По велению сердца

Глава четвертая

— Я все время думаю, — сказала Кэрри на следующее утро за завтраком, — о пропавшем дневнике. Именно в том, 1867 году, умер Леонард. Интересно, не связана ли пропажа дневника с этим событием?

— Со смертью Леонарда? — Лео бросил на нее быстрый вопросительный взгляд. — Каким образом?

«Выглядит усталым», — подумала Кэрри. И без того худощавое лицо его еще больше осунулось, под глазами залегли глубокие тени, словно от бессонной ночи.

— Тебе это не показалось странным?

Он покачал головой.

— Странным? Нет, не думаю. Ты искала его?

Кэрри прожевала хлеб с сыром.

— Пробовала. Сегодня утром, перед тем, как ты пришел, я целый час копалась на полках в гостиной. Но там ничего похожего нет.

— Возможно, он в другой комнате? Здесь по всему дому книги.

— Может быть… Может быть, он еще найдется. Во всяком случае, я надеюсь на это. Она облокотилась на стол и заправила прядки волос за уши. — Ты должен прочитать их, Лео. Они увлекают лучше любого романа.

Она замолчала в нерешительности.

— Я понимаю, что это мои фантазии, но когда читаешь их, кажется, будто бабушка Беатрис разговаривает с тобой. Ей тогда было всего восемнадцать. И ее переполняет жажда жизни и счастья. Она нежно любит, просто обожает Леонарда, и этим чувством проникнута каждая строчка, каждый рисунок. Она и сама нежно любима и обласкана Мерайей. Должно быть, это было чудесное время в ее жизни. Именно тогда она так полюбила этот дом. Поэтому-то в конце концов и переехала сюда жить.

Кэрри поднялась из-за стола и в волнении заходила по комнате, сложив руки на груди. Она остановилась у окна, глядя на горы. Утренний туман постепенно спускался в долину, окутывая леса и крыши домов прозрачной дымкой. Белые барашки облаков медленно плыли по бескрайнему голубому небу. Ослепительно сияло солнце.

— Я и сама боюсь в него влюбиться, — словно самой себе тихо прошептала Кэрри.

Она услышала шаги позади себя, почувствовала, как он подошел и встал рядом, но не обернулась. Его молчаливое сочувствие было красноречивее любых слов.

— Здесь могут быть драконы, — помолчав, сказала Кэрри.

— Что?

Она улыбнулась.

— Здесь могут быть драконы. Так, бывало, писали на картах, давным-давно. Представь себе таинственные, полные опасности далекие земли. Места, овеянные волшебством. Здесь могут быть драконы. — Она показала рукой туда, где маленькое облачко зацепилось за высокую скалу. — Тебе не кажется, что там, в горах, тоже могут быть драконы?

— Да, — ответил он. — Очень может быть.

Она обернулась. Он стоял совсем близко, так близко, что их лица почти соприкасались. Неожиданно она почувствовала, как сильно стучит ее сердце — ровно и сильно, точно барабанный бой, — и испугалась, что Лео может услышать. Сейчас, когда он смотрел на нее, его голубые глаза стали необычайно яркими, точно залитые солнцем небеса.

— Хотелось бы, — сдавленным голосом прошептала она, — чтобы там водились какие-нибудь существа, например, летающие драконы.

Он медленно, не сводя с нее глаз, улыбнулся.

— Знаешь, ты совсем не изменилась за все эти годы. Ничуть.

Кэрри опомнилась первой. Она отодвинулась от него и стыдливо посмотрела на свои руки.

— Ты хочешь сказать, что я как была мечтательницей, так ею и осталась?

Он протянул руку и легонько, как в детстве, дернул ее за волосы.

— Можно сказать и так.

Она подняла голову и быстро заговорила.

— Лео, пожалуйста, поедем со мной в Лукку завтра?

Ты можешь не ходить к адвокату, если не хочешь, но я буду рада, если ты составишь мне компанию.

Он колебался всего секунду. Потом улыбнулся, и серьезного выражения лида как ни бывало.

— Хорошо. Желание дамы для меня закон, — шутливо заявил он.

— И ты не уйдешь прямо сейчас? Ты останешься и поможешь мне?

На этот раз он колебался дольше.

— Лео, пожалуйста… — Кэрри не стыдилась того, что в ее голосе появились просящие нотки. Она вдруг поняла, что еще никогда и ничего не желала так сильно, как быть рядом с ним. — Пожалуйста, останься ненадолго. Мне одной ни за что не справиться.

— Уверен, что тебе все удастся. Не думаю, что девушка, которой хватило смелости одной проехать пол-Европы, а потом рассказывать об этом, смеясь, может спасовать перед этим, — он сделал жест, указывающий на дом и его содержимое. — Ну, хорошо… Если ты действительно хочешь, я останусь. Но ненадолго.

Она слушала его замерев, и только теперь смогла перевести дыхание.

Утро они провели в гостиной, составляя списки и перечни, стирая пыль со стеклянных и серебряных ваз и замысловатых статуэток.

— Ах, Лео! Ты только посмотри сюда. Разве она не очаровательна?

Кэрри держала в руках статуэтку менее шести дюймов высотой. Это была грациозно склоненная девушка с кувшином в руке. Ниспадающие волосы слегка закрывали ее лицо.

— Я оставлю это себе. Не могу с ней расстаться. Лео? — Он не ответил, и Кэрри посмотрела, чем он так занят. — Что ты там нашел?

Она поднялась на ноги и со статуэткой в руке присоединилась к нему. Он склонился над столом. Перед ним лежала кипа рисунков, которые он внимательно рассматривал.

— Лео! Они превосходны!

— Полагаю, это Бакст.

— Кто?

— Лев Бакст. Русский художник, автор костюмов и декораций «Русских сезонов» во Франции. Слышала о таком?

— Смутно. — Она склонилась над столом и стала разглядывать рисунок вместе с Лео. Ее поразили смелые, необычные линии, неистовое буйство красок. Стоило задержать свой взгляд на рисунке больше, чем на мгновение, как фигура на рисунке оживала — такая же необузданная и дико прекрасная, как сам танец. Яркий варварский костюм скорее подчеркивал, чем скрывал, утонченную грацию тела танцора, причудливо сочетающую в себе мужское и женское начала.

Лео осторожно коснулся рисунка длинным пальцем.

— Нижинский… Это должен быть именно Нижинский, — в его голосе прозвучала нотка благоговения.

— Даже я слышала о нем. — Она улыбнулась и посмотрела на Лео с любопытством. — Тебе нравится балет?

— Нравится? Пожалуй, я позволю себе сказать, что люблю балет. Однажды мне посчастливилось увидеть Нижинского на сцене в Париже, как раз перед войной. L'Ар-res-Mid d'une Faune[4]. Совершенно незабываемое впечатление. Его судьба сложилась трагически, как и многих других истинных талантов. Без сомнения, он величайший из танцоров, явившихся миру. Интересно, откуда здесь эти рисунки?

— Зная Беатрис, можно предположить, что Бакст сам подарил ей, — полушутя сказала Кэрри. — Возьми их на память. Пожалуйста!

Он покачал головой.

— Это невозможно.

— Но ты должен взять их. Я так хочу! Я вижу, как они тебе нравятся. Я настаиваю! Ты ведь хотел оставить себе что-нибудь на память.

Он посмотрел на нее с такой по-детски открытой улыбкой, что его лицо совершенно преобразилось.

— Можно?

— Ну конечно! И все, что тебе понравится! Лео, я ведь уже говорила тебе — ты имеешь такое же право на эти вещи, как и я.

Он осторожно сложил рисунки в папку и завязал ее.

— Нет, Кэрри, — ео покачал головой. — Беатрис была иного мнения.

Кэрри задумчиво стирала большим пальцем пыль на фарфоровой статуэтке, которую до сих пор держала в руках.

— Мне бы хотелось знать, почему? Почему она так относилась к твоему отцу?

Он пожал плечами.

— Это темная история. Они умерли, и мы никогда ничего не узнаем.

— Наверное, ты прав.

Вдруг Кэрри спохватилась.

— Боже мой, какая я невнимательная! Нам давно пора перекусить. Сегодня тепло, и мы можем расположиться на веранде.

— Прекрасная идея.

— Ты занимайся своими делами. Я позову тебя, когда все будет готово.

Они завтракали на веранде, примыкавшей к кухне, в том ее углу, куда попадали солнечные лучи и который в то же время был слегка затенен высокой раскидистой грушей. Отсюда открывался захватывающий вид на долину. Они беседовали легко и непринужденно, перескакивая с одной темы на другую, перебивая друг друга и прерывая свой разговор смехом. Кэрри высказала тревогу относительно фашистских идей, которые все глубже укоренялись в Европе, особенно в Италии и Германии. Лео возражал ей. Ей хотелось знать мнение Лео о положении женщин, потенциальные возможности которых не признавались современным обществом. В конце концов, лишь война дала некоторым из них право занять достойное место в жизни.

Подняв наполовину наполненный стакан, он предложил тост за ее здоровье.

— Но откровенно говоря, место женщины, несомненно, дома, не так ли? — спросил он, лукаво улыбаясь.

Кэрри скорчила гримасу.

— Ты рассуждаешь совсем как Артур.

Он посерьезнел и внимательно посмотрел на нее.

— Это плохо?

Ее рука дрогнула и она пролила вино на стол. С деланно рассеянным видом она окунула в лужицу палец и нарисовала на столе круг, потом, подняв голову, она посмотрела на Лео открыто и вызывающе, сознавая, что, наверное, выпила лишнего.

— Да, плохо. Откровенно говоря, очень плохо.

Молчание затягивалось. Теперь она рисовала мокрым пальцем квадрат, избегая смотреть на Лео, но ощущая его внимательный и пристальный взгляд. Она слишком хорошо осознавала, что коснулась запретной темы.

— Кэрри? — Произнес он мягко. — Что слупилось?

Она молча покачала головой, покусывая губу. До сих пор во всех беседах она старательно избегала разговоров об Артуре.

Он наклонился над столом, разглядывая стакан с вином. Прямые светлые волосы упали ему на лоб. Он откинул их назад резким движением головы — подсознательный, привычный, в некотором смысле, нервозный жест.

— Какой он? — спросил он минуту спустя с неподдельным любопытством в голосе.

Она посмотрела на него. Ее единственный оставшийся в живых кровный родственник. Самая близкая родная душа, брат. Почему бы ей не довериться ему? В конце концов, что такого сделал Артур, чтобы заслужить ее преданность?

— Артур? — Она заставила себя смотреть ему прямо в глаза. — Он уважаемый, честолюбивый и очень способный. А также — сухой, скупой, прижимистый, мелочный. — Она не смогла выдержать дольше его взгляд. Дерзость и вызов в ее глазах угасли. Кэрри отвернулась и с силой вытерла винное пятно на столе. — И жестокий, — добавила она очень тихо.

Установившееся молчание было долгим и неловким.

— Пожалуй, — наконец произнесла она, — мне не следовало говорить об этом.

— У тебя нет причин скрывать, если это правда.

— Это правда. — Невыносимая горечь от безысходности своего положения слышалась в ее словах.

— Почему ты вышла за него замуж?

Она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула, глядя вверх на нежные розовые лепестки, выбирающиеся из почек начинающей цвести ipynm, которая широко раскинула над ними свои ветви.

— Лео, ты не понимаешь, что значит быть молодой, не очень смелой, а вернее, совсем несмелой девушкой. Жить с тяжелобольной матерью, без денег и видов на будущее. Мы едва сводили концы с концами. Ломбард — о, как я ненавидела этот ломбард! Там был такой гнусный старик, — она передернула плечами с гримасой отвращения. — Он смотрел на меня такими глазами, что мне потом хотелось отмыться. Это было ужасно! А дома мама — раздражительная, требовательная и очень больная. Я все время за нее боялась, — голос Кэрри становился все тише и тише и наконец она замолчала. Кэрри вдруг обнаружила, что машинально намотала на палец длинную прядь волос и стала распутывать ее.

Лео молча ждал.

— Когда появился Артур, такой солидный и респектабельный, мама с радостью ухватилась за него. Лео, мне было всего восемнадцать! Я не могла противостоять им обоим. Не могла! Он старше меня — значительно старше. Для мамы это было как подарок небес. У него есть свои достоинства. Он уважаемый человек, банковский клерк, — она безрадостно улыбнулась. — Прошу прощения. Старший клерк. И наступит день, когда он станет управляющим банка. Артур спит и видит себя на этом месте…

С ней происходило что-то странное и это не было похоже на опьянение. Ощущение легкости и свободы. Словно тяжкий груз свалился с ее души. За все пять лет своей безрадостной супружеской жизни она ни разу ни с кем не говорила по душам. Да и с кем ей было откровенничать? Кого это волновало? Артур же сознательно пресекал ее малейшие попытки проявить самостоятельность и быстро отучил возражать себе. Полностью подавив ее волю, отобрав право на собственное мнение и добившись беспрекословного подчинения, он превратил ее в слабовольное, покорное и трусливое существо. Стоило уехать так далеко от дома хотя бы для того, чтобы попытаться взглянуть на себя с другой стороны.

— Мне кажется, что я его ненавижу, — прошептала она, поразившись тем, что не так страшно оказалось произнести эти слова. — Я его действительно ненавижу… — До сих пор Кэрри не смела признаться в этом даже самой себе, не говоря уже о ком-либо другом.

Он коснулся ее руки.

— Кэрри, извини, мне очень жаль.

Она грустно улыбнулась.

— Ты не сделал ничего такого, за что тебе нужно было бы извиняться.

Он невесело засмеялся.

— Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Твоя беда в том, что ты постоянно недооцениваешь себя.

Она несогласно покачала головой.

— Поверь мне! Я разбираюсь в этом, потому что многое повидал за время войны. Героями были не те, кто говорил громкие речи и демонстрировал показную храбрость, а те, кто знал не понаслышке, что такое страх и смотрел ему в глаза. Кто знал свои слабости и преодолевал их. Кто хотел бы бежать, чтобы спасти свою жизнь, но не бежал, а просто выполнял свой долг. Вот кто был героем.

— И ты один из них?

Его голубые глаза, опушенные густыми ресницами, вспыхнули озорным огнем.

— Я? Нет… Спроси кого угодно. Я просто неплохо проводил время. — Он потянулся к нагрудному карману за портсигаром.

Кэрри не сводила с него глаз.

— Я не могу в это поверить.

— А ты поверь. — Его голос прозвучал холодно и отчужденно.

— Ты был ранен, да?

— М-м. — Голубой дым сигареты окутал его лицо. — Дважды. Нельзя пройти через эту бойню, на получив хотя бы случайной царапины.

— И тебе никогда не бывало страшно?

Ответом был принужденный смех.

— Я этого не говорил, не так ли?

— Нет, не говорил.

Он смотрел на долину. Солнце стояло высоко. Его лучи проникали сквозь густые ветви, отчего все вокруг казалось золотистым.

— Странная эта штука — война, — сказал он очень тихо.

— По-моему, это слишком мягкое определение.

В тишине над ними запела птица.

Кэрри слегка нахмурилась.

— Лео? Ведь этого не может быть, правда? Я имею в виду то, что ты просто развлекался на войне.

Он долго молча курил, думая о чем-то своем, потом нехотя ответил.

— Нет. Разумеется, нет. Это была чудовищная война. Все, кто прошел через нее, побывал в кровавой мясорубке. Но, Кэрри, на войне пришлось учиться выживать. — Он задумался. — Адаптироваться к обстановке, что ли. Либо ты ее, либо она тебя.

— Да, — согласилась она.

— Вот я и приспособился к ней. Я научился получать преимущество и сохранять его за собой. Я даже научился получать наслаждение от опасности. — Он усмехнулся. — Видишь ли, моя дорогая кузина, риск, опасность могут возбуждать, как наркотик. Чем больше принимаешь, тем больше хочется.

— А что конкретно ты делал?

Он пожал плечами.

— Все. Не раз пересекал линию фронта. Перенос боевых действий на территорию противника — кажется, так это называется на военном языке. — Он саркастически улыбнулся. — Соблюдая максимум осторожности и, разумеется, ночью. Если ты помнишь, я всегда избегал толпы. Я очень быстро понял, что не отношусь к тем, кто может ползать на брюхе по ничейной земле с офицерским револьвером и кучкой перепуганных новобранцев. Когда по ту линию фронта тебя поджидает неприятель с пулеметами, то ты ничего не добьешься, а только угробишь и себя, и других. Я понял, что могу тихо и спокойно убирать противника, не применяя огнестрельного оружия, что среди ночи срабатывает значительно эффективнее. Скажем так, большую часть войны приходилось воевать не только оружием, но и головой.

Она поймала себя на том, что разглядывает его мускулистые руки с длинными гибкими пальцами, спокойно лежащие на столе — неужели они убивали в тиши ночи? Об этом он сейчас говорил? На мгновение она попыталась представить себе жестокость происходящего. Но не смогла.

Он налил ей вина.

— Что же ты решила?

Кэрри вздрогнула от неожиданности — погрузившись в задумчивость, она не слышала его вопроса.

— Что ты спросил?

— Что ты будешь делать? С Артуром?

Она посмотрела с искренним удивлением.

— Ничего, — просто ответила она. — А что я могу предпринять? Ничего уже не изменишь… Закончу с делами и тогда, — одна мысль об этом тяжелым грузом легла ей на сердце, — и тогда, я полагаю, вернусь домой.

Домой… Впервые за все время ей пришла в голову мысль о том, что она не имеет представления, где его дом. И тут же поняла, что ей самой хотелось бы знать, где ее настоящий дом.

— Ну, что ж… — Он подал ей стакан, поднял свой. — Может быть, выпьем за сегодняшний день?

Она посмотрела на долину, окинула взглядом залитые солнцем вершины гор. Высоко в чистом небе снова запела птица.

— За сегодня, — согласилась она.

На следующий день они отправились в Лукку. Кэрри была в полном восторге от поездки.

— Лео, мы как будто оказались в прошлом!

Расположенный в долине, окруженный древними стенами, маленький городок вряд ли сильно изменился с тех пор, как достиг своей мощи и получил право самоуправления в средние века. Сейчас это был деловой центр и одновременно весьма привлекательный для туристов уголок истории. Его узкие улочки и переулки, великолепные площади и маленькие крытые портики сохранили свою первозданную красоту и были полны жизни. Современные здания, украшенные лепниной, удачно гармонировали со стилями прошлых эпох. У Кэрри оставался час до назначенной встречи с сеньором Беллини, и она с удовольствием отправилась в центр города, чтобы полюбоваться черно-белым фасадом собора, готической архитектурой церкви Сан-Микеле с громадной статуей архангела, повергающего дракона.

— Увидимся здесь, — сказал ей Лео, — в половине четвертого. Хорошо?

— Прекрасно, — Кэрри слушала его вполуха, гак как во все глаза рассматривала фасад церкви. — Какое чудесное здание!

— Да. Ты слышишь меня? Я буду ждать тебя на этих ступенях в половине четвертого. В это время мы сможем зайти туда. Тебе там понравится. Увидишь мадонну с младенцем.

— Хорошо. — Она взглянула на часы. — Пожалуй, мне пора. До встречи!

— Удачи тебе.

— Спасибо. — Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой.

Здание, в котором располагался офис Беллини, находилось на Виа Филлунго, недалеко от городской башни с часами. Немного робко она толкнула огромную резную дверь и оказалась в небольшом внутреннем дворике с фонтаном посередине, выложенным белым и черным мрамором. В нем весело журчала вода. Широкая мраморная лестница поднималась на второй этаж. Полированное дерево перил точно атлас ласкало руку. Наверху лестничная площадка переходила в широкий сводчатый коридор, который опоясывал все здание. Кэрри нашла дверь, рядом с которой была табличка с фамилией сеньора Беллини, и тихонько постучала.

Дверь открылась и перед ней предстал господин средних лет в самом элегантном костюме из тех, которые Кэрри когда-либо приходилось видеть. Протянутая навстречу рука была небольшой и мягкой. На мизинце сверкнул бриллиант в золотой оправе.

— Сеньора Стоу? Добро пожаловать!

— Благодарю вас.

Она вошла вслед за ним в просторное помещение, высокие окна которого выходили на узкую улочку, туда, где поднималась башня с часами. Обстановка в кабинете была чисто деловая: огромный, обтянутый кожей письменный стол и несколько удобных кожаных кресел. И только множество картин на стенах немного оживляли строгую обстановку.

— Кофе? — спросил он на безупречном английском с чуть заметным акцентом и тут же спохватился. — О, нет! Конечно же, чай! Ваша бабушка всегда предпочитала чай.

Кэрри с улыбкой повернулась к нему.

— Вот как? Вы хорошо ее знали?

Он развел руками, вновь сверкнув бриллиантом.

— Я вел дела Беатрис Стоу последние десять лет ее жизни, а потом — дела ее сына, вашего дяди Генри. Такой добрый и кроткий был человек. — Жестом руки он любезно пригласил ее сесть в кресло. — Надеюсь, что так же хорошо буду служить и ее внучке. Вам, наверное, уже говорили, сеньора Стоу, что вы очень похожи на свою бабушку? Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я позабочусь о чае.

Он вышел из комнаты. Кэрри приблизилась к окну, с интересом разглядывая оживленную улицу, которая была хорошо видна отсюда. Виа Филлунго была старинной и поэтому очень узкой улочкой. По обеим сторонам ее вытянулись высокие дома со ставнями и балконами, характерные для старой части города. В одном месте нависающие крыши почти соприкасались друг с другом, надежно скрывая улицу в тени. На фоне светлого весеннего неба четко выделялся силуэт часовой башни.

— Ну, вот. Через минуту чай будет готов. — Адвокат подошел и остановился рядом. — Красивый вид, не так ли?

— Чудесный.

— Это единственная башня, которая уцелела в городе. Говорят, когда-то их было намного больше.

— О?

— Когда-то очень давно здесь жили семьи — могущественные семьи, как вы понимаете. Они постоянно враждовали между собой и строили такие башни не только для того, чтобы защитить себя, но и для того, чтобы продемонстрировать свою мощь. Они строили их все выше и выше…

Но Кэрри уже не слушала его — у нее замерло дыхание и бешено заколотилось сердце. Внизу, в тени башни, она увидела две фигуры, поглощенные разговором. В одной из них она безошибочно узнала своего кузена. С ним была девушка, высокая и очень стройная. Гордая осанка, матовый цвет кожи и волосы цвета воронова крыла — все указывало на то, что незнакомка необычайно красива. Но не это поразило Кэрри, а что-то неуловимо интимное, что окружало эту пару. Они стояли посредине многолюдной улицы, не обращая внимания на поток людей, который обтекал их подобно тому, как вода обтекает камень. Девушка в чем-то горячо убеждала Лео, оживленно жестикулируя руками. Лео стоял слегка ссутулившись, засунув руки в карманы. Кэрри с мучительной ясностью представила себе, какое у него сейчас выражение лица.

— Я… простите меня.

Сеньор Беллини смотрел на нее вопросительно.

— Башни… — мягко проговорил он. — Прошу прощения, вам это наверное неинтересно.

Кэрри слегка зарделась.

— О нет, конечно, интересно. Просто я отвлеклась. Мне показалось, что я увидела человека, которого знаю. — Она вновь посмотрела на улицу. Незнакомка взяла Лео под руку. Он мотнул толовой, отбрасывая волосы со лба, и они быстро зашагали по улице.

— Ну так вот — чтобы предотвратить такие бесчинства и тем самым уберечь народ от опасности, городские власти Лукки постановили, что соперничество должно быть прекращено, а башни снесены. Вот и осталась одна-единственная башня — часовая.

— Понятно.

Толпа поглотила Лео и прекрасную незнакомку. Повозка, запряженная ослом, доверху груженая горшками, кастрюлями и керамическими кувшинами, с трудом тащилась там, где еще минуту назад, они стояли…

Кэрри повернулась, чтобы улыбнуться сеньору Беллини. Почему бы Лео и не быть знакомым с этой женщиной? Если уж на то пошло, то в Лукке сколько угодно прекрасных женщин. И какое ей до этого дело?

Но почему он никогда не упоминал о ней?

— Теперь, сеньора Стоу, — если вы присядете — мы поговорим о том, что нам предстоит сделать. Кое-что вам уже известно от сеньора Бэгшоу.

Она допила чай и еще раз выслушала то, что ей было известно. Ее бабушка передала основную часть недвижимости человеку, которому доверяла, оставив небольшую долю себе и Генри. В случае смерти Генри, Кэрри, заплатив символическую сумму — в буквальном смысле «выкупив» собственность — становилась единоличной хозяйкой виллы и имущества, находящегося в ней.

— Когда я смогу вступить во владение?

Перед ее глазами все еще стояла картина: две фигуры и склоненные друг к другу головы.

— Сегодня. — Он взглянул на золотые часы. — Я надеялся, что сеньора Карина будет уже здесь к этому времени. Но она довольно старая и, боюсь, становится забывчивой.

— Сеньора? Так это женщина?

— Да, конечно. Она… — его слова были прерваны резким стуком в дверь. — A-а, наверняка это она.

Он подошел к двери и открыл ее. В ожидании Кэрри медленно поднялась со своего места и оказалась лицом к лицу с той самой тщедушной дамой в черном, которая — как заметила Кэрри — наблюдала за ней на кладбище.

— Сеньора Стоу, это сеньора Карина. Няня и компаньонка вашей бабушки с детства. Именно она сохраняла собственность для вас.

Крошечными, в черных перчатках, ручками дама приподняла вуаль, и Кэрри увидела смуглое, морщинистое лицо, похожее на старый грецкий орех. Пара пронзительных, сверкающих и самых враждебных в мире глаз впилась в Кэрри.

Кэрри храбро шагнула вперед, протянув навстречу руку.

— Сеньора Карина, я видела вас вчера на могиле бабушки, не так ли? Я очень рада познакомиться с вами.

Лео ждал ее на ступенях церкви, когда, запыхавшись, она почти бежала по площади Сан-Микеле, боясь опоздать. И почему ей только взбрело в голову, что он не придет. Он наклонился, чтобы коснуться ее щеки легким поцелуем.

— Как дела?

— Прекрасно. Извини, я опоздала.

— Ничего. Все решено?

— Да. Это оказалась Мерайя. Это она хранила дом для меня. Мерайя Карина. Няня бабушки с детских лет. Я рассказывала тебе о ней вчера.

— Да, я помню.

Он взял ее за руку и медленно повел по широким ступеням ко входу в церковь.

— Мне бы следовало догадаться. Сеньор Беллини уговорил ее позволить мне навестить ее завтра. Она живет в Багни. Слава богу, она говорит по-английски, только с акцентом. Она какая-то странная…

— Что ты имеешь в виду?

Кэрри пожала плечами.

— Не знаю. По-моему, она относится ко мне с недоверием. Сеньору Беллини потребовался весь его такт и обаяние, чтобы убедить ее пригласить меня к себе. — Кэрри взглянула на него. — Хочешь пойти со мной?

Его взгляд в это время был устремлен на величественный фасад церкви. Он покачал головой и усмехнулся.

— Думаю, не стоит. Тебе не кажется, что это может сделать Мерайю еще более подозрительной — ведь ты появишься у нее с внуком Беатрис, которого она столь решительно отвергла.

— Но Лео…

Он решительно перебил ее.

— Кэрри, так будет лучше, и ты сама это понимаешь. Если хочешь поговорить с ней о Беатрис, в моем присутствии нет необходимости. Я там не нужен. В самом деле… А теперь давай посмотрим церковь. — И Лео быстро направился вперед.

Она нагнала его у входа.

— Как ты провел время? — она не смогла удержаться от вопроса, хотя ранее решила не спрашивать его об этом.

Он слегка пожал плечами.

— Слонялся по городу. Выпил стаканчик вина, посидел в баре, подумал о суете мирской. Здесь самое подходящее место для этого.

— Да, без сомнения.

— Посмотри туда — мне хотелось, чтобы ты это увидела. — Он показал рукой в сторону. — Мадонна. Глазурованная терракота, так считается, во всяком случае.

Кэрри в немом восхищении рассматривала барельеф.

— Невозможно поверить, что ей четыреста лет, правда? — Его голос был тихим и отрешенным.

Почему, почему это так тревожит ее?

Сунув руки в карманы, Лео неторопливо двигался к главному алтарю, оглядываясь по сторонам. Вот он остановился, и из высокого окна на его легкую грациозную фигуру упал солнечный луч, позолотив его лицо, волосы и плечи. И именно в эту минуту она поняла с терзающей душу ясностью и уверенность, почему ей не дает покоя его встреча с прекрасной незнакомкой.

Но хуже всего было то, что он лгал ей.

— Лео?

Он обернулся.

— Извини, — она стояла, приложив ладонь ко лбу. — Кажется, у меня начинается головная боль. Не вернуться ли нам домой? Видимо, я переутомилась.

В тот же момент он оказался рядом, исполненный внимания, и проговорил с раскаянием в голосе:

— Ну, конечно. Почему ты мне раньше ничего не сказала? Тебе очень плохо?

— Нет, просто ноющая боль. Мне хочется вернуться обратно. Чистый горный воздух — вот и все, что мне нужно.

— Пойдем. — Он взял ее за руку и потянул за собой. — Мне бы следовало самому догадаться, что визит к адвокату утомит тебя.

— Нет, ничего. Просто… — она запнулась.

«Просто все дело в той красавице с черными, как ночь волосами, которая уверенно берет тебя за руку и уводит от меня». Но ничего этого Кэрри не стала говорить. Вместо этого она прошептала.

— Просто я хочу домой.

Обессилив от усталости и волнения, пребывая в состоянии нервного возбуждения, Кэрри даже не осознавала до конца смысла сказанных ею слов.