Гонора не знала, как ей быть с мужем. Он ушел, когда она еще не проснулась, вернулся очень поздно, а теперь сидит и пьет с воинами. Он вообще не проявляет к ней никакого интереса, и Гонора боялась, что сплетни уже поползли. Служанки шептались и хихикали, когда она проходила мимо них.
Больше всего она боялась, что об этом узнает отчим – и что он тогда сделает с ней за невыполнение супружеского долга. Но как вести себя с мужем, который ее до смерти пугает? Гонора то и дело напоминала себе, что нужно быть терпеливой, но день клонился к закату, а муж по-прежнему не обращал на нее внимания. Поможет ли ей терпение?
И что еще она может сделать?
Не находя ответа на терзавшие ее вопросы, Гонора не могла проглотить ни кусочка, поэтому она просто вышла из зала, куда члены клана уже собирались для вечерней трапезы. Если бы не дождь, она бы прогулялась по вересковой пустоши, вдохнула бодрящего осеннего воздуха и ощутила хоть немного покоя. А так ей пришлось подняться вверх по лестнице, но вместо того, чтобы направиться в спальню, Гонора укрылась в небольшой комнатке для шитья этажом ниже – в этот час она была пуста.
Взяв из корзинки вышивание – блузку, над которой она работала всю прошедшую неделю, – Гонора устроилась на стуле перед очагом и через несколько минут полностью сосредоточилась на шитье.
– Гонора! Гонора!
Она чуть не выронила вышивание. Ей показалось, что она услышала разгневанный голос отчима, яростно призывавший ее. Решив, что это ей приснилось, она подумала: «Сколько же я проспала?»
– Гонора! Гонора!
Гонора в отчаянии закусила губу. Так это не сон! Отчим действительно ее ищет. Она уже слышала его тяжелые торопливые шаги на лестнице. Еще чуть-чуть, и он спустится вниз, и тогда ей несдобровать.
Она поспешно оглядела комнату, тяжелые шаги приближались. Гонора кинулась к двери и прижалась к стенке так, чтобы дверь, открывшись, надежно спрятала ее.
Через несколько мгновений тяжелая дверь распахнулась, отчим окинул комнату взглядом и ушел, сильно хлопнув дверью.
Зачем он ее искал? Неужели позднее, чем она думала? Может, муж ее тоже искал? Гонора кинула вышивание в корзинку и тихо вышла из комнаты. Так же тихо она поднялась по лестнице, пробралась по коридору, вошла в спальню и неслышно закрыла за собой дверь.
– Крадешься в такой поздний час? Что задумала моя жена?
Гонора ахнула и привалилась к двери, прижав руку к груди, словно это могло успокоить бешено колотившееся сердце. Муж перепугал ее до полусмерти.
– Прости, – поспешно извинилась она. – Я не хотела ужинать, поэтому решила уединиться в комнате для шитья. И нечаянно заснула.
– Уединиться в нашей спальне ты, конечно, не могла?
Гонора не ответила, глядя на его лицо – все в крови и синяках. Она решительно подошла к мужу.
– Что случилось?
– Поспорили с одним воином, пришлось подраться.
Она не колебалась ни минуты, сразу протянула руку и осторожно потрогала кровоточащие раны на щеке, губе и около глаза.
– Я сейчас их обработаю. – Гонора заставила его сесть на кровать, потом принесла воду, салфетки и мазь.
– Я отлично себя чувствую! – неуверенно возразил Каван.
– Чепуха! Это нужно промыть, – ответила Гонора. – Пожалуйста, сними рубашку, я ее замочу, пока кровь не впиталась.
Она ждала, что он откажется, но, как ни странно, Каван послушался и рубашку снял. Гонора уже видела его голым, поэтому не могла объяснить, отчего обнаженный торс мужа вдруг так взволновал ее. Может, дело в том, что он такой крупный и широкоплечий, а мускулы такие упругие, что видно, как по венам бежит кровь?
Она придвинула маленькую скамеечку, поставила на нее глиняный тазик с теплой водой и бросила на кровать рядом с Каваном салфетки и мазь. Намочив и отжав салфетку, Гонора осторожно начала промывать раны.
Как она и предполагала, они оказались неглубокими, и Гонора сразу сообщила об этом мужу:
– Просто ссадины, никаких шрамов не останется.
– Не важно. Что значит еще один шрам к тем, что у меня уже есть?
Она аккуратно промокнула кровоточащую губу. Жаль, что нельзя ему посочувствовать! Гонора знала, что он сильно рассердится. Она просто прилежно промывала и смазывала его раны и вдруг заметила, что его тяжелый, сердитый взгляд смягчился.
Каван напоминал ей раненое животное, которое отказывается от помощи до тех пор, пока человек не докажет, что ему можно доверять. Может быть, ей тоже нужно доказать, что она достойна доверия? Но с другой стороны, разве не этого она ждет от него? Разве не надеется, что когда-нибудь перестанет бояться его и сможет рассчитывать на его защиту и заботу?
Гонора не торопясь смазывала раны болеутоляющим бальзамом, наслаждаясь ощущением теплой кожи Кавана, его крепким, мощным телом и его запахом – он ее просто завораживал, обволакивал, проникал во все поры. Гонора думала, что от Кавана должно пахнуть исключительно элем, но этот запах едва щекотал ее ноздри, перебиваясь более крепким ароматом, присущим только Кавану, и больше никому. Земля и огонь – вот что сразу приходило в голову, и это так подходило ему! Гоноре очень хотелось все сидеть и сидеть, вдыхая этот дивный запах, но она понимала, что это не лучшая мысль, и поэтому отодвинулась от мужа.
– Все! – объявила она и потянулась за салфетками и горшочком с мазью.
Каван схватил ее руку и прижал к своей груди. Гонора чуть не ахнула вслух, но сдержалась. Жар его тела передался ее руке и охватил все ее существо. Пальцы на ногах начало покалывать, а местечко между ног внезапно и непонятно заныло и увлажнилось.
– Спасибо.
Гонору ошеломила искренность в его взгляде и голосе, но это продолжалось недолго. Каван спрыгнул с кровати, оттолкнул Гонору в сторону, словно она мешала ему, и быстро вышел из комнаты.
Она уставилась на захлопнувшуюся дверь. На какой-то краткий миг ей показалось, что она увидела того Кавана, которым он был когда-то, и этот мужчина ей понравился. Он был добрым, чутким и благодарным.
Смеет ли она надеяться на такого мужа? Может быть, терпение, запастись которым советовала Адди, действительно поможет, требуется только время – а уж времени у Гоноры предостаточно. Она – жена Кавана до тех пор, пока их не разлучит смерть. Гонора вздохнула и покачала головой. Пока еще она не жена ему, потому что они не скрепили брачные обеты в постели. А вдруг всем уже известно об этом? Дойдет до отчима, и что он тогда сделает? Устроит ей разнос? Побьет?
Гонора поежилась. Если сначала она хотела, чтобы муж держался от нее подальше, то теперь желала, чтобы они поскорее скрепили обеты как подобает и ей не приходилось тревожиться о последствиях.
Как ей хотелось набраться храбрости и поговорить об этом с Каваном! Но Гонора понимала, что ни за что не решится. Она не сможет заставить себя рассказать ему о своих тревогах. Скорее всего он над ней просто посмеется и напомнит, что никогда не хотел ее в жены.
И захочет ли когда-нибудь?
На глаза навернулись слезы, но Гонора не позволила себе плакать. Она редко плакала. Много лет назад она поняла, что слезы ей не помогут. В последний раз она плакала, когда умерла мама, а с тех пор не плакала ни разу, даже тогда, когда отчим бил ее или злобно и обидно ругал. И сейчас не заплачет.
Она может сделать только одно – раз уж все так сложилось, воспользоваться этим как можно лучше. Нужно каким-то образом научиться ладить с мужем. Они женаты всего лишь день, и если бы кто-то спросил Гонору, что она успела узнать о нем за такое короткое время, она бы ответила, что он старается держаться в стороне от всех – не только от нее, своей жены, но и от семьи.
Может, он из людей, предпочитающих одиночество?
Это можно считать преимуществом, потому что она и сама любит побыть одна.
В дверь тихонько постучали. Гонора открыла дверь безбоязненно, зная, что это не отчим. Он бы так осторожно не стучал.
В комнату вошла Адди, обеспокоенно улыбаясь:
– У тебя все в порядке?
Гонора закрыла дверь и ответила вопросом на вопрос:
– А почему вы спрашиваете?
– Сегодня всего лишь вторая ночь, как вы муж и жена, но мой сын в столь поздний час один пьет в зале. А ты одна сидишь в спальне.
Гонора медленно покачала головой. Любой ответ окажется неправильным!
– Каван поступает, как считает нужным.
– Это верно, но его темные глаза говорят мне о другом. Что-то сильно тревожит его, но он не хочет ни с кем поделиться. – Адди взяла Гонору за руку. – Мой сын – хороший человек.
Гонора высвободила руку.
– Хороший, плохой или равнодушный – он все равно мой муж. Но я не знаю, как мне с ним быть.
В глазах Адди заблестели слезы.
– Будь его женой.