По велению сердца

Глава десятая

Самое ужасное, что первое ощущение, которое испытала Кэрри при этом известии — было постыдное чувство облегчения. Чувствуя себя виноватой, она пыталась сосредоточиться на мысли о нелепой трагической случайности, оборвавшей жизнь Артура, старалась вызвать в своем сердце чувство скорби об ушедшем из жизни муже. Старалась, но не могла. Какие бы усилия она ни прилагала, чтобы вызвать это ощущение, получалась лишь видимость переживаемого горя. Даже тогда, когда принимала соболезнования от совершенно незнакомых людей — весть о смерти Артура с быстротой молнии облетела английскую общину в Багни — Кэрри не пролила ни слезинки. В глубине души она уже строила планы скорейшего возвращения в Англию, сознательно подавляя мысль о том, что в действительности для нее означает смерть Артура. Как ни кощунственна была эта мысль, Кэрри не могла избавиться от нее — именно в тот момент, когда он упал с крутой узкой лестницы в своем современном доме, которым так гордился, она стала свободной. И к тому же — финансово независимой. Вилла Кастелли принадлежала теперь только ей. И уже никто не мог заставить Кэрри продать ее.

И Лео, с ней был ее Лео.

Она удивилась сама себе, поначалу отказавшись от его предложения сопровождать ее в Англию на похороны.

— Все в порядке. Я справлюсь сама, обещаю тебе.

— Я вовсе не думаю, что ты не справишься, моя любимая, — мягко сказал он. — Мне только показалось, тебе будет легче, если я буду рядом. Путешествовать одной даже при других обстоятельствах не очень удобно. Тебе предстоит столько хлопот, что я был бы счастлив помочь тебе, вот и все.

Но слишком велик был соблазн побыть с ним вдвоем открыто, не таясь от чьих-то взглядов, и она согласилась. Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как пришло известие о смерти Артура, а они уже были на пути в Англию.

Холодными апрельскими сумерками они прибыли на Бэрримор Уок усталые и продрогшие, на два дня позже, чем рассчитывали, поскольку у побережья Франции их задержал шторм.

Кэрри отперла дверь, за которой на полу лежала небольшая пачка писем, и наклонилась поднять их. В доме стояла гнетущая тишина. Холод пробирал до костей.

Балясина и часть самих перил у подножия лестницы были сломаны. Кто-то пытался навести в комнате порядок — обломки аккуратной кучей лежали в углу прихожей.

У Кэрри неожиданно похолодело в груди от сознания своей невольной причастности к случившемуся. Она виновата — она желала ему смерти! И вот его нет в живых… От легкой тошноты у нее пересохло во рту.

— Я приготовлю чай.

Она, как автомат, миновала лестницу и вошла в знакомую, ослепительно чистую кухню.

Нахмурясь, Лео быстро поставил чемоданы и вошел вслед за ней.

— Кэрри.

Он подошел и бережно обнял ее за плечи. Она обернулась, прижалась к нему и, спрятав лицо у него на груди, судорожно разрыдалась.

— Лео, это ужасно! Ужасно… Я не предполагала, что будет так страшно!

— Тебе нельзя здесь оставаться, — решительно заявил он. — Никто не вправе требовать этого. Ты пойдешь со мной в отель.

Она попыталась возразить, но он не дал ей сказать.

— Я не буду слушать никаких возражений. Я не оставлю тебя здесь одну. Об этом не может быть и речи.

— Но что подумают… — Она замолчала, устыдившись своей столь поспешной капитуляции.

— Что подумают люди? Они ничего не подумают, моя любимая. За кого ты меня принимаешь? У нас с тобой будут отдельные комнаты. Я твой кузен, ты еще не забыла? Твой единственный кровный родственник. Так что вполне естественно, что я нахожусь здесь и помогаю тебе. Пока не закончатся похороны и пока ты не уладишь все дела, мы будем вести себя безупречно. Чем мы будем заниматься потом — наше личное дело. А теперь сними с плиты этот чертов чайник. Там на дороге я заметил телефон-автомат. Пойду вызову такси.

По иронии судьбы Кэрри впервые услышала полный рассказ о трагической гибели мужа сидя в том самом комфортабельном офисе, который Артур так стремился занять.

— В первый день его отсутствия мы просто подумали, что он неважно себя чувствует. — Мистер Симпсон, управляющий банком, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя было видно, что он искренне сожалеет о случившемся, что было вполне естественно. — Однако в среду, когда он вновь не явился в банк и ничего не сообщил о себе, нам показалось это странным. — За толстыми стеклами очков в металлической оправе его глазки по-совиному неуклюже заморгали. — Стоу, то есть, Артур, был таким… — он задумался на мгновение, — таким пунктуальным человеком. Вы, разумеется, знаете.

— Да, конечно, — сказала Кэрри.

— Так что в тот вечер я послал нашего юного коллегу Мальборо узнать, что случилось.

— Очень любезно с вашей стороны.

Он сделал жест рукой, видимо, означающий, что не стоит благодарить за это.

— Но ему никто не открыл. Он ушел, а утром решил зайти еще раз, и вот тут-то, — мистер Симпсон прокашлялся, — и тут он увидел вашею мужа через щель почтового ящика. То, что он увидел… в общем, он вызвал полицию.

— Артур упал с лестницы, — голос Кэрри был бесстрастным, но твердым. — Так сказал мне сеньор Беллини. И перила сломаны.

— Да, по всей видимости так оно и было.

— Мне сказали, что будет сделана экспертиза. В конце недели.

— Да, я уже слышал об этом, Но тут налицо несчастный случай. Прут для крепления ковра на верхней ступеньке выскочил из гнезда — он споткнулся о него и упал. У мистера Стоу была сломана шея. Доктор сказал, должно быть, он умер мгновенно.

— По-крайией мере это звучит несколько утешительно. Мне было бы невыносимо думать… — Кэрри судорожно сжала руки.

— Я вас понимаю… — поспешил откликнуться мистер Симпсон.

Наступило минутное молчание. Мистер Симпсон заерзал в своем кресле.

— Как я уже сказала, в конце недели должна быть проведена экспертиза, — наконец продолжила Кэрри. — В связи с этим придется подождать с приготовлениями — я имею в виду похороны. Если вы пожелаете, я дам вам знать, когда они будут назначены.

— О, разумеется, разумеется. Могу ли я чем-нибудь помочь?

Лео поднялся со стула и поддержал Кэрри, когда она тоже встала.

— Благодарю вас за то, что нашли время поговорить с нами. Мы сообщим вам, — сказал он.

— Симпсон ненавидел Артура, — сказал он позже, когда они пили чай в гостиной отеля. — Это совершенно очевидно.

— Да. Ты прав, и Артур ненавидел его. Как это грустно, не правда ли?

Лео пожал плечами.

— Должен сказать, я становлюсь счастливее с каждой минутой от того, что никогда не встречался с твоим мужем.

— Лео! Тебе не следует…

— …плохо говорить о покойнике? — С минуту он спокойно разглядывал ее. — Но зачем кривить душой, любимая? Ты не очень лестно отзывалась о нем живом.

Кэрри опустила глаза, задумчиво помешивая чай ложечкой.

— Не надо, — отрывисто сказал он.

— Что?

— Чувствовать себя виноватой. Ты здесь ни при чем.

— Я знаю. Но ощущение такое, будто я причастна к его смерти.

Смерть в результате несчастного случая — таково было заключение коронера. Отпевание в церкви было коротким, в присутствии небольшого числа людей. Яркий ветреный день позднего апреля был все еще холоден, однако, обещал скорый приход тепла.

— Может быть, стоило дать извещение в газету? — спросила Кэрри. — Кажется, так обычно делают? — Она стояла, прислонившись к парапету, который отделял набережную от пляжа. Серые, с белыми гребнями волны накатывались на песок. Двое маленьких ребятишек, укутанных с головы до ног, чтобы не простудиться на холодном ветру, увлеченно возились в песке, строя замок под наблюдением одетой в униформу няни. Косматая черненькая собачонка с пронзительным лаем кидалась на набегавшие волны.

Кэрри сняла черную фетровую шляпку с черной вдовьей вуалью и повертела ее в руках.

— Боже, какая жуткая шляпа, правда? Наверно, я выгляжу в ней ужасно. Зачем я ее купила?

— Я советовал тебе не делать этого.

— Да, помню… — Она сплющила ее. — А вот Артуру она понравилась бы. Такая скромненькая, без украшений…

За все это время она ни разу не заплакала. Ни разу. Ей было интересно знать, обратил ли кто-нибудь на это внимание. Вероятно, нет. Она была уверена, что двое их соседей да бедняга Мальборо, представлявший банк, были озабочены лишь тем, как бы поскорее покинуть тягостную церемонию. Вред ли им пришло в голову не то, чтобы анализировать, а хотя бы задуматься над поведением вдовы, только что потерявшей мужа.

Лео взял шляпу из ее рук и сунул в урну для мусора.

— Лео! Эта дрянная шляпка обошлась мне в семнадцать с лишним фунтов!

— Ты когда-нибудь будешь ее носить?

Она покачала головой. Порыв ветра растрепал волосы и закрыл ими ее лицо.

С легкой грацией он оперся на парапет сбоку от Кэрри. Она не сводила глаз с воды, но чувствовала на себе его взгляд, ощутимый, как прикосновение, как ласка. Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам.

— Когда мы поедем домой? — тихо спросил он.

При слове «домой» Кэрри повернула голову и посмотрела на него, невольно улыбаясь.

— Домой! — Мечтательно повторила она. — Теперь ведь можно так сказать, не правда ли? Домой!

Лео молча кивнул в ответ.

— Адвокат сказал, у меня не будет проблем. Нет нужды говорить, что у Артура с его педантичностью дела всегда были в полном порядке. Со страховым агентством тоже все улажено. А мистер Симпсон был так любезен, что предложил взять на себя продажу дома вместе с имуществом. Итак…

— Итак, когда мы могли бы вернуться в Италию? На следующей неделе?

— Почему бы и нет?

Он закурил и повернулся лицом к морю.

— Кэрри? Ты можешь сделать мне одолжение?

— Разумеется. А в чем дело?

Он не смотрел на нее.

— Оставь сегодня свою дверь незапертой.

— Лео, нет! — Она была поражена. — Нет, только не сегодня! Я не могу.

— Сможешь. Если захочешь. — Он бросил на нее требовательный взгляд. У нее перехватило дыхание. Сердце заколотилось сильно-сильно. — Чем особенным отличается сегодняшняя ночь?

— Но мы только что его похоронили…

— И ты очень горюешь?

Кэрри молча отвернулась.

— Маленькая лицемерка, — тихо произнес он, улыбаясь и медленно поглаживая ее руку, затянутую в перчатку. — Ах, какая же ты лицемерка!

Когда они возвращались в Италию через неделю после похорон, у Кэрри возникло ощущение, будто они действительно едут домой. Погода и на юге Англии й на севере Франций не радовала. Серые тучи затянули небо сплошной пеленой. Было мрачно, холодно и сыро. Но по мере дальнейшего продвижения к югу погода улучшалась с поразительной быстротой. Они сели на ночной поезд, а когда проснулись утром, то увидели ослепительно ясное голубое небо, под которым пестрели первыми цветами луга южной Франций. Фермы и маленькие деревеньки, окруженные цветущими живыми изгородями, буквально купались в лучах солнечного света. Стада коров, медленно передвигаясь, щипали молодую траву под деревьями, покрывшимися нежно-зеленой листвой. А на величественных вершинах Альп все еще лежал девственно-белый снег.

— Точно сахарная глазурь на огромном рождественском пироге, — восхитилась Кэрри.

Наконец их взору предстала Италия. Паровоз с пыхтением двигался в сумерках по ровной зеленой долине реки По к горам, что окружали Тоскану.

Они прибыли в Багни уже ночью, так же как и Кэрри в свой первый приезд. Казалось, это было так давно. Сейчас ее встретила теплая южная ночь. Отели и бары были ярко освещены и многолюдны. У открытых дверей своих домов сидели люди, громко перекликаясь с соседями. Лео оставил Кэрри вместе с багажом у столика кафе, которое показалось им самым спокойным.

— Выпей пока чашечку кофе. А я пойду позабочусь о транспорте.

Он вернулся через пятнадцать минут с погонщиком, повозкой и бумажной сумкой в руках.

— Что это? — спросила Кэрри.

— Наш ужин. Хлеб, ветчина и вино.

— Ты не хочешь поесть здесь, прежде чем мы отправимся в путь?

Он ждал, пока она не взглянула на него. Потом сказал очень твердо:

— Нет, Кэрри, здесь я есть не хочу. Я хочу есть дома. Позже. После того, как мы утолим другой голод…

Щеки ее слегка порозовели от смущения.

— Но, Лео! Мы были в дороге целых двадцать четыре часа. У меня просто нет сил. Я устала.

Он опустил ее чемодан в повозку.

— В таком случае, любовь моя, все, что могу тебе посоветовать, так это поспать в повозке. Я сыт по горло казенными постелями и тонкими перегородками в отелях, устал от бессонных ночей в поезде. Мы наконец-то дома, и я собираюсь показать тебе все преимущества этого обстоятельства, И если ты сейчас же не поторопишься, — при свете лампы мелькнула его озорная улыбка, — я поцелую тебя сейчас, прямо здесь, на виду у всех добропорядочных жителей городка. Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы слух об этом долетел до Мэри Уэббер?

Кэрри, стараясь казаться невозмутимой, поднялась со своего места, разглаживая юбку.

— Думаю, три с половиной минуты. Ну, хорошо, ненасытный деспот, ты победил. Я иду. Никто и не собирался здесь ужинать!

Очутившись на вилле, Лео почти втащил Кэрри в башенную комнату и сразу же сжал в объятиях, закрыв за собой дверь ударом нош. Он целовал ее так жадно, словно не мог насытиться поцелуями. Кэрри потеряла всякую власть над собой, она задрожала, когда желание охватило её, пульсируя в крови. В их объятиях не было ласки, а только яростная страсть, которую хотелось удовлетворить. Они срывали друг с. друга одежду, разбрасывая по комнате, Сладострастный стон вырвался у обоих, когда их тела соединились. Они, как безумные, бросились в этот омут наслаждений после стольких дней воздержания.

Утомленные, утолив жажду терпким сухим вином, они, наконец, уснули. Кэрри пробудилась на рассвете и первое, что она увидела, было улыбающееся лицо Лео, склонившееся над ней.

— О, ради бога, — пробормотала она, обнимая его, — ты когда-нибудь насытишься?

Прошло ровно два дня, прежде чем она полностью осознала — дом принадлежит ей. Можно распаковывать коробки, расстилать на полу ковры, вешать картины на прежнее место, а книги расставлять по полкам. И сад!

Сад тоже ее! Он больше не был для Кэрри печальным свидетельством заброшенности. Сад стал для Кэрри радостью и надеждой на будущее. Почему бы ему вновь не стать тем цветущим и ухоженным, каким он был прежде? Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее жизнь в этом доме никоим образом не ограничена во времени. Можно жить здесь столько, сколько захочется. И теперь никто и ничто не заставит ее вернуться в Англию.

Лео, не желая вызывать пересуды и кривотолки, снял свою прежнюю комнату в отеле Сан-Марко, хотя почти не бывал там, проводя все свое время на вилле. Помощь Лео была неоценима. Кэрри поражалась той легкости, с которой он находил практическое решение всех проблем, казавшихся ей неразрешимыми.

— Тебе нужны помощники — женщина, которая убирала бы в доме, и пара молодых парней для тяжелой работы в саду.

Она слегка нахмурилась.

— Я не уверена, что смогу позволить себе нанимать людей. У меня не так много денег. Пока все не устроится…

— Это будет стоить гроши. В любом случае, о деньгах не беспокойся. — Он положил руку ей на плечо и повернул лицом к себе. — У меня есть немного. Небольшое денежное пособие. Пока хватит.

— Нет, Лео, я не могу.

— Только до тех пор, пока все не устроится, — успокаивая он ее. — Потом можешь вернуть их мне. А пока не беспокойся. Все будет в порядке, обещаю тебе.

Так проходили день за днем. Они убирались в комнатах, переставляли мебель, строили планы по восстановлению сада, а по ночам занимались любовью Единственное, что омрачало счастье этих дней, это то, что Лео дважды просыпался от ночных кошмаров, бледный, дрожащий, мокрый от пота. И в обоих случаях на следующий день он пропадал в Сан-Марко по нескольку часов подряд, а возвращался издерганным и возбужденным. Комната сразу наполнялась запахом винного перегара.

Кэрри с головой ушла в работу настолько, что прошло не меньше недели, прежде чем она собралась навестить Мерайю. И первый же вопрос Мерайи застал Кэрри врасплох. Мерайю не интересовал ни Артур, ни поездка в Англию, ни похороны, ни планы Кэрри на будущее. Она только спросила:

— Ты прочитала дневник?

Кэрри обескураженно молчала.

Что-то похожее на гнев мелькнуло в глазах Мерайи.

— Тот самый, который я дала тебе, и который ты так хотела прочитать.

Читай его внимательно и вникай в смысл. Она совсем забыла о дневнике. С того самого момента, когда Лео неожиданно появился на кухне, она забыла обо всем, кроме того, что он вернулся к ней. А потом похороны Артура. И сейчас Кэрри даже не могла припомнить, куда его подевала.

— Ты не прочитала его, — поняла ее молчание Ме-райя.

— Мерайя, мне очень жаль, но у меня правда не было времени. Сначала известие о смерти мужа, потом поездка в Англию — вы должны меня понять. У меня было столько дел.

Мерайя наклонилась вперед в своем кресле, рука крепко сжимала набалдашник палки.

— Прочти его! — приказала она.

Когда Кэрри вернулась, вилла была пуста, окна и двери распахнуты настежь навстречу прохладному горному ветру. Один из молодых работников, что согласились помогать ей в саду, копал землю на террасе, насвистывая веселую итальянскую песенку. Увидев Кэрри, он в знак приветствия приподнял соломенную шляпу.

Кэрри вошла в холл. Прошлась по мягкому ковру, который перенесли сюда из гостиной, и с удовольствием огляделась. Постепенно в комнатах становилось по-домашнему уютно. На столе стояла ваза с нежными весенними цветами. Запах полировки смешивался с ароматными запахами из кухни, которая стараниями поварихи, нанятой Лео, тоже приобрела жилой вид. Изабелла, жизнерадостная пухлая женщина, которая приходила каждое утро из Сан-Марко, помогла переставить мебель на кухне, а потом целых два дня все скребла и мыла, начиная с ложек и вилок и кончая полами и стенами. Выложенный плиткой пол блестел как новый, деревянный стол был выскоблен почти добела и даже приземистая черная плита нарядно сияла в углу. Кэрри задумчиво стояла в середине кухни и оглядывалась по сторонам. Вот здесь она просматривала дневник в тот момент, когда вернулся Лео. Очевидно, что его положили в другое место? Наверное, это сделала Изабелла. Но куда?

Кэрри стала открывать все дверцы подряд, заглядывая во все ящики, но книги нигде не было. Она уже была готова отказаться от своей затеи и спросить Изабеллу, когда та появится. Необходимость заставила их выработать свой собственный метод общения, в котором главное место занимали жесты, мимика и несколько английских слов вперемешку с итальянскими. Но тут ее настойчивость была вознаграждена: она заметила на полу стопку книг, которую Изабелла использовала, очевидно, как упор для двери. Дневник лежал сверху. Обрадованная находкой, Кэрри подняла его и отправилась на террасу.

Читай его внимательно и вникай в смысл.

Поначалу она пренебрегла наставлением Мерайи. Когда Кэрри погрузилась в чтение дневника, ей показалось, что он почти ничем не отличается от других, уже прочитанных. Талантливые по форме, увлекательные записи как обычно шли в хронологическом порядке. О том, как счастливы брат и сестра тем, что живут в солнечной Италии вдали от холодной Англии, от вечно занятых родителей и от компании своих сверстников, наедине со своими книгами, поэзией, любимым садом и друг с другом. Главное, друг с другом. Здесь были записи об еще одной поездке в Помпеи, о прогулке в высокогорную деревушку Монтефегатези, о пикниках, разговорах и играх. И все это перемежалось рисунками и выдержками из стихотворений.

А потом она наткнулась на карандашный портрет Беатрис.

Он был вклеен в дневник. Под ним стояла дата 20 июня 1867 года и подпись Леонарда. Восхитительный эскиз, выполненный с любовью. На этом рисунке она представала даже более красивой, чем в действительности. Леонард подчеркнул открытость ее взгляда и легкую, таинственную улыбку на губах. А под эскизом рукой Леонарда — Кэрри сразу узнала его почерк — была приведена цитата из «Песни песней» даря Соломона.

Кэрри тихонько прочитала ее вслух. Затем следовала строчка, написанная рукой Беатрис:

«Это мой возлюбленныйи это мой друг.»

Потом еще один отрывок из «Песни песней», теперь уже почерком Леонарда.

Это была своеобразная игра, с которой Кэрри уже встречалась в других дневниках. Но слова были для нее новы. Никогда прежде она не видела этих слов, которые, без сомнения, были величайшими песнями любви, когда-либо написанными.

Слегка нахмурившись, она задумчиво коснулась пальцем улыбающихся губ на портрете.

Читай внимательно и вникай в смысл.

Она медленно перевернула страницу.

Солнце уже норовило спрятаться за вершины гор, а ветер, утомленный за день, устало затих к тому часу, когда она дочитала последнюю ужасную запись. Кэрри долго сидела, глядя перед собой невидящими глазами, сцепив руки и сложив их на книге, раскрывшей свою мучительную тайну. Перед ее мысленным взором всплыли залитые слезами строчки, написанные Беатрис. Кэрри вспоминала их снова и снова. Это были уже не ликующие о счастливой взаимной любви строфы «Песни песней», а мольба отчаявшегося и безутешного сердца:

«О, верни мне брата моего!

Играть одна я не могу:

Приходит лето во цвету…

Где я теперь его найду?»

Он ушел, ушел навсегда. Покончил с собой.

Потому что не мог простить себе, что Беатрис, его сестра, его любовь, его голубка, его чистая и целомудренная Беатрис зачала их ребенка.

Генри. Несчастный, лишенный рассудка, которого Беатрис горячо любила всю жизнь и которому оказывала больше внимания, чем другим своим детям. Генри, который провел свою жизнь в том самом доме, где был зачат в греховной кровосмесительной любви.

А что если наказание падет на другого? Невинного? — спрашивала ее Мерайя.

Двигаясь как сомнамбула, она вдруг обнаружила, что поднимается по лестнице и открывает дверь в башенную комнату. Кровать была все еще не застелена. Простыни измяты, подушки в беспорядке разбросаны. Сегодня утром они с Лео занимались любовью, неистово, со страстью, граничащей с жестокостью, так, что у нее остались синяки, а острое наслаждение тесно переплеталось с мучительной болью, но она умоляла любить ее снова и снова. Они занимались любовью — впрочем, они делали это с самого начала — в той самой постели, которую Беатрис делила с Леонардом.

Кровать, на которой было зачато дитя их любви — их наказание.

Кровать, на которой умер Леонард, не в силах принять случившееся — последствие греховной страсти. Кровать, на которой его нашла сестра, но слишком поздно, чтобы спасти.

«О, верни мне брата моего! Играть одна я не могу.» По лицу Кэрри текли слезы. Она не вытирала их. «Приходит лето во цвету. Где я теперь его найду?»

Она подошла к каминной полке. Взгляд маленькой статуэтки, безмятежный и загадочный, был устремлен куда-то вдаль.

— Бедная Беатрис, — сказала она. — Бедная, бедная Беатрис. Как сильно ты, должно быть, любила его. И как долго тебе пришлось жить без него, зная, что он убил себя из-за вашей любви. Сознавая, в каком смятении находилась его душа, когда он решился на такой шаг. А потом — Генри… Как ты смогла вынести все это? Как пережила?

Кэрри смотрела затуманенными от слез глазами.

— Лео не брат мне, — прошептала она наконец. Слова эхом разнеслись по тихой комнате. — Он мой кузен. А это — совсем другое дело. Совсем другое дело!

Она подошла к окну. Лео, легко и непринужденно, тихонько насвистывая незатейливую песенку, взбегал по ступеням на кухонную террасу. При виде его Кэрри охватило волнение. Она ничего не могла с собой поделать.

— Он не брат мне, — повторила она. — Это совсем другое дело. Другое!

— Любимая моя, любимая моя, не переживай так! Не терзай себя! — успокаивающе нашептывал ей Лео, нежно поглаживая по волосам.

— Но, Лео, это так ужасно, ужасно. Мне очень тяжело! Они так любили. Я понимаю, что это грех — конечно, грех, но их любовь была такая необыкновенная, такая прекрасная! И какой ужасный конец — это невыносимо жестоко.

— Такова жизнь, — просто сказал он.

Она повернула к нему мокрое от слез лицо.

— Ты действительно так считаешь?

— Да.

— А что будет с нами Лео, что будет с нами? Мы тоже будем наказаны? Мерайя говорит, что будем. Именно это она пытается внушить мне. Или наказание падет на другого, невинного, Лео? Пало ли оно на Артура? Не из-за нас ли случилось с ним несчастье?

Он решительно взял ее за плечи.

— Кэрри, прекрати. Вот сейчас ты говоришь глупости. Просто ты переутомилась. Артур умер, потому что закончился отмеренный ему срок. Это был несчастный случай. Такое бывает. При чем тут ты или я?

— Не знаю. Я боюсь. Может быть, потому, что я сильно хотела этою, — прошептала она. — Я желала ему смерти, понимаешь? Желала!

Его руки еще крепче сжали ее плечи.

— Перестань! Чепуха — просто суеверная чепуха — и больше ничего. Любимая, я знаю, ты чувствуешь себя виноватой. И даже понимаю, почему, хотя уверен, что нет таких причин, по которым ты должна так убиваться. А тут еще этот проклятый дневник — он еще больше огорчил тебя. Но, Кэрри, история Беатрис и Леонарда не имеет ничего общего с нами. Разве ты не видишь? Ну посмотри же на меня! Ты не хочешь смотреть на меня? Я тебе не родной брат.

— Но твой отец был родным братом моей матери, а Генри — несчастный, больной Генри — был братом им обоим. — Она устало потерла лоб рукой. — Все так запуталось!

— Нет, — он улыбнулся едва заметно, — это ты все запутала. Ты у меня в этом мастерица. Я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение и как можно скорее распутала этот клубок.

Вытирая слезы и все еще шмыгая носом, она уже невольно улыбалась.

— Почему?

Он привлек ее к себе.

— Потому что, — тихонько шепнул он ей на ухо, — я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. А кому нужна бестолковая жена?