Каван сидел в большом зале. Перед ним стояла кружка с элем, но он не сделал из нее ни глотка за ту пару часов, что просидел здесь. Он никак не мог выкинуть из головы свой ответ на откровенную просьбу жены заняться с ней любовью. «Наверное, – думал Каван, – я просто выжил из ума, если ответил ей так, как ответил».
«Со временем».
С каким временем? Чего он дожидается? И что сделала в ответ она? Улыбнулась. Значит ли это, что Гонора почувствовала облегчение? Каван ждал, наверное, даже хотел, чтобы она расстроилась. По крайней мере это доказало бы, что она предложила ему себя не из чувства долга, не для того, чтобы скрепить брачные обеты. А она запросто продолжила разговор, словно его отказ ничего для нее не значил.
Он-то думал, что размышлять будет она, а оказалось, что единственный размышляющий – это он, Каван. А Гонора? Он даже не знал, где она сейчас. Она куда-то ушла сразу же, как только они вернулись в замок, и хотя Кавану было любопытно, он еще и злился, убеждая себя при этом, что для возмущения нет никаких оснований. Сам во всем виноват. В этот самый миг, вот прямо сейчас, он мог бы находиться в спальне и заниматься с женой любовью.
– С женой поссорился? – весело спросил подошедший Лахлан.
– Не твое дело. И вообще, я не в настроении разговоры разговаривать, – отрезал Каван.
– Я тоже. – Лахлан налил в кружку эля.
– Выглядишь паршиво, – сказал Каван, посмотрев на взъерошенного брата.
– Я провел ночь с ненасытной женщиной. – Лахлан сделал большой глоток.
– Пил или похоть тешил? – Каван ухмыльнулся. Лахлан поднял кружку.
– И то и другое, и я ублажал ее снова, и снова, и снова, и снова…
Каван захохотал:
– Что, всю ночь напролет?
– Да она вообще не делала передышек, только чтобы осушить еще кружку эля. – Лахлан жалобно тряхнул головой. – Точно тебе говорю, я все больше задумываюсь, что пора подыскать хорошую женщину и остепениться. По крайней мере будет кому каждую ночь согревать мою постель и меня – как твоя жена тебя.
«Как могла бы моя жена», – подумал Каван.
– Ты же вечно бахвалился, что не собираешься успокаиваться с одной-единственной женщиной, – поддел он брата.
– Так это я был молодым и глупым!
Каван опять захохотал:
– Я и забыл, что ты у нас старик целых двадцати трех лет от роду!
– Смейся, сколько влезет, да только в последнее время я и впрямь чувствую себя стариком.
– К вечеру снова начнешь глазеть на всех девчонок подряд, – заверил его Каван.
Лахлан замотал головой, тут же замер и опустил голову в ладони, упершись локтями в стол.
– Если доживу.
– Что, еще одна беспутная ночь? – поинтересовался Артэр, перешагивая через скамью и усаживаясь рядом с Каваном.
– Последняя. Во всяком случае, так утверждает Лахлан, – ухмыляясь, ответил Каван.
– В который раз она последняя? – фыркнул Артэр, ткнув Кавана локтем в бок.
Каван тоже фыркнул:
– Далеко не в первый и наверняка не в последний.
Внезапно все три брата вздрогнули, заметив Гонору.
Она шла мимо, безмятежно улыбаясь.
– Должно быть, мне совсем плохо. Я даже не слышал, как она подошла, – пожаловался Лахлан.
– Не расстраивайся. Я тоже не слышал, – утешил его Артэр.
– И меня принимайте в компанию, – буркнул Каван, снова раздражаясь. Как она смогла подойти незамеченной? Может, потому что они ни на что не обращали внимания? Или он досадует, потому что Гонора выглядит довольной, счастливой и куда-то целенаправленно идет? Она просто зашла в зал и выскользнула из него с другой стороны. И даже не кивнула ему!
– Надеюсь, я найду женщину, которая будет смотреть на меня так, как на тебя смотрит Гонора, – произнес Лахлан.
Каван только хотел спросить, что имеет в виду брат, как Артэр сказал:
– Это потому, что Каван умеет ублажить женщину. А довольная жена – счастливая жена.
Лахлан оскорбился:
– А чем, по-твоему, я занимался этой ночью?
– Если тебе потребовалась целая ночь, значит, ты еще не умеешь делать это правильно, – захохотал Артэр.
Каван не обращал внимания на пикировку братьев. Он обдумывал то, что Лахлан увидел, а Артэр произнес вслух. Неужели Гонора и вправду выглядит довольной и счастливой?
Лахлан прервал его размышления прямым вопросом:
– Гонора просто сияет. Она что, беременна?
Каван уставился на брата.
Артэр хлопнул его по спине.
– Взял бы да и спросил ее, чем гадать.
Каван кивнул и ушел, оставив братьев и дальше шутливо пререкаться. Он точно знал, что его жена не может быть беременна, но недоумевал, почему она выглядит такой счастливой – тем более что сам-то он чувствует себя ужасно несчастным. Что могло ее так обрадовать? Каван твердо решил выяснить это, поэтому направился прямо в конюшню, не сомневаясь, что она там со Смельчаком.
И очень удивился, не увидев там жены, хотя щенок ему очень обрадовался и с удовольствием присоединился к поискам. Потребовалось некоторое время, но в конце концов они обнаружили Гонору рядом с Адди. Она вместе со свекровью отправилась в еженедельный обход больных в деревне. Его мать помогала людям, чем могла. Иногда требовалось просто посидеть и послушать, потому что болеть может не только плоть, но и душа.
Выяснив, чем занята Гонора, Каван решил не мешать ей. Кроме того, ему понравилось, что она учится у его матери, потому что однажды лэрдом станет он и жене прядется возложить на себя обязанности Адди. Похоже, она тоже об этом думала и решила подготовиться заранее.
Каван смотрел на Гонору издали. Щенок принюхался и направился прямиком к маленькому мальчику, который ел свежевыпеченный медовый хлебец. Гонора и в самом деле сияла. Щеки ее разрумянились, фиалковые глаза блестели, губы порозовели, а улыбка ошеломляла.
Вдруг глаза ее широко распахнулись, и она помахала Кавану. Тот прищурился, резко повернулся, подхватил щенка и ушел. Оставив Смельчака в конюшне и не сказав ни единого слова братьям, все еще сидевшим за столом в большом зале, Каван быстро прошел мимо них и поднялся вверх по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки. Захлопнув за собой дверь спальни и прислонившись к ней, Каван зажмурился, пытаясь избавиться от терзавших его образов. Он наслаждался, представляя себе свою красавицу жену, как вдруг опять всплыли жестокие воспоминания, и ему никак не удавалось их прогнать.
Они нахлынули резко, когда Гонора ему помахала. Внезапно он увидел на ее месте не свою жену, а женщину, ставшую причиной немалой доли его страданий. Это была дочь Мордрака, вождя племени варваров, и Кавана застали, когда он якобы глазел на нее, хотя на самом деле это она на него смотрела. Его безжалостно выпороли, а она стояла рядом и любовалась этим, даже не вздрагивая, когда кнут опускался на его спину.
Когда Каван попал в плен, он поклялся себе, что не только отыщет брата и вернет его домой, но и заставит всех виновных расплатиться, имея в виду не только Мордрака, но и его дочь.
Каван дотащился до кресла у очага и упал в него. Лучше бы его мысли были заняты Гонорой, а не воспоминаниями о плене, но они терзали и не отпускали его. И когда они брали верх, он снова и снова переживал то время, не зная, сможет ли забыть.
Каван положил голову на спинку кресла и даже не стал закрывать глаза. Это не поможет, видения не исчезнут. Они всегда у него перед глазами, хоть открытыми, хоть закрытыми. Они будут мучить его до тех пор, пока не иссушат до конца душу – а значит, снова победят.
Что толку быть воином? Что толку от твоего гнева, если от него страдают невиновные? Что толку от гордости, если не можешь высоко держать голову?
Каван смотрел на отчетливый образ безымянной женщины, которую возненавидел, и отдался воспоминаниям, желая, чтобы они поскорее прошли… До следующего раза.
Гонора шла вслед за Адди к следующему коттеджу, думая только о муже. Что-то случилось. Она чувствовала это, видела, как за одно мгновение изменилось его лицо, И это ее напугало…
Очень сильно напугало.
– Адди! – окликнула она свекровь, когда они подошли к коттеджу. – Я должна идти. Я нужна мужу.
Адди кивнула:
– Иди. И позаботься о нем хорошенько.
– И сегодня, и всегда, – пообещала Гонора и поспешила прочь. Она не знала почему, чувствовала только, что это необходимо. Ноги сами несли ее вперед, и холодный ветер хлестал по лицу. В последний раз Каван опять отверг ее, но она не обиделась. Со временем, сказал он, и Гонора почувствовала, что это правда. Она нужна мужу, и не важно, понимает он это или нет. Она ему нужна.
Она вихрем промчалась через большой зал, не заметив, как уставились на нее Лахлан и Артэр, и не услышав, как они посмеиваются: дескать, сегодня за ужином им не доведется увидеть ни Гоноры, ни Кавана.
Все мысли Гоноры были только о муже. Он не должен оставаться один. Она не допустит, чтобы Каван страдал в одиночестве – больше никогда!
Гонора ворвалась в комнату и не увидела на лице Кавана тоски – только неприкрытую ярость.
– Убирайся отсюда! – закричал он.
Гонора захлопнула за собой дверь.
– Нет.
– Не смей мне перечить! – гневно зарычал он.
– Объясни мне, что случилось, – настойчиво требовала Гонора, отходя от двери.
Каван вскочил с кресла.
– Уйди сейчас же!
– Почему?
– Вон! – заорал он.
– Ответь, – потребовала Гонора, хотя ноги у нее подкашивались.
Каван схватил ее за плечи.
– Ты осмеливаешься чего-то требовать от меня?
Гонора заговорила тише, положив трясущуюся руку ему на щеку:
– Не нужно страдать в одиночку. У тебя есть жена, и ты ей дорог.
Каван крепче стиснул Гонору, так, что ее ноги оторвались от пола, и пошел к закрытой двери. Ну нет, он от нее так легко не избавится! Гонора крепко обхватила его за шею и прошептала на ухо:
– Я влюбилась в тебя.
Каван мгновенно остановился. Гонора крепко обнимала его за шею, хотя ноги ее болтались в футе от пола. Она потерлась щекой о его щеку.
– Ты не можешь меня любить. Ты меня почти не знаешь, – сердито буркнул он.
Гонора прижалась губами к его уху:
– Я знаю, что ты лучше, чем думаешь о себе.
– Я не желаю, чтобы ты меня узнавала!
– Слишком поздно, – пробормотала она, поцеловала его в щеку, а потом робким поцелуем прикоснулась к губам.
Он застонал и шепнул прямо в ее губы:
– Я…
– Ты мой муж, – сказала она. – Позволь мне помочь тебе забыть эту боль.
На этот раз он застонал громче:
– Я не гожусь для того, чтобы…
– Любить меня?
Он не ответил.
– Люби меня, – произнесла Гонора, и на этот раз это не было вопросом.
Каван по-прежнему молчал.
– Люби меня. – Она снова легко поцеловала его в губы.
Каван покачал головой.
– Люби меня, – прошептала Гонора. – Время настало.