Побег из Поднебесья (СИ)

Глава 18

Во сне я путешествую. Едва сдерживая дыхание, несусь с неземной скоростью по межмировому пространственному порталу, пролетаю множество миров, вижу сияние звезд и шум цивилизаций, наблюдаю хвост ядовитой кометы и осколки-астероиды взорвавшейся планеты. Прохожу насквозь воронку черной дыры.

Захватывает дух при виде такой красоты и мощи.

И хоть я это уже видел не единожды, но ощущения азарта и восхищения чувствую каждый раз, когда нахожусь в межмировом портале.

Вижу впереди просвет и влетаю в незнакомое пространство. Портал заканчивается. Я понимаю, что его построили специально для меня. Оглядевшись вижу, что нахожусь в ложе огромного зала.

Вокруг амфитеатром такие же ложи с представителями различных рас. Через мгновение понимаю, что меня не видят, я под иллюзией. Успокаиваюсь.

По главной трибуне узнаю помещение — это главный зал заседаний Межмирового Конфликтного Совета.

Здесь работает мой отец, вернее, не именно здесь — его кабинет в сотни раз меньше и находится на самом нижнем этаже здания.

Мы были с Миком здесь пару раз на экскурсии: отец показывал нам, где он работает. Мама была занята и подкинула на некоторое время нас папе. Нянек у нас не было отродясь. Родители никому не доверяли своих детей чужим людям, будь они сто раз проверены на лояльность…

И вот я сижу в нижней ложе под иллюзией и смотрю это действо. Сейчас выступает мой отец. Он стоит на главной трибуне в знакомой с детства синей, цвета родной планеты, мантии. Его иллюзия висит в центре амфитеатра, а бесстрастный уверенный голос раздается отовсюду.

— Я настаиваю на пересмотре некоторых всеобщих законов касающихся наших детей. Если оставить все как есть, то придется отменить право на всеобщее образование и право выбора, где учиться нашим детям, потому что это неоспоримо приведет к конфликтам между расами. Любовь чувство светлое… и темное…

Я смотрю во все глаза. Отцовский взгляд мажет по ложам с присутствующими демонами нижнего мира. Лицо одного из них полыхает красным. Он в гневе.

Как же тяжело отцу проводить реформы в таком окружении…

— И оно, это чувство, не выбирает, кого нам любить и насколько сильно. Одно дело, когда полюбят друг друга представители неподходящих по совместимости рас. Это понятно. И тут закон играет праведную роль. Но другое дело, когда совместимость есть, когда сам создатель велел соединить любящие сердца, а мы своими несовершенными законами претим его воле и мешаем влюбленным быть вместе. Я говорю это потому, что сам знаю, как это тяжело и к чему может привести. Многие из вас осведомлены о моей истории…

Я знаю, о чем говорит отец. Мои ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. История знакомства моих родителей достойна романа и даже фильма. Это история появления на свет меня и моего брата. Отец тяжело вздыхает, под небесной мантией вздымается его грудь.

— И я ничего не скрываю, мне нечего от вас таить. Я даже представить себе не могу, что могло произойти, разлучи отец меня с моей возлюбленной из-за матримониальных планов… К тому же оказавшейся истинной. Поэтому я требую произвести изменения в Кодексе о заключении союзов между представителями различных рас…

По залу шелестом пробегает неясный шум.

— И предлагаю дополнить статью два пунктами десять и одиннадцать, и позволить представителям различных мировых рас вступать в союз без разрешения главных государственных чинов их миров.

Шум в зале усиливается. Но отец продолжает зачитывать доклад. Он держит свое слово. Он выполняет обещанное нам с Киви.

— В статью шесть внести изменения по урегулированию правовых актов в спорных моментах заключения союзов между представителями разных миров в рамках правовой нравственности и морали, установленной в Конституции Мирового Космоса.

Шум становится громче. Грохочут отодвигаемые стулья. Из лож показываются недовольные лица. Их немного, но они есть. Слышатся тихие, но яростные крики. Отец же продолжает зачитывать доклад, не обращая внимания на поведение присутствующих.

— В статью восемь о защите прав семьи внести пункт о защите заключенных союзов от посягновений представителей государственной власти, гражданами которых являются представители миров, решивших узаконить отношения.

Я заметил глубокие морщины на лице отца. Эти сутки отцу дались также нелегко, как и нам. Голос же его, отшлифованный годами службы в Совете, звучит громко и убедительно.

— Усилить контроль за исполнением пункта четырнадцать: жестче отслеживать случаи нарушения прав и позволить детям нарушать волю родителей и оставаться со своими избранниками и избранницами.

В зале поднимается неимоверный шум. Понятно, отец шагнул за грань дозволенного. Он пытается сдвинуть несдвигаемое. Мало кто желает менять установленные вечностью законы. Несколько лож загорается красным светом, выражая несогласие с предложениями отца. Но что меня радует, большинство светится согласным, зеленым, и мизерное количество синим, нейтральным.

Отец выжидает ровно минуту. Взмахом руки он останавливает препирательства и в полной тишине заканчивает речь:

— Решать нам всем вместе судьбу наших детей. Я не желаю зла ни вашим, ни своим детям, только добра и счастья желаю, не желаю, чтобы кто-то из вас потерял свою кровь в никому ненужных раздорах. Повторю. Решать нам. Я закончил.

Иллюзия отца испаряется, оставляя легкую дымку в центре зала.

Я горд за отца. Лучше сказать то, что он сказал не смог бы никто.

Раздается колокольный звон и электронный голос сообщает:

— Переходим к прениям в порядке очереди. Голос пятой ложе.

На месте иллюзии отца появляется новая иллюзия. Мощный черный феникс излучает злость и усталость одновременно. Я вижу отца Киви. Второй раз в своей жизни. Первый лучше не вспоминать.

Непонятное волнение в моей груди заставляет биться сердце сильнее. Это отец моей Киви. Кровь от крови, плоть от плоти. Мне видится, как он постарел, в его крыльях появились белые перья. Седые. Побег дочери не дается ему легко. Он смотрит в глаза моему отцу безотрывно.

— Ваше Доверие… Вы понимаете, что это предложение рушит многовековые устои, на которых держатся все миры? Хоть на минуточку можете представить себе, если все дочери и сыны станут отрицать договорные браки, призванные сплотить миры, не допустить распри и войн? А вопросы наследования? — Властелин Поднебесья сцепил зубы и зло прищурился. — Да, я не скрываю, я веду поиски сбежавшей дочери, и я найду ее и заставлю выполнить свой долг перед нашим миром. Иначе мой мир… В общем, я сам буду решать свои проблемы, но я категорически против подобного предложения и вношу встречное. Я выказываю недоверие председателю конфликтного совета и считаю, что этим предложением он противоречит всем мировым законам, не чтит общемировых традиций и пытается решить свои личные проблемы с нашей помощью.

Отец Киви поворачивается и смотрит в мою сторону.

— Я вижу тебя, — протягивает он руку и тычет пальцем в мою ложу. — Я найду тебя, щенок, и вырву твое сердце, я не позволю моей дочери стать вашим сосудом. — Властелин Поднебесья поворачивается к отцу. — Я все сказал.

Мой визит заканчивается внезапно. Полет в обратную сторону быстротечен. Все как наяву. Сердце стучит набатом. Пот заливает глаза.

И не понять — это сон, или отец снова применил ко мне один из магических приемчиков.

Знаю, их есть у него.

И это один из способов, чтобы я своими глазами увидел и услышал все, что происходит в Межмировом Конфликтном Совете: то, как он отстаивает интересы своих детей и детей всех миров, лишенных права соединить свою судьбу с любимым существом, вынужденных выполнять волю родителей.

Просыпаюсь. Рано. Еще целый час до подъема. Под боком сопит моя любимая. Жаль будить. Но словно прочитав мои шаловливые мысли, Киви потягивается и открывает глаза.

— Доброе утро, родная, — тянусь к Киви и целую в пухлые губы. Касаюсь рукой ее плеча и глажу бархатистую горячую после сна кожу, придавливаю и снова глажу.

— Доброе, — мурчит мое сонное счастье в ответ.

— М-м-м, пошалим? — слегка отстраняюсь и смотрю в полуприкрытые глаза.

— А время?

— Успеем, — говорю уже решительнее и, приподнимаясь, нависаю над Киви, активно ласкаю, мягко массируя грудь, опускаю руку ниже, игриво щипаю за ягодицу. Киви пищит и хихикает мне в рот.

— Ой, Ник, я по утрам такая чувствительная. Ткни меня пальцем, и я вся твоя, — она прижимается ко мне животом к моему твердому паху и сплетает наши ноги.

— В каком-таком месте, — я подтруниваю и щипаю Киви в нескольких местах по очереди, приговаривая: — здесь, здесь или здесь?

— Сказала же, в любом, — Киви делает вид, что хнычет. Я рычу в ответ.

— Нет, не сказала, — ворчу, притворяясь недовольным. — А где моя не вся? А?

Не позволяю ответить, перекатываюсь на спину и утягиваю за собой Киви. Распластываю на себе, кайфую от ее легкого почти невесомого тела. Ее твердые пики ощутимо упираются в мою грудь. На губах играет обольстительная улыбка. Ловлю всплески удовольствия в ее глазах, наслаждаюсь сам.

Птичка моя.

Даю волю рукам, ощупываю все, до чего могу дотянуться: пышные волосы, острые лопатки, тонкую талию, упругую попу, чувствительные бедра. Цепляю пальцами тонкое белье.

— Ну мы сейчас попробуем одно вкусное местечко, — рычу в рот моей птичке и жадно целую.

— Фу… Ник, я хочу в душ, — успевает она озвучить свое желание между поцелуями.

— Мы там уже были, любимая, ты забыла? — отпускаю ее. — Я не против повторить, но сейчас у меня другие планы.

В ее глазах разгорается пламя желания, и Киви освобождает руки, опирается ими, нависает надо мной. Приближает свое лицо к моему с явным намерением поцеловать.

Толкаемся носами. Смеемся.

— И я хочу еще вкуснятины, м-м-м, — улыбается, соблазняет, лукаво прищурившись, и начинает сползать по мне ящеркой к паху, целуя по пути соски, кубики пресса, останавливается над пупочной ямкой и громко чмокает.

От предвкушения я замираю, чувствую, как в груди разгорается пламя и спускается ниже вслед за моей птичкой.

Ну нет, милая моя ящерка, у меня на утро были другие планы!

Я опрокидываю Киви на спину, не обращая внимания на недовольный взгляд. Нависаю над ней и вижу в ее глазах возбуждение.

Да, да, милая, я тебя хочу, но это не то, о чем ты сейчас подумала.

Я хочу не простого вторжения в тебя…

Я хочу тебя…

Хочу твой вкус на своих губах.

Киви ерзает, дарит недовольные взгляды. Мне слышится даже ее писк, когда нетерпеливо стаскиваю трусики.

Кстати, когда успела нацепить?

Я же в постели голый с ней спал, а она хоть и без лифчика, зато в трусиках. Тонких кружевных поднебесных трусиках.

Всегда обожал ее в белье. Но без белья обожал еще сильнее.

— Ник что ты задумал? — между аккуратных бровей пролегла складка.

— Не морщись, тебе не идет, — рычу, а сам откидываю белье и нависаю над ней, упираясь своей мужественностью в ее промежность.

Киви ахает и раздвигает ноги.

Я смотрю туда и усмехаюсь.

— Сейчас узнаешь, — шепчу на ушко.

Наклонившись, упираюсь локтями в постель, распластываюсь на Киви и целую в губы сначала нежно, потом все сильнее и сильнее, углубляю поцелуй, проникаю языком в рот и хозяйничаю, сплетаясь языком с ее языком. Ловлю мучительно-острые искры приближающегося оргазма. Ощущаю дрожь любимой под моими руками.

Ну, нет. Мы так не договаривались. Мне этого мало.

Оставляю губы, легкими касаниями по шее рисую дорожку к груди и обхватываю левую вершинку, всасываю.

Усмехаюсь, услышав сладострастное “ах”. Беру в плен другую грудь, слизываю языком и тоже всасываю, дразня шершавым языком.

Киви подается ко мне, трется животом о мою восставшую плоть.

Потерпи, милая!

Это только начало. А сам еле сдерживаюсь, чтобы не вторгнуться во влажное лоно рвущейся твердостью.

Глажу внутреннюю часть бедра, наблюдаю, как мурашки маршируют по коже Киви, а взгляд стал затуманенным.

Выцеловываю живот, в пупочную дырочку тыкаюсь языком и обвожу по кругу.

Слышу частое дыхание своей птички и внутренне улыбаюсь: то ли еще будет.

Не жду приглашения. Опускаюсь еще ниже и целую лобок, ласкаю носом промежность.

Ну что ж, теперь держись, маленькая, моя очередь доставить тебе удовольствие.

— Ник, ты что задумал? — Киви откидывается назад, оперевшись на локти.

Спускаюсь с кровати и становлюсь на колени.

— Тише, ложись сюда, — тяну за пяточку птичку и укладываю на край.

Закидываю ее ноги себе на плечи, руки тянутся к возбужденным пикам. Я опускаю лицо туда, прямо между ее ног.

Там средоточие нежности и удовольствия. Не только Киви, но и мое.

Я нежно веду языком по складочкам, нахожу уже возбужденный бугорок.

Отстраняюсь на секунду и любуюсь прекрасным бутоном, раскрывшим свои лепестки для меня.

Жаркая влага капельками покрывает сладкое место.

Втягиваю в себя аромат Киви, самый вкусный и самый желанный для меня.

Играю с клитором, едва касаясь его кончиком языка, и смотрю в глаза любимой.

В глазах горит огонь страсти, сменяется всплесками вожделения и похоти. Порочное пламя так и сверкает в ее глазах.

Киви, не отрываясь, смотрит, как я вылизываю ее промежность, дрожит и стонет в голос.

Да, милая, сейчас. Еще чуть-чуть.

Я азартно веду языком от входа во влагалище и стукаю по клитору.

В груди пляска огня от того, как она вздрагивает и толкает меня промежностью в лицо при каждом моем движении.

— Ник… О Ник… Еще… Да, Ник! Я так тебя люблю!

Слышу полувсхлипы-полустоны моей птички.

Кивы вздрагивает с особой силой, я едва удерживаю ее стремящиеся вырваться из моих тисков ноги. Киви кончает.

АРОМАТ. ЕЕ АРОМАТ.

Соленая сладость, сладкая соль.

Отпускаю ноги Киви. Не удерживаюсь на краю пропасти, лечу следом за моей птичкой. Извергаюсь горячо и бурно, стону и слышу, как стучит мое сердце в унисон с сердцем Киви. Одно на двоих сердце.

Вытягиваюсь рядом с Киви на постели. Обнимаю любимую и закрываю глаза. Пытаюсь унять сердцебиение.

Мне так хорошо, как никогда еще не было.

В дверь стучат.