Подари мне все рассветы

Глава 9

-А-а, ну как же, капитан Блейк. — Графиня Соверал испытала явное облегчение оттого, что он говорит по-португальски. Но, приветствуя его в своем доме, на своем балу, она как-то неопределенно улыбнулась и вежливо повернулась, чтобы поздороваться с новыми гостями. Она явно не знала, кто он такой.

Вся ситуация приводила капитана Блейка в замешательство. Графиня не только не осыпала его благодарностями за то, что он доставил племянницу из Лиссабона, она, по-видимому, даже не слышала о нем. Ситуация во многом походила на бал у Ангежа в Лиссабоне, с той лишь разницей, что здесь было меньше укромных уголков, где можно было спрятаться. Хорошо еще, что он был волен уйти когда пожелает. И он решил, что уйдет, как только его заметят маркиза и лорд Веллингтон.

Уж лучше находиться в Саламанке и ждать, когда попадешь в плен, думал он, входя в большой зал и стараясь выглядеть спокойно и непринужденно. Или идти в бой впереди пехоты плечом к плечу со своими стрелками, где его в любой момент мог снять выстрелом вражеский снайпер.

Отыскать в зале маркизу дас Минас было нетрудно. Целая толпа офицеров в великолепных военных мундирах, сверкающих золотым и серебряным галуном, окружала ее и жужжала комплименты, как туча пчел над ульем.

— Боб! — окликнул его жизнерадостный голос с другого конца зала. — Ну наконец-то! Я слышал, что ты в городе.

Оглянувшись, он усмехнулся, с облегчением увидев капитана Роландсона из 43-го батальона, чья широкая улыбка казалась особенно приятной в море незнакомых лиц.

— Нед? А ты что здесь делаешь?

— Я выступаю в роли курьера, — ответил тот. — Вчера приехал, а завтра с первым лучом света обратно. Но сюда не мог не прийти, потому что должен был засвидетельствовать свое почтение маркизе. Не почтение, а скорее обожание издали. А ты, я слышал, сопровождал ее из Лиссабона? Счастливчик! Расскажи, как все было.

— Мы слишком быстро ехали, — рассмеялся Блейк. — Если бы я ехал один, то прибыл бы всего на один день раньше. Расскажи лучше, как идут дела на реке Коа?

— Кроуфорд чувствовал себя как рыба в воде. Считает, наверное, что он один может сделать больше, чем целая армия. Но настоящие подвиги будут совершаться, наверное, когда начнется наступление. А ты, я вижу, все-таки выжил, Боб? Никто и думать не хотел о том, что ты не выживешь. Ты слишком упрям, чтобы умереть из — за того лишь, что пуля прошла в дюйме от сердца.

Рид заявил, что не желает становиться вместо тебя капитаном благодаря твоей смерти. Ты возвращаешься вместе со мной?

Капитан Блейк поморщился.

— У меня еще есть здесь одно дело. Так что оставьте для меня мою долю участия в битве. Не забирайте себе всю славу.

Капитан Роландсон от души рассмеялся.

— Я хотел бы потанцевать вон с той высокой темноволосой красоткой в зеленом. Видишь, Боб? За последние полчаса я по крайней мере трижды встречался с ней взглядом, и мне кажется, она согласится. Может быть, ей нравятся рыжие, а? Но, к сожалению, я не знаю ни слова по-португальски. Иди поговори от моего имени с сопровождающей ее дуэньей.

Откровенно говоря, капитану Блейку было неудобно говорить с девушкой, потому что она сидела совсем близко от маркизы, флиртующей со своими поклонниками, толпа которых здесь была внушительнее, чем в Лиссабоне. Следуя за капитаном Роландсоном, он сожалел о своей способности к иностранным языкам.

Дело разрешилось к всеобщему согласию: высокая девушка и ее дуэнья были очень рады принять приглашение британского офицера, несмотря на то что не знали ни слова по-английски. Капитан Блейк, поклонившись, отошел от дуэньи, а парочка вышла на танцевальную площадку, так как вскоре должен был начаться следующий танец.

Он не смог удержаться, чтобы не взглянуть в сторону маркизы. Она была по-прежнему в белом. Ее бальное платье, расшитое серебряной нитью, загадочно поблескивало. Темные волосы она гладко зачесала назад, соорудив на затылке каскад локонов.

И тут он пожалел, что поддался искушению и посмотрел в ее сторону. Он встретился с ней взглядом и несколько смущенно поклонился. Было бы неучтиво теперь уйти. Он понимал унизительный контраст своего потрепанного зеленого мундира и до блеска начищенных сапог с окружавшим ее великолепием. Однако, сделав глубокий вдох, подошел к ней.

— Капитан Блейк! — воскликнула она, опуская веер и улыбаясь ему. — Вы опоздали, тогда как любой из джентльменов готов бросить вам в лицо перчатку и вызвать для выяснения отношений за то, что вы зарезервировали за собой первый танец со мной.

— Если мужчина появляется тогда, когда вот-вот начнет играть музыка, он не заслуживает чести танцевать с вами, Жуана, — сказал гвардейский капитан, поглядывая на Блей-ка с презрением и насмешкой. — Вы должны отругать его как следует и прогнать.

— Что я слышу, Жуана? — воскликнул с добродушным смехом подполковник Королевского немецкого легиона. — Нас всех обскакал простой капитан стрелков, прошу прощения за мой немецкий. Они считают себя элитой, потому что являются лучшими стрелками в армии. Вас зовут Блейк, не так ли? Герой, отличившийся во время летнего отступления из Талаверы? Ладно, если вы решили непременно танцевать со стрелком, Жуана, то уж лучше с таким вот героем.

Она взяла капитана под руку и улыбнулась разочарованным поклонникам.

— Вы действительно поздно появились, капитан, — сказала она, направляясь с ним на танцевальную площадку. — Кстати, вы танцуете?

— Танцую, мэм, — буркнул Блейк, не ответив на ее улыбку. Ему никогда не приходилось танцевать на балу, а уж танцевать с ней, когда за ними следят глаза половины присутствующих в зале мужчин… К тому же он не любил, когда решали за него и заставляли чувствовать себя марионеткой в чужих руках.

— Видите, как я стараюсь отблагодарить вас за сопровождение? — улыбнулась Жуана. — Я отдала вам первый танец, капитан, даже раньше, чем вы пригласили меня. Вы хоть приблизительно знаете, скольким мужчинам я отказала?

— Могу лишь догадываться, мэм.

Но тут заиграла музыка, и они, на время прекратив разговор, стали танцевать кадриль.

— Так-так, — промолвила она несколько минут спустя, — вы и впрямь умеете танцевать, причем очень хорошо. У вас, должно быть, был хороший учитель.

— Моя мать.

Она улыбнулась.

— Она любила танцевать? Она часто танцевала?

— Чаще всего со мной, а иногда с отцом.

Тогда он был совсем маленьким и помнил, с каким удовольствием смотрел на родителей, танцующих под мелодию, которую напевала мать, и как весело смеялся отец. Он помнил, как принимался теребить юбки матери или бриджи отца, привлекая к себе внимание, и они поднимали его на руки и продолжали танцевать втроем. В то время он считал их семейную жизнь нормальной и счастливой. Она и была счастливой.

— Капитан Блейк, — окликнула его маркиза, — вы забыли обо мне. Замечтались. Они танцевали на светских балах? Может быть, их обоих уже нет в живых? Отец ваш тоже умер, как и ваша мать?

Он взглянул на нее, удивляясь, что она до сих пор не узнала его. Неужели он неузнаваемо изменился за одиннадцать лет? Или он для нее не так много значил, что она забыла о его существовании, как только уехала в экипаже своего отца и Хэддингтон-Холл скрылся из вида? Она же изменилась не очень сильно, если не считать того, что пятнадцатилетняя девочка, мечтавшая поскорее повзрослеть и наслаждаться жизнью, превратилась в кокетливую женщину, которая, судя по всему, слишком наслаждается жизнью, чтобы быть счастливой. Интересно, любила ли она когда-нибудь, несмотря на многочисленных любовников? И любила ли она своего мужа?

Конечно, нельзя сказать, что сам он придавал любви большое значение.

— Насколько мне известно, он жив, — ответил Блейк. Жуана вздохнула.

— Пора бы мне привыкнуть к тому, что вы отвечаете всегда только на один, последний, вопрос из всех, которыми я вас засыпаю. Мне следует, видимо, задавать вам по одному вопросу. Вы любили свою мать?

— Пока я рос, она была оплотом моего счастья и безопасности.

— И ваш отец так сильно горевал, что сломался? Вы из-за этого пошли служить?

— Я пошел в армию, потому что хотел своими силами пробиться в жизни.

Она вздохнула и рассмеялась.

— Ну вот, я снова задала сразу два вопроса, а вы ответили на один, причем менее важный. Я любопытна, капитан. Как правило, у мужчины можно без труда выпытать любые сведения о нем самом. Стоит задать один вопрос, и мужчина с удовольствием рассказывает всю историю своей жизни. Теперь я понимаю, почему вы шпион, — сказала она. — А вот и Артур. Я очень рада, что он пришел. Если бы он здесь не появился, тетушка сочла бы себя социальным изгоем. Вы уже говорили с ним после приезда?

— Да, мы обменялись несколькими фразами, мэм.

— Ах, капитан, — промолвила она, одарив его очаровательной улыбкой, — могу поклясться, что вы не ограничились обменом любезностей. Вы не находите, что говорить и танцевать одновременно весьма утомительно?

Еще бы не утомительно. Она была прекрасна — танцевала легко, глазки блестели. И от нее исходил аромат тех же духов, на которые он обратил внимание в Обидосе. Вечер, который они провели там, был одновременно и мечтой, и кошмаром. Он помнил, как держал ее в объятиях — миниатюрную, теплую, мягкую. Он помнил ее запах, вкус губ, желание, которое она зажгла в нем, помнил, как удивила его ее реакция. И весьма болезненное завершение поцелуя, а также ее смех и осознание того, что она теперь понимает его уязвимость к ее чарам, как и у любого из ее многочисленных поклонников.

— Вы должны зарезервировать еще один танец со мной, капитан, — сказала она, поддразнивая его. — Сразу же после ужина? Обычно я не резервирую танцы заранее, потому что и сама не уверена, захочу ли к тому времени танцевать. Но для вас я сделаю исключение. — Жуана взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и продолжала: — И мы не будем танцевать, а прогуляемся в одном из тетушкиных внутренних садиков, где более уединенно, чем в общем саду. Договорились? Я даже рискну не взять с собой Матильду, тем более что она терпеть не может выходить на воздух поздним вечером. — Она опять искоса посмотрела на него. — Мне нравится ваше предложение, капитан. К тому времени я устану танцевать и мне захочется подышать свежим воздухом. Благодарю вас, я согласна. — И она весело рассмеялась.

— Неужели найдется мужчина, который сказал бы вам «нет»? — без улыбки спросил Блейк.

— Нет, — сказала она, немного подумав, — ни один мужчина никогда не говорил мне «нет». Уж не собираетесь ли вы быть первым, капитан? Какая жалость! Вы не будете больше танцевать со мной и не прогуляетесь со мной в садике? Придется мне спрятаться в уголке и сидеть там с надутым видом. Или нет. Лучше, пожалуй, топнуть ногой и закатить истерику.

— Мне почему-то кажется, что если я назову вас обманщицей, то обнаружу, что вы говорите правду. Я не прав?

— Ах, капитан, если бы я сейчас ответила на ваш вопрос, то вся ситуация утратила бы всякий интерес. Так что либо вы покоритесь и придете за мной после ужина, либо пеняйте на себя: за последствия я не ручаюсь. Ну, что вы выбираете?

Он усмехнулся.

— Если бы вы приставили к моему виску пистолет — то ли заряженный, то ли незаряженный, — я назвал бы вас обманщицей, мэм, и рискнул бы упасть с простреленной головой. Но вопли и визги я едва ли смог бы вынести. Так что позвольте мне зарезервировать танец после ужина. И не предпочтете ли вы вместо танца прогуляться на свежем воздухе?

— Я отвечаю положительно на оба ваших предложения, — сказала она. — Танец, кажется, кончается? Жаль. Мне хотелось задать вам еще кое-какие вопросы о вашей матушке. — Она вздохнула.

— Увы, танец действительно кончился, — подтвердил он.

— Мне хотелось бы также спросить вас о старых шрамах, — сказала она, но музыка прекратилась, и он сопроводил ее туда, где уже начали собираться ее поклонники. — У нас с вами не будет недостатка в темах для разговора после ужина.

Он склонился к ее руке и почувствовал, как напряглась спина, оттого что за ними наблюдало не менее десяти пар мужских глаз. Он отошел в противоположный угол зала, проклиная свое невезение. Станцевав с ней и встретившись глазами с виконтом Веллингтоном, наблюдавшим, как они танцуют, он мог бы теперь с чистой совестью покинуть бал. Он мог бы подумать о предстоящих трудностях и позабыть о женщине, которая, несмотря на все его волевые усилия, обращалась с ним как с игрушкой с тех пор, как они познакомились в Лиссабоне.

А теперь ему придется прождать не менее двух часов, чтобы пройтись с ней по садику ее тетушки, причем без сопровождения компаньонки. При одной мысли о предстоящей прогулке ему захотелось выругаться последними словами, а в паху появилась щемящая боль.

Был теплый летний вечер, и в садике графини, защищенном от малейшего ветерка, было тихо и тенисто. Здесь росли деревья, дававшие прохладу днем, и цветы, наполнявшие воздух ароматом даже по ночам.

— Как хорошо, что вы предложили прогуляться здесь, — сказала Жуана, взяв под руку капитана Блейка. — Здесь так спокойно и прохладно. — Она закрыла глаза и полной грудью вдохнула свежий воздух.

— Да, на редкость удачная мысль пришла мне в голову, если учесть, что я даже не подозревал о существовании такого садика.

Она рассмеялась. Она была приятно возбуждена и печальна одновременно. Возбуждена, потому что ей предстояло пробыть полчаса наедине с ним, а он, несмотря на всю его серьезность и неразговорчивость, привлекал ее гораздо больше, чем любой из джентльменов в бальном зале, которые с готовностью пожертвовали бы своей правой рукой за возможность быть сейчас на его месте. А печальна, потому что ей предстояло обмануть его.

Печаль и ее причины вызывали у нее некоторое беспокойство.

— Наверное, если бы я не засыпала вас вопросами, — сказала она, — мы бы так и гуляли здесь в полном молчании. Так вы поговорили с Артуром? Он дал вам какое-нибудь задание?

— Завтра я должен вернуться в свой полк, мэм, прихватив с собой письмо для генерала Кроуфорда.

Она взглянула на него и рассмеялась.

— Герою битвы при Талавере, который время от времени выполняет разведывательную работу для главнокомандующего, дают поручение доставить в Висо в целости и сохранности одну леди, а потом его, словно мальчика на побегушках, отправляют с письмами от одного генерала к другому? И вы ожидаете, что я поверю вашему вздору, капитан?

— Откровенно говоря, мэм, мне безразлично, поверите вы или нет.

— Ах вот как? — Она отпустила его руку и остановилась, глядя на него снизу вверх. — Вам действительно безразлично, хотя это было бы небезразлично десяткам мужчин. Вы и здесь должны отличаться от всех? Может быть, вам даже безразлично, жива я или нет?

— Ничего такого я не говорил.

— Значит, вам небезразлично? — спросила она, проводя пальчиком по его рукаву от локтя до запястья.

— Вы играете со мной в слова, а тут я не мастер. На свои вопросы вы ждете ответы, но если я дам их, то могу сказать то, чего не хочу говорить.

Она вздохнула.

— Значит, вы завтра уезжаете, капитан? Вам не жаль, что вы больше никогда не увидите меня?

Он посмотрел ей в глаза и ничего не сказал. И она поняла, что открыла для себя еще одно его качество, которое ее привлекает. В отличие от других мужчин он не позволял никому манипулировать собой в разговоре. Она не могла заставить его говорить то, что желала услышать.

— Никогда — это очень долго, капитан, — сказала она, легонько прикоснувшись к его руке.

Он взглянул на ее руку.

— Не флиртуйте со мной. Мы живем в разных мирах, мэм, и играем в разные игры. Если говорить об общественном положении, то я никто, тогда как вы имеете вес в обществе. Как вы уже могли убедиться, со мной флиртовать опасно. Я совсем не знаю правил вашей игры и границ, которые не следует переходить.

Он был прав. Ей было страшновато. Но с другой стороны, ситуация возбуждала ее сверх всякой меры. Она вспомнила, как ее охватило чувство беспомощности и желание уступить искушению, когда он приподнял ее над полом. Она помнила ощущение его языка глубоко у себя во рту, помнила его вкус. Она знала, что с ним опасно. Опасно, потому что в следующий раз она его не остановит.

— Кто говорит о флирте? — воскликнула она. И дальше сказала то, что было удивительно для нее самой, что она вовсе не собиралась говорить: — Мне не хотелось бы, чтобы вы уезжали. Я не готова прощаться.

Она почувствовала, как напряглись под ее рукой его мускулы.

— Роберт, — тихо произнесла она. — Какое милое имя. Когда-то я знала одного Роберта. Он был милым, нежным мальчиком. Вашей полной противоположностью. Только волосы у него были такие же белокурые, хотя гораздо длиннее, и глаза такие же голубые, но мечтательные и добрые. Он умер.

Он вздрогнул.

— Ах, Роберт, — сказала она, — вы играете нечестно. Предупреждаете, чтобы я не флиртовала, а сами не оставляете мне выбора, потому что просто стоите и не проявляете никакой инициативы. Может быть, нам лучше вернуться в бальный зал и вежливо попрощаться на глазах у всех, чтобы никогда больше не видеться и не вспоминать друг о друге?

— Зачем вам нужно видеть меня или думать обо мне? — спросил он.

— Зачем? — Она заглянула ему в глаза и пожала плечами. — Возможно, потому, что вы не похожи на других. Возможно, потому, что вы были единственным мужчиной, который не хотел меня. Правда, в Обидосе вы меня хотели, не так ли?

Она заметила, как он судорожно глотнул воздух. И как ни странно, ей захотелось плакать. Она увидит его снова. Он этого не знал, но она знала и не хотела, чтобы встреча произошла таким образом, как было решено. Черт бы побрал Артура и его хитроумные планы. Почему нельзя все объяснить Роберту? Почему не проверить его актерские способности? Почему ей вечно приходится играть роль кокетки? Тем более с мужчиной, с которым ей меньше всего на свете хотелось флиртовать?

Она вздохнула.

— Пожалуй, мы напрасно пришли прогуляться. Лучше вернуться в зал. Там полно джентльменов, которые жаждут потанцевать со мной, принести мне прохладительные напитки или подержать мой веер, пока я поправляю выбившийся локон. Зачем мне мучиться здесь, пытаясь вызвать на разговор молчуна или уговорить мраморное изваяние поцеловать меня? — Она вздрогнула. — Вам не холодно?

— Нет, — сказал он. Его руки — крупные, сильные, теплые — поглаживали ее оголенные руки. — Не холодно. — Он привлек ее к себе и обнял. Она прижалась к его груди и закрыла глаза. Он нежно погладил ее голову.

— Хотя и глупо, но мне не хочется уезжать завтра, зная, что мы никогда больше не увидимся, — сказал Блейк. — Ведь мы с вами — представители разных миров, мэм.

— Жуана, — шепотом поправила она.

— Жуана.

— Роберт, — прошептала она, почувствовав, что на глазах выступили слезы, а в горле образовался комок, — прости меня.

Но как могла она заранее просить прощения, не рассказав ему обо всем? Похоже, она снова утрачивает контроль над ситуацией. Раньше она никогда не теряла контроль, что и делало ее очень ценным работником, хотя и не давало ей возможности самой распоряжаться своей жизнью, своей судьбой.

— За что? — Она почувствовала, как он прижался щекой к ее волосам.

— За Обидос. — Она подняла голову и улыбнулась в надежде, что в сумерках он не заметит слез в ее глазах. — Я вела себя отвратительно.

По его лицу медленно расплылась улыбка.

— То, что было в Обидосе, не должно было случиться. И то, что происходит сейчас, — происходить, — серьезно сказал он.

— Что не должно происходить? — спросила Жуана.

— Вот это. — Он поцеловал ее лоб, виски, щеки. Потом заглянул ей в глаза, приблизил свои губы к ее губам.

— Но это уже происходит…

— Происходит, — не стал возражать он и поцеловал ее приоткрывшиеся губы. Она, погладив его коротко стриженные волосы, обняла его за шею и прижалась к нему всем телом. Ей хотелось, чтобы он был как можно ближе. Ей хотелось почувствовать его язык внутри рта, он лишь прикасался им к ее губам. Еще бы! Она причинила ему такую боль в Обидосе.

Она попробовала прикоснуться к его губам своим языком, просунула его за зубы и,

почувствовав, как напряглись его руки и как он шумно втянул в себя воздух, застонала, испытывая и страх, и желание.

— Роберт. — Она запрокинула назад голову и закрыла глаза, ощущая его руки, спускающие с плеч лиф платья и обнажающие одну грудь. Ее губы приоткрылись в безмолвном крике, а пальцы вцепились в его волосы на затылке, когда он обласкал губами напрягшийся и затвердевший сосок. В тот момент она поняла, что все ее знания и опыт в области чувств равнялись нулю и сама она была все равно что девственницей, хотя таковой не являлась. Она поняла также, почему он с первой их встречи одновременно и пугал, и завораживал ее.

Он снова посмотрел ей в лицо и натянул лиф платья на грудь и плечо.

— Мой прощальный поцелуй. Не сомневаюсь, что другой мужчина сделал бы его гораздо приятнее, но вы по крайней мере не будете вспоминать с удовольствием, как в порыве страсти отдали себя человеку, который даже джентльменом не был.

Жуану безумно обидело его предположение относительно ее нравственности, хотя именно такого впечатления она добивалась, играя свою роль. Она мучительно страдала от чисто физической и эмоциональной неудовлетворенности.

Она улыбнулась.

— Поцелуй? Вы называете это поцелуем, Роберт! Довольно рискованный поцелуй, может быть, мне следовало бы пожаловаться на вас тетушке? Или Артуру?

— А они захотели бы знать, как я обнаружил здесь такое уединенное местечко. Нет, скорее всего, было бы разумнее не говорить ничего.

— Пожалуй.

— Прощайте, — сказал он, распрямляя плечи и отряхивая рукава мундира. — А теперь я пойду.

— Вы уходите? Поцеловали и убегаете, Роберт? Как неблагородно. Могли бы потосковать где-нибудь до конца вечера, чтобы все видели, что вы страдаете от безнадежной любви.

— Никто не поверит, — возразил он с усмешкой, от которой у нее подогнулись колени. — Я могу быть молчаливым, угрюмым, необщительным, но страдания от безнадежной любви не мое амплуа. Такие деликатные эмоции мне не по плечу. К тому же я завтра уезжаю и мне необходимо выспаться.

— Ах, — вздохнула она и, приподнявшись на цыпочки, прикоснулась двумя пальцами к его подбородку. — Поберегите себя, Роберт. Не дайте себя убить.

— Именно сегодня мне сказали, что я слишком упрям, чтобы умереть, — произнес он, поворачивая ее руку ладонью вверх и прижимаясь к ней губами. — Не тревожьтесь за меня, Жуана. И забудьте обо мне. Я не стою того, чтобы вы обо мне думали.

— Вы правы. — Она вздохнула. — Сюда ежедневно приезжает столько новых офицеров — один лучше другого. Прекрасное время для леди, которые хотели бы, чтобы войны никогда не кончались. — Она рассмеялась. — Проводите меня в бальный зал, Роберт, а потом можете исчезнуть. — Она взяла его под руку.

Он проводил ее до распахнутых настежь дверей зала.

— Значит, оревуар. — Она отпустила его руку. — Не буду говорить «прощайте», Роберт, потому что не верю в то, что мы расстаемся навсегда. Я надеюсь, что мы еще встретимся, и, возможно, раньше, чем вы думаете. А пока я вижу не менее полудюжины офицеров, которые сердито смотрят на вас и готовы схватиться за шпаги, потому что вы задержали меня дольше, чем длится один танец. Стыдитесь, капитан.

Она игриво прикоснулась к его руке кончиком веера и исчезла, не давая ему возможности ответить. И даже не потрудилась оглянуться, чтобы узнать, провожает ли он её взглядом или уже ушел, даже не взглянув вслед.

Она стояла и, обмахиваясь веером, смотрела на танцующих, а самой хотелось сесть посреди зала и взвыть от тоски.

Состояние было такое, как будто она влюбилась в капитана Блейка или сделала что-нибудь столь же глупое и смехотворное.