Около часа я ходил из стороны в сторону, по сто раз проверял телефон, хотя знал, что он не звонил, ведь я держал его в руках.
Позволить Эбби уйти было правильным решением, но увидеть в ее глазах эту боль – вот это совсем не казалось правильным. Она и раньше злилась на меня, но когда я посмотрел на нее сквозь стекло «Камри», то увидел ненависть, и хотя я готовился к подобному, но все же меня до ужаса пугала мысль, что Эбби навсегда возненавидит меня.
Эбби думала, что все время моего отсутствия я общался с Адамом, но он так нервничал, что рассказал все за тридцать минут и убежал. После этого я припарковался в конце своей улицы и несколько часов просидел в машине, зная, что мне нужно сделать выбор.
Я думал о том, что с Эбби сделает тюрьма, что, возможно, она возненавидит меня и все будет впустую. Тогда я и решил отпустить ее, обезопасить, пока я десятилетие буду гнить в тюрьме, слушая, что она вышла замуж, родила детей, забыла о нас, за исключением темного уголка в ее сердце, где она хранила обиду на меня.
Одна мысль о том, что Эбби влюбится в кого-то другого, пока я сижу в тюрьме, вызывала у меня прилив ярости, и я изо всех сил сдерживался от порыва выпить пинту виски из шкафчика и пойти подраться. В таком состоянии я мог и убить. Поговорить было не с кем, потому что я не смог бы ответить на вопрос, почему решил развестись.
За исключением одного человека.
Я погладил Тотошку, взял бумажник и куртку, чтобы укрыться от дождя, запер дверь, надеясь, что либо я найду Эбби, либо она вернется домой до меня, и мне не придется вызывать спасательную службу, чтобы меня впустили внутрь.
Пройти примерно одиннадцать миль до квартиры Финча заняло бы несколько часов, поэтому я застегнул куртку и быстрым шагом пошел вперед. Каждую милю я переходил на бег, чтобы восполнить потерянное время на светофоре или пока перепрыгивал лужи или уклонялся от грузовиков, которые расплескивали воду на тротуары.
Через два с половиной часа я остановился на круглосуточной заправке, чтобы купить воды, сделал глоток, бросил бутылку в мусорку и возобновил шаг.
Все это время я прокручивал в голове разговор с Эбби. Что бы я смог сказать иначе, лучше, но как бы я ни менял слова, я знал, что все равно обижу ее. Я делал то, что обещал не делать. Даже если она однажды поймет, то вряд ли простит.
Но это было лучше осознания того, что она будет прозябать в тюрьме, проводя там лучшие свои годы, встретившись неизвестно с чем. Тюрьма изменит ее, этот свет в глазах потухнет, как это происходило всякий раз, когда она садилась за покерный стол в Вегасе.
Она будет сосредоточена лишь на выживании, и никто больше не узнает ее надежд или того, что скрывается за равнодушным лицом или за слишком нарочитым смехом, не увидит ее улыбку во сне. Эбби заслуживала сохранить ту часть себя, которую не смог затронуть Вегас, и мир заслуживал увидеть это.
Я вздохнул, увидев жилой комплекс Финча, но когда я заметил «Камри», то перешел на бег, сам не понимая, что делаю. Свет в доме не горел, мозг регистрировал, что уже почти рассвет, но я все же забарабанил кулаком по двери.