Под музыку моря

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мейзи следовало догадаться, но она не догадалась, что Раф пилотировал свой вертолет сам.

Ей никогда раньше не доводилось летать на вертолете, и она нашла этот полет потрясающим, но была еще больше потрясена, когда узнала, что Раф облетел на вертолете всю Австралию.

— На этом самом?

— Ага! Я его несколько модернизировал для этого путешествия.

Вертолет находился над засушливой малонаселенной местностью и летел в сторону заката.

В этот момент они перехватили высокочастотный радиосигнал.

Оказалось, что в одном из скотоводческих лагерей произошел несчастный случай. Пострадавшему мужчине требовалась срочная медицинская помощь или транспортировка в ближайший госпиталь.

На радиосигнал немедленно откликнулся самолет с базы санитарной авиации. Мейзи смотрела вниз на безлюдную землю, над которой они пролетали, и с ужасом слушала, как человек из лагеря описывает состояние раненого.

— Бедняга, — пробормотал Раф. — Похоже, у него поврежден позвоночник, а это значит, что его можно транспортировать только в присутствии врача.

В этот момент человек, сообщивший о несчастном случае, произнес: «…не сможем принять самолет, местность слишком неровная, нам нужен вертолет…»

Тогда Раф передал в эфир, что находится неподалеку, и назвал свои позывные.

— «Зулу-459», — ответили ему с базы санитарной авиации, — мы не считаем, что пациента можно перевозить без врачебного присмотра, а вы не смогли бы оказать ему какую-то экстренную помощь?

— От «Зулу-459» — базе санитарной авиации, — ответил Раф. — Имею на борту аптечку и умею оказывать первую помощь. Лагерь, Лагерь! Это «Зулу459», вы можете поточней назвать место вашего расположения?

— От Лагеря — «Зулу-459», — донесся решительный голос. — Сейчас сообщу координаты, подожди, друг.

— Слава богу, — пробормотал Раф, отстранив микрофон ото рта. — Извини, Мейзи. Может быть, это не очень приятно, но…

— О, не беспокойся обо мне, — ответила она.

Он похлопал ее по колену.

— Отлично, Лагерь, — произнес он в микрофон. — Мы будем минут через двадцать. Скажите, что вы хотите, чтобы мы сделали.

— Оставайтесь на связи, «Зулу-459», — ответил Лагерь. — Сейчас с вами поговорит доктор.

Обсуждение ситуации с доктором показало Рафу, что он хорошо подготовлен и имеет на борту нужные медикаменты, которые помогут стабилизировать состояние пациента до тех пор, пока не прибудет большой вертолет «скорой помощи» с доктором на борту. Доктор будет руководить транспортировкой пациента, что произойдет самое большое через пару часов.

— Вон они! — выдохнула Мейзи и показала на столб пыли, поднимающийся над скалистой неровной землей далеко внизу. — Я вижу скот в небольшом загоне, нескольких лошадей и что-то вроде временного лагеря.

— Это они. Похоже, они расстелили брезент на самом ровном месте. Лагерю от «Зулу-459». Проверьте, чтобы скот не смог вырваться из загона, дружище. Животные могут испугаться.

Раф сказал это ровным голосом, но Мейзи в испуге закрыла глаза.

— «Зулу-459», это надежный загон, они никуда не смогут выскочить. Вы видите брезент, который мы расстелили?

— Отчетливо. Сажусь.

— Можешь уже открыть глаза, Мейзи. Мы в целости и сохранности, на земле. И никакой скот не пустился в паническое бегство.

Взмахнув ресницами, Мейзи с облегчением вздохнула и увидела ироничный взгляд Рафа.

— Прости, это не потому, что я не доверяю тебе.

— Все в порядке. А ты просто молодец. Многие из моих знакомых девушек устроили бы визг. Ладно. Давай посмотрим, что я смогу сделать.

Спустя три часа Раф все еще возился с пострадавшим, поскольку у вертолета «скорой помощи» возникли проблемы с двигателем, и ему пришлось вернуться на базу.

Мейзи расположилась у костра, а скотоводы из кожи вон лезли, чтобы она чувствовала себя, как можно более, комфортно. Ей приготовили на костре обед и сварили крепкий кофе.

Но было как-то тревожно. Даже скот в загоне был неспокойным под только что народившейся луной и ярко горевшими звездами. И пыль покрывала все вокруг.

Произошедший несчастный случай был нелепым. Пострадавшего сбросила лошадь, когда змея выползла перед ней на дорогу прямо рядом с лагерем. Больного поместили под навес, защищающий от солнца.

По его землистому лицу и струившемуся по нему поту было заметно, что он страдал от боли, несмотря на все усилия Рафа и шину, которую тот наложил ему на сломанную руку. К тому же было очевидно, что мужчина не мог шевелить ногами, что очень пугало Рафа.

— Эл, — решительно сказал Раф, обращаясь к начальнику лагеря, когда им сообщили о том, что вертолет «скорой помощи» вынужден будет вернуться назад, — ты не мог бы соорудить какое-нибудь укрытие для моей жены и, может быть, дать ей что-то подстелить?

— Конечно, Раф.

— Да я в порядке, — возразила Мейзи. — Вам не надо беспокоиться обо мне.

— Дамочка, делайте то, что вам советует ваш муж, — вмешался Эл. — Нам всем будет лучше, если вы будете избавлены от новых невзгод.

Ей пришлось подчиниться.

Они соорудили временное укрытие для Мейзи и развели перед ним костер, чтобы ей было теплее. Потом вытащили два узла с пожитками и дали ей два одеяла.

— А как же вы? — спросила она.

— Всем нам сейчас не до сна, — ответил Эл, — к тому же мы люди выносливые. А вы немного отдохните, — добавил он и, по-отечески, похлопал ее по плечу.

Раф принес Мейзи из вертолета ее сумку и мохеровый плед.

— Я бы посоветовал тебе одеться потеплее, — сказал он. — Становится холодно. А если тебе понадобится в туалет, то у меня есть дробовик.

— О, спасибо, — поблагодарила она его искренне.

Мейзи обнаружила, что ложе, которое ей соорудили на земле, вполне сносное, и ей даже удалось подремать пару часов.

Потом она услышала над головой шум большого вертолета и увидела резкий голубой свет его прожекторов. Раздались голоса, призывавшие обозначить керосиновыми лампами посадочную площадку, потом земля задрожала, вертолет сел, а мимо ее укрытия пронеслась туча пыли.

Она плохо расслышала то, что говорили, потому что скот снова заволновался, но через некоторое время вертолет опять взлетел, быки снова пришли в смятение, поднялось еще больше пыли… и к ней пришел Раф.

Он подбросил полено в костер и опустился возле ее временного ложа.

— Подвиньтесь, миссис Сандерсон, я ложусь, и я страшно замерз!

Мейзи невольно отодвинулась, и он прилег рядом.

— Ммм, — пробормотал он, обняв ее. — Теплая, как печка.

— Как он?

— Док думает, что у него, вероятно, защемило нерв в позвоночнике. Если это так, то это хорошая новость. Тебе удобно?

— Да. А тебе?

— Тоже. Спи.

Он погладил ее по голове.

Мейзи ничего не могла поделать с собой. Ее глаза слипались, и она прижалась к нему и уснула, положив голову ему на плечо.

Когда Мейзи проснулась, занимался рассвет. Раф крепко спал рядом. Она осторожно села, но он даже не шевельнулся.

Костер потух, и слышались какие-то звуки.

Эл сказал ей прошлой ночью, что они должны перегнать скот к следующему месту водопоя как можно раньше. Значит, сейчас будут свертывать лагерь.

Она, неохотно, разбудила Рафа.

Ее щеки вспыхнули при воспоминании о том, как она прижималась к нему, и как ей было хорошо… Но то, что она увидела в его глазах, потрясло ее. Словно какая-то завеса опустилась на его глаза: они были непроницаемыми и серо-стальными.

— Чай готов! — раздался голос. — Чай готов! — Появился Эл с двумя алюминиевыми кружками в руках. — Сожалею, что приходится вас будить, ребята, но…

— Все в порядке. — Раф сел, потом встал и потянулся. — Спасибо, дружище. Сейчас соберемся.

А Мейзи, которой после ухода Эла было совершенно необходимо сказать хоть что-то, чтобы избавиться от своего смущения, проворчала:

— Не понимаю, почему, но каждый раз, когда между нами абсолютно ничего не происходит, нас застают в постели!

Раф слегка улыбнулся, и оба развеселились.

— Ты похож на североамериканского индейца, — разглядев Рафа, произнесла Мейзи.

— Видела бы ты себя! — Раф протянул руку, помогая ей встать. Его глаза искрились от смеха, он провел языком по зубам. — Я даже чувствую вкус этой проклятой пыли. — Он замолчал, увидев, что Мейзи дотронулась рукой до своей спины. — Что случилось?

— Ничего. Просто какой-то приступ боли. Видимо, даже к двум мешкам, положенным на землю, требуется привыкнуть.

— Гм… Выпей чаю он, по крайней мере, горячий, — и мы отправимся в путь.

Только после того, как они попрощались с лагерем, и вертолет птицей взмыл в небо, Раф рассказал ей об изменившихся планах. Они летят домой.

Мейзи утверждала, что она в порядке. А он сказал, что все равно надо это проверить. Все ее возражения были бесполезны.

Но она не переставала думать о его отрешенном взгляде…

— Мейзи, как бы ты хотела жить?

Они были одни в квартире на набережной. Это было вечером того же дня. Доктор, тщательно, осмотрел Мейзи и объявил, что с ребенком все в порядке, а она, вероятно, просто устала оттого, что спала фактически на земле.

— По крайней мере, мы теперь знаем, в чем дело, — сказал Раф и задал ей свой вопрос.

— Как бы я хотела жить? — повторила она. — Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

Они сидели за обедом, который им прислали из ресторана, находящегося на нижнем этаже, и слушали классическую фортепьянную музыку, кассету с которой она попросила поставить.

— У нас есть выбор: либо эта квартира, либо мой дом на заливе, в Рэби-Бэй.

— Выбирай сам, где тебе больше хочется! Я… не возражаю.

Он сел на угловой диван напротив нее.

— Нет, — сказал он. — Мне будет хорошо где угодно, в разумных пределах. Ты — другое дело. Ты должна чувствовать себя как дома и комфортно. — Это, — он показал на панораму за окном, — может быть, и сказочное место, но не знаю, как ты будешь чувствовать себя здесь? Может, хочешь взглянуть на Рэби-Бэй? Дом с садом, прямо у воды. Там есть пристань, и мы могли бы пользоваться «Мэри-Лу» в свободное время. Другим преимуществом служит то, что Соня живет в паре кварталов оттуда.

— Да, с удовольствием. Это к тому же близко от того места, где я часто бываю. Так что там мне будет легче чувствовать себя как дома, я думаю.

— Хорошо, тогда поедем завтра же. Скажи мне еще кое-что. Ты действительно хотела бы получить диплом магистра музыки?

Мейзи нетерпеливо подалась вперед.

— Да!

— Каким образом?

— Экстерном. Мне придется взять репетитора и заниматься день и ночь. И на это уйдут годы.

— Насколько я понимаю, тебе понадобится к тому же и фортепиано?

— Нет, мой инструмент в полном порядке. Придется просто настроить его после перевозки. Мне все это снится или такое, и правда, возможно?

— Все возможно. А теперь, мисс Моцарт, день был долгим, вам надо ложиться. Кстати, я навел справки в санитарной авиации. Пострадавшему сделали операцию, и у него восстановилась подвижность ног.

— Это отлично! — Мейзи просияла. — Хорошо. Спокойной ночи! И спасибо! — бросила она через плечо.

— Спокойной ночи, — пробормотал он и проводил ее взглядом.

Мейзи буквально влюбилась в двухэтажный дом на заливе Рэби-Бэй в тот момент, как увидела каменные стены и голубые ставни. Закрытый со стороны улицы высокой каменной стеной, дом был окружен деревьями, только-только начинающими покрываться весенней листвой.

Сквозь высокие, от пола до потолка, арочные окна с деревянными рамами открывался так любимый ею вид на воду.

Внутренний дворик, в который выходила главная гостиная, был вымощен серыми плитами, а одна его сторона была увита виноградной лозой, защищающей от солнца.

С кухни можно было попасть в маленький огороженный дворик, который Раф называл «оранжереей», потому что там стояли лимонные и апельсиновые деревья в кадках и самые разнообразные растения в причудливых контейнерах.

Мейзи спустилась по резной лестнице и остановилась в центре главной гостиной.

— Ну как?

Она повернулась к Рафу и высокомерно вздернула подбородок.

— Одобряю, — важно сказала она и расхохоталась. — О, Раф, это просто чудесно! А почему ты не живешь здесь?

Он поморщился.

— Да как-то… здесь не очень уютно жить одному.

— Но кто-то все-таки здесь живет, судя по всему. Чистота безукоризненная, и сад прекрасно ухожен.

— Уборщица приходит раз в неделю, и садовник тоже.

— А кому принадлежала идея купить этот дом?

— Моей матери. Это был ее любимый дом. Ну, ладно. Как скоро вы хотели бы поселиться здесь, мэм?

— Как можно скорее, мистер Сандерсон. Как можно скорее.

Это произошло через неделю. Но перед тем, как они переселились в Рэби-Бэй, Мейзи пришлось пережить довольно напряженное событие — вечеринку с членами семьи, организованную Соней, но стратегически продуманную также и Рафом. Скривив губы, он сказал:

— Естественно, их всех разбирает страшное любопытство. Я не смогу вечно скрывать тебя от них, так что лучше покончить с этим.

— И сколько их будет? — робко спросила Мейзи. — А они знают, что я беременна?

Раф усмехнулся.

— Да не съедят они тебя! Не смущайся, просто будь сама собой. А поскольку твоя беременность все еще не очень заметна, мы можем позволить этой новости просочиться в процессе вечера.

Мейзи, немного, покраснела. Если он и заметил это, то знака не подал.

— Соня гениально устраивает вечеринки, так что они проходят без сучка, без задоринки.

— А ты действительно считаешь, что это необходимо? — спросила Мейзи, слегка нахмурившись. — Ведь мы не…

Она смущенно замолчала.

— Не познали друг друга в библейском смысле? — подсказал он. — Я считаю, — он помолчал, — что все, что нам нужно, — это показать, что мы друзья.

— Знаешь, — сказала Соня незадолго до начала вечеринки, — ты выглядишь просто отлично.

Они находились в спальне Сони в Рэби-Бэй. Мейзи взглянула на свое отражение и пришла к заключению, что сама довольна тем, как выглядит, а вот что она чувствует — другой вопрос.

Наряд, который они с Соней выбрали, был из черного муслина на подкладке из тафты. Шелковый муслин был прозрачным на шее и плечах, а черный цвет оттенял ее сияющую гладкую кожу. Черные лакированные босоножки на тонких каблуках были усеяны искусственными бриллиантами.

Мейзи и Соня провели пару часов в салоне красоты, где им соорудили красивые прически. Рыжие кудри Мейзи блестели, тушь делала выразительными ее глаза, на губах блестела темная рыжевато-коричневая помада.

— Пожалуй, и не скажешь, — сказала она, покрутившись перед зеркалом, чтобы взглянуть на себя сбоку, — что я беременная.

— Нет, не скажешь, — сказал Раф, входя в комнату. — Ты выглядишь… вы обе выглядите замечательно.

Соня засмеялась.

— Насколько я могу судить, твоя жена всех затмит, Раф. Ну, хорошо, — она взглянула на свои часы. — Господи, уже без четверти четыре, осталось всего пятнадцать минут! Вы уж извините меня.

И она поспешно ушла.

Мейзи нерешительно произнесла:

— Ты и сам неплохо выглядишь.

Про себя она подумала, что он выглядит просто потрясающе в светло-сером костюме и синей рубашке с галстуком.

Раф пожал плечами.

— Спасибо. Я хочу кое-что добавить к твоему наряду.

Он вынул из кармана кожаную коробочку и открыл ее. В коробочке оказалось серебряное ожерелье с бриллиантовой подвеской.

Мейзи ахнула, когда он положил подвеску себе на ладонь, и та засверкала всеми гранями.

— Чье… это? — заикаясь, спросила она.

— Это принадлежало моей матери, но…

— Я не могу надеть такое… если ты собирался предложить это.

— Ожерелье станет реальным свидетельством нашего брака, — сказал он немного иронично.

— Но оно должно стоить целое состояние и… нет, нет, я не могу принять драгоценность твоей матери!

— А это не совсем подарок, — сказал он. — Украшение действительно стоит целое состояние. Ты права. Поэтому после показа, оно отправится обратно в банк.

— Слава богу! — выдохнула Мейзи.

— Повернись, — сказал он.

Она медленно повернулась. Раф надел ожерелье ей на шею и защелкнул замочек. Почувствовав тепло его пальцев, Мейзи на миг закрыла глаза, а открыв, посмотрела в зеркало, в котором отражались они оба. Она вдруг подумала, что они… — как бы подобрать правильное слово? — подходят друг другу, она, в своем красивом наряде и с прекрасной прической и он, такой высокий и сильный!

Мейзи на миг затаила дыхание, когда Раф, взглянув на нее, сделал какое-то движение руками. Ей показалось, что он хотел ее обнять…

Но этого не произошло, а когда он взглянул в ее глаза, его собственные были такими же непроницаемыми, как тогда, в лагере овцеводов.

Она тяжело вздохнула, и он отвернулся.

У Сони была оранжерея с видом на залив. Человек двадцать гостей собрались там, среди тропических цветов в кадках и плетеной мебели. Это был элегантный и очаровательный уголок, в котором оказалось и фортепиано.

Официант в белом костюме обносил всех шампанским, а миловидная девушка предлагала бутерброды.

Соня развлекала гостей, и вскоре оранжерея ожила, наполнившись веселыми голосами и смехом. Мейзи разлучили с Рафом, но она справилась с этим, став похожей на… — ну, конечно же, подумал Раф… — на Мейрид Уоллис.

— А что объединило вас двоих? — услышал он голос одной из своих тетушек, которую молодое поколение их клана считало очень строгой.

— Думаю, можно сказать, что мореходство, — ответила Мейзи и очаровательно улыбнулась. — Это немного напоминает историю датского кронпринца Фредерика и его возлюбленной, только нашей морской гостиницей была «Мэри-Лу».

Строгая тетушка Нэнси, похоже, была удовлетворена, а Раф, мысленно, дал Мейзи десять очков из десяти за находчивый ответ.

— А чем вы занимаетесь? — поинтересовалась его кузина Амелия, до мозга костей Диксон, сероглазая, ухоженная. — У вас есть какая-то специальность?

— Да, — услышал Раф ответ Мейзи. — Музыка. Я преподавала ее, а теперь готовлюсь получить диплом магистра.

— Вы выступаете?

— Да, играю.

— В камерном оркестре, в квартете?

— Нет, все гораздо приятнее. — Мейзи взглянула сверкающими зелеными глазами на Амелию. — Это джаз, блюз, диско — музыка такого рода.

Амелия подняла брови, и Раф бросился вперед, чтобы предотвратить то, что должно было неминуемо произойти, но было уже поздно.

— Тогда, может быть, вы нам сыграете? — предложила Амелия, несколько скептически.

Раф увидел, как Соня поспешно направилась к ним из другого конца оранжереи. Но Мейзи снова очаровательно улыбнулась его кузине и сказала:

— С удовольствием! Но недолго.

— Это совсем не обязательно, — пробормотал Раф, подойдя к Мейзи.

— О, я не возражаю. Это моя единственная визитная карточка, — добавила она так, чтобы слышал только он, и взяла его под руку. — Проводи меня к инструменту.

Через десять минут, Мейзи привела в восторг всех присутствующих, и утерла нос его кузине Амелии, исполнив попурри из хорошо знакомых мелодий, начиная с неподражаемой «Голубой рапсодии» Гершвина, и кончая самыми модными эстрадными песенками. Все умоляли ее не останавливаться.

— Нет, нет, хватит! — Мейзи встала и закрыла крышку фортепиано. — Спасибо за то, что вы были такими милыми слушателями, — тепло добавила она.

И когда она снова встала рядом с ним, Раф понял, что Мейзи Уоллис завоевала расположение его семьи.

— Все было не так уж плохо, правда? — сказал Раф.

Мейзи сидела на диване и, сбросив туфли, растирала ноги.

— Кажется, — спокойно ответила она.

— Ты сказала это так, словно чего-то недоговариваешь.

Она взглянула на него.

— Это было нечестно, — она вздохнула. — Я не слишком довольна собой.

— Ты блестяще выступила.

Мейзи поморщилась.

— Все это — только вершина айсберга.

Она расстегнула бриллиантовое ожерелье.

— Спасибо. — Мейзи протянула Рафу украшение. И вдруг неожиданно взглянула ему прямо в глаза. — Ты сам сказал это так, словно чего-то недоговариваешь…

Он пожал плечами.

— Возможно, имел в виду, что сегодня ты была Мейрид, а не Мейзи.

— А Мейрид тебе не нравится, правда?

— Я так не говорил, — возразил он, — не знаю… возможно, это как-то связано с тем, что первой я встретил именно Мейзи.

Или с тем, что Мейрид напоминает о Тиме Диксоне? — невольно подумала она и вздрогнула.

— Что случилось?

— Ничего, — пробормотала она. — В действительности, я один и тот же человек. Люди должны либо принимать меня такой, какая я есть, либо забыть обо мне.

— И я? — резко спросил он.

Она встала и подняла свои туфли.

— Нет, Раф, не ты. Ты сделал очень много, буквально собрал все по кусочкам…

— Мейзи, — сказал он севшим голосом и остановился, зная, что единственный способ снять напряжение между ними — обнять ее, поцеловать, прижать к себе и сказать… что?

Что Мейрид привлекала его и волновала? Потому что была более загадочной, чем Мейзи? Но что было у нее на уме? Не был ли он, до сих пор, опутан шелковыми сетями?

Не продолжает ли она все еще любить Тима?

Он стиснул зубы.

— Мейзи, давай подождем до окончания срока твоей беременности. Пусть будет все по порядку. Мы сделали то, что должны были сделать, и оба нуждаемся в передышке.

Она посмотрела на туфли, которые держала в руке.

— Конечно. Спокойной ночи, Раф.

Он смотрел ей вслед, и ему нестерпимо хотелось остановить ее, отбросив все условности. Но вместо этого Раф пересек комнату, плеснул бренди в бокал и уставился в его янтарную глубину.

Спустя два месяца они уже жили в доме, где, только что, закончился ремонт.

Мейзи, сидевшая за фортепиано, вдруг закрыла лицо руками, и слезы хлынули из ее глаз. Пес, свернувшийся на полу рядом с ней, поднялся и положил морду ей на колени. Это был шестимесячный щенок колли, которого она назвала Весли, а коротко Вес.

Это был живой пример того, что сделал ее муж, чтобы доставить ей удовольствие. Было и многое другое.

Раф поселил в доме помощницу по хозяйству, чтобы Мейзи никогда не была одна. У сорокалетней, незамужней Грейс Харди был опыт по уходу за детьми. Мейзи вскоре подружилась с ней, обнаружив, что у них два общих увлечения: Грейс обожала готовить и любила музыку, пела в хоре.

Мейзи подружилась и с садовником и часто работала под его руководством в саду.

«Мэри-Лу» стояла теперь у пристани возле дома, и они иногда устраивали роскошные выходы в море, всегда в обществе Сони и ее детей.

Соня — и Мейзи верила, что это было не только в угоду брату, а из искренней привязанности, — стала ее близкой подругой. Они вместе ходили по магазинам, в кино и на концерты, вместе обедали в уличных кафе. Иногда приглашали друг друга в гости. Мейзи давала Сесилии уроки фортепианной игры и часто оставалась с детьми.

Она познакомилась с Лаэмом, мужем Сони, который ей тоже очень понравился. Мейзи лишь недоумевала по поводу того, что заставило Соню расстаться с ним.

Мейзи не сомневалась, что новость о ее беременности была встречена хорошо. Ей только очень хотелось спросить Рафа, знают ли его родственники о том, кто отец ее будущего ребенка. Но поскольку никто и никогда не упоминал при ней имя Тима Диксона, Мейзи подумала, что Раф закрыл для себя эту тему, и решила сделать то же самое.

История с островом Тонга никогда не всплывала. Как и предсказывал Раф, как только было объявлено об их женитьбе, эта история сразу стала малоинтересной для газетчиков.

Мейзи не оставляла и занятий музыкой. Она наняла преподавателя и с энтузиазмом принялась готовиться к диплому магистра.

Вроде все было в порядке. Но сейчас, на восьмом месяце беременности, она сидела за фортепиано, и ничто ее не радовало.

Причина была одна — Раф.

Да, он был добр, интересовался ее жизнью, но Мейзи чувствовала, что между ними — каменная стена, и это доставляло ей почти нестерпимую боль.

Он редко бывал дома, но, даже находясь в Брисбене, не всегда ночевал в доме, а пользовался своей квартирой, доставляя Мейзи новое мучение. Может быть, у него была любовница, а если и так, разве она могла осуждать его?

Конечно, она не нужна ему вот такая — грузная, расплывшаяся и неповоротливая. Да и кому бы она была нужна?

Ни детская комната, которую они с Соней декорировали, ни покупка детских вещей, даже мысли о малышке — ничто не помогало ей. И Мейзи начала задумываться о том, годится ли она, вообще, для роли матери.

Она все больше осознавала, что как мать-одиночка испытывает страшное духовное одиночество, даже при той беззаботной жизни, которой жила. Никто не мог восполнить отсутствующее звено — необходимую духовную связь с отцом ее малыша, — и это делало ее такой одинокой.

— Эй, кто-нибудь есть дома?

Мейзи поспешно вытерла лицо, а Вес встал, тявкнул и завилял хвостом.

В кабинет, превращенный в музыкальный салон, вошла Соня, которая, несмотря на бодрый голос, выглядела осунувшейся.

— Что случилось? — спросила Мейзи.

— Ничего. Я в полном порядке. — Соня потрепала Веса и добавила: — Что мне сейчас нужно, так это выпить чего-то крепкого.

— Садись. Сейчас налью. — Мейзи встала, взяла хрустальный стакан, плеснула в него бренди и протянула Соне. — Что произошло?

Соня отпила глоток и хмыкнула.

— Лаэм попросил дать ему развод, — сказала она, и слезы потекли по ее щекам. — Я сама во всем виновата!

— Почему? — мягко спросила Мейзи.

— Потому что я дура, — сказала Соня с надрывом. — Только теперь я поняла, что оттолкнула его тем, что никого, даже его, не подпускала к себе слишком близко. Я считала, что могу быть с ним, но держать его на расстоянии. Была убеждена, что он вернется после того, как решил пожить отдельно, надо только немного подождать.

Она судорожно вздохнула.

Мейзи опустилась на скамеечку перед Соней.

— О, Соня, я так сочувствую. Но… почему? Отчего ты стала такой?

Соня грустно сказала:

— Когда растешь в зоне боевых действий, то невольно пытаешься не принимать все близко к сердцу.

Глаза Мейзи округлились.

— Как это? Я не понимаю.

— У моих родителей были бурные отношения, это травмирует, а иногда и страшно пугает ребенка. По-видимому, я, инстинктивно, принимала сторону матери и, подсознательно, решила никогда не попадать в такое положение, как она. — Она пожала плечами. — Став взрослой, думаешь, что все уже осталось позади, но однажды, проснувшись, понимаешь, что ты окружила себя высокой стеной, через которую невозможно пробиться. — Она заплакала. — А теперь все слишком поздно…

Мейзи обняла ее и начала утешать, а когда Соня ушла, села и глубоко задумалась.

Может быть, дочери более чувствительны к такой ситуации в семье? Как взрывные отношения родителей повлияли на Рафа? Не стал ли он таким, как Соня? И не потому ли он, способный так много предложить людям, не находит времени для жены и семьи?

Ведь сказал же он ей однажды, что они с ней, каждый по своей причине, не смотрят на любовь сквозь розовые очки…

— А это значит, — пробормотала она, — что он никогда не полюбит тебя, Мейзи, если ты втайне надеешься на это! Но почему так тяжело?

На этот вопрос у Мейзи не было ответа.

Этому дню суждено было стать днем плохих новостей.

Раф вернулся домой раньше, чем обычно, и застал Мейзи на кухне за приготовлением ужина.

— Что ты делаешь? — спросил он, снимая галстук и резко расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

— Готовлю, — как всегда бодро ответила она. — Делаю куриную запеканку с грибами, пряностями, соусами и с беконом.

— А где Грейс?

— Ушла на репетицию хора. А я с удовольствием занимаюсь ужином.

Раф налил себе пива, а ей яблочный сок.

— Пойдем во дворик, мне надо поговорить с тобой.

— А нельзя поговорить здесь, ведь я готовлю?

Раф покачал головой, и Мейзи, сняв передник, отставила в сторону сковородку и вышла следом за ним.

Он повернулся к ней.

— Тим… умер, Мейзи.

Он зорко следил за ее реакцией.