать.

В первые две недели после ухода Лео дважды наведывалась Мэри Уэббер. И в обоих случаях Кэрри панически спасалась бегством, скрываясь от нее в саду. Изабелла отвечала, что хозяйки нет дома. К огромному облегчению Кэрри, у этой женщины хватило ума понять намек, и больше она не появлялась.

Прошло пять невыносимо долгих недель. Пять недель, в течение которых она пыталась примириться с мыслью, что никогда больше не увидит Лео.

Однажды Кэрри, взмокшая от работы в саду, вошла в дом выпить чашку чая и увидела на кухонном столе аккуратно сложенную записку.

Почерк Лео. Она узнала бы его везде.

Она стояла некоторое время, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, и глядела на клочок бумаги, прежде чем протянула к нему исцарапанную, грязную руку. Записка была короткой и грубой.

«Я в Сан-Марко. Если хочешь меня, приходи. Буду ждать до вечера. Не позже.»

Она подняла голову. Если хочешь меня, приходи.

Потом рухнула на стул и закрыла лицо руками.

Если хочешь меня, приходи.

Даже с закрытыми глазами она ясно представила себе его смеющееся лицо. Увидела, как он смотрит на нее, прищурив глаза, в желании обладать ею. Увидела, как он наклоняет голову, чтобы закурить сигарету, и его лицо освещается пламенем, и этот его характерный жест, когда он откидывает волосы со лба.

Если она хочет его?

Буду ждать до вечера. Не позже.

Странно, но часть ее сознания упрямо боролась с подсознательным стремлением броситься к нему немедленно. «Подумай, — спрашивала себя Кэрри. — Чего же ты все-таки хочешь?»

«Лео! — отвечала она себе же. — Я хочу Лео».

Сан-Марко находился в десяти минутах ходьбы от виллы. Полдень был тихим и жарким. Резко, раздражая слух, стрекотали цикады. Из-под ног Кэрри поднималась пыль… В теплом воздухе витал густой аромат розмарина и тимьяна. Сквозь деревья внизу прогладывали крыши домов. Небо, такое яркое, что резало глаза, напоминало раскаленную добела кованую из металла гигантскую чашу.

В маленькой деревушке было тихо. Спасаясь от полуденной жары, жители попрятались в домах, закрыв ставни и двери. Бар стоял неподалеку от неровной, в выбоинах, дороги. Приземистое ветхое строение пряталось в тени огромного каштана. Ей еще не приходилось бывать здесь. Ступив внутрь с ослепительно яркого солнца в полутемную комнату, окна которой были прикрыты ставнями, Кэрри неуверенно остановилась на пороге, ожидая пока глаза привыкнут к полумраку. Комната освещалась только слабыми лучами света, которые просачивались сквозь неплотно прикрытые ставни. Спустя несколько мгновений ее глаза привыкли к полумраку, она огляделась вокруг и почувствовала, что мучительно краснеет.

Небольшое помещение выглядело неряшливым. Стояла удушающая жара. Воздух: был пропитан густым и едким табачным дымом. Отвратительно жужжали прилипшие к окнам мухи. Слева расположилась маленькая, покрывшаяся темными пятнами стойка бара. Несколько столов, накрытых клеенками, были расставлены в глубине комнаты… Почему-то Кэрри ожидала, что они с Лео окажутся наедине. Почему — она не могла толком объяснить, просто так представляла их встречу.

Но ошиблась.

Развалясь за столиками со стаканами в руках, в баре сидело более дюжины местных мужчин. Бармен, облокотившись на стойку бара, с интересом разглядывал новую посетительницу блестящими от возбуждения глазами. По правде говоря, они все рассматривали ее. Она стала центром внимания всех, кроме Лео. Он один делал вид, что ничего не произошло, и даже не поднял на нее глаз. Разговоры смолкли. И в полной тишине особенно явственно заскрипел стул, когда один из мужчин перестал качаться и со стуком сел прямо, чтобы лучше рассмотреть Кэрри.

Лео сидел за столиком в дальнем конце комнаты. Его длинные пальцы сжимали стакан, содержимое которого он сосредоточенно изучал.

От стыда Кэрри, казалось, приросла к полу. Сердце готово было выскочить из груди. У нее дрожали ноги. Мучительно страдая от смущения, она не знала, что делать, и надеялась, что Лео подойдет к ней, заговорит, улыбнется. Что как-нибудь разрядит эту ситуацию.

Но он не шелохнулся, хотя не мог не догадаться, что она здесь. Внезапно ее охватила бессильная ярость от этой намеренной жестокости. Понятно. На этот раз — ее очередь прийти к нему. На какое-то мгновение возникло острое желание повернуться и уйти, не дать ему торжествовать победу. Если бы она хоть на секунду поверила в то, что он последует за ней, она бы так и сделала, олько Кэрри почему-то ’знала, что он не сдвинется с места. Когда всеобщее оцепенение прошло — присутствующие пришли в движение, возобновились прерванные разговоры, — она направилась к его столику, всей кожей ощущая липкие плотоядные взгляды, сопровождавшие каждый ее шаг, каждое движение.

Она остановилась рядом с его столиком, но не села, а продолжала стоять до тех пор, пока он не поднял голову и не взглянул на нее с показным равнодушием. Холодность его была столь явной, что не могла не ранить ее сердце.

— Итак, ты все-таки пришла.

— Да. Ты думал, я не приду? Он пожал плечами.

— Не знаю.

— Лео, ты сам принес записку?

— Да.

— Тогда почему… почему ты не поговорил со мной дома? Почему заставил меня прийти сюда?

— Я хотел знать, готова ли ты сделать ради меня хоть что-нибудь.

— Я здесь. И теперь, Лео, ты вернешься домой? Почему бы тебе не вернуться домой?

Он медленно покачал головой.

— Еще не время.

— Но почему, Лео? Почему еще не время?

Он не ответил, продолжая пристально смотреть на нее. И неожиданно Кэрри поняла его намерения.

— Ты поднимешься со мной наверх, — властно приказал он.

— Лео, нет! Не надо этого, пожалуйста.

— Наверх.

Он залпом осушил стакан, поднялся и, не глядя на Кэрри, прошел мимо нее к двери в другом конце бара. Один из наблюдавших за ними мужчин что-то сказал вполголоса соседу, тот засмеялся и сделал жест, значения которого Кэрри не знала, поняла только, что он неприличный, отчего ее и без того пылающие щеки покраснели еще больше.

Не оглядываясь, Лео толкнул дверь и начал взбираться по темной, узкой лестнице. Кэрри оказалась перед выбором, последовать за ним или стоять посреди бара под прицелом похотливых глаз.

Сознавая, что взгляды всех направлены на нее, и испытывая страшное унижение, она пошла вслед за ним.

Он ждал ее на тускло освещенной и дурно пахнущей площадке, прислонившись к стене коридора. При ее появлении он молча распахнул дверь номера. Это была крошечная и скудно обставленная комнатка: узкая, неудобная и неаккуратно убранная кровать, постельное белье на которой не отличалось свежестью, умывальник с тазом и кувшином с отколотым краем, да один покосившийся стул. Маленький чемодан Лео стоял на полу у стены. Было очень душно. Лео подошел к окну и раздвинул ставни, потом повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

Наступило долгое молчание и даже теперь, даже здесь он не сделал к ней первого шага. Это сделала Кэрри. Она не поняла, как очутилась у него в объятиях. И тогда его губы с невыносимой болью впились в ее. Ив этом поцелуе не было ничего, что можно было бы назвать любовью. Только дикое, необузданное желание и грубая сила. Только насилие. Только ожесточенность. Вскоре ее губы и руки были в синяках и когда она, пытаясь освободиться, укусила его губу, он укусил ее плечо с такой силой, что у нее перехватило дыхание от боли. Она ощутила вкус крови во рту. У них и прежде временами были довольно грубые любовные игры, но такого не было никогда. Он подмял ее под себя и овладел ею грубо, с яростью, не заботясь о том, чтобы быть нежным.

— Я причиняю тебе боль?

— Да.

— Тебе это нравится?

Она сжала зубы и не ответила.

Он еще крепче стиснул ее запястья, заставив ее вздрогнуть.

— Тогда скажи, чтобы я прекратил.

Но Кэрри не могла. Она оцепенела от того, что Лео смог доказать свою власть над ней таким мерзким способом. Самообладание окончательно изменило ей. Чувствуя себя совершенно разбитой, она натянула простыню до самого подбородка и, перевернувшись на живот, уткнулась в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которому подверглась по собственной же глупости и доверчивости. Она плакала до тех пор, пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная и опустошенная, перевернулась на бок и уставилась в окно.

Лео долго лежал не шевелясь, прежде чем приподнялся на локте и тихонько стер с ее мокрой щеки последние слезы.

— Прости меня, Кэрри… Мне очень жаль, — хриплым голосом прошептал он, отводя с ее щек влажные шелковистые пряди.

В голосе Лео прозвучала такая отчаянная мольба, что сердце Кэрри сжалось от боли. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий. Теперь она уже плакала от страха перед своей любовью. Кэрри теперь боялась этой любви. Она поняла, что бессильна перед ней. Лео крепко обнял ее, легкими поцелуями осушая слезы.

— Лео, почему?.. Почему ты заставил меня прийти сюда? Почему ты так груб сегодня? Тебе действительно хотелось причинить мне боль?

— Да.

— Но почему? Почему?

— Не знаю. Если я отвечу «потому что люблю тебя» — это прозвучит абсурдно.

— Я так не считаю, — ее голос был тихим.

Он отвернулся от нее, соскользнул с крбвати и как всегда в тяжелые моменты потянулся за сигаретами. Он курил молча, с мрачным выражением лица.

— Лео?

Он обернулся.

— Ты все еще хочешь жениться на мне?

Он долго молчал, прежде чем сказать.

— Нет.

От невольного изумления у нее округлились глаза.

Лео взял ее руку.

— Ты была права. В этом нет необходимости. Какое значение имеет клочок бумаги? Ты пришла ко мне сегодня по доброй воле. Ты позволила мне заниматься с тобой любовью здесь, понимая, что люди внизу знают, что мы делаем. Ты позволила причинить тебе боль. Для меня этого достаточно.

— Это было испытание?

— Я не думал об этом, но… в общем, полагаю, что да.

Кэрри провела пальцем по его припухшей губе, которую она укусила.

— И я успешно прошла это испытание? — тихо спросила она.

Он улыбнулся.

— Да. Прошла. С развевающимися знаменами. А теперь…

— Что теперь?

— Теперь тебе придется стать очень смелой девочкой, принять приличный вид и подвергнуться еще одному испытанию — выйти отсюда. — Он поднялся и притянул ее к себе, зарывшись лицом в ее спутанные волосы. — Потом мы пойдем домой.

Она вскинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Домой? Ты действительно вернешься? Ты в самом деле считаешь виллу своим домом?

— Да.

Она вложила свою ладонь в его руку и невесело улыбнулась.

— В таком случае, зачем попусту тратить врет на то, чтобы выглядеть тем, чем я не являюсь? Приличной девочкой? После того шоу, что ты здесь устроил? Ну, давай, веди меня домой.

Они вернулись к прежним отношениям с такой легкостью, будто между ними никогда не было ссоры. Дни тянулись долго, а ночи, теплые, напоенные ароматами цветущих растений, пролетали незаметно. Лео снова стал веселым и заботливым. Казалось, не было на свете ничего такого, что он не сделал бы для нее. Лето наконец полностью вступило в свои права. Было очень жарко. И Кэрри, не привыкшая к южному солнцу, легко обгорала. Лео потребовал, чтобы она как можно меньше бывала на солнце и проводила самые знойные часы в прохладной тени комнат. Если было необходимо сделать покупки в деревне, он ходил сам. Его беспечный свист доносился до виллы, пока он спускался вниз по дороге. На обратном пути он как правило поднимался в гору на чьей-либо повозке, не упуская возможности пообщаться на ломаном итальянском, если находились на то желающие.

В один из таких дней он вошел, помахивая английской газетой. Подойдя к Кэрри, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— А это тебе. Читай новости. Правда, они недельной давности, ну, ничего. Я полагаю, можно не переживать из-за того, что мы узнаем о новостях на неделю позже. — Он жизнерадостно улыбнулся. — Вообще-то говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь заметит это.

Она взяла газету, с восхищением глядя на его улыбку и ощущая тепло его руки на плече.

— Так что же там происходит? Что-нибудь интересное?

Он слегка пожал плечами.

— В Англии бастуют докеры. Сталин, очевидно, будет возглавлять коммунистов в России. Здесь власть полностью перешла в руки фашистов. В Германии — гиперинфляция. Что там еще? — Он склонился к ее уху и понизил голос до шепота. — Мне неприятно говорить тебе об этом, моя любимая, но о самой большой новости в Багни ты не прочитаешь в газете.

— Что такое? Что ты имеешь в виду?

— Нас. О нас все знают. Мы в немилости. Persona поп grata и всякое такое. — Его улыбка стала насмешливой.

— Почему? Что случилось?

Он снова поцеловал ее и пододвинул стул к столу.

— Сегодня утром меня явно проигнорировали трое местных жителей. Знаешь, это когда смотрят мимо тебя, словно тебя и нет. Видимо, наши с тобой отношения здесь не одобряют. Суровая кара! — Он усмехнулся. — Идиоты!

Она удивленно заморгала.

— Проигнорировали тебя? Ты хочешь сказать, намеренно?

— Вот именно. Это было сделано подчеркнуто. Мы, любовь моя, живем во грехе. А обществу это не нравится. То есть англо-саксонскому обществу.

Кэрри спокойно разложила на столе газету, разглаживая смятые уголки, и пошутила.

— Англо-саксонское общество знает, что делает, не так ли?

Он молчал так долго, что она вопрошающе подняла голову.

Лео стоял рядом, внимательно глядя на нее сверху вниз. Его взгляд, согревал теплом ее душу.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Как же я люблю тебя! — Он схватил ее за руки, рывком поднял на ноги и, притянув к себе, поцеловал. — Поедем со мной во Флоренцию.

— Что? — смеясь, она попыталась высвободиться из его объятий. — Сейчас? Сию секунду?

Он покачал головой.

— Глупышка!.. Завтра.

— Завтра? Вот так просто?

— Вот так просто. Соглашайся быстрей, иначе я могу передумать. Да или нет?

— Да.

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты такая нерешительная. С ума можно сойти. — Он прижался лицом к ее волосам. — Кэрри?

— М-м?

— Ты на самом деле так думаешь?

— О чем? О поездке во Флоренцию?

— Нет, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Она откинулась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Да, Лео. Мнение ревнителей чужой нравственности мне действительно безразлично. К черту это общество! Сейчас у меня есть все, о чем я мечтала. Не одобряют — и не надо! Это не их дело, А теперь расскажи мне о Флоренции.

— Она прекрасна. Уверен, ты будешь в восторге.

Так и было. Они поселились в старой части города, В маленьком, живописном отеле, расположенном на Понте Веккио, единственном из восьми флорентийских мостов, на котором сохранились средневековые давки. Город очаровал Кэрри. Ей хотелось побывать в каждом дворце, музее и церкви, заглянуть на каждую улочку, посетить каждую площадь. Она восторгалась величественным собором Санта Мария дель Фиоре, построенном в форме латинского креста. Долго любовалась самым древним сооружением Флоренции — баптистерием, то есть крещальней, посвященным Иоанну Крестителю. Из трех бронзовых дверей баптистерия именно восточные, украшенные золотыми миниатюрами на сюжеты из Ветхого Завета, Микеланджело назвал «Вратами Рая». Она настояла на том, чтобы они взобрались на вершину колокольни Джотто, и оттуда наслаждалась видом знаменитого города торговцев — поклонников культуры и искусства. Эта колокольня являла собой столь неповторимо прекрасное сооружение, что в свое время император Карл V сравнил ее с драгоценным ювелирным изделием, которое флорентийцам следует хранить под стеклянным колпаком.

— О, Лео — посмотри! Разве это не чудесно? Город — как будто весь на ладони. Красные черепичные крыши — это так красиво!

Стоя рядом и огладывая окрестности с высоты птичьего полета, он снисходительно улыбался ее восторженности.

Она обняла его за талию, опустив голову ему на плечо.

— Спасибо, что привез меня сюда.

Она почувствовала, как он коснулся губами ее волос.

— Спасибо, что приехала со мной. С тобой Флоренция еще прекрасней. Насмотрелась?

— Да.

— Хорошо. Потому что я неожиданно понял, что от следующего стакана холодного кьянти нас отделяет всего несколько сот потертых ступенек. А потом…

— А потом? — спросила она, с улыбкой гладя ему в глаза.

— Потом, — твердо заявил он, — мы отправимся обратно в отель на сиесту.

— Но я не устала, — с невинным видом произнесла она.

— Разве речь идет об усталости, любимая?

Когда они вернулись на виллу, погода неожиданно испортилась. Сильный ветер хлестал по окнам несколько дней, и они вынуждены были оставаться дома. К Лео вновь вернулись его ночные кошмары. Кэрри снова просыпалась от того, что он метался в постели. Днем после подобных ночей он бывал раздражительным и придирчивым. На сей раз она не задавала ему никаких вопросов, опасаясь новых ссор. Поскольку работы в саду пришлось отложить, она сидела за кухонным столом, просматривая свои пометки в дневниках, которые сделала за прошедшие недели, и обдумывала будущие проекты.

— Я говорила тебе, что первоначально Беатрис намеревалась разместить беседку с фонтаном ближе к дому? — спросила она как-то раз. В горах снова загрохотал гром, в воздухе сгустилась духота, — В следующий раз, когда буду в Багни, я постараюсь найти кого-нибудь, кто разбирается в этом, и пригласит сюда. Мне бы хотелось перенести беседку на другое место. Было бы чудесно, если бы мы могли видеть ее отсюда. Не надо было бы взбираться туда с таким трудом, мы почаще бывали бы там.

Лео, нахмурившись, поднял голову от книги, которую читал.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Почему?

— Ради бога, Кэрри, подумай сама. Сколько усилий потребуется, чтобы перенести те статуи? Ты с ума сошла. Это совершенно невозможно. Они прекрасно смотрятся там, где стоят.

— Наверное, ты прав. Хотя я все-таки считаю, что это было бы здорово. Подумай. В любом случае, следует уделить внимание фонтану, В следующий раз, когда я буду в Багни, я поищу кого-нибудь, кто разбирается в этом.

Раскаты грома приближались. Лео вздрогнул и закрыл глаза рукой. Ока почувствовала, что ему стало нехорошо, придвинулась к нему и положила руку на плечо.

— Хочешь чаю?

Он покачал головой. Первые тяжелые капли дождя застучали по террасе. Резкий порыв ветра закачал ветви грушевого дерева. Лео тяжело поднялся, подошел к кухонному шкафу и вынул бутылку вина. Она молча смотрела, как он наливал себе в стакан, и покачала головой в ответ на его молчаливый вопрос.

— Нет, спасибо.

Он залпом выпил вино, налил еще и подошел к ней. Она узнала этот мрачный взгляд и вздрогнула.

— Пойдем в постель, — сказал он. — Сейчас.

— Лео…

Рука сомкнулась на ее запястье.

— Сейчас.

Благодарение всевышнему, депрессия у Лео продолжалась недолго. Уже через несколько дней с ней был прежний Лео, бодрый и оживленный. Энергия в нем била через край. Прошла неделя, потом другая, все ночи проходили спокойно. Вероятно, стремясь загладить свою вину перед Кэрри за перепады своего настроения, он придумывал всевозможные развлечения: пешие прогулки, пикники, вылазки в горы, стараясь отучить Кэрри от разных отговорок и подшучивая над ней.

— Ради Бога, оставь ты свой драгоценный сад хоть ненадолго! Вам полезно немного отдохнуть друг от друга. Впереди у тебя еще много времени. А пока — наслаждайся жизнью!

Он часто вспоминал, как они занимались любовью в горах, и уговаривал Кэрри еще раз подняться в горы к деревушке Монтефегатези. Наконец Кэрри согласилась. Эту вылазку он готовил с особой тщательностью: приготовил в дорогу еду, вино, коврики и даже подушки, На сей раз, говорил он, все будет еще прекраснее. Это будет их день. День, который они никогда не забудут. Он раздобыл ослов, упаковал корзины с провизией, и рано утром, на рассвете теплого августовского дня они вышли на тропу, которая вела в горы, к деревне Монтефегатези.

Лео был в приподнятом настроении. Он пел, подшучивал над Кэрри, рассказывал забавные случаи из жизни. Он откупорил одну из бутылок и пил из горлышка, пока они ехали. Солнце поднималось все выше, ослепительно сияя на прозрачном голубом небе. Тропинка стала круто подниматься вверх все выше и выше, петляя по лесу, заполненному пением птиц. Когда они миновали лес, а затем заросли колючих кустарников и выехали на горный склон, солнце палило нещадно. В отдалении перед ними замаячила деревушка, прилепившаяся к вершине горы — цель их путешествия.

Лео с сожалением взглянул на опорожненную бутылку.

— Сначала заглянем в Монтефегатези, чтобы купить еще вина. Затем поднимемся в гору, к тому самому месту, которое мы нашли прошлый раз.

Он наклонился к ней, чтобы поцеловать. Ею губы пахли вином.

— А потом, моя любимая, мы займемся тем, чем занимались в прошлый раз, только теперь мы не будем спешить.

Кэрри запрокинула голову, наблюдая за стрижами и ласточками, которые носились высоко над ними в великолепном сиянии неба.

— Хотела бы я знать, правда ли, что стрижи занимаются любовью на лету? — задумчиво спросила она.

Лео засмеялся, откинув голову назад. Его смех звучал весело и непринужденно.

— Прекрасная идея, Кэрри. Возможно, нам тоже стоит попробовать.

Стоял знойный полдень, когда они поднялись в деревню по узкой, крутой тропе, которая привела их к небольшой, тенистой площади, вымощенной булыжником. Целая свора дворняжек встретила их яростным лаем. Собаки в безумном возбуждении сновали возле самых ослиных копыт, захлебываясь от лая и нарушая мирный покой дня. Начали открываться ставни домов. Послышались сердитые голоса. Рядом с баром на скамейке сидел старик. Его прищуренные глаза с любопытством разглядывали незнакомцев. Он замахнулся на собак палкой, и те, все еще продолжая лаять, бросились врассыпную по узкой деревенской улочке.

Со вздохом облегчения Лео сполз со своего осла и повернулся, чтобы помочь Кэрри.

— Не знаю, как ты, моя дорогая, но я не прочь спокойно посидеть на чем-нибудь, что не движется. Пойдем, выпьем чего-нибудь.

Бар, в который они вошли, как две капли воды походил на тот, что находился в Сан-Марко, только был меньше, прохладнее и без посетителей. Хозяин вышел им навстречу из-за обшарпанной стойки. Широко улыбаясь, он подвинул Кэрри стул и смахнул со стола салфеткой несуществующие пылинки, говоря при этом без умолку.

— Нам, пожалуйста, вина, — бойко сказал Лео по-итальянски, — и побольше, — добавйл он. — Это все, что я знаю по-итальянски. — Он потянулся, чтобы взять руку Кэрри в свою. — Любимая, ты, словно крепкое вино, кружишь мне голову. Я просто готов проглотить тебя.

Она лукаво прищурилась.

— Ты абсолютно уверен, чго хочешь выпить еще? Ты уже опустошил целую бутылку. Нам только не хватает, чтобы ты свалился с осла!

Он твердой рукой разлил по бокалам вино, принесенное хозяином.

— Ни в коем случае, моя любимая, ни в коем случае. — Он протянул ей стакан и чокнулся с ней. — За нас! За наш день!

За разговором они не заметили, как выпили графин вина, и Лео заказал еще, не обращая внимания на слабые протесты Кэрри. Деревню вновь окутала сонная тишина, какая наступает обычно днем в разгаре знойного лета. В тени густых деревьев дремали их ослики.

Лео сидел молча, о чем-то задумавшись. Вдруг он перегнулся через стол и взял руку Кэрри в свою, переплетя их пальцы. От его шуточек и легкого смеха не осталось и следа. Он пытливо всматривался в ее лицо.

— Ты еще не раздумала идти дальше? На вершину?

— Нет, не раздумала, — слегка удивившись, ответила Кэрри.

Он молча расплатился, и они так же молча вышли на улицу.

Проезжая мимо старика, Кэрри приветливо улыбнулась ему, а он с достоинством кивнул им в знак прощания.

Они решили устроить привал на одном из склонов. Лео достал из корзины хлеб, сыр, ветчину, а также фрукты и бутылку крепкого красного вина. Ели молча, говорить ни о чем не хотелось. После сытного завтрака Лео уселся на камень, вытянув длинные ноги, с неизменной сигаретой во рту. Его задумчивый взгляд был устремлен вдаль на великолепные, вздымающиеся ввысь скалы, что окружали их со всех сторон. Высоко в голубой дали парил орел, распластав огромные крылья и чутко реагируя на малейшее движение воздуха. Тишина была такая глубокая, что было слышно, как стучит сердце. Казалось, что не существует в мире ничего, кроме этого беспорядочного нагромождения скал, пронзительной тишины и беспощадного яркою солнца. Надвинув шляпу на лоб, чтобы защитить глаза от солнца, Кэрри внимательно вгляделась в профиль Лео, четко вырисовывающийся на фоне голубого неба. Она заметила его неподвижный взгляд, какую-то странную отрешенность. Что-то заставило ее осторожно спросить:

— Лео? Ты хорошо себя чувствуешь?

Несколько мгновений он молчал, словно не слышал вопроса.

Потом повернулся к ней со своей ослепительной улыбкой, и у нее чуть было не остановилось сердце.

— Да. Разумеется. — Легко и грациозно словно дикая кошка он поднялся с камня и со свойственным ему изяществом подал ей руку. — Ну, что ж, пора подниматься.

Кэрри уже успела забыть, каким крутым и головокружительным был этот подъем, а вино, которое она выпила по настоянию Лео, никак не облегчало эту задачу. И в этот раз, как ни странно, Лео не помогал ей, словно не замечая, как ей тяжело. Он устремился вперед, быстрый и решительный, твердо стоящий на ногах. Но ей пришлось проглотить обиду и, спрятав свою гордость, дважды окликнуть его, чтобы он подал ей руку. Камни выскальзывали из-под нот и, скатываясь по поверхности скалы, с грохотом падали вниз, в зияющую пропасть, которая разверзлась под ними в двух шагах и невольно притягивала взгляд. Кэрри стало страшно, и неожиданно она осознала, какой опасности себя подвергала. Все это уже не казалось увеселительной прогулкой. Когда она одолела только половину подъема, ноги уже предательски дрожали от слабости, а руки стали холодными и липкими от пота, хотя камни, за которые она цеплялась, нагрелись на солнце.

Наконец она вскарабкалась на выступ и оказалась на вершине. Мысль о том, что не было другого пути назад, кроме той самой тропы, по которой она только что с таким трудом взбиралась, не давала ей вздохнуть с облегчением.

Лео уже сбросил рюкзак и, повернувшись к ней лицом, поджидал ее. Стройный, худощавый и неулыбчивый.

Опасный. Кэрри усмехнулась про себя. Внезапно это слово вспыхнуло в ее мозгу тревожным сигналом. Да. Опасный.

— Лео? — Она не узнала свой тонкий испуганный голос. Предательская дрожь в ногах усилилась. Она медленно отступила от него назад и оказалась прижатой к скале. — Почему ты так странно смотришь на меня? Что случилось?

Он разглядывал ее.

Она не понимала, что с ним происходит и постепенно впадала в панику. Кэрри пыталась заставить себя успокоиться, говорить мягко, но твердо, так как прекрасно понимала, что дрожащий голос выдаст ее страх.

— Лео, извини меня, но я боюсь. Пожалуйста, давай спустимся вниз.

Он протянул к ней руку.

— Иди сюда.

Она отчаянно затрясла головой, еще сильнее прижавшись к скале.

— Кэрри. Иди сюда, — приказал он.

Наступила долгая мучительная пауза. Кэрри не двигались, словно ноги ее приросли к месту.

Тогда он сам медленно приблизился, обнял за плечи, привлек к себе и наклонился, ища губами ее губы. Тело ее мгновенно узнало его, вкус его губ, терпкий мужской запах и потянулось к нему. Мгновенно в ней вспыхнул огонь желания, как это случалось всегда при его прикосновении. Лео!.. Ее любимый… А вовсе не тот опасный незнакомец, которого следовало бояться и от которого надо бежать.

И в тот самый момент, когда она доверчиво расслабилась в ожидании его ласк и поцелуев, он резко повернул ее и теперь уже сам стоял спиной к скале. Она ошеломленно взглянула на него и поняла, что совершила ошибку. Увидев его враждебное лицо, Кэрри испуганно вскрикнула и отшатнулась. Теперь отступив от него с бешено колотящимся сердцем, она оказалась почти на самом краю пропасти.

Он медленно двинулся к ней навстречу.

Она сделала еще шаг назад. Гравий посыпался из-под ее ног.

— Лео. Лео! Что ты делаешь?

А ты еще не догадываешься, любовь моя? — свистящим шепотом проговорил он. — Я убиваю тебя… — голос его дрогнул.

— Но почему? Почему? Ведь ты говорил, что любишь меня.

— Ах да!.. Любовь… Какая сладостная и коварная штука, эта любовь. Мне не стоило об этом забывать…

Он сделал еще один шаг к ней. Объятая ужасом, не сознавая того, как близка она к краю пропасти, Кэрри решила не сдаваться.

— Любовь, — повторил он и на мгновение устало прикрыл глаза, словно от мучительной боли.

Кэрри сама от себя не ожидала такой прыти, но инстинкт выживания оказался сильнее страха. В тот момент, когда он отвлекся, она метнулась к нему, заставив его отшатнуться к скале, и вцепилась в его лицо ногтями.

Изловчившись, он схватил ее за запястья по-кошачьи цепко, отталкивая от себя. Доведенная до отчаяния, она каким-то чудом сумела устоять на ногах и дернулась в сторону, ударившись спиной о скалу. От острой боли перехватило дыхание, на глазах выступили слезы и скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. По спине стекало что-то мокрое и липкое. Кровь… Некоторое время они стояли тяжело дыша, лицом к лицу. Руки Лео крепко сжимали ее запястья, как это бывало и прежде. Долгое, мучительно долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Что было в его взгляде? Гнев? Немой укор? Раскаяние? Вдруг он изменился в лице, словно судорога пробежала по нему Лео отпустил ее, потом медленно поднял руку и стер с ее щеки непрошенные слезы. Не отводя от нее печальных глаз, он отступил назад.

Ее объял ужас.

— Лео! Лео!

— Любовь, — снова произнес он — Кто бы мог поверить, что она существует?

Еще один шаг назад.

Она рыдала, не в силах совладать е собой, дрожа от ужаса и потрясения.

— Лео, нет, нет! Не делай этого!

Его голос звучал отстранение, взгляд голубых глаз был устремлен вдаль.

— Наверное, они тоже кого-то любили, во всяком случае, некоторые из них. Те люди, которых я убивал на войне. — Он вытянул руки и задумчиво посмотрел на них. — Знаешь, сколько оказывается существует способов убить человека голыми руками?

— Лео, пожалуйста, отойди оттуда, там опасно. Ты нездоров. Любимый, ты болен. Пожалуйста, отойди, пожалуйста, не делай этого.

— Болен. Да, видимо, ты права. А здоровы ли те, кто подчиняет тебя своей власти, выжимает из тебя все соки и посылает убивать других? А потом отбрасывает, как ненужный хлам. И ты остаешься наедине с ночными кошмарами и со своей совестью… Я тоже попробовал добиться своего теми методами, которым меня обучили.

— Лео, я не понимаю, о чем ты говоришь…

— Разумеется, не понимаешь. — Он сделал еще один шаг к пропасти и стоял на самом краю, с трудом сохраняя равновесие. — Я верю, что не понимаешь, и молю бога, чтобы так было всегда.

Из-под его ног покатился камень, он зашатался. Но когда сумел обрести равновесие, улыбнулся ей нежной, немного печальной улыбкой.

— Лео! — крикнула она что есть мочи.

— Итак, в чем же заключается величайшая трагедия жизни, моя любимая? В том, чтобы не исполнилось желание сердца? Или в том, чтобы оно исполнилось? Но беда в том, что я оказался человеком с подорванной репутацией. Настолько порочным, что неизбежно разрушу жизнь и счастье той, которую люблю больше всех на свете…

— Лео, умоляю тебя!

Он хотел еще что-то сказать, но — последнее неосторожное движение и камни градом посыпались в пропасть, увлекая Лео вслед за собой. Он вскрикнул лишь раз, когда его тело упало на острые скалы.

Потом наступила тишина. Ничего, кроме беспощадно яркого солнца и тишины, которая вторила эхом каждому шороху.