Глеб уставился на экран своего телефона в ожидании, что на нем высветится уведомление от Анны. Она так и не ответила на его сообщение. Он понятия не имел, что она может о нем думать, и это сводило его с ума.
Конечно, он сказал, что напишет ей, когда закончит, и ожидал, по крайней мере, ответную букву или какой-нибудь смайлик. У него никогда не было девушки, которая полностью игнорировала бы его сообщения, и это заставляло его задуматься над тем, хочет ли она вообще видеть его снова.
Он никогда не беспокоился о том, что люди о нем подумают. Он никогда не сомневался в себе. Но сейчас…
— Все в порядке? — спросил Дима.
— Да.
— Уверен? — Его двоюродный брат пролистал документы, которые Глеб только что заполнил. — Ты кажешься озабоченным.
— Я в порядке.
Прошло мгновение, прежде чем Дима поднял голову, и Глеб увидел неподдельное беспокойство в глазах своего двоюродного брата. — Ну, во-первых, ты опоздал, а ты никогда не опаздываешь. А теперь, похоже, ты и двух минут не можешь прожить, не проверив свой телефон.
— Это ерунда. — Глеб убрал телефон обратно в карман.
— Это из-за анализов, которые ты сдавал перед боем? Что-то не так?
— Нет. Разочарование, которое он подавлял в себе годами, вырвалось на поверхность.
Глеба бесило, что первым, о чем подумал его двоюродный брат, были плохие результаты анализов. За последние пять лет все, кто был близок ему, пришли к выводу, что всякий раз, когда он был тихим, рассеянным или усталым, это автоматически было связано со здоровьем. Он не мог винить их, потому что они заботились о нем. Он понимал, что их беспокойство было продиктовано искренней любовью, но это все равно чертовски раздражало.
Он устал от того, что его личность ассоциировалась с болезнью. Это была глава его жизни, которую Глеб хотел оставить позади, но он знал, что с его стороны было наивно верить, что в ближайшем будущем это изменится.
— Тогда в чем же дело? — Дима настаивал.
Глебу хотелось сказать ему, что это не его дело, но он знал, что с Димой это не пройдет.
Когда Глеб прошел свой первый курс химиотерапии, Дима приостановил свою собственную жизнь и прилетел в Севастополь, чтобы быть с ним. Он пробыл там шесть недель; они с Геной поочередно ездили в больницу, чтобы побыть с ним и позаботиться о нем. Его двоюродный брат заслуживал большего, чем просто пренебрежительный ответ.
— Это просто… я не знаю, — вздохнул Глеб, не зная, как объяснить ситуацию. — Кажется, я кое-кого встретил.
На лбу Димы появилась морщинка, когда он приподнял брови. — Ты думаешь, что встретил кого-то?
— Я действительно кое с кем познакомился. Вот почему я опоздал. Глеб прочистил горло и провел руками по лицу. — Она ведет блог. Я давал интервью.
— Все прошло плохо? — Дима оперся локтями о рабочий стол и наклонился вперед.
— Нет. — Глеб покачал головой. — Интервью прошло прекрасно.
— Ты сказал, что думаешь, что встретил кого-то. — Дима продолжал настаивать.
Глеб вздохнул. — Да.
— Что это значит?
— Это значит, что я думаю, что встретил кое-кого, — повторил Глеб.
— Кого-то — например, того, кто тебе интересен?
— Да, — признался Глеб.
— Итак, в чем проблема? — Дима поднял руки. — Это ведь хорошо, правда? Глеб кивнул, хотя вовсе не был уверен, что это так.
Его не слишком восторженный ответ заставил исчезнуть все беспокойство, которое омрачало выражение лица его двоюродного брата. Это сменилось удивлением, когда Дима задал дополнительные вопросы. — Подожди. Она ведь не поддалась обаянию Глеба Мозалева, не так ли? Ты наконец встретил единственную женщину на планете, которая не хихикала и не краснела, когда ты смотрел на нее?
Определенно, кто-то краснел и хихикал, но Глеб оставил это при себе. — Все было не так.
— Ну, что-то явно пошло не так. Дима откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Я просто сказал кое-что, чего говорить не стоило.
Глеб осознал свою оплошность в ту же секунду, как это признание слетело с его губ.
— О, черт, это даже лучше, чем я думал. Что ты сказал?
И снова первым побуждением Глеба было сказать Диме, что это не его дело. Он открыл рот, чтобы сказать именно это, но, по-видимому, ему не хватало связки «мозг-рот», потому что вместо этого он закончил тем, что повторил свою неловкую речь.
— Я сказал ей, что она из тех красавиц, ради которых мужчины ведут войны и строят такие сооружения, как Тадж-Махал или Висячие сады Вавилона. От красоты которых кто-то мог бы опьянеть. Что она больше, чем просто красива, — что она сногсшибательна.
Глеб провел руками по волосам и стал ждать ответа. Он поделился своей оплошностью с двоюродным братом в надежде, что тот скажет ему, что все не так уж плохо. После того, как он отругает его за это, конечно. Чего он не ожидал, так это полного ужаса взгляда Димы.
Через несколько секунд голова его двоюродного брата запрокинулась, и он расхохотался так громко, что Глеб был уверен, что вся пожарная часть могла его услышать.
Вот оно. Это было гораздо ближе к той реакции, которую он ожидал.
— Я не знаю, что, черт возьми, на меня нашло, — покачал головой Глеб. — Кто вообще так разговаривает?
— Неудачники, — продолжал посмеиваться Дима. — Или девственники. Девственники так говорят.
Глеб не был девственником, но прошло больше двух лет с тех пор, как у него в последний раз был секс. Может быть, именно из-за этого его влечение к Анне казалось гораздо более сильным. Может быть, ему просто нужно было заняться сексом.
Когда Дима продолжил смеяться, Глеб немного занервничал.
— Что? Как будто ты никогда не говорил Тане глупостей?
Дима посерьезнел, как делал каждый раз, когда речь заходила о Тане. Сказать, что его двоюродный брат защищал свою жену и детей, было все равно, что сказать, что озеро Байкал — это лужица.
— Черт возьми, да, я это делал. Но это Таня. Я был влюблен в нее. Стой, так, может, ты тоже влюбился?
— Я только что с ней познакомился. Глеб снова сел.
— Именно. — Дима кивнул с выражением, которое можно было истолковать как мудрое или высокомерное; Глеб склонялся к последнему.
— Так что либо твоя игра сильно подзабылась, либо эта девушка может быть кем-то особенным.
Раздался стук в дверь, и Марк Розанов, коллега-пожарный, просунул голову внутрь. — Начальник Главного управления здесь, хочет вас видеть.
Дима встал, и Глеб последовал его примеру. Они направились к выходу из кабинета. Григорий Валентинович был снаружи и разговаривал с несколькими собравшимися мужчинами.
Глеб встречался с этим человеком несколько раз. Он был дружелюбным и приветливым. Из того, что Глеб наблюдал, он понимал, что Григорий Валентинович знал обо всем, происходящем в Москве.
Увидев Глеба, он протянул ему руку. — Отличный бой, сынок.
— Спасибо, Григорий Валентинович. — Глеб пожал ее.
— Просто Григорий, пожалуйста. Он настаивал, чтобы все называли его по имени, но Глеб был воспитан совсем не так. Мужчина наклонился и, понизив голос, спросил: — Правдивы ли слухи, которые я продолжаю слышать? Ты переехал в Москву насовсем?
— Да, — подтвердил Глеб.
Лицо Григория просияло, когда он похлопал Глеба по плечу. — Рад это слышать, сынок.
— Благодарю вас.
Глеб кивнул, когда Дима проводил начальника Главного управления в свой кабинет.
— Привет, дружище. — Марк хлопнул Глеба по плечу, прежде чем опуститься в одно из глубоких кресел, стоявших перед телевизором с плоским экраном. — Пьянка. Сегодня вечером. Глеб колебался. Анна сказала, что пробудет здесь только до воскресенья. Если бы это зависело от него, он проводил бы с ней каждую свободную минуту.
— Даже не думай о том, чтобы отказываться. — Марк направил пульт на телевизор и прибавил громкость. — Ты подписал бумаги. Теперь ты официально часть команды. Это традиция.
Как бы сильно ему ни хотелось отказаться, он знал, что этого делать не стоит. Работа пожарным отличалась от других профессий. Твоя жизнь зависела от людей, с которыми работаешь, и наоборот. Тебе нужно доверять им, а им нужно доверять тебе. Это означало, что нужно выстраивать отношения. Большую часть времени это происходит за пределами четырех стен пожарной части.
— Я приду. — Глеб согласился, прежде чем выйти из части.
Он только что вышел на улицу, когда зазвонил его телефон. Его сердце подпрыгнуло, когда он вытащил телефон из кармана. Но сердцу пришлось приземлиться: это была Мила. Черт. — Привет, — ответил он.
— Извини, что не перезвонила тебе раньше, была на собрании. Когда вышла, увидела два сообщения от Рены; она пишет, ей очень жаль, что она не смогла приехать. Ее машина сломалась.
— Ты имеешь в виду Анну?
— Нет. Рена, блогер. Та, с кем ты должен был встретиться сегодня. Она хотела спросить, можно ли позвонить по скайпу или…
— Я встретился с блогером, — снова перебил Глеб.
— Что? Куда? Когда? Кто? — С каждым словом уровень напряжения в голосе Милы повышался.
— Почему? Как? — поддразнил Глеб, надеясь успокоить ее нервы.
— Ха-ха-ха. Я серьезно, Глеб. Что значит — ты встретился с блогером? Рена сказала, что у нее не получилось приехать. Так кто же это был?
Была Анна блогером или нет, для него не имело никакого значения. Он провел час с удивительной женщиной, с которой хотел видеться чаще. Если она была не тем человеком, с которым он должен был встретиться, тогда он просто счел бы это счастливой случайностью. Он не верил в предназначение или фатум, но, эй, если бы что-то из этого вступило в игру в этой ситуации, ему, возможно, просто нужно было бы обратиться в веру.
— Анна.
На линии послышался стук пальцев, летающих по клавиатуре, когда Мила спросила:
— Как ее фамилия? Никакой зацепки.
Тон Милы был забавным сочетанием терпеливости и разочарования, когда она спросила: — Что ты вообще знаешь о ней?
Что он знал о ней? Он знал, что, когда он был с ней, все в мире казалось правильным. Он знал, что, когда она улыбается, на ее щеках появляются две очаровательные ямочки. Он знал, что ее глаза меняли цвет с голубого на зеленый в зависимости от падающего на них света. Он знал, что от нее божественно пахло. Он знал, что хочет увидеть ее снова. Сейчас.
Понимая, что это не та информация, которую искала Мила, он перешел к более конкретным вещам. — Я знаю, что ее зовут Анна. У нее есть дочери-близняшки, и она усыновила девятилетнего сына своей двоюродной сестры, когда та скончалась в прошлом году. О, и отца ее детей нет.
— Отца нет. — Мила начала повторять, прежде чем ее голос затих. — Она тебе нравится.
— Без комментариев, — пошутил он, используя одну из любимых пиар-фраз Милы.
— Ты ходил на свидание или давал интервью?
— Кто сказал, что это не может быть и тем, и другим?
— Ты собираешься увидеть ее снова? Я надеюсь, что это так.
— Может быть.
Он услышал раздраженное дыхание женщины, которая весь день разбиралась с проблемами трудных клиентов — Я договорюсь об интервью по скайпу с настоящим блогером на следующей неделе. И будь осторожен, Глеб.
— Я не думаю, что она опасна.
— Я не говорю, что она причинит тебе боль. Но она мать-одиночка с тремя детьми. Неужели ты так ничему и не научился?
— Ты все еще в меня не веришь? — поддразнил ее Глеб. — Теперь я взрослый и вполне себе состоятельный мужчина!
— Ага. Это именно то, о чем я говорила, — сарказм пронизывал ее слова. — И, кстати, о деньгах: мне нужно идти, чтобы я могла заработать свои.
На линии воцарилась тишина. Глеб опустил телефон, чтобы еще раз проверить, ответила ли ему Анна. Нет. Итак, он нарушил главное правило и отправил ей новое сообщение еще до того, как она успела ответить на предыдущее. Он был в беде. Он знал это наверняка. Чего он не знал, так это к чему приведут такие неприятности.
Анна делала все, что могла, чтобы заглушить жужжащий звук, который изо всех сил старался вытащить ее из бессознательного состояния, в котором она счастливо пребывала. Она делала все, что могла, чтобы не обращать внимания на настойчивое вмешательство, но ей не удавалось успешно игнорировать его.
Наконец она подняла отяжелевшие веки, но все, что увидела, — это темнота.
Девочки. Паника пронзила ее, и она села на диване. Вопросы со свистом проносились у нее в голове. Где они? С ними все в порядке?
Она все еще была в полусне, когда пыталась встать. Ее глаза постепенно начали привыкать к полумраку. Первым, что зафиксировалось в ее частично сознательном состоянии, было то, что она находилась в незнакомом пространстве. Второе заключалось в том, что ее сумка стояла рядом с дверью.
Затем, в мгновение ока, все встало на свои места. Жужжание, которое разбудило ее, началось снова. Яркий свет озарил пространство. Она посмотрела вниз и увидела, что ее телефон каким-то образом оказался на полу, а экран светился от звонка.
Наклонившись, она подняла его и увидела, что звонит ее мать. Она провела пальцем по экрану, чтобы ответить.
Паника вернулась. — С девочками все в порядке? А с Данилом?
— У нас все в порядке, — спокойно сказала ее мать. — Я только что уложила девочек спать, а Данил смотрит фильм.
— О, хорошо. — Анна откинулась на подушки дивана, привыкая к окружению и осознавая, что все хорошо.
— Солнышко, у тебя напряженный голос. Помни, что я сказала. Тебе нужно отпустить все и просто быть. Перестань пытаться все контролировать.
— Я в порядке, — выпалила Анна. — Только что проснулась. Я не хотела засыпать, но…
— Хорошо. Это хорошо. Лучшее время для физического и эмоционального восстановления организма — это время сна. Сон освежает и омолаживает дух и тело.
Анна устала. Она проснулась после дневного сна не отдохнувшей. Вместо того чтобы почувствовать себя помолодевшей, она была еще более измученной, чем раньше. — Тебе что-то было нужно, Натали?
— Да, солнышко, мне нужно было найти рецепт, и я сначала попыталась сделать это на своем телефоне, но слова были слишком мелкими. Затем я попыталась найти его на твоем компьютере, но он запрашивает у меня пароль.
Она дала своей матери пароль и взяла с нее обещание позвонить, когда девочки проснутся утром. Повесив трубку, Анна увидела два пропущенных звонка, один от ее мамы и один с номера Глеба. У нее также было два непрочитанных текстовых сообщения от него.
Ее сердце бешено заколотилось, когда она открыла их. Первое было отправлено ранее, во второй половине дня. Он закончил работу и хотел узнать, могут ли они встретиться. Второе пришло несколькими часами позднее. Он спросил, не хочет ли она поужинать.
Словно по сигналу, у нее заурчало в животе. Анна вспомнила, что не ела весь день. Для нее не было ничего необычного в том, чтобы забыть поесть в течение дня, но чаще всего она доедала то, что не доели дети.
Она вспомнила слова Симы о том, что в холодильнике есть вода и несколько бутербродов, а в шкафчиках — немного хлеба, джем и сливочное масло, но в эти выходные ей не хотелось есть то, чем она кормила детей каждый день. Она хотела провести выходные по-взрослому. Выходные, когда она не мыла посуду, не готовила и не купала никого, кроме себя.
Ресторанчик находился прямо внизу — может быть, у них есть доставка? Она устала и, поскольку явно упустила свою возможность снова увидеть Глеба сегодня, она собралась вечером просто поужинать, принять душ и подумать, как ей поднять тему отцовства Данила с Глебом.
Глеб. Одна только мысль о нем заставляла ее внутренности трепетать.
Он оказался совсем не таким, как она ожидала. Судя по тому, что Анна видела в различных интервью, он казался обаятельным, дружелюбным и харизматичным. Все это было правдой, но было в нем и еще много всего остального.
В животе у нее снова заурчало. Она осмотрела кофейный столик и прикроватную тумбочку, чтобы выяснить, имеется ли в номере меню, и ее телефон снова издал сигнал. Еще одно сообщение от Глеба:
«Я просто хотел сообщить тебе, что я в баре. Тут есть бильярд, танцы и напитки. Я не приглашаю тебя приходить сюда. На самом деле я надеюсь, что ты не станешь этого делать. (Видишь, что я сделал? Это обратная психология.)
Работает ли обратная психология, если ее раскрываешь? Я думаю, мы это выясним. Надеюсь скоро увидеть тебя».
Анна усмехнулась. Он действительно был забавным. Она уже собиралась отправить ему ответное сообщение и сказать, что не сможет никуда пойти сегодня вечером, когда осознала, что это касается только ее. Здесь не было ни близняшек, ни Данила, никого, кроме нее самой, за кого она несла бы ответственность. Она могла бы уйти в девять часов вечера в пятницу.
Но должна ли?
Она пообещала себе, что в следующий раз, когда увидит Глеба, расскажет ему, зачем приехала в город. Было ли это чем-то таким, чем она могла бы заняться в баре с бассейном, танцами и напитками? Может быть, выпивка была неплохой идеей.
Жидкое мужество?
Внутренняя сторона щеки Анны была нежной из-за того, как много она жевала ее на прошлой неделе. Это была нервная привычка, которая осталась с детства. И когда она прикусила ее сейчас, у нее потекла слюна от боли. Нервы завязались в тугой узел при мысли о том, что она снова увидит его.
Возбуждение бурлило в ней, когда она мысленно перебирала те приятные вещи, которые он говорил ей. Может, это и были просто слова, но они были приятными.
Прекрати, упрекнула она себя.
Она вела себя нелепо. Эти выходные были не о ней, и уж точно не о них с Глебом. Не было ее и Глеба. Были только Глеб и Данил.
Ее руки уперлись в подушки, и она встала одним решительным движением. Не было никакого оправдания пустой трате времени. Она уезжала, чтобы вернуться домой через тридцать шесть часов. Ей нужно было сказать Глебу, что он, возможно, является отцом. Это было ее единственной целью пребывания здесь. Будет ли он по-прежнему смотреть на нее так, словно солнце встает и садится в ее глазах, или нет, не имело значения.
Четко определив свою цель, она решила пойти в бар. Сегодня вечером она расскажет ему, для чего на самом деле приехала. Хотелось надеяться, что он воспримет это хорошо, или, по крайней мере, так, как воспринял бы любой мужчина, узнавший, что он, возможно, стал отцом одной пьяной ночью в Сочи десятилетием ранее.
Схватив свою косметичку, Анна направилась по коридору в ванную. Комнатка была маленькой, но безукоризненно чистой и полностью укомплектованной туалетными принадлежностями, что весьма хорошо, ибо у нее было неприятное предчувствие, что она, кажется, что-то забыла. Открыв свою косметичку, Анна поняла, что так и было. Она забыла зубную пасту.
На помощь пришла мини-зубная паста. Выдавив пасту из маленького тюбика на щетку, она включила воду, а подняв голову, увидела свое отражение в зеркале. И, как всегда, она не была в восторге от увиденного.
Ее волосы были спутаны с той стороны, на которой она лежала. На щеке была большая складка. Темные круги под глазами еще более заметны на фоне бледного лица.
Она осмотрела свою мятую футболку и джинсы. Это весьма печальная ситуация — когда даже твоя одежда выглядит уставшей.
Закрыв глаза, Анна попыталась вспомнить, когда в последний раз надевала наряд, который был выбран не из-за обилия карманов или удобства. Она попыталась вспомнить, когд прикладывала хоть какие-то усилия, чтобы сделать макияж и прическу.
Это было еще до рождения близняшек. У них с Алисой было то, что они называли «вечеринкой залетевших девочек». Они наряжались и отправлялись в клуб. Танцевали, смеялись и пили, пока бар не закрывался.
Слезы навернулись на глаза Анны, когда она вспомнила ту ночь. Она скучала по Алисе и чувствовала себя потерянной без нее. Но теперь она начинала задаваться вопросом: не может ли она чувствовать себя потерянной только потому, что с той ночи не чувствовала себя самой собой? Она не могла вернуть Алису, но могла попытаться вернуть самоощущение.
Если бы она могла это сделать, тогда, может быть, только может быть, она была бы лучше подготовлена к тому, чтобы пережить момент разговора с Глебом в стиле ты-мог-бы-стать-отцом.