Маршал Ней вошел в Висо 18 сентября после утомительного перехода по каменистой, узкой и крутой дороге, заставившей армию вытянуться в рискованно тонкую линию. Артиллерия, обозы и лошади отстали от пехоты, и двум тысячам ополченцев из «Орденанзы» почти удалось захватить всю тяжелую артиллерию. Чуть-чуть не удалось, зато они взяли в плен сотню солдат и невероятно запугали уже измотанную французскую армию.
Когда французы вошли в Висо, он был пуст. Блейк и Жуана лежали плашмя на вершине лесистого холма к западу от Висо и наблюдали, как французы захватывают город. В начале дня они повидались с очередной тетушкой Жуаны и Матильдой, которые направлялись в Коимбру. Матильда, поджав губы, всем своим видом выражала неодобрение, а тетушка открыла от удивления рот при виде Жуаны, которая категорически отказалась присоединиться к ним. Да и кто бы ей позволил! Но пока они препирались между собой, капитан Блейк стоял в стороне и помалкивал.
Им следовало бы отойти подальше от Висо, но, как ни странно, обоим не хотелось уходить отсюда.
— С Висо у меня многое связано, Роберт, — сказала она. — И у тебя тоже. Если бы тебе не приказали сопровождать меня сюда, мы бы с тобой никогда не встретились. Ты хотел бы, чтобы мы никогда не встретились?
— Да, — ответил Блейк.
Она внимательно посмотрела на него.
— Вот как? Почему?
Он повернулся к ней и взглянул в глаза.
— Ответ очевиден. Или ты хочешь, чтобы я растолковал тебе? Хочешь услышать оскорбления, когда я даже не злюсь?
Она улыбнулась ему.
— Наверное, потому, что ты влюбился в меня, но не хочешь признать очевидного. Разве я не права?
— Жуана, неужели ты никогда не расстанешься со своей дурацкой идеей? Или ты считаешь себя такой неотразимой, что перед тобой не может устоять даже человек, который хорошо тебя знает? А как же я? Может быть, я тоже неотразим? Может, ты сама влюбилась в меня?
По ее лицу медленно расплылась улыбка.
— Леди о таких вещах помалкивают.
Он улыбнулся в ответ — это случалось так редко, что она ощутила дрожь в коленях.
— Ты сказала самую чудовищную ложь из всего, что ты когда-либо говорила, Жуана, — сказал он. — Ты не робеешь, когда говоришь все остальное.
Она рассмеялась.
— Но я ничуть не сожалею, что одолела утомительную дорогу в Лиссабон для того лишь, чтобы встретить тебя, — сказала она. — И не сожалею также, что мы возвращались вместе или что я согласилась, чтобы Артур послал меня следом за тобой в Саламанку. Не сожалею, что мне удалось устроить твой побег и мой тоже, а также что несколько недель мы были вместе. Я не сожалею, Роберт. У нас останется множество приятных воспоминаний.
Он все еще улыбался.
— Ты приехала в Лиссабон, чтобы встретиться со мной? — спросил он. — Из Висо? Я польщен, мэм. Не ожидал, что моя слава имеет столь громкий резонанс.
— Ты не веришь ни одному моему слову. Но поверишь. И тогда почувствуешь себя очень глупо. Я думаю, когда ты поймешь, что я не такая, какой ты меня считаешь, на тебя нахлынут иные чувства ко мне.
— А Дуарте Рибейру ты все еще называешь своим братом? — спросил он.
— Единоутробным братом. Да, он по-прежнему мой брат и, несомненно, останется им навсегда.
— Однако ты не знала, что его жена и ребенок находятся в Мортагоа. Когда я упомянул Мортагоа, ты и виду не подала, что тебе знакомо название.
— Она ему еще не жена, — сказала Жуана. — Я забавлялась, наблюдая, как тебя одолевают сомнения, Роберт. Разумеется, мне было известно, что они находятся там.
— Как ее зовут? — спросил он. Она приложила палец к его носу.
— Я думаю, что ты и сам знаешь, — сказала она. — Зачем мне говорить тебе?
— Значит, ты не знаешь? — спросил он. — Или ты по-прежнему дразнишь меня, заставляя сомневаться?
— Тебе виднее, — сказала она.
Он покачал головой.
— У меня нет сомнений, Жуана, — сказал он. — Ты проиграла.
— Возможно, да. А может быть, нет. — Она снова перекатилась на живот и посмотрела вниз, на крыши домов вдали и шпили церквей. К востоку от города встали лагерем тысячи солдат в синих мундирах. — Страшно подумать. Французы здесь, а англичане в нескольких милях позади нас — ждут. Скоро ли начнется, Роберт? Завтра?
— О нет. Ней будет ждать здесь, пока подтянется остальная часть армии и артиллерия, а потом французы попытаются провести разведку и спланировать дальнейшие действия. На все уйдет не меньше недели. — Он взглянул на нее. — Ты волнуешься, видя так близко своих соотечественников?
— И предвкушая свободу? — спросила она. — Мне не очень-то приятно видеть, как соотечественники моего отца воюют с соотечественниками моей матери. Я росла с отцом и любила его. И люблю до сих пор. После нашего бегства в Англию я вместе с ним возвратилась во Францию. Ему не нравился новый порядок, и он был рад, когда его отправили послом в Вену. Но несмотря ни на что он любит свою страну. Маму я не помню. Меня забрали у нее, когда я была совсем маленькой. Кажется, они с отцом страшно поссорились, и он не взял ее с собой, когда мы с ним уехали из Португалии. Но мне все равно кажется, что я ее знаю. Мигель, Дуарте и Мария много рассказывали мне о ней.
Он резко повернул голову и взглянул на нее. Подперев подбородок руками, она невидящим взглядом смотрела вниз на Висо и стоявших перед городом лагерем французов.
— Мигель? — переспросил он. — Мария?
— Да, они брат и сестра Дуарте. Их обоих убили люди Жюно. В 1807 году. Сына и дочь моей матери убили соотечественники моего отца. Неудивительно, что я никогда как следует не знала, кто я такая и где моя родная земля, Роберт. — Она вдруг улыбнулась. — Осторожнее, Роберт. Тебя подстерегает страшная опасность: ты можешь поверить мне. А если поверишь одному, то придется поверить и всему остальному. А вдруг я придумала Мигеля и Марию? В Португалии их имена относятся к очень распространенным. А вдруг мои симпатии на стороне французов? Ведь матери своей я не знала, а мужа ненавидела.
— Нам лучше уйти отсюда, — вдруг заявил он. — Мы подошли слишком близко к Висо. А нам еще нужно найти место для ночлега. Завтра отправимся в Мортагоа, а по дороге охватим как можно большее количество ферм. Английские войска расквартировались в Буссако, неподалеку отсюда.
— Я знаю Буссако, — сказала она. — Там есть монастырь.
— Идем. — Он встал.
— Надеюсь, Марсель где-то там внизу, — сказала она. — Как ты думаешь, Роберт, он там?
— Вполне возможно. Но не питай особенно больших надежд, Жуана. Не для того я все время держал тебя при себе, чтобы теперь уступить.
— Мне бы его еще разок увидеть. Всего один разок, — мечтательно произнесла она, метнув взгляд на два ружья, висевших у него на плече.
— И после твоих слов я должен размышлять, не любишь ли ты меня? Я не верю, что ты вообще когда-нибудь любила, Жуана. И едва ли полюбишь. Ты слишком ненасытна.
Она улыбнулась ему, и они стали бок о бок спускаться с холма.
— Тобой я действительно не могу насытиться, — призналась Жуана. — Мы сегодня будем спать на воздухе?
— Боюсь, у нас нет выбора.
— Я люблю спать на воздухе, — заявила она.
— Даже в сентябре, когда по ночам бывает холодно?
— Особенно когда бывает холодно. Чтобы согреться, нам придется крепко прижаться друг к другу. Но у меня есть перед тобой существенное преимущество. Одеяло из тебя получится большего размера, чем из меня, — рассмеялась Жуана.
Едва успев проснуться, Блейк понял, что совершил большую ошибку, остановившись на ночлег так близко от Висо. Он был уверен, что потребуется несколько дней, чтобы начать подтягивать основной костяк армии к выбранному месту генерального сражения. Разумеется, опережая их, будут отправлены группы фуражиров и разведчиков. Он еще вчера вечером объяснял свою мысль Жуане.
Одна из таких групп находилась сейчас где-то поблизости. Еще не услышав и тем более не увидев ее приближение, он ощутил присутствие посторонних шестым солдатским чувством.
— Жуана, — произнес он ей на ухо и одновременно потряс ее за плечо. — К нам пожаловали или скоро пожалуют, если мы не уйдем, незваные гости. — Он посмотрел сверху вниз в ее широко распахнутые глаза. — Тебе нужно затыкать рот?
Она медленно покачала головой.
Они ночевали в лесистой долине за холмом, отделявшим их от Висо. Как оказалось, место они выбрали очень разумно. Холм перед ним был почти лишен лесистого покрова. На нем было всего несколько небольших групп деревьев. Однако если они пойдут вдоль долины, то попадут в руки разведывательного отряда или кого-нибудь еще, прежде чем скрыться за холмом.
— Нам придется бежать, — сказал он. — Нужно достичь вершины и перевалить за гребень до того, как они нас увидят. Держись за мою руку, Жуана. Будем продвигаться перебежками, от куста к кусту. И ради Бога не создавай лишних трудностей.
Роберт взял оружие, которое всю ночь лежало у него под рукой, схватил за руку Жуану, и они побежали. Она старалась не отставать и помалкивала.
Но их затея была безнадежной. Не добежав и до середины склона, он почувствовал, что французы передвигаются через гребень холма позади них. Они пока находились вне пределов досягаемости мушкетов, но по спине у него уже пробежали мурашки. Ближе к вершине заросли кустарника становились гуще, но до них еще нужно добраться.
Он нырнул под ближайший кустик и опустился на одно колено, потянув за собой Жуану. Он увидел, что их заметили. Из-за гребня холма появилось около пятидесяти всадников.
— Проклятие! — пробормотал он, понимая, что у них нет ни малейшего шанса уйти. Даже если бы им каким-то чудом удалось перевалить через вершину холма, прежде чем их сразят пули, то за холмом их все равно поймают. Их ожидали смерть или плен, причем всего в нескольких милях от английской армии. Ничего себе выбор!
— Мы не успеем, не так ли? — спокойно спросила Жуана у него за спиной.
Поколебавшись мгновение, он вытащил из кармана носовой платок и, торопливо привязав его к дулу ее мушкета, отдал ей оружие.
— Держи. Подними его повыше над головой, когда они войдут в долину, и выйди из-за кустов. Они не будут стрелять. А я пойду дальше. Желаю удачи, Жуана.
Не теряя больше времени, он выскочил из укрытия и помчался вверх по склону, все время ощущая спиной холодок опасности. Потому что теперь за его спиной был еще один мушкет. И он был заряжен. Потом послышались выстрелы — впереди и позади него. И раздались голоса, которые кричали ему по-английски!
— Давайте же, сэр! — орал кто-то. — Сюда. Мы вас прикроем!
— Пошевеливайся, Блейк, сукин ты сын! — кричал кто-то другой. — Не хочешь же ты получить пулю в задницу? Это плохо отразилось бы на твоей репутации.
Он едва подавил усмешку, все еще ощущая спиной холодок страха. Более удачного случая нарваться — в буквальном смысле слова — на группу собственных снайперов нарочно не придумаешь. Их винтовки палили с деревьев на вершине холма. Он оглянулся через плечо и увидел, как французские кавалеристы остановились в нерешительности. Виконт Веллингтон был хорошо известен своими засадами за гребнями холмов.
Он увидел также, что Жуана с мушкетом на плече, но без носового платка, следует за ним по пятам.
— Какого черта? — воскликнул он, хватая ее за руку и заставляя нырнуть под прикрытие густого кустарника, расположенного чуть ниже линии огня, который вели английские снайперы.
— Я побоялась оказаться в центре перестрелки, — сказала она, тяжело отдуваясь, и тут же улеглась на живот, чтобы посмотреть вниз сквозь просвет в кустах.
Тем временем капитан Блейк тоже улегся на живот и навел винтовку на всадников у подножия холма, которые в нерешительности топтались на месте, не зная, атаковать им противника или нет. Казалось, они находятся совсем близко.
— Уж будьте уверены, что если в Португалии осталась хотя бы одна миловидная леди, то она будет с капитаном Блейком, — громко заявил один из солдат в зеленых мундирах, сержант Сондерс.
Капитан Блейк усмехнулся. Несмотря на смертельную опасность, он почувствовал себя дома. Их было около дюжины против пятидесяти французских кавалеристов. И он ничуть не сомневался в том, что за гребнем холма не ждала никакая засада.
— Не поднимай голову, — приказал он Жуане, — и будешь в безопасности.
Но она продолжала напряженно вглядываться в то, что происходило у подножия холма.
Все произошло в считанные секунды. Жуана вскочила на ноги и, размахивая руками над головой, закричала:
— Марсель! Я здесь. Это Жанна, Марсель!
В мгновение ока она снова улеглась за кустом и, словно в лихорадке, прицелилась из мушкета, прежде чем капитан Блейк успел отреагировать на происходящее.
— Иисусе Христе! — воскликнул он и, бросившись на нее, выбил мушкет и заломил ей руки за спину. — Ах мегера! Ах ведьма!
— Не смей! — в отчаянии крикнула она. — Отдай мой мушкет, Роберт. Я должна его убить. Прошу тебя, ты не понимаешь, я должна его убить!
Над их головами шла перестрелка. Кавалеристы, видимо, стали подниматься по склону холма. Он не взглянул на них. Сняв с нее ремень, он перевернул ее на спину и крепко связал руки. Затыкать рот, как и в прошлый раз, было ни к чему, тем более что его носовой платок трепыхался на ветру, оброненный где-то на полдороге к подножию холма.
— Не вздумай пинаться, — процедил он сквозь зубы, хватая свою винтовку. — Можешь невзначай ногу сломать. Из-за тебя всех нас могут перебить.
Он заметил, что несколько всадников с Марселем Леру во главе отважились подняться до вершины холма. Но британские стрелки не зря заработали свою репутацию беспощадных воинов и вселяли страх в противника. Два всадника сразу же были выбиты из седла, и их кони, почувствовав свободу, умчались, остальные остановились в нерешительности. Нападать на отряд стрелков, расположившийся на вершине холма, было равносильно самоубийству. Жуана продолжала умолять его, хотя он ее не слушал.
— Прошу тебя, Роберт… поверь мне. Я должна его убить… я три года ждала подходящего момента.
Полковник Леру первым вернулся в долину. Его люди отступили следом за ним и в нерешительности остановились. Атаковать было бы безумием. Даже полковник Леру, очевидно, понял это. Несомненно, только присутствие Жуаны на вершине холма заставляло его задержаться здесь под прицелом славящихся своей меткостью винтовок.
Наконец он повернул коня и присоединился к своим людям в долине. Минуту спустя они, прихватив с собой двух раненых, удалились той же дорогой, по которой пришли.
Как-то раз, насколько помнил Блейк, Жуана посетовала на то, что в ее лексиконе слишком беден запас ругательств. То, что срывалось с ее языка в течение последующих минут, полностью опровергало ее прежнее утверждение. Она ругалась последними словами на великолепной смеси английского, французского и португальского языков.
— Ты не могла просто выстрелить мне в спину, не так ли? — пылая гневом, сказал он. — Тебе еще надо было подвергнуть опасности жизни ни в чем не повинных людей. И французов тоже. Двое из них были ранены, и, возможно, ранены тяжело. Ты хоть заметила? И все для того, чтобы устроить театральное представление перед своим французским любовником?
— Я тебя ненавижу. — Она уткнулась лицом в землю и искоса поглядывала на него потухшим взглядом. — Я никогда не прощу тебе этого, Роберт. Никогда.
Потом к ним подбежали, скользя по склону холма и сжимая в руках винтовки, его товарищи в зеленых мундирах.
— Вас так давно не было видно, сэр, я уж думал, что не узнаю вас.
— Как можно не узнать свернутый на сторону нос?
— Кто, кроме такого ловкача, мог бы привести на хвосте целый отряд французских кавалеристов и все-таки остаться в живых?
— Рад видеть вас снова, сэр. Ребята бились об заклад: успеете вы или не успеете вернуться к генеральному сражению.
— Рад, что я поставил на вас, сэр.
— Ты умеешь повеселиться, старина. Уверен, что твоей истории хватит на целый любовный роман. Куда она направляется? — спросил капитан Роландсон, а потом, повнимательнее разглядев Жуану, воскликнул: — Силы небесные! Да это маркиза! — От, удивления глаза у него чуть не вылезли из орбит.
Жуана, руки которой все еще были связаны за спиной, медленно поднималась по склону холма.
— Она далеко не уйдет, — сказал капитан Блейк. — Она француженка.
Стрелки словно завороженные уставились вслед Жуане. Капитан Роландсон присвистнул.
— Француженка? Твоя пленница, Боб? Я всегда знал, что тебе везет. Где, черт возьми, ты был все время?
— Гораздо важнее, куда я направляюсь сейчас, — заметил капитан Блейк. — Армия уже готова к сражению?
— Подожди, и сам увидишь, Боб, — усмехнулся капитан. — Красотища! Достаточно взглянуть на нас, и противник сдастся. Когда услышали пальбу, наши подумали, что на вершине начался бой. Хорошо еще, что мы патрулировали поблизости. Ты вернешься вместе с нами?
— Мне еще нужно закончить кое-какие дела, Нед, — сказал Блейк. — Но я там буду. Ни за что на свете я не упущу возможности участвовать в сражении. — Он искоса взглянул на вершину холма. Жуана исчезла из виду. — Мне пора идти. На днях мы увидимся с вами, друзья. Спасибо вам всем. — Он стал подниматься на вершину холма, а вслед ему неслись громкие напутствия и дружеские богохульства.
Она не ушла далеко. По другую сторону холма поблизости от вершины лежала куча крупных округлых валунов. Она сидела на одном из них, низко опустив голову и почти касаясь лбом коленей. Руки ее были все еще связаны.
«Черт возьми, — подумал Блейк, подходя к ней, — надо держать себя в руках, чтобы не убить ее». Больше всего на свете ему хотелось сейчас задать ей хорошую трепку.
Она не пыталась убежать. Она и сама не знала, куда идти. Усевшись на камень, она хотела вытянуть руки, но вспомнила, что они связаны. Не пытаясь освободиться, она опустила голову.
Ей было несвойственно впадать в отчаяние. Даже подавленное состояние было у нее крайне редко. Жуана почти никогда не теряла надежду и почти всегда могла что-то предпринять. Она была не из тех, кто смиренно принимает поражение.
Но сейчас она была вынуждена признать, что потерпела поражение. Полное поражение. Которое породило такое же полное отчаяние. Она предпринимала бесчисленные поездки в Испанию, она вращалась в обществе французов и все время высматривала одно лицо. И нашла его наконец, и все спланировала. Правда, планы были слишком хитроумные и едва ли выполнимые. Теперь она поняла. Надо было убить его в Саламанке. Там у нее было множество удобных случаев.
Всего десять минут назад у нее был еще один шанс. Превосходный шанс. О таком только мечтать можно. Но она его упустила, потому что снова перемудрила. У нее в распоряжении было несколько недель, чтобы заставить Роберта поверить ее истории. Она без особого труда могла бы убедить его. Еще вчера вечером. Она чувствовала, что он был готов поверить ей. Но нет, ей не нравилось, когда что-то достигается без труда. Она наслаждалась возможностью поддразнивать его, заставлять смеяться.
Теперь она не могла винить его за то, что произошло, пусть даже она сказала, что ненавидит его и никогда не простит. Конечно, услышав, как она закричала и схватила мушкет, он был вынужден наброситься на нее, отобрать оружие и связать руки. Его нельзя винить.
Итак, все кончено. Она упустила свой шанс отомстить за смерть Марии, Мигеля и членов его семьи. Все кончено. И виновата она одна. Она с удивлением заметила, как на коленях на ткани платья расплываются, скатываясь вниз, крупные капли. Слезы! Она совсем приуныла.
Жуана не слышала, как он подошел. Она заметила только его сапоги. Она знала, что будет стыдиться за себя и сердиться на него за то, что он увидел ее в столь удрученном состоянии. Но в тот момент ей было все равно. Она почувствовала, как он развязывает ей руки. Освобожденные от пут, они безжизненно повисли.
— Жуана, — сказал он. Его голос был нежен, как и рука, которую он положил ей на голову. — Прости меня.
Она шмыгнула носом, обнаружив, что из носа течет, как и из глаз.
— Я шпион, — продолжал он, — и привык иметь дело с обманом. Не мне винить тебя за то, что ты делаешь то же самое. Я не виню тебя и за то, что ты оказалась на стороне моих противников. Твой отец француз и работает на французское правительство. И ты его любишь. Я искренне сожалею, что все произошло именно с тобой. Но идет война, и я не могу тебя отпустить. Прости.
Она снова шмыгнула носом.
— Возможно, война скоро кончится, — сказал он. — Ты сможешь вернуться домой и выйти замуж за своего полковника Леру.
— Роберт, ты слеп. Ты абсолютно слеп.
— Уж не хочешь ли ты, чтобы я поверил, будто ты и впрямь хотела его убить? — Он присел на корточки и заглянул ей в лицо. — Но какой смысл? Зачем тебе его убивать?
— Не имеет значения. Ты все равно ничему не поверишь.
— Попробуй объяснить.
— Я не хотела убивать его, — рассердилась она. — Я хотела убить тебя, чтобы он восхищался мной и любил еще сильнее. Или, может быть, я хотела убить его. Я была обижена, что он позволил взять меня в заложницы. Или, может быть, он оскорбил меня в Саламанке. Может быть, он заигрывал со мной, хотя был женат, а я только что узнала правду. Как известно, на почве ревности случаются убийства.
— Глядя на тебя, Жуана, я не могу понять, знаю ли тебя… Или я вообще ничего о тебе не знаю? И я, пожалуй, склоняюсь к последнему.
Она утерла нос тыльной стороной руки.
— Поглядели бы на меня сейчас твои приятели. Я, наверное, выгляжу как пугало?
— Да уж, — усмехнулся он.
— Покорно благодарю, — фыркнула она. — Джентльмен, чтобы приободрить, наговорил бы мне массу комплиментов, Роберт.
— Вот как? Но ведь ты знала бы, что он лжет. Судя по всему, мой носовой платок ты потеряла?
— Значит, мне придется шмыгать носом и утираться ладонью.
Блейк извлек из своего ранца довольно грязную на вид тряпку.
— Я заворачиваю в нее дуло винтовки, когда идет дождь, — объяснил он. — Можешь воспользоваться.
Она взяла тряпку.
— Как низко я пала, — промолвила она, энергично сморкаясь в тряпку. — Я не купалась и не мыла волосы четыре дня, неделю не стирала одежду. От меня, должно быть, воняет.
— Будь ты благоухающая, как обычно, ты бы не подпустила меня к себе ближе чем на двадцать ярдов, Жуана. По-моему, значение духов сильно переоценивают.
— И мыла тоже? — спросила она, наморщив носик.
— За кусочек мыла я бы сейчас с радостью продал твой мушкет, — сказал он, вызвав ее улыбку. — Вот так-то лучше. Я уж думал, что ты разучилась смеяться.
— А я думала, что тебе доставляет удовольствие видеть меня в слезах и полном унынии. Ты ведь этого всегда хотел, не так ли?
Улыбка исчезла с его лица.
— Я бы не хотел, чтобы ты пала духом, Жуана. Последние недели получились бы очень унылыми, будь ты не такой, как ты есть.
— Ну что ж, — сказала она, поднимаясь, — звучит почти как признание в любви, Роберт.
— Признание в уважении, — спокойно уточнил он, тоже поднимаясь.
Она вздохнула.
— Наше приключение почти закончилось, не так ли? Мне жаль. Но все хорошее когда-нибудь кончается, как и плохое. А жизнь продолжается. Куда мы направимся теперь?
— Двинемся зигзагами в направлении Буссако, — сказал он, — чтобы убедиться, что никого не пропустили.
— Тогда вперед. Я следую за тобой. Ведь я все еще твоя пленница, хотя, по-моему, ни у одной женщины не было бы более желанного тюремщика. У нас еще есть в запасе одна ночь, Роберт? Или даже две? Я заставлю тебя запомнить их больше, чем все другие, вместе взятые. Обещаю.
— Иногда мне очень хочется верить, что не все, что ты говоришь, ложь, Жуана, — улыбнулся Блейк.
Она рассмеялась.
— Сам узнаешь. Нынче ночью. И если то, что я сказала, окажется правдой, то ты, возможно, поймешь, что я говорила правду и обо всем остальном, Роберт. К завтрашнему утру ты будешь терзаться сомнениями… и чувством вины. Потому что к завтрашнему утру ты будешь по уши влюблен в меня.
Она одарила его ослепительной улыбкой. И хотя он, в отличие от всех прочих мужчин, не капитулировал перед ней безоговорочно, интуиция подсказывала ей, что своего она добьется.