10 глава

Мысли о том, что жизнь закончена, посещают любого человека в определенный период времени. Но, как правило, длятся недолго. Это же произошло и с Клэр. Разумеется, не сразу, поскольку последующие события не могли добавить ей оптимизма. Для начала пришлось выдержать ужасную сцену установления кончины барона приходящей прислугой, потом все необходимые ритуалы и наконец, похороны. Кстати говоря, последнее заняло у них гораздо больше времени, чем все остальное. Клэр не хотела, чтобы отец был похоронен в Париже, она желала отвезти его домой, а это было непросто. Правда, на дворе стояла глубокая осень, но всему есть пределы. И все же, пожелание Клар было выполнено. Тело барона перевезли в имение, где и похоронили с подобающими почестями в семейном склепе.

Клэр осталась сиротой, и за дело взялись родственники, коих у девушки было немного, но вполне достаточно для задуманного. Опекунство над ней взяла двоюродная тетя Жозефина, женщина весьма преклонных лет и устоявшихся привычек. Тетя была давней вдовой, но до сих пор носила черное и вела себя так, словно поминутно скорбела о давно ушедшем супруге. Причем, у Клэр возникло стойкое подозрение, что тетка по старости и запущенности склероза не помнила даже имени почившего в бозе мужа, не говоря уже о том, как он выглядел когда-то. Но выходила из положения очень ловко, приговаривая: «Мой бедный, преждевременно скончавшийся супруг». Для окружающих этого было более, чем достаточно.

Девушка не имела ничего против того, что тетя Жозефина поселилась в ее доме, напротив, это было даже приятно. Очень уж не хотелось находиться там совершенно одной, если, конечно, не считать Франсин и ее новоиспеченного мужа. Да, прошло совсем немного времени, и служанка стала мадам Мориньи, супругой доктора. Клэр только приветствовала это и выделила неплохую сумму на осуществление этого торжественного события, хотя и не присутствовала на нем лично по причине траура.

Что же касается нынешнего проживания ее новоявленной опекунши, то это было удобно им обеим. Клэр не хотела покидать свой родной дом, а тетя Жозефина не желала возвращаться обратно в свой, будучи весьма стесненной в средствах. Так что, на предложение племянницы она согласилась с восторгом.

Тетка не мешала Клэр, она вообще была женщиной спокойной, необременительной и не занудной. Единственное, что приходилось сносить от нее девушке, это частые упоминания о безвременно скончавшемся дядюшке и утомительные просьбы не нервировать ее и без того слабое сердце. В трогательной заботе о своем больном сердце тетя Жозефина избегала любых волнений, в частности, забот о том, где именно находится девушка, доверенная ее заботам, чем она занимается и как поживает. Зато тетя неукоснительно соблюдала все правила приличий, строго следя за порядком в доме. Главное, что ее беспокоило, чтобы племянница никогда не опаздывала к завтраку, обеду и ужину, а также к ежедневным вечерним посиделкам в гостиной, где тетя обычно вязала и рассуждала о бренности всего земного, а Клэр откровенно скучала, пряча зевоту.

Горечь утраты потеряла свою остроту спустя несколько месяцев. После Клэр вспоминала своего батюшку лишь с печалью и сожалением о том, что его жизнь прервалась так внезапно от руки мерзавца, который… Тут девушка запрещала себе думать вообще. Мысли о графе не вызывали в ней ничего, кроме ярости, которая отнюдь не поутихла со временем. А сожаление вызывало только одно: что его нельзя было стукнуть канделябром по голове еще разок, да посильнее.

В общем, год, прошедший после кончины барона прошел очень тихо, спокойно и в полнейшей изоляции от остального мира. Хотя самой Клэр казалось, что прошло как минимум лет десять, а то и все пятнадцать. Ни с кем не общаясь, девушка начинала думать, что все происшедшее с ней было всего лишь сном, навеянным прочитанным на ночь романом. Если уж на то пошло, события, произошедшие с ней, могли приключиться только в романе, а не на самом деле. Возможно, все это ей почудилось, а она приняла фантазию за реальность. Хотя справедливости ради следует сказать, что особенно буйными фантазиями по этой части девушка никогда не отличалась. Может быть, ей и в самом деле все это приснилось? И граф, и герцог, и господин Ренуар, и месье Мориньи… Хотя нет, месье Мориньи ей как раз не приснился, уж его-то Клэр видела каждый день. Какая-то наиболее устойчивая галлюцинация.

Что касается господина Ренуара, то сценой в саду эта история не заканчивалась. Было и продолжение, хотя вспоминать об этом Клэр не любила. В то время она и без того чувствовала себя хуже не бывает, а приход назойливого и нежелательного поклонника никак не мог улучшить ее настроения.

В тот самый день, когда Клэр собралась покинуть Париж и вернуться домой вместе с телом отца, в доме появился новый непрошеный гость. Правда, вел он себя куда приличнее и пристойнее, чем граф де Ренье, и проник в дом официальным путем, то есть, через дверь, конечно, но посредством стука, и испросив разрешения у открывшего ему слуги, позволено ли ему видеть мадемуазель де Каванте. На что слуга ответил, что позволено-то позволено, но мадемуазель в данный момент не в состоянии принимать каких бы то ни было гостей. И вообще, в доме горе.

Узнав, какое именно горе приключилось в доме, господин Ренуар заявил, что прибыл с соболезнованиями.

Когда Клэр услышала о приходе гостя, она почти не отреагировала на это. Лишь пожала плечами и продолжала сидеть в кресле, уже переодетая в дорожное платье. Франсин постояла, переминаясь ноги на ногу, помолчала, а потом спросила:

— Вы примете его, госпожа?

— Кого? — без выражения спросила девушка.

— Господина Ренуара, конечно.

— Зачем?

— Ну как же… — растерялась служанка, — он хочет выразить вам свои соболезнования и потом, его в любом случае следует принять.

— Я никого не хочу видеть.

— Госпожа, вы ведь его знаете. Он ни за что не уйдет. Сходите, быстренько выслушайте, что он хочет вам сказать — и все. Это недолго.

Клэр сдвинула брови. Господин Ренуар доставлял ей одни неприятности и беспокойство. Он всегда являлся не вовремя. И он вечно лез, куда не просят. И теперь ей приходилось снова выслушивать его бессмысленное словоблудие.

— Хорошо, — она встала, — я иду. Пять минут, Франсин. А потом мы уезжаем.

— Все уже готово, госпожа, — подтвердила служанка.

Господин Ренуар дожидался в гостиной. При виде вошедшей Клэр он встал, поклонился и поприветствовал ее.

— Мадемуазель, — начал он со скорбным выражением лица, — я только что узнал о вашем горе. Не передать словами, как я вам сочувствую. Примите мои искренние соболезнования и, если потребуется, посильную помощь.

— Благодарю вас, сударь, — отозвалась Клэр весьма сухо, — за ваше сочувствие, но помощь мне не требуется. Все уже улажено.

— Это весьма досадно, то есть, я имел в виду, что готов исполнять для вас все, что вы пожелаете. И теперь, и в дальнейшем.

Девушка наклонила голову. Она подумала, что необходимый ритуал соблюден и ничто не мешает ему откланяться. Но господин Ренуар считал иначе.

— Мадемуазель де Каванте, — заговорил он снова, — вы оказались в невыносимой ситуации, лишившись человека, который был способен вас защитить. И теперь остались совершенно без защиты. Посему позвольте мне предложить вам свою поддержку в любом удобном для вас виде. Теперь, когда ничто не мешает нам…

— Ну уж нет, — прервала его Клэр, — что вы имеете в виду под своей фразой: «теперь, когда ничто не мешает нам», а? Что же вам мешало раньше?

Господин Ренуар смешался.

— Простите, мадемуазель, я не так выразился. Сам не понимаю, что говорю, меня просто потрясло ваше горе. Я имел в виду другое. Вы остались одна, и я имею честь предложить вам руку и сердце для того, чтобы продолжать опекать вас и заботиться, что прежде делал ваш превосходный родитель.

— Я уже сказала: нет.

— Ма… мадемуазель, что вы имеете в виду? — опешил гость.

— По-моему, я выразилась предельно ясно. Мне не нужна ваша забота, это раз. Мне не нужна ваша помощь, это два. А три: я не желаю выходить за вас замуж. Это все. Засим имею честь откланяться.

Она развернулась и направилась к двери. Господин Ренуар застыл на месте, смотря ей вслед широко раскрытыми глазами, в которых стояло изумленное непонимание. Впрочем, он скоро опомнился и кинулся за ней следом.

— Мадемуазель! Постойте, мадемуазель! Вы не можете вот так взять и уйти. Мы еще не все обсудили.

Клэр резко обернулась.

— Неужели? — спросила она, сузив глаза.

— Вы отказываете мне, потому что дали слово другому, не так ли? Господину герцогу?

— Что за бред! — вырвалось у нее, — вы не в своем уме. Я никому не давала никакого слова, да будет это вам известно, месье.

— Раз не давали, тогда почему отказываете мне?

— Господин Ренуар, — четко проговорила Клэр, — я устала повторять вам одно и то же. Я уже говорила, что не хочу быть вашей женой. Вы это слышали. И если вы думаете, что для того, чтобы я согласилась, достаточно повторить это предложение много раз, то вы ошибаетесь. Мне жаль, что вы испытываете ко мне какие-то чувства, но я здесь не причем. Я ничего не делала для того, чтобы их вызвать.

— Вы разбиваете мне сердце, — тихо промолвил Ренуар, прижав руки к вышеупомянутому органу, — вы дали мне надежду, а теперь…

— Что? Я точно уверена, что никакой надежды вам не давала. Напротив, я уже несколько раз говорила, чтобы вы оставили меня в покое. Или вы думаете, что это означает нечто противоположное?

— Но мадемуазель, я…

— Довольно. Говорю вам в последний раз: я не желаю выходить за вас замуж для того, чтобы ожидать какой-то там влюбленности. У меня много поклонников, из которых я всегда смогу выбрать кого-нибудь, более достойного.

— Значит, я вас недостоин? — вскричал Ренуар.

— Считайте, как хотите. Я вас не люблю, и вы мне не нравитесь. Это все, полагаю.

И оставив убитого господина Ренуара стоять в дверях, она быстро прошла по коридору и поднялась по лестнице наверх.

По большому счету, ее можно было понять. За эти несколько дней произошло столько событий, что девушка совершенно выдохлась и на всевозможные объяснения просто не хватило выдержки. Правда, по прошествии некоторого времени, она пожалела о своей резкости и даже грубости. Не стоило этого говорить. Нужно было сослаться на свои расстроенные чувства и на то, что в данный момент она ни о чем другом просто думать не может. Но что сделано, то сделано. Теперь о господине Ренуаре следовало забыть и стараться не встречаться с ним более никогда. Потому, что отверженный мужчина, тем более, в столь резкой форме, обид никогда не забывает. Он вспомнит это и через двадцать лет, и через тридцать.

Так что, спустя одиннадцать месяцев Клэр вспоминала эту в высшей степени неприятную беседу с досадой и морщась при этом.

Тетя Жозефина знала лишь один способ борьбы с депрессией: молитву. И именно к этому она настойчиво склоняла племянницу. Клэр не протестовала, но молитвы, сколько бы она их не читала, удовлетворения ей не приносили. Она никогда не была ревностной прихожанкой и, как и любой нормальный смертный, о боге вспоминала лишь тогда, когда что-то случалось. Гораздо эффективнее ее успокаивало обычное чтение, когда девушка могла забыть о реальных горестях и погрузиться в выдуманные.

Счастливая в браке Франсин взяла привычку заботиться о госпоже, как о собственном ребенке. Она настойчиво убеждала ее развеяться, заняться каким-нибудь делом, постоянно тормошила ее и почти силком выгоняла на прогулки. Впрочем, депрессивное состояние Клэр прошло почти окончательно. В последнее время она ловила себя на мысли, что было бы очень неплохо поехать куда-нибудь, к примеру, навестить родственников, подруг, посетить чье-либо торжество, наконец. Или пригласить гостей в дом. Для начала старую подругу Соланж, которая, кстати, не оставила ее в одиночестве, но понимая состояние Клэр, не навязывала свое общество и ждала, пока та придет в себя.

Пока же они только переписывались. Именно последнее письмо подруги навело Клэр на мысль о переменах. Соланж сообщала, что родители подыскали ей подходящего жениха, говорила о свадьбе, как о деле решенном и обещала, что непременно пришлет подруге приглашение на это знаменательное событие. А самой Клэр давно пора перестать хандрить и зажить полной жизнью. В ее-то возрасте и с ее внешностью следует как можно скорее обзавестись дюжиной поклонников и подыскивать себе жениха.

С первой частью письма Клэр была полностью согласна. Она и сама хотела пообщаться с людьми, да и мысли о поклонниках не вызывали в ней протеста. Но вот намек на то, что ей пора бы наконец устроить свою личную жизнь, вызывал в ней неприязнь. С нее было более, чем достаточно двух кандидатов на роль супруга. Это были такие кандидаты, которых не пожелаешь и врагу, особенно первый. Но главное было, конечно, не это. Существовала куда более серьезная причина. В роли собственного мужа Клэр никого не могла представить. Никого, кроме одного человека, о котором девушка запретила себе думать вообще. Потому, что эти мысли не приносили ей облегчения. В этом случае ничего нельзя было поделать. Думать об этом бессмысленная, а главное, опасная затея.

Но на свадьбе подруги Клэр была бы не прочь побывать. Она отписала Соланж, что непременно примет ее приглашение, когда таковое последует, и что она очень рада за нее и надеется, что та будет счастлива в своей новой ипостаси.

В один прекрасный день, когда за окном была чудесная погода, светило солнышко и дул легкий ветерок, Клэр сидела в мягком кресле, погруженная в очередную книгу. Сюжет казался ей забавным, и она частенько фыркала. За этим занятием ее и застала вошедшая Франсин.

— Госпожа, вы опять сидите сиднем, — с укором проговорила она, — ну сколько можно!

Клэр подняла на нее глаза.

— Я сижу потому, что стоя читать не очень удобно, — отозвалась она со смешком.

— Да не об этом речь, — служанка махнула рукой с досадой, — сколько можно читать! Вы скоро нагрузитесь знаниями по самую маковку.

— Не ворчи.

— А что тут сделаешь, если вы сознательно изолируете себя от окружающего мира. Так нельзя, госпожа.

— Да я просто читаю! — возмутилась Клэр несправедливыми обвинениями, — что мне уже, и почитать нельзя? С кем, по-твоему, я могу сейчас пообщаться? С тетей Жозефиной? Благодарю покорно!

— С мадам Верне вам вообще говорить не стоит, — с редкой прямотой сказала Франсин, — у нее на уме только душеспасительные беседы под вязание.

Клэр рассмеялась, найдя, что служанка весьма остроумна.

— Вам следует пойти прогуляться, госпожа, — выразила, наконец, свою мысль Франсин, — возьмите лошадь и прокатитесь верхом. Это вас взбодрит.

— Странно, — глубокомысленно заметила Клэр, отложив книгу, — впервые слышу от тебя, что мне следует взбодриться. До сих пор ты утверждала, что во мне предостаточно бодрости.

— Если вы о шалостях — то да. Хотя, если уж на то пошло, сейчас я была бы рада любой вашей шалости, госпожа.

— Уверена, когда я ее устрою, ты по-другому запоешь, — фыркнула девушка и встала, — ну хорошо, ты меня уговорила. Поеду на прогулку. Вели Шарлю приготовить коня.

Франсин, обрадованная столь скорым согласием, развела бурную деятельность. Она не только распорядилась насчет коня, но и помогла Клэр переодеться в более подходящую для верховой езды одежду, а уж причесывала ее так тщательно, что у девушки сложилось впечатление, что ее по меньшей мере отправляют на важный прием. В довершение всего, служанка принесла новехонькие перчатки из замши и торжественно вручила их госпоже.

— Ну, это лишнее, — возразила та, — я их еще ни разу не надевала.

— Все когда-нибудь случается впервые, госпожа, — философски отозвалась Франсин.

— Но это самая обычная прогулка. Для нее достаточно будет простых стареньких перчаток, тех, коричневых. Эти годятся для более важных случаев.

— Но вы все равно никуда не выезжаете.

— Ошибаешься. Очень скоро я буду иметь честь быть приглашенной на свадебное торжество, которое устраивают д'Эренмуры.

Тут Франсин тяжело вздохнула.

— Ваша подруга выходит замуж, — проговорила она с самым печальным видом.

— О чем этот тяжелый вздох? А? Вот, только не надо нравоучений, Франсин.

— Я и не собиралась, госпожа, — у служанки был самый покорный вид, — но все же, наденьте эти перчатки. На свадебное торжество мы подберем вам что-нибудь другое.

В конце концов, Клэр сдалась. С Франсин было бесполезно спорить. Она приводила самые весомые аргументы, к тому же, если спорить до посинения, то так можно вообще на прогулку не попасть.

Итак, Клэр в полном облачении выехала за ворота, ощущая себя по меньшей мере особой королевской крови, ибо только их выезды обставлены столь торжественно. Франсин, занятая домашними делами, не могла ее сопровождать, но заикнулась, было, о Шарле, что было встречено веселым смехом госпожи.

— Да что со мной может случиться? — спросила она, — перестань, Франсин, я у себя дома. Эти угодья принадлежат мне.

— Случиться может всякое, — уклончиво ответила та, — и один раз уже случилось.

— Повторения не будет и это тебе хорошо известно, — посуровела Клэр.

Пришлось Франсин удовлетвориться этим. Впрочем, она всерьез и не опасалась за госпожу, та была права. Что может с ней случиться на ее же земле? Другое дело, что молодой и приличной девушке не следует гулять в одиночестве. Возможно, и не следует, но шанс на то, что Клэр кого-нибудь встретит, был минимальным.

Сперва Клэр ехала медленно, с очень важным видом, осматривала окрестности и слегка придерживала вожжи. Но потом фыркнула. Медленной трусцой она могла кататься у себя в парке по дорожкам. Сев поудобнее, девушка подхлестнула коня, и он помчался галопом. Теперь ветер свистел в ушах, вуаль развевалась, а проплывающий мимо пейзаж так и мелькал перед глазами.

Вскоре баронские угодья закончились. Сначала Клэр хотела повернуть назад, но потом подумала, что ничего страшного не случится, если она еще немного проедет вперед. Ведь если на то пошло, собственные угодья она знала, как свои пять пальцев. Совершенно ничего интересного. Если она кого и встретит, то это непременно будет кто-то знакомый. А всех соседей она знала наперечет.

Около десяти минут Клэр неслась во весь опор, а потом замедлила ход лошади. Стоило это сделать, иначе она и глазом не успеет моргнуть, как окажется гораздо дальше, чем необходимо. Она осмотрелась по сторонам и отметила, что это уже произошло. А эта земли хотя и были ей хорошо знакомы, но для прогулок нежелательны.

И в это время девушка услышала очень знакомые звуки. Она насторожилась и прислушалась. До нее донесся захлебывающийся лай собак, топот копыт и другие, известные ей приметы охоты. Клэр дернула вожжи и скомандовала «тпру».

Где-то шла травля, причем очень недалеко. Подъезжать ближе не следовало, конь мог среагировать на это и подчиниться инстинкту. Нужно было разворачиваться назад, что девушка и осуществила.

Однако, конь все-таки разволновался, почуяв охоту, фыркнул и дернул головой. Впрочем, не помчался вскачь, для этого звуки были слишком далеки. Клэр успокаивающе похлопала его по шее:

— Не нервничай, мы уже уходим.

Она дернула вожжи, велев коню прибавить ход. Это было ошибкой, поскольку он все еще был под впечатлением услышанного и жест седока истолковал, как приказ. Клэр и глазом моргнуть не успела, как конь с места взял галоп и помчался в совершенно противоположную сторону.

Сперва девушка растерялась, но длилось это недолго. Сумев взять себя в руки, она изо всех сил натянула вожжи и вскричала:

— Да стой же ты! Тпру, тпру! Стой, кому говорю!

Ей не сразу удалось остановить коня, но это все же получилось. Правда, когда он застыл на месте, переступая с ноги на ногу и явно нервничая, Клэр обнаружила, что произошло то, что обычно бывает только с ней. Очередная нелепая случайность. С ее правой ноги слетел сапог. Каким образом, она и сама не могла сказать. Должно быть, ее нога случайно выскользнула из стремени, а на то, чтобы потерять обувь, хватило бы и доли секунды.

— Черт, — прошипела Клэр себе под нос, пребывая в полнейшей досаде.

Как всегда, ей потрясающе везло на такое. Происшествия, которые с любым другим человеком, случались пару раз в жизни, а то и вовсе не случались, с ней происходили практически постоянно. Судите сами, кто может похвастаться обилием происшествий, которые приключились с ней в прошлом году? Наверняка только редкие уникумы, которым следовало посочувствовать.

Девушка наклонилась с седла и оглядела землю под ногами в поисках сапога. Его не было. Разумеется, все было не так просто и сапог не валялся услужливо прямо перед носом, ожидая немедленно попасться ей на глаза. Само собой, что сапог лежал где-то вне пределов ее поля зрения, и уж кто бы спорил, что искать его ей придется долго. Клэр нисколько в этом не сомневалась. Все это уже бывало не раз. Удивляло не это. Удивляло то, как это она не заметила момент падения сапога. Конечно, тогда она была занята другим, более важным делом, но уж почувствовать, как с ее ноги что-то падает, можно было. Наверняка. Но она почему-то ничего такого не почувствовала.

Клэр тяжело вздохнула. Нужно было что-то делать. Не возвращаться же домой наполовину босой. Сапог следовало немедленно разыскать. Впрочем, слово «немедленно» сюда не подходило.

Девушка развернула коня и поехала назад, пристально вглядываясь в траву в поисках сапога. Для этой цели она наклонилась ниже, но это все равно не привело к ожидаемому результату. Сапог как сквозь землю провалился. В густой траве ничего не было видно, а конь снова начал нервничать.

В сердцах помянув охоту, Клэр снова натянула вожжи и задумалась. Таким образом, она ничего не найдет. Бессмысленно даже пытаться. А это значило, что поисками следовало заняться другим способом. Девушка, даже знала, каким, но это не вызывало в ней ни энтузиазма, ни восторга. И немудрено, ведь для этого ей пришлось бы спускаться вниз, на землю и топать пешком, рассматривая землю под ногами, на одной из которых честь по чести ловко сидел аккуратный сапожок, а вот о второй этого сказать было нельзя. Нечего и говорить, как это было удобно.

Скорчив гримасу, Клэр спустилась с седла на землю. Не передать словами, как она не хотела этого делать. Но другого выхода все равно не было. И тогда девушка медленно пошла вперед, держась одной рукой за узду и внимательно смотря себе под ноги. Жесткая трава колола ступню даже сквозь чулок и Клэр морщилась. Когда же она случайно наступала на камни, в изобилии встречающиеся на пути, девушка, шипела себе под нос. И несмотря на все ее мучения, сапог никак не находился.

— Да что же это такое! — в сердцах воскликнула она, топнув ногой и тут же пожалела об этом.

Если уж ей пришла в голову блажь топать, то это следовало делать обутой ногой, она же поступила наоборот и как по заказу, снова нашла очередной камень.

— Чтоб вас, — Клэр поморщилась, так как боль была довольно ощутима, камень оказался острым.

Махнув рукой на все существующие правила приличия и иже с ними, она села на траву и обхватив колени руками, задумалась. Конь уже совершенно успокоился и пощипывал траву, дожидаясь, пока очередная блажь хозяйки закончится, и она вернется в седло.

И что теперь делать? Кажется, сапог пропал безвозвратно. А если и нет, то в любом случае ей его не отыскать. Это уже проверено, у нее никогда ничего толком не выходило, особенно если она была одна и рядом не было Франсин, которая умела находить выходы из любых ситуаций. Ну, или почти из любых.

И в этот критический момент, когда Клар уже совсем решила сесть в седло и с позором вернуться домой, рядом послышался голос, в котором звучали откровенно саркастические нотки:

— Отдыхаете, мадам?

Услышать это Клэр услышала, но никак не могла принять на свой счет. Кому, как не ей было знать, кем она являлась на самом деле. Но на звук отреагировала, подняв голову и оглядевшись по сторонам. И испытала новое потрясение, гораздо более сильное, чем прежде. В нескольких шагах от нее, стоя на земле и придерживая рукой поводья лошади, стоял герцог собственной персоной. Он рассматривал Клэр, склонив голову набок.

— Мадам? — осведомилась Клэр убийственно холодным тоном, — я мадемуазель.

— Как странно, — отозвался герцог с куда более заметной долей язвительности, — вы ведь так мечтаете выйти замуж, мадемуазель, — последнее слово он выделил.

Клэр поднялась на ноги и выпрямилась. Ее всю трясло от волнения и злости, но она взяла себя в руки усилием воли. Ну уж нет, она вовсе не собирается демонстрировать это ему.

— Добрый день, ваша светлость, — она сделала глубокий реверанс, — прошу прощения, что не сообразила сразу. И еще прошу прощения за то, что случайно оказалась на вашей земле. Я покину ее незамедлительно.

— Не торопитесь, мадемуазель. Если вы так уж стремитесь соблюсти правила этикета, то должны знать, что уйти вы можете лишь тогда, когда вам это позволят.

Сузив глаза и посильнее сжав зубы, девушка постаралась сохранить прежнее непроницаемое выражение лица. Хотя больше всего на свете ей хотелось заорать и выразиться совершенно неприлично.

— Тогда прошу, позвольте, — наконец, проговорила она.

— Нет. Не сейчас.

Герцог сделал паузу, должно быть, для возмущения и негодования строптивой собеседницы, но она промолчала, лишь учтиво наклонив голову. Мол, как угодно его светлости.

Не дождавшись каких бы то ни было слов, он продолжил:

— Как поживаете, мадемуазель? Я поражен, что ваш предприимчивый поклонник до сих пор не склонил вас к замужеству. Он был полон решимости осаждать эту крепость до тех пор, пока не добьется капитуляции.

Клэр промолчала.

— Мадемуазель, кажется, я разговариваю с вами.

— Разумеется, ваша светлость. Я всего лишь немного задумалась над вашим вопросом. Я поживаю прекрасно, если это вас интересует.

— А ваш поклонник?

Клэр приподняла брови:

— Ну, откуда же мне знать такие вещи, ваша светлость? Если это так вас интересует, вы всегда можете спросить его сами.

— Не нужно дерзить. Вы прекрасно начали, но как обычно, надолго вас не хватает.

— Это была вовсе не дерзость, ваша светлость. Я в самом деле не знаю, как поживает мой, как вы изволили выразиться, предприимчивый поклонник, поскольку не видела его уже очень давно и не разговаривала с ним.

— О, — отозвался герцог, — вы назвали его ослом вслух?

— Ну, что вы, как я могу говорить такое вслух.

— В таком случае, я просто не понимаю, что именно могло его отвадить. Разве он не сделал вам предложения?

— Действительно, ваша светлость, он его сделал. Но я ему отказала.

— Вероятно, это было сказано в очень резкой форме. Вы на это большая мастерица.

Клэр уже не злилась, она впала в какую-то апатию, и механически отвечала на язвительные и оскорбительные вопросы герцога, почти не вникая в их суть.

— Я ему не грубила, если вы это имеете в виду, ваша светлость. Но полагаю, это в самом деле было несколько резковато, о чем сейчас я глубоко сожалею. Но я была расстроена.

Тут герцог вскинул брови:

— И чем это вы были так расстроены, мадемуазель?

Девушка уже, было, хотела прилежно ответить и на это, но вдруг поняла, что не может. Ее горло сжал спазм. Папочка! Ее бедный папочка умер, убит рукой подлеца и негодяя, а этот… этот… спрашивает об этом так ехидно и насмешливо, словно смерть друга для него — пустяк, не стоящий внимания. Ну, конечно, он наверняка даже внимания на это не обратил.

— Должно быть, эта новость прошла мимо вас, ваша светлость, — выдавила Клэр из себя после паузы, — разумеется, это ведь такой пустяк для вас.

Она старалась говорить спокойно, но должно быть, какие-то иные нотки в ее голосе привлекли внимание герцога.

— И о чем вы говорите? — спросил он уже другим тоном, без ехидства и насмешки.

— Вы в самом деле не понимаете, о чем я говорю, ваша светлость? — прошипела Клэр, сузив глаза.

Как совершенно справедливо заметил герцог, надолго ее никогда не хватало.

— Вы, который когда-то называл себя его лучшим другом?

— Мадемуазель, о чем вы? Чьим другом? Я никогда не был другом месье Ренуара.

— Месье Ренуара! — тут Клэр издала пренебрежительный смешок, — надо же, сколь упорно вы продолжаете думать о месье Ренуаре.

— Тогда о ком вы говорите?

— О, вы уже не помните, кто был вашим другом? Ну, разумеется, — последнее слово Клэр растянула, причем, прозвучало это столь оскорбительно, что внезапно герцогу стало до нее далеко, — завели новых? Славно.

Вот теперь она была в ярости. Сузившимися глазами девушка смотрела на герцога, а ее пальцы сжались в кулаки столь сильно, что ногти впились в кожу. И в этого человека она когда-то была влюблена? В этого вот мерзавца?!

— Что произошло с Луи? — спросил герцог, до которого внезапно дошло, — что с ним?

— Вас это еще интересует? Я поражена, вы помните, как его зовут!

— Хватит, — отрезал тот, — я спросил: что с ним?

— Он умер, — припечатала Клэр.

— Что-о? — тут герцог вытаращил глаза, — как это, умер?

— Ну, как люди обычно умирают? — девушка пожала плечами, — вы должны знать, об этом даже в Библии сказано.

А вот за это ее вполне могли бы и ударить, невзирая на ее титул и красоту. Но Клэр сейчас было совершенно все равно. Она только разжала кулак и взглянув на кровоточащие следы от ногтей, поморщилась.

Но герцог даже не рассердился, настолько эта новость выбила его из колеи.

— Как он умер?

— Больное сердце, ваша светлость, — учтиво сообщила Клэр.

— Этого не может быть, — он покачал головой, — у вашего отца было одно из самых здоровых сердец в мире.

Клэр приподняла брови. Ну, надо же, какое сильное высказывание.

— В самом деле? Откуда столь обширные познания?

— Оттуда. Он был одним из выносливейших и неутомимых охотников и мог провести в седле почти сутки. С больным сердцем так не поскачешь.

— И тем не менее.

— Это чушь, — с неприкрытым неверием возразил герцог, — хватит морочить мне голову больным сердцем. Я не верю ни единому вашему слову.

— И чем же я заслужила подобное, ваша светлость? — осведомилась она, — вы полагаете, что я могу лгать об этом?

— Отчего он умер? — тихо и настойчиво повторил герцог.

— Я уже отвечала на этот вопрос, ваша светлость.

— Это ложь! — выпалил он и схватил ее за руку, — говорите правду!

— Отпустите меня! — вскричала Клэр, пытаясь высвободить руку.

К сожалению, этого ей не удалось.

— Правду, — повторил он, слегка ее встряхивая.

— О, — она вдруг сбавила тон, — какие милые манеры. Вам осталось только ударить меня, ваша светлость.

— Черт подери! — завопил он, откидывая ее руку в сторону, — когда вы прекратите трепать мне нервы, хотелось бы мне знать?! Все, я отпустил вас, довольны теперь?

Клэр демонстративно потерла запястье и поморщилась.

— Мадемуазель де Каванте, — медленно и тихо проговорил герцог, хотя было заметно, что он взбешен, — вы слишком много себе позволяете. Вы прекрасно знаете, что в моей власти лишить вас всего и отправить в тюрьму за подобные выходки. Я слишком долго это терплю. А теперь вы немедленно ответите мне на вопрос: что произошло с вашим отцом?

Она подняла голову и окинула его полным бешенства взглядом.

— Мне все равно, — прошипела она, — хотите посадить меня в тюрьму — сажайте. Хотите ударить меня — бейте. Делайте все, что вам заблагорассудится. Конечно, вы вправе проявить свою власть над простыми смертными. Меня удивляет только одно: зачем вы дружили с моим отцом, а после почти целый год не интересовались, где он и как поживает? А теперь вы с пристрастием допрашиваете меня о том, что с ним случилось? Его убили — вот, что с ним случилось.

Выслушав ее речь с непроницаемым лицом, герцог ожил только в самом конце.

— Что? Его убили? Кто?

Злость Клэр никоим образом не утихла, так что она продолжила в том же духе:

— О, полагаю, сейчас вы будете допрашивать меня в своей очаровательной манере по поводу этого вопроса. Хорошо. Я предоставлю вам прекрасный повод посадить меня в тюрьму. Моего отца убил этот мерзавец, негодяй, подонок… — тут она скорчила такую гримасу, что герцог, считавший, что уже привык ко всему, поразился.

— Мадемуазель, — проговорил он гораздо мягче, — прошу вас, успокойтесь. Просто скажите мне, кто это был и почему я должен сажать в тюрьму вас?

— Ренье, — почти выплюнула это имя девушка, — этот… этот… — она издала почти рычащий звук.

— Ренье? — тут герцог скорчил почти такую же гримасу, — этот ублю… Я хотел сказать, я немедленно займусь им. Он еще пожалеет, что на свет родился.

— Не трудитесь, — она скривила губы, — поздно.

Пару минут герцог молча смотрел на нее и просто не знал, что сказать. Он никогда не видел Клэр в таком состоянии, никогда не слышал от нее таких речей и никогда не думал, что она способна на такую ненависть, которая просто сочилась из нее при звуке имени графа.

— И кто это сделал? — наконец, спросил он.

— Я.

После всего, что уже прозвучало, герцог уже не столь изумился, как должен был. Но тем не менее, это ввергло его в легкий шок.

— Ч-что?

— Я ударила его канделябром, — четко сказала Клэр для того, чтобы расставить все точки над «и», — он упал с лестницы и свернул себе шею. И я совершенно не жалею о содеянном. Если бы я могла, я бы ударила его снова. Мне даже хочется это сделать. Вот так, — тут она тряхнула волосами, — а теперь вы можете сажать меня в тюрьму. Мне абсолютно все равно.

— Черт возьми, — наконец, ожил герцог.

Клэр ожидала приговора, вытянувшись, словно струна и вздернув подбородок. Она не испытывала ни страха, ни сожаления. Как она уже сказала, ей действительно было все равно.

— Я не собираюсь сажать вас в тюрьму, — произнес герцог еще через минуту, — вы не совершили ничего плохого. Этот под… человек заслуживал того, чтобы его убили. Жаль, конечно, что это сделали вы, я бы и сам не отказался это сделать. Но вы ни в чем не виноваты.

— Виновата, — отрезала Клэр.

— Мадемуазель, забудьте об этом. Он понес заслуженное наказание. Вашей вины в этом нет.

— Есть. Это все из-за меня, — вдруг выпалила она, — из-за меня его убили! Это я виновата! Из-за моей красоты, будь она проклята, — тут Клэр закрыла лицо руками, — я ее ненавижу! Они мной восхищаются, — прорыдала она, — бегают по пятам, клянутся в любви и считают, что я должна им всем отвечать взаимностью! Чтоб их всех! Они все считают, что я должна им принадлежать, словно я — ценный приз, а не человек! О-о, господи! — тут она опустилась на землю и продолжала рыдать, уже не таясь, — а по… потом они хватают нож и у… убивают моего отца, потому что он… он встал на защиту моей чертовой чести и до… достоинства!

— Мадемуазель, — герцог почти мгновенно присел рядом с ней и обнял, прижав к себе так, что она едва не задохнулась, — Клэр, успокойтесь, прошу вас. Пожалуйста. Вы не виноваты, запомните это, ясно?

— Виновата, — сквозь слезы возразила Клэр.

— Нет. Это я виноват. Я не должен был… я прошу прощения. Вы когда-нибудь простите меня? Я просто идиот, я не с того начал, я… — голос у него сорвался, — я просто хотел сказать, что люблю вас и узнать, что вы чувствуете по отношению ко мне. И из-за меня вы уехали. Если бы вы не уехали, ничего бы не случилось.

На протяжение этой речи рыдания Клэр понемногу стихали, и вскоре прекратилась совсем.

— Какие глупости, — наконец, сказала она, — вы-то здесь совершенно не причем. И перестаньте так думать. Я… мне… мне жаль, что я устроила безобразную истерику.

— Снова будем изощряться в словоблудии? — осведомился у нее герцог, приподнимая ее голову со своего плеча, — или вы все-таки скажете мне…

— Ну, конечно, — ответила она, — конечно, я люблю вас. Только слепец мог не заметить этого.

— Я слепец, — признал он, — и глупец. Вы выйдете за меня замуж?

— Выйду, — почти мгновенно отозвалась девушка, — а теперь позвольте мне встать.

— Сейчас, — пообещал ей герцог, — минутку. Я слишком давно хотел это делать.

И он поцеловал ее.

Загрузка...