Подари мне нежность

Глава 8

Каван вытащил раненого Лахлана с поля боя и надежно спрятал его за большим валуном.

– Только сдвинься с места, и я – да поможет мне Господь! – сам тебя прикончу.

Брат хмыкнул:

– Это вряд ли.

Каван подтолкнул протестующего Лахлана к валуну.

– На твою ногу пришелся жестокий удар.

– Я все равно могу сражаться.

– Черта с два! – Каван схватил меч Лахлана и выпрямился. – Серьезно предупреждаю, братец, сойдешь с места – сильно пожалеешь!

– Мой старший брат меня предостерегает? – поморщившись, засмеялся Лахлан.

– Твой старший брат тебе обещает. – Каван сжал его плечо.

Лахлан захохотал:

– Иди и выиграй сражение, а я тебя подожду!

Каван вернулся в бой, приглядывая за Артэром. Отец велел им всем вернуться домой, и уж раз он возглавляет битву, он и отвечает за выполнение отцовского наказа.

Одного брата он потерял, но другого не потеряет.

Каван сражался, как человек, охваченный бешенством, и когда битва закончилась и он застыл посреди поля, держа в руках меч, с которого капала кровь, его воины смотрели на него, широко раскрыв глаза. Он уложил больше варваров, чем все они, вместе взятые, и в глазах их он видел не восхищение, а откровенный страх.

– Каван!

Он обернулся к брату Артэру.

– Лахлану нужна помощь!

Каван сам внес брата в замок. Артэр шел следом. Опередив Тавиша, к ним подбежала Адди, а слуги уже спешили на помощь. Лахлана положили на стол перед очагом. Одежда его промокла под дождем и отяжелела.

Лахлан был почти без сознания. Адди осматривала рану и качала головой:

– Глубокая.

Каван вполголоса сыпал проклятиями.

– Я должен был уберечь Лахлана – то и дело повторял он. Он должен был находиться рядом, чтобы отразить тот удар меча. Это его долг! Он – старший брат!

– Плохая рана, очень плохая, – сказала Адди, смахивая слезы. – Глубокая. Не знаю, можно ли ее зашить. – Тут ее глаза широко распахнулись.

– Что такое, мама? – взволнованно спросил Каван.

– Твоя жена. Гонора! Она прекрасно управляется с иголкой!

– А где она? – спросил Каван.

– В мастерской, – ответила мать.

Перескакивая через две ступеньки, Каван добрался до комнаты для шитья и с такой силой распахнул дверь, что та ударилась о стену.

Гонора соскочила со стула, уронив на пол шитье, и испуганно уставилась на него.

– Ты мне нужна, – произнес Каван.

– Нужна? – чуть слышным шепотом отозвалась Гонора.

– Лахлан сильно ранен, рану необходимо зашить. Мать сказала, что ты умеешь управляться с иголкой. – Он схватил жену за руку.

– Я шила только одежду, но не зашивала людей! – возразила она.

– Все когда-то случается в первый раз.

Гонора торопливо пошла вслед за Каваном, затем резко остановилась.

– Иголка и нитки! Они же мне понадобятся!

– Поспеши, – поторопил ее Каван, отпуская руку Гоноры.

Он нетерпеливо ждал, и как только жена появилась на пороге, снова схватил ее за руку и помчался вниз по лестнице, в зал.

– Зашей его! – приказал он, когда они остановились у стола, на котором лежал распростертый Лахлан.

Каван боялся, что она начнет возражать и в испуге убежит при виде крови, но, к его великому удивлению, Гонора, сохраняя хладнокровие, внимательно осмотрела рану брата, не обращая внимания на толпившихся вокруг людей.

– Думаю, потребуется много стежков, чтобы стянуть края раны, – сказала Адди.

Каван увидел, как жена ласковым жестом положила руку на окровавленную ладонь его матери и стала ее успокаивать и ободрять:

– Мы сможем это сделать. Мы исцелим ему ногу.

Не прошло и нескольких минут, как обе женщины дружно начали действовать, причем мать без колебаний выполняла все указания его жены. Каван с изумлением смотрел, как ловкие пальцы Гоноры искусно сшивают рану на ноге Лахлана, словно это особенно изящная вышивка. Стежки были умелыми и очень ровными, и он порадовался, что Лахлан сейчас без сознания, потому что стежков потребовалось очень много.

– Швы должны быть сухими, а повязки чистыми, – сказала Гонора, глядя на Адди. – Я помню, как моя мама зашивала рану у соседского паренька, и она очень на этом настаивала. Кроме того, Лахлан должен несколько дней провести в постели, чтобы рана начала затягиваться и швы не разошлись.

– Он будет лежать, – хором отозвались Каван и Артэр, и все в зале улыбнулись.

– Может начаться лихорадка, – говорила Адди, пока они перевязывали ногу Лахлана.

– Не нужно тревожиться о том, чего еще не случилось, – предостерегла ее Гонора. – Мы можем делать только то, что можем.

Каван от души восхитился тем, как замечательно жена сумела справиться с тревогой его матери, заставив ее сосредоточиться на том, что происходит сейчас, и не загадывать на будущее. Он познал эту мудрость, когда был в плену. Если бы он там загадывал хотя бы на час или два вперед, он жил бы только в мучительном ожидании следующей порки или погряз бы в мыслях о том, что никогда больше не увидит свою семью. Он просто проживал одну минуту за другой, планомерно двигался к своей цели и только поэтому оказался готов к побегу, когда возникла такая возможность.

Они с Артэром перенесли Лахлана в покои отца, где для брата уже приготовили постель. Здесь женщинам будет проще за ним ухаживать, потому что рядом кухня, травы и можно быстро приготовить отвары для его исцеления.

После того как Лахлана удобно устроили, он ненадолго пришел в себя. Мать напоила его целебным отваром, и он задремал.

Каван твердо вознамерился сидеть рядом с братом, хотя и здорово устал после битвы. Вроде бы жена поняла его тревогу.

– Я велела слугам приготовить для тебя ванну, – сказала Гонора негромко, чтобы не разбудить заснувшего Лахлана. – Иди вымойся, немного поспи, а отдохнув, придешь и сменишь нас с твоей матерью, потому что за Лахланом придется присматривать всю ночь.

Каван наклонился и прижался своей прохладной щекой к ее разгоряченной. Ему показалось, что он прислонился к раскаленному утюгу. Впрочем, он не будет против, если Гонора оставит на нем свою метку.

– Спасибо тебе.

Гонора кивнула и поспешно вернулась к постели Лахлана.

Каван пришел только на рассвете – изнуренное битвой тело требовало отдыха. Он помчался к покоям отца, встретив по дороге Артэра.

– Сон сковал нас обоих, – виновато произнес Артэр.

– Зато мы прекрасно выспались и теперь можем дать отдых маме и моей жене, – сказал Каван и сжал плечо брата, переступив порог покоев.

Оба застыли, увидев мать и Гонору, отчаянно хлопочущих над их братом. Все вокруг было залито кровью. Лахлан стонал.

– Он начал во сне метаться, вырвался из наших рук и сорвал все швы, – объяснила Адди.

– Проклятие! – пробормотал Артэр. – Я должен был вспомнить, что Лахлану обязательно снится прошедшее сражение и он все переживает заново.

– С каких это пор? – спросил Каван.

– С тех пор, как вы с Ронаном пропали.

– Сейчас это не имеет никакого значения, – вмешалась мать. – Сейчас нам потребуется ваша помощь, чтобы удержать его.

Каван и Артэр разместились у плеч и ног брата, а Гонора заново наложила швы.

Закончив, она бы обязательно рухнула на пол, если бы не Каван. Он успел схватить ее за руку и удержать, обняв за плечи.

– Гонора совсем вымоталась, – сказала Адди. – Она не заснула ни на миг и только заставляла отдыхать меня, а сама ухаживала за Лахланом. Если бы не ее успокаивающий голос… – Адди покачала головой, – …Лахлан бы так и дрался с нами.

– Ты пойдешь отдыхать прямо сейчас! – распорядился Каван, приподняв подбородок жены и увидев, что ее прелестные фиалковые глаза заволокло усталостью.

– Я бы с радостью, – призналась она и зевнула.

Каван уже хотел подхватить ее на руки и отнести в спальню, как вдруг Лахлан попытался вскочить с постели. Ему это едва не удалось, но Артэр крепко удержал его за плечи. Каван поспешил к нему на помощь, но раненый брат не успокоился до тех пор, пока Гонора не положила руку ему на грудь и не зашептала что-то на ухо.

Когда Лахлан все же очнулся от своего беспокойного сна, Каван велел жене идти отдыхать. Он бы с радостью пошел вместе с ней, чтобы остаться с Гонорой наедине и поблагодарить за все, что она сделала для его брата, но в нем нуждались здесь.

Каван посмотрел на Гонору, увидел, что она едва держится на ногах, и испугался, что она не сможет сама подняться по лестнице.

– Расскажи мне про битву, Каван, – попросил Лахлан, сильно стиснув зубы.

– Да! – воскликнула Гонора. – Расскажите брату про вашу победу!

– Мы победили достойно, – похвалился Артэр, и вскоре братья уже сравнивали, кто из них искуснее управляется с мечом.

Часа через два Каван вышел из отцовских покоев, чтобы проведать жену. Она крепко спала в их постели, забившись поглубже под одеяло. В очаге жарко пылал огонь, прогоняя из комнаты холод, и Каван пожалел, что не он согревает Гонору своим телом.

Эта мысль не испугала его. Он подошел к очагу, уперся руками в полку и уставился на огонь. Он слишком часто думал о Гоноре, причем так, что это, наверное, потрясло бы жену и оскорбило ее невинность.

Каван с радостью начал понимать, что Гонора вовсе не та тихая серая мышка, которая боится всего на свете, и это только возбудило его любопытство. Интересно, как она отнесется к акту любви?

У нее ласковые прикосновения, она обладает искренней добротой, а он, Каван, пока совсем не готов к общению с нежной женщиной. Ему нужна женщина сильная, вожделеющая мужа, потому что его потребность в женщине скорее свирепая, чем нежная.

Каван потер затылок, чувствуя, как мучительно ноет его естество. Он негромко прорычал что-то и подумал, что был вынужден превратиться в зверя – ради того, чтобы выжить. Он не в силах избавиться от этого зверя внутри себя, потому что однажды тот может очень ему пригодиться, но при этом тревожился, что не всегда будет в состоянии обуздывать его.

Стоило Кавану вспомнить, что после сражений Лахлана мучают тревожные сны, как он снова негромко выругался. Это тоже его вина, и она тяжестью лежит у него на сердце. Если бы он смог тогда победить варваров, Ронан был бы вместе с ними, а Лахлан не терзался бы так.

Он не тот предводитель, каким должен был тогда быть, вот почему зверь в его душе будет жить и дальше. Он больше никогда не допустит, чтобы у него кого-нибудь отняли, он всегда будет защищать своих людей и свои земли, и для этого зверь должен оставаться с ним.

Каван подошел к кровати, присел на корточки и провел пальцем по щеке жены.

– Я уберегу тебя, в том числе и от себя самого.