Это ж надо было сказать такое на ночь! Его слова растревожили Рут даже больше, чем тот поцелуй под остролистом. Такер нашел ее самую чувствительную струнку и играет на ней. Придется быть осторожней, иначе он возьмет верх над Рут.
А что, если тетя Ширли и все остальные правы насчет него? Что, если он действительно провел детские годы в этом доме и они с другом спрятали на чердаке свою «клятву на крови»? Рут почувствовала, что ее настороженность уступает место любопытству, притом совсем не праздному. Поначалу она старалась разузнать все о Такере, опасаясь, как бы он не причинил вреда ее родным. Теперь же ей хотелось побольше узнать об этом человеке совсем по другим причинам.
Занятая такими мыслями, Рут долго не могла уснуть и открыла глаза, когда зимнее солнце поднялось уже довольно высоко.
В комнате было свежо. Рут вылезла из-под теплого одеяла и, ежась, быстро натянула толстый свитер. С заднего двора доносились детские голоса. Она подошла к окну. Ники и Энджи играли в пятнашки. Дядя Орен стоял, обхватив себя руками, и присматривал за ними.
Рут улыбнулась. Надо же, как они быстро раскусили, что дядя Орен совсем не такой неприступный, каким кажется. Молодец дядя, что дал ей поспать, накормил детей завтраком. Рут стала быстро одеваться. Надо позвать дядюшку в дом, а то еще простынет. Но сначала следует проверить, как там тетя Ширли.
Рут открыла дверь в коридор и присела, завязывая шнурки ботинок. Из комнаты Такера донесся его глубокий голос. Судя по всему, он говорил по мобильному телефону.
— Если вы справитесь с делом Берчмонта без меня, то я задержусь в Уиллоу-Глен и приеду только после Рождества.
Внизу распахнулось окно, тетя Ширли крикнула Ники, чтобы тот надел шапку. У Рут отлегло от сердца. Тетя встала и занимается детьми — значит, чувствует себя лучше, чем ночью.
— Да тут подвернулся такой удобный случай, что грех им не воспользоваться. Так что приеду, когда закончу дела. — Послышался тяжелый вздох. — Из-за этих каникул в банках ужасная волокита, просто кошмар. Но я надеюсь, мне удастся ускорить дело, переадресовав кое-какие счета.
У Рут так сильно сжалось сердце, что ей показалось, оно совсем остановится. Она оцепенело застыла на корточках, не в силах пошевелиться.
Сначала плут кровельщик, потом так называемый консультант по инвестициям, и вот теперь Такеру «подвернулся удобный случай», связанный с банками. И наверняка с тетей Ширли.
Рут глубоко вздохнула. Может, все не так плохо, как ей кажется? Или ей просто хочется думать, что это какое-то недоразумение и всему найдется иное объяснение? Все эти дни он так доброжелательно вел себя и с ней, и с тетей Ширли, и с детьми, что она поверила в его искренность. В конце концов, может же быть так, что этот разговор вовсе и не касается тети Ширли? Вполне возможно, что речь идет о какой-то совсем другой сделке.
Из комнаты Такера отчетливо донеслось:
— Ты можешь кое-что переслать сюда до Рождества? Это очень важно.
Такер понизил голос, слов стало не разобрать. Можно было, конечно, приложить ухо к стене, но тетя Ширли всегда говорила, что дурными поступками беды не поправишь.
Но, как говорится, доверяй, да проверяй. Рут не станет сидеть сложа руки. Она глаз не спустит с Такера Мэдока. Она не даст в обиду свою тетю, даже если для этого понадобится следить за Такером круглые сутки.
У Рут затекла нога, но она не решалась сказать Энджи, чтобы та встала. Малышка чувствовала себя растерянной, оказавшись в новой обстановке, и время от времени то пряталась за братом, то прижималась к Рут. С тех пор как Энджи здесь появилась, она почти постоянно сосала большой палец, а сейчас, набегавшись во дворе с Ники, затихла, сидя на коленях у Рут и крепко обхватив ее руками. Рут пошевелила пальцами ноги, стараясь прогнать оцепенение. Энджи залилась смехом. Рут была готова вечно слушать этот смех.
— Пойдем, — сказала она, откладывая в сторону книгу. — Посмотрим, как там тетя Ширли, как ее нога. — Хотя все до одного вызвались готовить обед, освободив Ширли, та настояла на своем и отправилась на кухню, ворча, что, мол, ни к чему устраивать весь этот переполох.
Рут вошла в кухню одновременно с Такером и Ники, которые вернулись из гаража, где копались в машине Такера. Из столовой доносился звон тарелок. Тетя Ширли накрывала на стол.
Рут и Такер посмотрели друг на друга. Энджи, уцепившаяся за ногу Рут, звонко засмеялась. Господи, как же хорошо! И дети, и этот его взгляд… Как будто они оба думают об одном и том же и сердца их бьются в унисон… Словно какое-то невесомое покрывало накрыло их, только их двоих, отделяя от всего мира и соединяя друг с другом. Такер не вымолвил ни слова, но один его взгляд сказал Рут все, что она мечтала услышать. Ах, если бы не этот утренний разговор по телефону.
Несколько минут спустя Ники и Энджи позвонили в колокольчик, висящий на двери столовой, сзывая всех к обеду. Принесли столик и придвинули его к большому столу, чтобы усадить детей. Такер с Дьюи сели рядом и, пока остальные рассаживались, о чем-то весело переговаривались, то и дело прыская со смеху. Рут вдруг почувствовала себя покинутой. Бесполезно было говорить себе, что ей надо знать все, что говорит и делает Такер, потому что она опасается за своих родных. Ей нестерпимо захотелось, чтобы Такер Мэдок обратил на нее внимание. Она сидела, ругая себя за это, но ничего не могла с собой поделать.
Вопреки предубеждению, с которым Рут поначалу отнеслась к Такеру, вскоре она не могла не отмстить его заботливость и отзывчивость. И дело было не только в одежде, которую он купил детям. Или в том, как он встревожился и ухаживал за тетей Ширли, когда та упала. Его душевность проявлялась во всем, порой незаметно, не бросаясь в глаза.
Рут не могла понять, почему постоянно думает об этом человеке и почему ее с такой силой тянет к нему. Он ясно дал понять, что не склонен к женитьбе. Зачем же тогда тратить на него душевные силы? Ей нужен надежный человек, за которого она сможет выйти замуж и от которого у нее родятся дети, человек, которому она сможет безоглядно доверять, на которого сможет во всем полагаться.
Такер совсем не такой. Он ездит в двухместном автомобиле, у него никого нет, да никто ему и не нужен, судя по всему. И сколько бы он ни демонстрировал свою доброту и заботливость, Рут не могла отделаться от мысли, что все это не главное. Он ищет чего-то иного. Это и есть то единственное, что их объединяет, — оба что-то ищут. Только Рут знала, чего она ждет от жизни, а вот Такер, казалось, и сам не понимал, чего хочет.
Рут подумалось, что, как это ни неприятно, ему больше подходит Вивиан с ее легким отношением к жизни и к мужчинам. Рут вздохнула. Вчера Такер и сестричка долго разговаривали наедине, так что, наверное, оба это уяснили.
Тетя Ширли поставила на стол большую миску с овощами и села на свое место.
— Вчера, когда ты ушла, мы с Такером очень мило поговорили, — сказала она, обращаясь к Рут. — У него масса интересных идей.
Рут краем глаза заметила, как Такер делает тете знак молчать. Она уже открыла было рот, чтобы спросить, что это за идеи, но тут Ники потянулся через стол за солонкой, и тетя Ширли не преминула преподать ему краткий урок поведения за столом.
— Вы не передадите мне соль, пожалуйста? — обратился мальчик к Такеру.
Тот ухмыльнулся.
— Тебе отпасовать поверх или низом?
Вместо того чтобы рассердиться на гостя, который самым беспардонным образом мешает ей учить детей хорошим манерам, тетя Ширли снисходительно улыбнулась ему. Как видно, сердце Рут было не единственным, которое он ухитрился завоевать.
Тетя Ада, очнувшись от традиционной дневной полудремы, устремила свой взор на Энджи.
— Какой у тебя красивый розовый свитер! — заметила она.
Девочка влезла с ногами на стул и, став на колени, повернулась, чтобы все увидели бордовых слонов, вышагивающих по нижнему краю ее свитерка.
— Это кузен Такер купил. Он подходит к моим туфелькам, видите?
— Энджи, не ставь ноги на стол, — одернул сестру Ники.
Девочка убрала ногу, продолжая щебетать:
— Мисс Марш и кузен Такер будут моими новыми мамой и папой.
Рут чуть не выронила стакан с чаем. — Что?!
— Закрой рот, кузен Такер, а то муха залетит, — распорядилась тетя Ширли.
— Не выдумывай, — набросился на сестру Ники. — С чего это ты взяла?
— Тот дядя в магазине сказал.
Такер кашлянул.
— Тот дядя в магазине — мой старый знакомый. Мы с ним не виделись много лет, вот он и подумал, что вы с Ники мои дети, — объяснил он, глядя то на Энджи, то на всех сидевших за столом.
Энджи удивленно раскрыла рот.
— О! — Она хихикнула. — Но у нас с Ники разные папы! Сами посмотрите — у Ники черные волосы, а у меня белые.
— Заткнись, — буркнул Ники.
Энджи повернулась к брату.
— Я никому не говорила, что твой папа бездельник.
Ники залился краской, которая была заметна даже на смуглой коже.
— Ты бы лучше не подслушивала, когда мама говорит по телефону. — Заметив, что все смотрят на него, мальчик смущенно добавил: — Она мне только наполовину сестра.
Это было ясно с первого взгляда. В отличие от смуглого и черноволосого Ники, Энджи была белокожей, со светлыми волосами. Общими у них были большие карие, в зеленую крапинку, глаза, которые только подчеркивали их сходство и различие. Рут предположила, что, когда у Энджи исчезнет детская округлость и определятся черты лица, дети станут больше походить друг на друга.
Все закивали и заулыбались. Обед пошел своим чередом. Рут взглянула на Такера. Тот сидел со стаканом в руке и смотрел на детей. Вид у него был задумчивый и невеселый.
Что-то его гнетет, подумала Рут. И ей стало жалко его.
Такер продолжал наблюдать за детьми, а Рут изучала его, но не открыто, а исподтишка, то и дело искоса бросая на него взгляд. Наконец он как будто очнулся, поднес стакан ко рту и стал пить. Рут, словно зачарованная, смотрела, как подергивается кадык на его горле.
Интересно было бы посмотреть на него, когда он был подростком, подумала она. Наверное, походил на Ники, такой же смуглый и темноволосый. Был он тихим мальчиком или шумным и говорливым? Серьезным или озорным? Такер явно был очень привязан к Ньюландам. Одно странно: он часто и охотно рассказывал о них, но ни разу не упомянул о своих собственных родителях.
Кто знает, какие призраки преследуют этого незнакомца, недавно появившегося в их доме. Одно было ясно: ей ужасно хочется снова увидеть на его лице улыбку, перед которой невозможно устоять.
— Так ты говоришь, Энджи тебе только наполовину сестра? — заговорил Такер, глядя на Ники.
Мальчик кивнул и тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба, — это движение он явно перенял у Такера.
— И на какую же половину?
— Как это?
— Ну, какую половину ты выбираешь — правую или левую, верхнюю или нижнюю, переднюю или заднюю, а?
— Я не знаю.
— Ну вот видишь. Подумай сам, что означает «наполовину сестра»? — продолжал Такер. — Вот у меня, например, не было ни брата, ни сестры, не было даже сводных. Зато был друг, который заменил мне брата. Крис и его родители стали для меня родными.
— А Крис действовал вам на нервы?
— Очень часто, но я тоже частенько выводил его из себя. Сестра или брат — они совсем не обязательно одной крови с тобой, понимаешь? Кем ты их считаешь, зависит от того, что ты чувствуешь вот здесь. — Такер приложил руку к сердцу.
И вдруг, желая, наверное, развеселить мальчика — уж больно серьезное у того было лицо, — скомкал салфетку и со смешком запустил в него.
Такер скрутил полотенце жгутом и положил на подоконник. Многое осталось по-старому. Как, к примеру, сквозняки в этом старом доме.
Да и то, как его засосало в семейство, живущее тут, тоже заставляет вспомнить прошлое. Странные люди, все до одного. Может, это сам дом точно магнитом притягивает к себе людей, похожих на Ньюландов? Как притянул и его.
Такер оторвал взгляд от окна, за которым виднелся бывший каретный сарай, сбросил туфли и сел на кровать, чтобы снять носки. Когда-то этот дом был для него настоящим раем, и он решил, что тут ему станет легче. А вместо этого оказался в кругу шумной семьи, и это лишь обострило чувство потери.
Он успел привязаться к этим людям, особенно к Рут. А теперь еще и детишки, которые тронули его сердце…
Все пошло не так, как он планировал. Так, может, начать все сначала — побольше времени проводить в этой комнате, перестать вмешиваться в то, что происходит в доме? Первым делом утром надо поехать и купить телевизор, видеомагнитофон и приключенческие фильмы.
Стук в дверь отвлек его от размышлений. Он поежился, ступив босиком с коврика на холодный пол.
Это была Рут, единственная женщина, умудрявшаяся выглядеть сексуально даже в мешковатом свитере. Такера бросило в жар. Стараясь успокоиться, он уставился на вышитые по вороту свитера трогательные цветочки, придававшие ей невинный вид. Однако напряжение не отпускало.
— Если вы пришли подоткнуть мне одеяло, то самое время, — выпалил он первое, что пришло в голову.
Рут бросила на него строгий учительский взгляд. Будь он лет на десять моложе, наверняка душа ушла бы в пятки.
— Ставлю вам пятерку за смелость, но за результат — двойку.
Такер засмеялся и распахнул дверь. У него отлегло от сердца, когда Рут улыбнулась. Он приглашающе показал рукой на стул, она помотала головой.
— Чем могу служить?
Рут обвела глазами комнату. Если не обращать внимания на полотенце на подоконнике да носки у кровати, гость очень аккуратен.
— Не знаю, чем вы зарабатываете на жизнь, но, если вдруг решите сменить профессию, вполне можете стать учителем.
По смущенному выражению лица Такера было видно: он продолжает думать о том, что недавно сказал. По правде говоря, Рут и сама никак не могла выбросить эти слова из головы… так же как и воспоминания о поцелуях, которые частенько ее посещали. Если Такер в самом деле хотел сконфузить ее, то ничего лучше просто нельзя было придумать. Ну, разве что если б он сказал это, лежа в постели. Подоткнуть одеяло… Интересно, он спит голый?
Не отвлекайся, одернула себя Рут, как одергивала порой глазеющего в окно ученика.
— Вы умеете обращаться с детьми, — начала она. — Ники и Энджи просто влюбились в вас. Они несколько раз спрашивали, не покатаете ли вы их завтра на своей машине.
На его красивом лице появилось отчужденное выражение. Подобно компьютерному изображению, Такер в одно мгновение стер с лица улыбку, заменив ее полным безразличием. Перед Рут как будто захлопнулась дверь — глаза Такера смотрели без всякого выражения, губы были сжаты в нитку.
Ладно, она тоже постарается держать себя в руках.
— Энджи взяла с собой в постель шнурок, будет учиться играть в «веревочки». Мне кажется, вы очень удачно придумали, как отучить ее сосать палец.
Это было в самом деле удачно. Такер нашел прекрасное решение. Когда он шутливо спросил у Энджи, нельзя ли ему тоже пососать, девочка сначала посмотрела на него с подозрением, не смеется ли он над ней, как ее ровесники. Но Такер не смеялся, а вместо этого поведал, что в детстве тоже сосал палец, пока ему это не надоело.
А после он научил Энджи, как, надев на пальцы обеих рук связанный шнурок, плести разные фигуры. У девочки появилось занятие, заставляющее забыть дурную привычку сосать большой палец.
— Мне не хотелось, чтобы Энджи чувствовала себя так, будто делает что-то постыдное, — пояснил Такер, словно ожидая возражений со стороны Рут. — Но ее надо было отвлечь, пальчик и так уже потрескался.
И это была еще одна причина, почему Рут понравилось то, как повел себя Такер. Он не стал делать девочке замечание, а просто переключил ее внимание на другое занятие.
Рут кивнула.
— Я намазала пальчик вазелином и забинтовала.
Лицо Такера снова преобразилось, точно на экране монитора, — на нем заиграла ласковая улыбка, от которой колени у Рут вдруг стали такими же мягкими, как тот вазелин, которым она лечила палец Энджи.
— Очень хорошо. Это ей помешает совать палец в рот, если, конечно, ночью она не сдерет бинт.
У Рут от его одобрительного взгляда стало легко на душе, захотелось как-то поддержать этот дружеский настрой, но как? И она снова заговорила о детях:
— Энджи и Ники очень обрадуются, если вы заглянете к ним пожелать спокойной ночи. Они, хотя и освоились тут, все равно скучают по родителям.
Было очень странно, но и очень приятно говорить с ним о детях. Как хорошо, что Такер оказался здесь, когда был им так нужен. Он очень помог Рут. Нет, она, конечно, справилась бы и сама, ведь такое случается не впервые, но это было бы не то.
На сей раз детей, ее и Такера словно связывали невидимые нити, как будто они были уже не чужими людьми, а родными… семьей.
Не удивительно, что Нил и Эвелин решили, будто они муж и жена. Они, наверное, почувствовали эту привязанность ее и Такера друг к другу и к детям.
Пораженная своим открытием Рут окинула Такера оценивающим взглядом, словно выбирала отца для своих собственных детей.
Что он высок, атлетически сложен и хорош собой — это Рут отметила про себя в первое же мгновение, когда его увидела. Но еще была в нем некая суровость, решительность. Такой человек сумеет постоять за себя, где бы он ни был, в пивной ли, посреди вспыхнувшей потасовки, или на деловых переговорах с крупными бизнесменами.
И при всем при этом Рут находила в нем душевную тонкость и отзывчивость. На футбольном матче он, наверное, болеет за команду, терпящую поражение. Да, прошло всего несколько дней, как они познакомились, и утренний телефонный разговор вызывает сомнения, но все же Рут почему-то была убеждена, что Такер — человек порядочный, и если он за что-то берется, то доводит до конца, притом действует бескорыстно, по велению души.
Именно такого отца Рут желала для своих будущих детей. Что же до его мужских достоинств, то не было ни малейших сомнений — ее тянуло к нему. Она и сама не могла понять, что это: стремление познакомиться с Такером поближе, разобраться в нем или физическое влечение.
Любопытство подвело Рут — она вдруг обнаружила, что смотрит на ту часть тела Такера, на которую смотреть не подобает. Она быстро подняла глаза и наткнулась на его взгляд. Он тоже рассматривал ее. Ей стало стыдно, и неудобно, и приятно. Может, он догадался, о чем она думает, и испытывает то же самое? Губы Рут невольно раздвинулись в улыбке.
Он пригладил руками волосы, задержав ладони на висках, закрыл глаза и шумно выдохнул. Затем открыл глаза, и девушку, непонятно почему, пробрала сладостная дрожь.
— Мне завтра надо поработать с бумагами, — отрывисто произнес Такер. — Я зайду сейчас к детям, пожелаю им спокойной ночи, но больше не смогу уделять им много времени.
В ответ на ее вопросительный взгляд он повернулся к ней спиной и отошел к бюро. Медленно выдвинул ящик, потом таким тоном, словно выставлял ее не только из комнаты, но и из своей жизни, сказал:
— Я уверен, вы прекрасно обойдетесь без меня.